Г л а в а 13. из классической юриспруденции второй половины хх в.

Учение о праве Г. Харта

Значительный вклад этого английского мыслителя в мировую юридическую науку в немалой степени воплощен в его сочинении «Концепция права», опубликованном в 1961 г.[18] Присутствующие здесь главные идеи, которые до сих пор сохраняют актуальность, таковы.

1. Об основах правовой системы. Как указывал Г. Харт, самая ясная и наиболее фундаментальная попытка изложить их была сделана Дж. Остином. И она привела к созданию определенного типа теории, который имеет "вечную привлекательность" для юристов. Сформулировав этот тип концепции "в его самой сильной форме" и определив получившуюся доктрину как "теорию суверенитета", Г. Харт исследовал ее с целью усовершенствования.

По взглядам Г. Харта, Дж. Остин был прав, когда утверждал, что в любом обществе, где функционирует право, всегда присутствует суверен. Это есть отдельный человек или группа лиц, чьим приказам привычно повинуется огромное большинство подданных, в качестве которых рассматриваются остальные члены указанного общества. Причем сам суверен никому другому привычно не повинуется.

Суть теории суверенитета может быть правильно понята лишь при уяснении того, чтó в ней подразумевается под привычным повиновением большинства подданных приказам. Г. Харт внес сюда возможную ясность. Для ситуации, когда действует право, свойствен факт: основная масса лиц, кому направлены приказы, чаще выполняет, чем игнорирует большинство таких предписаний. Поэтому здесь наблюдается обычная привычка повиновения подданных приказам. Другое дело, что, с точки зрения Г. Харта, на вопрос, сколько именно людей, какому большому количеству приказов и как долго должно подчиняться, чтобы в социальном организме, где это происходит, имелось право, все же нельзя ответить совершенно точно. Во всяком случае, поставленный вопрос допускает не более определенный ответ, чем, если спросить, как много волос следует потерять мужчине для признания его лысым.

Охарактеризованная "вертикальная структура, составленная из суверена и подданных", находится в обществе, где есть право, подчас " в скрытом состоянии", замаскированная различными политическими формами. Тем не менее она - "такая же существенная часть общества, обладающего правом, какой позвоночник является для человека".

Там, где упомянутая структура присутствует, возможно "говорить об обществе вместе с его сувереном как об одном независимом государстве", а также о праве указанного социального организма. Там, где ее нет, нельзя применять выражения "государство" и "право", ибо "часть самого их смысла составляет отношение суверена и подданного".

По убеждению Г. Харта, описанная доктрина суверенитета настаивает не на том, что вообще нет пределов власти суверена, а только на отсутствии юридических ограничений этой власти. Например, суверен при осуществлении своей способности формулировать новые правовые предписания может фактически уступить народному мнению либо из страха последствий отказа учесть точку зрения широких масс людей, либо считая себя морально обязанным ее уважать. И подобным образом очень много различных факторов в состоянии влиять на результаты законодательной деятельности суверена.

При этом сам он действительно может думать и говорить об отмеченных факторах как об "ограничениях" своей власти, когда, скажем, "страх народного восстания или моральное убеждение" побуждают суверена законодательствовать не так, как ему хотелось бы. Однако анализируемые ограничения не являются правовыми, ибо у суверена отсутствует юридическая обязанность им подчиняться. Вот почему государственные органы, в том числе суды, оценивая, имеют ли они перед собой правовое предписание суверена или нет, никогда не прислушались бы к следующему аргументу. Отклонение рассматриваемого ими предписания от требований народного мнения или морали не позволяет классифицировать само предписание как юридическое. Другое дело, что они прислушались бы к этому аргументу при наличии адресованного им приказа суверена так поступить.

В соответствии с теорией суверенитета основы правовой системы налицо в социальной ситуации, при которой большинство подданных привычно повинуется приказам суверена, поддерживаемым его угрозами. И для Дж. Остина, констатировал Г. Харт, такая "социальная ситуация является … и необходимым, и достаточным условием существования права".

Привлекательность этой теории "как общего объяснения права", согласно воззрениям Г. Харта, вызывается тем, что она позволяет сделать две вещи. Во-первых, опознать в приказах суверена, когда в обществе обнаруживаются суверен и подданные, право данного социального организма и отличить последнее от многих других предписаний, "принципов или стандартов, которыми также регулируются жизни членов обсуждаемого общества". Во-вторых, при наличии приказов суверена установить, выявлена ли вся "независимая правовая система" либо только ее часть.

Однако, по мнению Г. Харта, описание в теории суверенитета социальной ситуации, где имеются основы правовой системы, хотя и "содержит в смутной форме несомненные истины об определенных важных аспектах права", все же неадекватно действительности. Основы правовой системы возможно верно охарактеризовать лишь при теоретическом моделировании "более сложной социальной ситуации", которое включает соответствующее ей представление о правилах или нормах поведения людей. Элементы же, образующие теорию суверенитета, "а именно идеи приказов, повиновения, привычек и угроз" в отношениях между сувереном и подданными, "не включают и не могут дать посредством их комбинации" такое представление. А без него "нельзя надеяться объяснить даже самые элементарные формы права". Ведь в любой большой группе людей именно "правила … должны быть главным орудием социального упорядочения, а не частные указания, даваемые каждому индивидууму отдельно". И если бы не было возможно сообщать нормы, "которые классы индивидуумов в состоянии понимать без дополнительных указаний в качестве требующих от них определенного поведения при возникновении конкретных случаев, то ничего из того, что сейчас признается как право, не могло бы существовать. Отсюда право должно в основном, но отнюдь не единственно", посредством правил "обращаться к классам лиц, вещей и обстоятельств. А его успешная работа в обширных областях социальной жизни зависит от … способности людей осознавать отдельные деяния, вещи и обстоятельства как примеры", предусмотренные нормами.

Вот почему Г. Харт ввел в понятие основ правовой системы идею социального правила или нормы. Он отграничил такое правило от привычки группы людей вести себя определенным образом.

Как считал Г. Харт, свойственные человеческому коллективу привычка и правило обладают общей чертой. Поведение, в котором они проявляются, например, хождение в кино субботними вечерами или обнажение головы при входе в церковь, - одно и то же. А именно и когда группа имеет привычку делать ту или иную из указанных вещей, и когда ей присуще правило осуществлять любую из них, большинство ее членов, но не все они, поступают одинаково. Скажем, субботними вечерами посещают кино, а при входе в церковь снимают головные уборы. Причем приведенные примеры показывают: когда поведение, адекватное привычке или норме, должно быть налицо, оно случается обычно, но не всегда.

Вместе с тем общая черта привычки и правила "уживается" с различиями между ними. И Г. Харт дал развернутую характеристику того, что, по его представлениям, отличает привычку и норму.

Во-первых, чтобы у группы в определенных условиях имелась привычка, достаточно фактического совпадения по содержанию поведения большинства ее членов в этих обстоятельствах. И при существовании привычки отклонения отдельных индивидуумов от такого совпадающего поведения не являются поводами для какой бы то ни было критики в их адрес со стороны других лиц из рассматриваемого коллектива. Однако в группе, где совпадающее поведение большинства ее участников в известных условиях представляет собой результат присутствующего здесь правила, отступления от указанного образа действий, совершаемые конкретными людьми, обыкновенно понимаются как упущения или ошибки, подлежащие критике. При угрозе же подобных отклонений в поведении, исходящей от тех или иных индивидуумов, на последних другие члены группы в большинстве случаев оказывают нажим с целью недопущения упомянутых отступлений.

Более того, при наличии в группе правила отмеченные отклонения обычно в ней оцениваются как надлежащие основания для критики лиц, их совершивших. Вдобавок и сама такая критика, и требование, обращенное к индивидууму при угрозе отступления его поведения от образа действий основной массы членов группы, считаются этим большинством разумными и оправданными. Наконец, указанные критические замечания и требования обыкновенно воспринимаются в коллективе, где подобные вещи случаются, в качестве обоснованных как лицами, кто их делает, так и индивидуумами, кому они адресованы.

Правда, при функционировании в группе правила очерченные взгляды отсутствуют у меньшей части ее членов. Поэтому такое меньшинство относится к закоренелым нарушителям существующей в коллективе нормы.

Во-вторых, когда в охватывающем ряд лиц сообществе распространена привычка, сама ее распространенность есть просто факт относительно поведения большинства их, который заметен для наблюдателя. И в этой ситуации члены сообщества не обязаны ни думать о распространенности в своей среде образа действий, составляющего привычку, ни даже знать, что он распространен. Тем более не является их обязанностью поддерживать соответствующее привычке поведение. Для существования в группе привычки достаточно только следующего: среди основной массы образующих указанное сообщество индивидуумов каждый ведет себя так, как остальные. В противоположность этому для наличия в коллективе правила совпадающее по содержанию поведение большинства его членов рассматривается, по крайней мере, некоторыми из них в качестве общепринятого для отмеченного сообщества, стандартного образа действий, выполняемого таким коллективом как целостностью.

Иными словами, при функционировании в группе и правила, и привычки имеет место то, что Г. Харт назвал их "внешним аспектом". Речь идет о совпадающем по содержанию поведении основной массы составляющих данный коллектив индивидуумов. Однако если существование привычки только и заключается в упомянутом внешнем аспекте, с правилом дела обстоят по-другому. Как заметил Г. Харт, "правило обладает внутренним аспектом в дополнение к внешнему аспекту, который оно разделяет с привычкой".

Для иллюстрации внутреннего аспекта правила Г. Харт обратился к нормам игры в шахматы. По его словам, здесь игрокам свойственно не только передвижение ферзя одинаковым способом, но и сознательное отношение к этой модели поведения как к стандарту для всех щахматистов. Отсюда каждый из них имеет представление о том, как правильно перемещать указанную фигуру. И когда кто-нибудь из шахматистов "ходит" ферзем иначе или только обнаруживает намерение так поступить, отмеченное представление, характерное для игроков в шахматы, проявляется в адресуемых ими реальному или потенциальному нарушителю критике и требовании либо исправиться, либо отказаться от намеченного поступка. Причем шахматисты обыкновенно признают справедливость подобного рода критики и требований и используют для выражения всего этого особую "нормативную" лексику.

Как полагал Г. Харт, внутренний аспект правила часто выставляется в ложном свете как простые переживания людей в противоположность их внешне обозримому физическому поведению. По его мнению, действительно, там, где социальная группа придерживается правила, ее члены могут иметь психические переживания, аналогичные чувствам, которые человек испытывает, когда его к чему-либо принуждают или в чем-то ограничивают. Однако норма способна существовать в группе людей и без указанных переживаний. Для наличия в коллективе правила достаточно сознательного отношения его членов к определенной модели поведения как к общепринятому для этих лиц стандарту. И такое отношение должно проявляться в критике отступников от отмеченной модели, в направленных последним требованиях исправиться, в признаниях, что упомянутые критика и требования оправданны. Кроме того, все перечисленное должно находить выражение в нормативной терминологии "следуемого" и "нужного", "правильного" и "неправильного". В частности, к подобным терминам относятся слова "обязанность" и "обязательство".

Разумеется, Г. Харт ввел в понятие основ правовой системы не просто идею социальных норм как неконкретизированную абстракцию. Прежде всего он выделил из многообразия этих правил те, которые предписаны сувереном, и именно последние определил в качестве необходимого элемента обсуждаемых основ. Далее правила, выступающие в роли приказов суверена, Г. Харт именовал юридическими или правовыми, указал, что они тесно связаны с остальными социальными нормами, и предпринял классификацию юридических правил на два вида - "главные" или "основные", с одной стороны, и "вспомогательные" или "паразитарные", с другой. Наконец, Г. Харт заявил, что в соединении основных и вспомогательных правовых норм "лежит … ключ к науке юриспруденции".

По учению Г. Харта, главные юридические правила прямо, то есть без посредничества правовых норм иного вида, устанавливают характеристики поведения, требуемого сувереном от подданных. Например, к главным юридическим нормам относятся "правила, запрещающие или предписывающие определенные типы поведения под страхом наказания"; нормы, "требующие от людей возмещать ущерб тем, кому они навредили в определенных сферах" социальной жизни, а также "правила, точно определяющие, что нужно сделать для подготовки завещаний, контрактов" или других юридических документов, которые порождают у индивидуумов и их групп субъективные права и обязанности. Правда, сами основные правовые нормы могут различаться по степени общности и поэтому одни из них иногда конкретизируют другие.

Однако между сувереном и главными юридическими правилами неизменно присутствует промежуточное звено, представленное вспомогательными правовыми нормами. Этот вид юридических правил предназначен для того, чтобы упорядочивать функционирование главных правовых норм. Отсюда вспомогательные юридические правила закрепляют способы, которыми, во-первых, нормы права отдельного государства отсортировываются от всего остального, то есть опознаются или признаются в качестве таковых; во-вторых, сами эти юридические правила вводятся в действие, изменяются и устраняются; в-третьих, выявляются факты нарушения указанных норм и определяется реакция государства на подобные происшествия.

Среди неюридических правил, свойственных отдельной группе людей, скажем, участвующих в соревновательной игре, Г. Харт также различал главные и вспомогательные социальные нормы в соответствии с критерием, подобным описанному. Однако наиболее подробно он раскрыл классификацию правил человеческого коллектива на основные и вспомогательные применительно к юридическим нормам.

Паразитарные правила, предписанные сувереном, Г. Харт разделил по выполняемой ими функции на нормы признания, изменения и судопроизводства. Первая категория юридических правил из трех отмеченных определяет свойственную всем правовым нормам отдельного государства черту, отличающую их от остальных явлений окружающего мира вообще и от неюридических правил поведения в частности. Так, в приведенном Г. Хартом гипотетическом примере королевства, где правит абсолютный монарх Рекс I, из всего многообразия действующих здесь норм правовыми признаются лишь те, которые содержатся в изданных Рексом I законах. Иными словами, в рассматриваемом королевстве правило признания гласит: закрепление в законодательном акте Рекса I есть черта, общая всем юридическим нормам и отличающая их от неюридических правил. Следовательно, любая норма, не включенная в закон Рекса I, не может быть признана правовой. И, наоборот, всякое правило, содержащееся в законодательном акте Рекса I, является юридическим. Короче говоря, сформулированные в законах этого монарха нормы, и только они, составляют право.

Естественно, что на основе выявленного в государстве правила признания оказывается возможным сделать верные выводы о том, что здесь представляют собой система юридических норм, источники права, а также какие акты должностных лиц и остальных людей юридически действительны. Например, при описанном правиле признания в гипотетическом королевстве Рекса I систему права образуют все нормы, закрепленные в изданных им законах; источник права - только один, законодательное предписание монарха. Юридически же действительными выступают акты субъектов права, базирующиеся на установленных Рексом I законах.

Присущая отдельному государству процедура конституирования правовых норм и органы, этим занимающиеся, предусматриваются функционирующими в нем правилами изменения. Такие нормы определяют пути формулирования, введения в действие, модификации и отмены юридических правил применительно к каждому из имеющихся источников права.

Что же касается учреждения в государстве судов, их юрисдикции, специфики осуществляемого ими процесса рассмотрения дел и статуса судебных постановлений, то все перечисленное регулируется правилами судопроизводства. И они обычно позволяют не только разрешать правовые споры, обнаруживать факты отступлений от юридических норм и самих правонарушителей, но и применять к последним установленные правом санкции, в том числе наказания за преступления.

Вместе с тем нормы судопроизводства обеспечивают в государстве реализацию еще одной задачи. Как заметил Г. Харт, суды при выявлении нарушений юридических правил не могут не определять, что эти нарушаемые нормы собой представляют. Такие определения даются в судебных решениях. Причем закрепление в постановлении суда выявленного упомянутым образом правила поведения способно выступать в качестве черты, отличающей указанную норму как часть системы права рассматриваемой страны от всего остального.

Отсюда ясно, что норма судопроизводства государства, регулирующая отправление правосудия, одновременно здесь потенциально является и правилом признания в силу очевидного основания. Ее применение позволяет опознать юридические правила этой страны по факту их воплощения в судебных решениях, каковые оказываются источником права. И из него возможно извлекать прецеденты для использования в новых судебных постановлениях по конкретным делам.

В описанной ситуации, где правило признания предполагается действующей нормой судопроизводства и в другом виде не существует, как и в гипотетическом случае с королевством Рекса I, в котором о наличии судов Г. Харт вообще не упоминает, правило признания содержит лишь один критерий отграничения юридических норм от иных явлений. В соответствии с характером отмеченного критерия право государства по своей форме выступает либо целиком состоящим из судебных прецедентов, либо полностью воплощенным в законах. И "заявление, согласно которому конкретная правовая норма юридически действительна, означает, что она удовлетворяет" критерию, предусмотренному правилом признания.

Однако обычно "правила признания более сложны" в том смысле, что ими предусматривается несколько критериев опознания юридических норм. Например, правило признания может опознавать юридические нормы в силу их закрепления как в законодательном акте, так и в судебном решении. В результате в государстве, где это происходит, оказываются два источника права - судебное постановление и закон, то есть право функционирует и в прецедентной, и в законодательной форме.

В подобных обстоятельствах правило признания всегда устанавливает расположение критериев опознания юридических норм в порядке старшинства, скажем, путем подчинения судебного прецедента законодательному акту, понимаемому в качестве высшего источника права. Причем, по словам Г. Харта, "критерий юридической действительности или источник права является высшим, если правила, опознаваемые посредством обращения к нему, все же признаются" в обсуждаемом государстве юридическими "при противоречии нормам, опознаваемым с помощью других критериев, в то время как правила, опознаваемые посредством применения" этих более низких мерил, здесь не признаются юридическими "в случае их противоречия нормам, опознаваемым при использовании высшего критерия".

Как полагал Г. Харт, правило признания, предоставляющее мерила, на основе которых оценивается юридическая действительность остальных норм системы права, само в этой системе неизменно играет специфическую роль. Оно выступает как логически заключительный пункт в исследовании правовой действительности, в силу чего представляет собой конечное правило.

Такое его качество лучше всего становится ясным при следовании по очень хорошо знакомой юристам цепи правового рассуждения. Когда поднимается вопрос, юридически действительна ли определенная норма, при ответе на него нужно использовать критерий действительности, предусмотренный иным правилом. Например, если спросить, юридически действителен ли конкретный английский подзаконный нормативный правовой акт Совета графства Оксфордшир, то, скорее всего, лицо, к кому обращаются, скажет примерно следующее. Да, он действителен, ибо издан при осуществлении полномочий, предоставленных приказом министра, и в соответствии с процедурой, которая точно определена отмеченным приказом.

На данной стадии рассуждения приказ дает критерий для оценки юридической действительности анализируемого подзаконного акта. И хотя может не быть практической нужды размышлять аналогичным образом дальше, тем не менее имеется возможность задать вопрос о юридической действительности упомянутого приказа и получить сходный ответ. Суть последнего заключается в том, что приказ юридически действителен, так как основан на статуте, разрешающем министру издавать предписания рассматриваемого рода.

Логический конец описанного рассуждения достигается, когда при сомнении относительно юридической действительности этого статута она оценивается посредством обращения к характерному для Великобритании правилу признания: "то, что королева в парламенте предписывает, есть право". Указанная норма, подобно приказу и статуту, о которых шла речь, предоставляет критерии, позволяющие оценить юридическую действительность других предписаний английского права. Однако норма признания непохожа на последние, поскольку отсутствует правило, предусматривающее критерии для установления ее собственной правовой действительности. Вот почему обоснованно рассматривать присущую государству норму признания в качестве конечного правила его системы права.

Г. Харт подметил, что в учении о праве Г. Кельзена, поддержанном многими видными деятелями юридической науки второй половины ХХ в., правило признания в государстве названо "основной нормой, … посредством ссылки на которую оценивается правовая действительность иных юридических правил" подразумеваемой страны. Так что, по мнению Г. Кельзена, благодаря основной правовой норме государства его юридические правила "составляют одну систему".

В упомянутом учении, констатировал Г. Харт, логическая конечность правила признания или основной нормы в системе права охарактеризована следующим образом. В то время как юридическую действительность других правовых предписаний возможно продемонстрировать посредством обращения к основной норме, ее собственная действительность не может быть показана, а представляет собой "гипотезу", "постулат" или "предположение".

Г. Харт выступил против такого понимания логической конечности правила признания. Согласно его воззрениям, правоведы нуждаются в термине "юридическая действительность" и поэтому используют его "только для ответа на вопросы, которые возникают внутри системы правовых норм, где статус отдельного правила как части этой системы" подвергается сомнению. И здесь, то есть единственно внутри системы права, указанный статус зависит лишь от одного обстоятельства: удовлетворяет или нет анализируемая норма определенным критериям юридической действительности, предусмотренным правилом признания. Но само оно не способно быть ни юридически действительным, ни юридически недействительным, ибо в системе правовых предписаний отсутствует норма, дающая возможность так его оценить. И "выражение этого простого факта загадочным утверждением, что юридическая действительность правила признания предполагается, но не может быть продемонстрированной", с точки зрения Г. Харта, является "вводящим в заблуждение".

Правда, Г. Харт считал, что заявления относительно юридической действительности отдельных норм системы права, сделанные государственными должностными лицами и обыкновенными гражданами, в самом деле базируются на двух предположениях о правиле признания. Во-первых, "лицо, которое серьезно утверждает о действительности некоторой юридической нормы, например, отдельного статута", исходит из того, что применяемое им правило признания подходит для опознания права. Во-вторых, указанный индивидуум сознает: это правило признания используется в рассматриваемом государстве и иными субъектами права при опознании юридических норм. Причем истинность второго предположения из перечисленных всегда поддается проверке путем обращения к практике правового регулирования и прежде всего к деятельности судей и других государственных должностных лиц по опознанию права, которое они должны применять.

Отсюда вытекает, что правило признания является не таким, как остальные правовые нормы, по самому способу его существования. Если все они, кроме правила признания, могут быть юридически действительными и в этом смысле "существовать", даже когда ими обычно пренебрегают, то "правило признания существует только как сложная, но нормально гармоничная практика судей, иных чиновников государственных органов, а также частных лиц в опознании права посредством обращения к определенным критериям". Другими словами, существование в государстве правила признания "есть вопрос факта". И, несомненно, имеются ситуации, когда невозможно сказать ничего определенного "относительно точного содержания … и даже … наличия" правила признания в конкретной стране.

К тому же эта "норма, которая … применяется для опознания права, избегает традиционных категорий, используемых при описании системы юридических правил". Например, в английской юриспруденции А.В. Дайси и более поздние авторы обыкновенно утверждали, что основы неписаной конституции Великобритании состоят из двух элементов. Первый из них включает "юридические правила, так именуемые строго", а именно "статуты, королевские приказы в совете … и нормы, воплощенные в прецедентах". Второй же элемент упомянутых основ образуют "конвенции". Они представляют собой всего лишь "обычаи" и "подразумеваемые соглашения", не признаваемые судами в качестве налагающих правовые обязанности, но тем не менее действующие. Как конвенция, в частности, функционирует правило, согласно которому королева не может отказать в своем согласии на билль, принятый парламентом.

Ясно, что уже сформулированное английское правило признания не относится к обоим выделенным британскими учеными-юристами элементам конституционных основ их государства. Прежде всего английское правило признания никак не конвенция, ибо "суды … используют его в опознании права". Но отмеченное правило не является и нормой права, "так именуемой строго". Даже если бы английское правило признания и было предписано подобной нормой, например, посредством статута, "то это не свело бы его к уровню" упомянутого акта. Ведь правовой статус правила признания определялся бы тем, что оно "существует … независимо от его закрепления в статутной форме".

По убеждению Г. Харта, выявленная им оригинальность правила признания в системе юридических норм отчасти была не понята Г. Кельзеном не только относительно конечности этого правила, но и еще в одном отношении. Так, по Г. Кельзену, "основная норма … всегда имеет одно и то же содержание, ибо во всех правовых системах" она гласит: "следует повиноваться конституции или лицам, формулировавшим конституцию". Однако, согласно воззрениям Г. Харта, едва ли приведенные суждения обоснованны. В самом деле, спрашивать о содержании правила признания в любой данной правовой системе означает задавать вопрос о том, каковы в ней принятые критерии юридической действительности. А они отнюдь не обязательно воплощены в конституции. Вдобавок, если конституция, точно определяющая критерии опознания права, не только существует, но и выполняется в государстве, то, по словам Г. Харта, "излишне утверждать", что здесь "присутствует дополнительное правило" о необходимости ее соблюдения.

Все изложенное о юридических нормах позволило Г. Харту выделить свойственное правовой системе "нормальное" положение с их реализацией. Это есть ситуация, в которой большей частью исполняются два условия. Должностные лица, призванные проводить в жизнь вспомогательные правовые нормы, своему призванию не изменяют, а отдельные индивидуумы как частные лица следуют главным юридическим правилам. Причем допустимы любые мотивы поведения, послушного праву.

Отступления от указанного положения имеют разный характер, хотя каждое из подобных отклонений и "представляет собой поломку в сложной гармонирующей практике" правового регулирования, "подразумеваемой в заявлении…, что правовая система функционирует". Г. Харт предложил их классифицировать на случаи, с одной стороны, патологии и, с другой, прекращения существования правовой системы.

Что касается упомянутой патологии, то она может быть более или менее серьезной. Максимальную степень патологического состояния правовой системы, когда последняя все же продолжает существовать, Г. Харт описал так. Субъекты права, которым предписаны главные юридические нормы, в своем большинстве отказываются повиноваться этим правилам. И одновременно частично нарушена гармония действий должностных лиц относительно вспомогательных правовых норм. Правда, противоречия присущи лишь меньшинству отмеченных действий чиновников. Скажем, должностные лица реализуют на практике несовместимые мнения о критериях опознания действующего права только при решении вопроса о компетенции законодательной власти, а во всем остальном обнаруживают в служебном поведении согласие друг с другом.

Прекращение существования правовой системы становится фактом, когда ее патология превышает очерченный максимально возможный уровень. При характеристике ситуаций этого рода Г. Харт заметил, что подобное случается по многим причинам, сначала вызывающим, а затем усиливающим рассмотренную патологию. Чаще всего завершение функционирования правовой системы оказывается результатом революции, вражеской оккупации, распада государства, равно как и "поломки … правового регулирования перед лицом анархии или бандитизма без политических притязаний править". Например, это происходит при разделении страны на несколько регионов, в каждом из которых есть собственные суверен и подданные.

Однако, по мнению Г. Харта, "говорить в таких случаях, что правовая система окончательно прекратила существовать", не всегда верно. Как он полагал, заявление о наличии или отсутствии правовой системы "не проверяется обстоятельствами, случающимися в короткие интервалы времени". В частности, если почти полная остановка реализации юридических норм на территории государства "представляет собой инцидент в обычной войне" и исход этого вооруженного противоборства пока "неясен", то "безоговорочное утверждение о прекращении существования правовой системы не является оправданным".

Разумеется, когда, скажем, из-за вражеской оккупации или мятежа патология правовой системы в течение некоторого времени превышала максимально возможный уровень, а затем резко снизилась либо даже почти полностью сошла на нет по причине изгнания оккупантов или свержения повстанческого правительства, перед должностными лицами, обеспечивающими функционирование восстановленного правопорядка, неизбежно встает вопрос: что являлось "действительным правом" на территории, на которую распространяется их власть, в период, когда эта местность была оккупирована врагом или находилась под контролем мятежников? По убеждению Г. Харта, поставленный вопрос допустимо решать и исходя из фактической ситуации во время правления оккупантов или мятежников, и руководствуясь тем, получило ли это правление международное признание либо нет, и опираясь на авторитет правовой системы, утвердившейся после изгнания оккупантов или подавления мятежников. В первом случае предполагается "прекращение существования первоначальной правовой системы и учреждение после перерыва новой правовой системы, подобной старой". Во втором случае ответ на сформулированный вопрос дается в соответствии с международным правом. В последнем же случае в рамках восстановленной правовой системы возможно принять "имеющую обратную силу юридическую норму, декларирующую", что указанная система действовала в течение времени вражеской оккупации или мятежа. В итоге при любом из предложенных вариантов допустимого ответа ясно, какие правила права "следует применять к происшествиям и сделкам", имевшим место при правлении иностранных захватчиков или повстанцев.

2. О закономерностях правового регулирования. Согласно взглядам Г. Харта, участникам отмеченного процесса нельзя принимать в качестве идеала понятие юридической нормы настолько детальной, что вопрос, применима ли она к отдельному случаю, всегда решался бы до возникновения такой ситуации. Причиной этого является "человеческая неспособность предвидеть будущее" всякий раз, когда люди пытаются упорядочить свою грядущую жизнь посредством юридических правил.

В самом деле, отмечал Г. Харт, если бы мир, где человеческие индивидуумы живут, характеризовался только ограниченным количеством черт и указанные черты вместе со всеми способами их соединения были бы известны людям, то имелась бы возможность заранее сформулировать юридические правила поведения для каждой будущей фактической ситуации в сфере правового регулирования. Однако человеческие индивидуумы не могут обладать столь полным знанием тех комбинаций обстоятельств, которые грядущее им готовит.

Вот почему, когда люди вырабатывают некоторое юридическое правило для предстоящего поведения, они формулируют эту норму лишь для всех предполагаемых ими вариантов обстоятельств, в каких она должна действовать. И, естественно, такое правило конструируется, чтобы наилучшим образом обеспечивать реализацию определенной цели его создателей исключительно в упомянутых фактических ситуациях.

Решение данной задачи осуществляется с большей точностью при использовании в качестве источника права нормативного правового акта, а не прецедента. Причина такого положения, по представлениям Г. Харта, очевидна. "Общие классифицирующие слова" применяются для описания правила в прецедентном праве в минимальной степени, а в нормативных правовых актах - в максимальной. И Г. Харт привел, как он выразился, "неправовой" пример для иллюстрации меньшей точности передачи содержания конкретного правила посредством прецедента по сравнению с обращением для этого к норма<