Основные черты права средневековой Японии.

Источники права. Для раннесредневекового права Япо­нии было характерно повсеместное распространение норм обычного права, действующих в тех или иных общинах или в той или иной складывающейся сословной группе.

Право в это время еще не выделилось из религиоз­ных и этических норм, если не считать отдельных понятий о наказаниях, которые были связаны с представлением о грехе, каре, о "божьем суде". В древнейших японских ис­точниках они выступают в виде "семи небесных грехов" (более тяжких) и "восьми небесных грехов" (менее тяж­ких), за которые полагались или кара, или очищение. Ста­новление писаного права происходило в Японии под силь­ным влиянием религиозно-правовой идеологии, норм ки­тайского права. Японские государственные и правовые институты не потеряли, однако, своей специфики.

Первые записи правовых норм, как это имело место, например, в Конституции Сётоку-тайси 604 года, носи­ли характер наставлений, моральных заветов правителей своим чиновникам: "почтительно воспринимать указы", "обязательно соблюдать их", "справедливо оценивать зас­луги и провинности" и т. д.

Введение надельной системы в VII в., строгое деление общества на ранги привело к появлению законодательных документов, получивших, как и в Китае, название "ко­декс". Кодексы содержали нормы, регулирующие поземель­ные отношения, обязанности и привилегии различных групп и представителей титулованного и ранжированного чинов­ничества, нормы уголовного (рицу) и административного (рё) права, хотя между ними четкие различия провести в праве Японии крайне трудно. Первым кодексом был кодекс "Тайхо рё". Над составлением кодекса, как свидетельству­ет древняя летопись 720 года, работала комиссия из 18 че­ловек во главе с принцем Осакабэ и представителем дома Фудзивара Фубито. В 701 году он был составлен, а в 702 году вступил в силу. Работа над кодексом продолжалась и в дальнейшем. В 718 году он появился под новым названием "Ёро рицу рё" и состоял из 953 статей (уголовный и адми­нистративный кодекс годов Ёро). Введен же кодекс в дей­ствие в связи с политической нестабильностью был лишь в 757 году.

Две версии кодекса "Тайхо" и "Ёро" представлены в исторической науке в качестве единого свода, содержа­щего богатейший материал о раннефеодальном государ­стве Японии, о нормах японского традиционного права, формально сохранивших свое значение до эпохи Мейдзи (XIX в.). Он является ярким свидетельством специфической цивилизационной черты Японии, умения японцев заимство­вать достижения других культур, но не слепо, а транс­формируя их, приспосабливая к историко-культурным, национальным особенностям своей страны.

В Своде нет деления права на частное и публичное. Вещные, брачно-семейные, наследственные отношения приобретают в нем публично-правовой характер, регули­руются нормами уголовного и административного права.

Нельзя здесь обнаружить и четкого деления на отрас­ли права. Если обратиться к содержанию "Тайхо Ёро рё", то кодекс содержит нормы как гражданского, брачно-семейного, уголовного, так и административного права, ка­саясь, однако, таких преступлений, которые в силу со­словной принадлежности преступника или потерпевшего или иных причин не влекли за собой одного из пяти тяжких уголовных наказаний (от смертной казни до битья палками). Эти преступления были выделены в особый кодекс "Тай­хо рицу рё".

Так, Закон I "Тайхо Ёро рё" (всего их 30) носит назва­ние "О постах и рангах". Он содержит табель о рангах "от министров до писцов", деля их на "благородных" и "небла­городных", а посты на "высокие" и "низкие".

Закон II этого кодекса "Об учреждениях и штатах" устанавливает структуру всех государственных учрежде­ний, центральных и местных, а также их штаты. Пространный (из 27 статей) Закон VII "О буддийских монахах и монахинях" (свидетельствующий о высшем государственном надзоре над буддийскими религиозными организациями, храмами и духовенством) треть своего содержания отводит преступлениям и проступкам клира, за которые назначались как светские, так и церковные наказания (епитимьи). Закон VIII, особенно ярко свидетельствующий о социаль­но-экономических отношениях в это время, говорит о "дво­ре", в основном крестьянском, как о хозяйственной, орга­низационной, военно-учетной и, главное, податной (фис­кальной) единице. Он затрагивает и важные правовые воп­росы: о наследстве, о браке и разводе. Например, ст. 27 Закона, требующая безусловного расторжения брака лиц, находившихся ранее в половых отношениях, прямо заим­ствована из норм конфуцианской морали ли, относящихся к нарушениям ритуала.

Закон XIII "О преемственности и наследовании" со­держит нормы о наследовании звания глав знатных до­мов, от чиновника до императора (правила престолонас­ледия), а также об условиях законности заключаемых ими браков.

Большой круг уголовно-правовых норм включен в За­кон XIV "О проверке и аттестации", посвященный органи­зации и деятельности чиновничьего корпуса, в частности говорящий о преступлениях >и проступках чиновников, а также об особой системе наказаний за них. Закон XVII "О воинах и пограничниках" содержит правила об организа­ции вооруженных сил, в том числе и о воинских преступ­лениях.

Особое значение для рассмотрения правовой системы Японии этого времени имел Закон XXIX "О тюрьмах", касающийся широкого круга норм уголовно-процессуального права.

Из содержания Свода явствует, что нормы конфуци­анской морали оказали бесспорное влияние на его содер­жание. Об этом свидетельствует не только приведенное выше содержание ст. 27, но и ряд других норм, в том чис­ле и зафиксированное в нем общее конфуцианское поло­жение, требующее наказания за любой проступок, "кото­рый не следовало совершать".

Вместе с тем свод — правовое произведение, а не со­брание моралистических наставлений более позднего пе­риода. Он был призван стать законодательной опорой пра­вящего режима, укрепить его основы с помощью детально разработанной единой для Японии правовой системы. С этой целью и был проведен многосторонний пересмотр, унифи­кация, систематизация обычно-правовых и ранее созданных законодательных норм. Не случайно японское госу­дарство этого периода (VIII—X вв.) называют в истори­ческой литературе "правовым", в отличие от последую­щей эпохи, когда под влиянием ряда исторических факто­ров произошло резкое падение общего значения роли за­кона, права как такового.

Вместе с кодексами среди источников права этого пе­риода широко было представлено текущее нормотворчество императоров в виде указов и постановлений. Первые имели более самостоятельный характер, вторые издава­лись в развитие административных и уголовных законов, как их практическое осмысление.

Указы объединялись в сборники. Например, в 927 году был создан Сборник постановлений годов Энги, вступив­ший в действие в 967 году. Указы все больше стали со временем оттеснять кодексы на второй план.

Резкие изменения в правовой сфере Японии происхо­дят после установления сёгуната под влиянием развала единого правового пространства.

"Рицу" и "рё" как государственные императорские предписания теряют свой общеяпонский нормативный ха­рактер, так как на первый план выходят морально-право­вые обыкновения, гири, исходящие из соображений при­личия, которые регулируют поведение индивида во всех случаях жизни: отношения отца и сына, мужа и жены, дяди и племянника. А вне семьи — отношения собственника и арендатора, заимодавца и должника, торговца и клиен­та, старшего чиновника и подчиненного.

Это было связано с децентрализацией и общим ослаб­лением государственной власти, падением ее легитимности, когда в условиях военной диктатуры бакуфу перестали существовать общепризнанные административно-судебные органы, и Министерство юстиции (наказаний), и высшая апелляционная инстанция в лице императора. Действовал прямой приказ, предписание высших низшим, в лучшем случае — норма обычного права. Эти новые порядки на­шли в Японии подготовленную почву. Их идеологической базой стало конфуцианство, которое, как известно, счита­ло право одиозным, отвергало его вместе с категоричнос­тью судебного решения.

Гири же соблюдались автоматически, под страхом осуждения со стороны общества "нарушений приличия", различные критерии тяжести которых были тесно связа­ны с сословной принадлежностью индивида.

Так, особый кодекс норм "приличия", "кодекс чести" (букэ-хо) окончательно формируется в это время для са­мурайского сословия. Он был основан на требованиях абсо­лютной личной преданности вассала своему сюзерену, ис­ключал саму идею прав и обязанностей юридического ха­рактера. Отношения вассала-воина и его сюзерена строи­лись не на договорной основе, а на псевдородственных семейных началах, как отношения отца и сына. Вассал при этом не имел никаких гарантий против произвола своего господина. Сама мысль об этом считалась оскорбительной. Любое бесчестие самурая кончалось самоубийством.

Гири иногда скреплялись и законодательным путем, как это имело место в 1232 году, когда в период сёгуната было создано Уложение годов Дзёэй. Закрепляя нормы самурайского "кодекса чести", уложение предусматривало жестокие наказания за мятежи и заговоры феодалов, за незаконный захват ими земель. Упорядочивая существую­щие поземельные отношения, уложение устанавливало общий порядок наследования земли, в частности правило первородства.

В целях регулирования вассально-ленных отношений сегуна и его вассалов, а также других феодалов сёгунат прибегал и к изданию указов, направленных главным обра­зом на укрепление феодального землевладения казны, пра­вительства бакуфу. Особую заботу при этом сёгунат прояв­лял в отношении своих непосредственных вассалов — гокенин. В 1267 году, например, был издан правительственный указ, запрещающий продажу и заклад ленных владений гокенин, предписывающий выкуп заложенных ими земель.

С конца XIII в. издаются специальные указы "мило­сердия", которые аннулируют все сделки самураев по про­даже и закладу земли, их задолженность ростовщикам. Реже издаются указы, запрещающие отчуждение, деле­ние крестьянских хозяйств, как это имело место в 1643 году.

В XV—XVI вв. роль общеяпонского права упала до самого низшего предела. Каждое княжество, каждое со­словие руководствовалось своими собственными установ­лениями, нормами обычного права, которые лишь иногда, главным образом в виде моральных заповедей, инструкций, поучений, объединялись в сборники. Одним из таких крупных сословных нормативных сборников стал Кодекс годов Кёмму (1334—1338 гг.), призванный ликвидировать "смуту в стране", обеспечить стабильность политической власти сегуна. Составленный первоначально в традициях Японии из 17 статей, этот кодекс впоследствии был допол­нен рядом новых положений. Кодекс был написан в форме ответов ученых-монархов на вопросы основателя второго сёгуната Асикага. В нем признается тяжелейшее положе­ние японских податных крестьян, терпящих произвол са­мураев, который называется "неискорененным обычаем". Его статьи предписывают властям пресекать практику "сво­евольного вторжения в чужие дома", возвращать пустую­щие земли крестьянам, строго карать преступников, осо­бенно мятежников и грабителей. Особое внимание было уделено в кодексе взяточничеству и ответственности за него. В зависимости от размера взятки чиновник должен был наказываться пожизненным или временным отстранением от должности. Характерно, что этот кодекс увидел свет только в 1596 году, когда он был издан отдельной книгой.

Законотворчество оживилось в Японии в период третьего сёгуната Токугавы, в период относительного объединения страны в XVII—XVIII в.в., но и в это время оно было сугубо адресным, касалось, как правило, конкретных сословий.

В этих законах строго регламентировалась деятельность императора и крупных феодалов даймё, устанавливалась система сословных статусов отдельных групп населения (самураев, крестьян, ремесленников, торговцев), в соответствии с которой закреплялись обязанности населения и наказания за их нарушения. Примером такого законодатель­ства может стать Закон восемнадцати статей сегуна Иэясу, 1615 года. В сфере частного права, товарного обмена по-1 прежнему господствовало местное обычное право.

Лишь в XVIII в., в период третьего сёгуната стали предприниматься попытки вернуться к старым порядкам "пра­вового государства", когда сегуном была провозглашена политика "твердого следования старым законам". В 1742 году во исполнение этих задач был принят Кодекс из 100 ста­тей, положения которого сводились к упорядоченному из­ложению основного содержания прежних законов, норм обычного права. Кодекс воспринял многие предписания ста­рых кодексов эпох Тайхо и Ёро VIII в.

Позитивные последствия этой политики были незна­чительны в силу того, что знание закона считалось в это время привилегией избранных. Законы не публиковались (действовал принцип: "Следует выполнять, а не знать"). До сведения населения доводилась лишь малая их часть, та, которая касалась категорично-запретительных предписаний. Кодекс 1742 года хранился в тайне, к нему имели доступ лишь три высших чиновника правительства бакуфу (бугё). Да и сфера действия законов распространялась лишь на территории, непосредственно входящие во владение кла­на Токугава, у даймё было собственное право.

Уголовное право. В Японском средневековом праве не было четких различий между деликтом и преступлением, нормами уголовного и административного права и пр.

В традиционном понимании рё (кит. лин) — это закон, за Нарушение которого, в отличие от рицу, не полагалось ни одного из пяти тяжких наказаний (от смертной казни до битья палками), которые следовали за явные проступки и нарушения.

В период "правового государства" право Японии осно­вывалось на требованиях "законности", которая в понима­нии того времени включала в себя ряд положений: о не­укоснительном следовании предписаниям закона, о нака­заниях за преступления, проступки и даже ошибки всех, от холопа до буддийского монаха, о беспристрастности судей и следователей, о четком делопроизводстве, в том числе и судебном, а также о тщательной проверке и пере­проверке (вплоть до императорской) применения наказаний, особенно смертной казни, об учете смягчающих и неучете отягчающих вину обстоятельств, указанных в законах, из­данных до начала следствия по конкретному делу и пр.

Уголовный кодекс "Тайхо рицу рё" состоит из 12 раз­делов: уголовного закона о наказаниях, о разбое, о грабе­же, о ранениях в драке и др. Не все положения кодекса дошли до нас, часть из них была восстановлена впослед­ствии по китайскому кодексу танской династии.

Начинается кодекс перечнем наказаний и тяжких пре­ступлений. В соответствии с конфуцианскими представле­ниями о наиболее тяжких нарушениях морали (ли) в Япо­нии выделялись "8 зол" (в Китае — "10 зол"), в число ко­торых входили прежде всего преступления против импе­раторской власти: "мятеж" (разрушение государевых жилищ и усыпальниц и пр.), "государственная измена" (убийство ближайших родственников императора, а также покушение на их убийство, избиение и пр.), "жестокое убийство" (убийство трех членов одной семьи, своих бли­жайших родственников, убийство женой или наложницей родственников мужа, а также их избиение и пр.), "вели­кая непочтительность" (разрушение храмов, священных ри­туальных предметов и пр.), "злословие и непочтительность" по отношению к государю, просто "непочтение" к отцу или ближайшим родственникам (возбуждение против них су­дебных дел или предание их проклятью, выделение из се­мьи при живых родителях, самовольное вступление в брак и пр.), "нарушение долга" (убийство хозяина, начальника, наставника и пр.).

Пятичленная система наказаний включала в себя смер­тную казнь через повешение или обезглавливание, ссылку с каторжными работами и без таковых, каторгу, битье пал­ками (от 60 до 100 ударов), сечение розгами (от 10 до 50 ударов). Смертная казнь простолюдина совершалась на го­родской площади, женщины и чиновники публично не каз­нились, а чиновникам высоких рангов предоставлялась воз­можность покончить жизнь самоубийством.

Ссылка в зависимости от расстояния до места назна­чения могла быть ближней, средней и дальней. Жены и наложницы осужденных отправлялись в ссылку вместе с ними в обязательном порядке. Каторга выражалась в при-• нудительных работах, как правило по месту жительства.

"Тайхо Ёро рё" предусматривает и такие наказания, как конфискация имущества, штраф и пр. Примечательно, что конфискованное имущество преступника делилось по­ровну между казной и его ближайшими родственниками, если они не были соучастниками преступления. От наказа­ния, даже от смертной казни (как дань древнему обычаю) можно было откупиться, но возможность откупа зависела от усмотрения властей (откуп от 10 ударов палкой равнялся 1 кину меди (600 грам­мов), от 1 года каторги — 20 кинам, от смертной казни — 200 кинам). Этим правом, безусловно, пользо­вались родственники императора, крупнейшие вельможи из "6 категорий достойных".

От общих наказаний отличались специальные наказа­ния для военных и гражданских чинов. При перечне специальных наказаний "Тайхо Ёро рё" делает упор на пораже­ние чиновников в особых должностных правах. Совершив­ший преступление или проступок чиновник, независимо от того, приговаривался ли он к смертной казни, получал ли прощение от императора или право откупа от наказа­ния, подвергался лишению в той или иной мере своих дол­жностных прав: понижению в должности или ранге, раз­жалованию или увольнению с одной или всех должностей и т. д. Если простое увольнение относилось к числу тяжких наказаний, от него нельзя было откупиться, то особенно тяжким наказанием считалось увольнение с исключением из чиновничьих списков, что означало невозможность в будущем возвратиться на службу.

Наряду с коллективной ответственностью ближайших родственников преступника, осужденного за ряд тяжких преступлений, а также местных властей (например, за укрывательство незарегистрированных монахов и пр.) в японском праве предусматривалась и возможность смягче­ния наказания для членов семей чиновников, которые, как и в Китае, могли воспользоваться покровительством "тени" своих знатных родственников.

Специфической чертой уголовного права Японии было распространение его норм на представителей буддийской церкви; признание кодексом наряду со светскими наказа­ниями и наказаний религиозных (епитимий), которые мог­ли применяться, заменяя светские, к монахам и монахи­ням в зависимости от характера совершенных ими преступ­лений и проступков; применение обычных уголовных нака­заний за ряд религиозных проступков клира, например, за публичное и ложное объявление о дурных знамениях, хранение и чтение запрещенных книг, незаконную пере­дачу патента на сан другому лицу или за самовольное при­нятие сана, за попытку самосожжения или подстрекатель­ство к нему другого лица.

Представители буддийского духовенства, приговорен­ные к тяжкому наказанию за убийство, насилие, воров­ство и пр., предварительно лишались сана. Предусматривалось в отношении их и некоторое смягчение наказания. Ссылку, например, заменяли четырьмя годами каторги, при наказании палками каждые десять палок заменялись деся­тью днями епитимьи[1].

Уголовное право Японии не знало четко сформулиро­ванных общих принципов и норм о формах вины (умысле и неосторожности), о покушении, о соучастии в различных формах и пр., которые, однако, фигурировали при рас­смотрении конкретных преступлений.

"Покушение" и "замысел" в случае "жестокого убий­ства" наказывались, например, как законченное убийство. В ряде случаев более тяжко наказывалась такая форма соучастия, как подстрекательство и пр.

К числу смягчающих вину обстоятельств относились: добровольное возмещение нанесенного ущерба, устране­ние причиненного вреда, явка с повинной, активная по­мощь в раскрытии преступления. Смягчалось также наказание в случае совершения преступления под угрозой или принуждением, в силу материальной или служебной зави­симости, кражи у родственников, но отягчалось, — если кражу совершал в своем доме младший член семьи. К числу отягчающих вину обстоятельств относились рецидив (тре­тья кража) и состояние опьянения.

Кроме "8 зол" кодекс знал простое убийство, нанесе­ние тяжких повреждений, клевету, входящую в разряд "косвенных" преступлений, наряду с вовлечением в совер­шение преступлений и необоснованным привлечением к суду. Среди преступлений против собственности выделялись кра­жа, грабеж, разбой и кража при пожаре, приравниваемая к грабежу, а также вымогательство имущества путем пись­менных угроз и пр.

Вторжение в чужой дом ночью давало право хозяину убить "непрошеного гостя", которое приравнивалось та­ким образом к праву необходимой обороны. Понятия невме­няемости уголовное право не знало, но наказание смягча­лось, предоставлялось право откупа от него в случае со­вершения преступления малолетним, престарелым, душев­нобольным, уродом.

Почти все "законные" границы применения наказания были размыты после установления сёгуната, когда беспре­пятственное распространение получили формы вне правовой расправы или "дурные обычаи". Самурай, например, мог безнаказанно убить простолюдина за оскорбление. Право не знало также требования обязательного наказания за убийство. Не наказывалось, например, убийство мужем неверной жены и ее любовника, разрешалось убить на ме­сте преступления или в порядке мести убийцу своих роди­телей. Широко была распространена практика безнаказан­ного детоубийства, особенно в крестьянских семьях (для избавления от "лишнего рта").

Кроме того, наказания всемерно ожесточались, при­обретая часто сугубо изуверские формы. Японские источ­ники сообщают, например, о таком распространенном на­казании. Живого преступника закапывали по шею на про­езжей дороге, рядом клали деревянную пилу, которой мог воспользоваться каждый проезжающий, чтобы отделить его голову от туловища. ,

В Кодексе 100 статей кража на незначительную сумму в 10 иен влекла за собой телесное наказание и клеймение. Кража на большую сумму — казнь через отсечение головы с обязательным обезображиванием трупа и публичным по­казом головы казненного. Казнь предписывалась и за мел­кое воровство в случае рецидива.

Регулирование имущественных отношений. С VII в. на протяжении столетий в Японии существовало три фор­мы собственности на землю: казенная, общественная и большесемейная.

Государственный фонд надельных земель делился на наделы, которые получали не только свободные, но и хо­лопы, рабы (1/3 надела свободного), а также казенные дво­ры и казенные рабы, которые в отличие от всех других наделыциков не платили налоги в государственную казну.

Земля, находившаяся в распоряжении отдельного двора (приусадебный или садовый участок, распаханная или оро­шенная целина), переходила во владение трем поколениям семьи. Приусадебные или садовые участки были равными по размерам как у "подлых", так и у "добрых" семей и не зависели от их численности.

Семейная собственность всемерно охранялась государ­ством. Запрещался беспричинный раздел двора, самовольный выдел из семьи и пр. Желавший выделиться должен был получить поручительство от пятидворок, что он не был "беглым или обманщиком". В общественной собствен­ности находились леса, горы, пустоши, пастбища, которы­ми мог пользоваться каждый.

Казенные земли, кроме земель, закрепленных за от­дельными учреждениями, предназначались для раздачи наделов, среди которых выделялись своими размерами дол­жностные и ранговые наделы чиновников. Существовал осо­бый резервный фонд государственных земель, из которых выдавались "наградные" участки за заслуги перед государ­ством. С этой целью издавались специальные указы импе­ратора. За "великие заслуги" земельный участок переда­вался в собственность с правом неограниченного наследо­вания, за иные заслуги — во владение с правом наследо­вания одного или двух поколений.

Выделялись среди казенных земель и "дворцовые" поля, которые обрабатывались в порядке трудовых повинностей. Продавать можно было только частную землю, но прак­тиковалась аренда земли как государственной (из резерв­ного фонда), так и чиновничьей. Крестьянские наделы мог­ли сдаваться в аренду только в исключительных случаях с разрешения начальства. Садовый участок мог быть сдан в аренду на любой срок, а пахотный — на один год. Строго запрещалось дарить, продавать не только поля, но и садо­вые участки буддийским храмам. Нельзя было даже ме­няться землями с ними. Недра и их богатства по своему статусу не отличались от казенных земель. С ведома влас­тей они отдавались в частную разработку для добычи меди, железа на условиях несения натуральных повинностей.

В японском раннесредневековом праве не сформиро­валось четкого деления вещей на движимые и недвижи­мые, но предусматривался особый статус найденной вещи, которая через 30 дней после объявления о находке пере­ходила в собственность нашедшего ее. Право собственнос­ти на клад признавался в равных долях за нашедшим его и владельцем земли.

Вместе с ликвидацией надельной системы и развитием вассально-ленных отношений все большее распространение стали приобретать такие формы феодальной земельной соб­ственности, как наследственный феод и бенефиций самурая-воина, замененный впоследствии выплатой "рисового пайка".

Слабое развитие товарно-денежных отношений при­вело к тому, что в средневековом праве Японии не сложи­лось четкого представления об обязательстве в юридичес­ком смысле слова. Европейскому термину "обязательство" в японском языке соответствовало слово "гиму", означаю­щее то, что должен делать каждый человек или что зап­рещено ему делать, исходя из его статуса. Все обязатель­ственные отношения изначально признавались, таким об­разом, в строго допустимых границах.

В "Тайхо Ёро рё" лишь десять статей посвящено дого­ворам: купле-продаже, найму, займу, закладу, — которые жестко регламентировались государством и нарушение ко­торых влекло за собой, как правило, уголовное наказание.

Частная торговля считалась не престижной в Японии даже для крестьянина. Она запрещалась чиновникам, на­чиная с пятого ранга, самураям и буддийским монахам. Широкий перечень запретительных мер окутывал внутрен­нюю и особенно внешнюю торговлю, которая считалась уделом самого государства. Она была почти сведена на нет в период третьего сёгуната, когда проводилась активная политика самоизоляции страны. Запрещалась торговля не­которыми видами товаров, например оружием. Жесткому контролю государства подвергалась торговля на рынках. Этот контроль осуществляли специально созданные "конторы рынка", в ведение которых входила проверка правильности мер и весов, документов при торговле рабами, качества товаров и их клеймение в случае негодности, взимание торговых пошлин и пр. Подлежали государственному регу­лированию и рыночные цены — с помощью установления так называемых казенных цен, исходными данными для которых была цена "казенного риса". Спекулятивное ис­пользование разницы цен, особенно чиновниками, строго наказывалось. Эти ограничения, однако, не распространя­лись на сделки государства с частными лицами.

Японскому праву были известны договоры частного и казенного займа зерна, денег, в том числе и процентного. Ростовщичество возбранялось лишь буддийскому клиру. Заем обеспечивался залогом и поручительством.

Как в Индии и других восточных странах, кредитор не мог взыскивать проценты, превышающие сумму долга. Нельзя было безоговорочно взыскивать долг с поручителя, своевольно распоряжаться залогом. Должник мог отрабатывать долг, но долговое рабство было категорически зап­рещено. Не разрешались самовольные сделки, в том числе и договор займа рядовых членов двора, поскольку правом распоряжения семейным имуществом обладал только гла­ва семьи.

Не получил широкого распространения и договор найма рабочей силы, так как существовала трудовая повинность, широкая сеть различных отработок. В "Тайхо Ёро рё" до­говор найма упоминается применительно к найму масте­ров, строителей, кровельщиков, керамистов и др. на сверху­рочные (трудовым повинностям) работы, а также казен­ных пастухов и "носильщиков налогов", которых нанимало государство постоянно или временно. Интересно, что этот договор сопровождался рядом гарантий против злоупо­треблений нанимателя в отношении работника, например, срок найма не мог без согласия работника превышать 50 дней и пр. (Закон VIII, ст. 22).

Брачно-семейное право. Японское брачно-семейное право как наиболее традиционное, связанное с религией не претерпело сколько-нибудь заметного изменения на всех этапах средневековой истории страны.

Браки заключались семьями, согласие родителей и бли­жайших родственников было обязательным условием дей­ствительности брака. Требовался также равный сословный статус жениха и невесты, "непорочность" их добрачных от­ношений. Правом определялся возраст брачного совершен­нолетия для мужчины в 15 лет, для женщины в 13 лет.

Браку предшествовал сговор родителей и помолвка, беспричинное расторжение которой было наказуемым. Она расторгалась, если жених не появлялся в течение одного месяца или если брак не был заключен в течение трех ме­сяцев после помолвки. Влекло расторжение помолвки и совершение преступления женихом или невестой.

Запрещались браки не только между свободными и рабами, "добрыми" и "подлыми", но и между отдельными категориями "подлых". Здесь действовал своеобразный ка­стовый принцип. Обязательность фамильной эндогамии, соблюдаемой в Китае, в Японии не привилась, так же как и левират.

Порядки патриархальной семьи были отражены и в праве Японии, но проявлялись они слабее, чем в Китае, не столь бесправным было и положение женщины в семье.

Брак в принципе был моногамным, наложницы не брались в расчет. Как и в Китае, женщина находилась под опекой мужчины: отца, мужа, сына; но эта опека была более лег­кой и регулировалась законом. Муж не мог равнять жену с наложницей, не мог он навязать жене и развод из-за на­ложницы. Беспричинный развод влек за собой запрещение нового брака.

Развод, как и в Китае, не только разрешался, но и прямо предписывался при определенных обстоятельствах помимо воли супругов, например в случае попытки убий­ства, избиения родителей и других близких родственников мужа или жены. Брак, как и развод, был делом не только супругов, но и их семей. При разводе по инициативе мужа или жены требовалось согласие родителей и того и другого. Родители должны были подписать "разводную бумагу". Пе­речень обстоятельств, которые давали мужу законные ос­нования для развода, был значительно шире, чем у жены. Она имела право на развод лишь в случае длительного, в течение пяти лет безвестного отсутствия мужа или тяжко­го оскорбления им ее родителей.

Законные основания мужа на развод были те же, что и в Китае, но не все они влекли за собой изгнание разведен­ной жены из дома. За исключением "распутства", "непослу­шания свекру или свекрови", "дурной болезни", жена могла и после развода (связанного с ее болтливостью, отсутстви­ем мужского потомства, ревностью, вороватостыо) оставаться в доме мужа, если она оказывала ему поддержку в период ношения траура по родителям, была знатнее мужа и тем самым повысила его социальный статус, если у нее не было родительской семьи. Муку могли отказать в разводе в том случае, если он разбогател благодаря приданому жены.

В японском праве проявилась относительная терпимость к незаконнорожденным детям и детям, родители которых были неравны по своему социальному статусу. Как прави­ло, действовала фикция, что родители не знали о дей­ствительном "подлом" статусе своего партнера, тогда ре­бенок становился рёмином. Незаконнорожденные дети пе­редавались на воспитание в семью одного из родителей, занимающую более высокий социальный статус, но мать и отца такого ребенка разлучали. Статус рёмина получал и ребенок, появившийся на свет в результате насилия хозя­ина над рабыней.

Бездетным семьям с целью продолжения рода предос­тавлялось право усыновления ребенка из числа близких родственников, который приобретал все права законнорож­денного.

В японских кодексах относительно подробно был раз­работан институт наследования по закону. В наследствен­ную массу входили холопы (т. е. зависимые люди, но не входящие в категорию кланового "подлого люда"), поля, строения, другое имущество. В нее же входило приданое жены умершего главы семьи.

Если речь шла о полях и имуществе, жалованных за заслуги, наследственные доли сыновей и дочерей были равными. В остальных случаях доля первой жены, а также старшего сына была в два раза больше, чем у прочих сы­новей (как от жены, так и от наложницы), дочери же име­ли право на четверть доли старшего сына.

Вопрос о завещании в праве Японии не получил дос­таточной разработки, поскольку преобладала большесемей-ная собственность. По завещанию можно было передать только лично нажитую или лично унаследованную собствен­ность.

Судебный процесс. Согласно Закону XXIX "О тюрь­мах" "Тайхо Ёро рё" процесс носил смешанный обвини­тельно-инквизиционный характер. Судебное дело начина­лось как с заявления казенного учреждения, так и отдель­ного лица. Широко практиковались доносы "публичные" и "тайные'» то есть те, которые не объявлялись публично и следствие по которым носило приватный характер.

Донос был обязателен для близких родственников жер­твы. Если они не доносили в течение 36 дней об убийстве, то подвергались наказанию как соучастники. Если речь шла о мятеже, "оскорблении величества", то доносителя пря­мо доставляли к императору. Но нельзя было доносить на преступника его близким родственникам и слугам.

Расследование проводилось специально назначенными следователями. Примечательно, что они могли быть заме­нены вследствие родства с преступником или особых с ним отношений. Следователям запрещалось высказываться о виновности или невиновности подследственных. В случае совершения тяжких преступлений практиковалось предва­рительное заключение под стражу и доносителя и подо­зреваемого. Чиновник, ведущий следствие, должен был удостовериться в полноценности улик. При тяжких преступ­лениях, неясности улик, запирательстве подследственно­го разрешалось применение пыток, но не более трех раз и с интервалами в 20 дней. Особенно тщательное ("трой­ное") следствие проводилось, если речь шла о мятеже.

Суд не был отделен от администрации. Судебное дело полагалось возбуждать по месту приписки истца, напри­мер в уездном управлении или, при невозможности до него добраться, в ближайшем казенном учреждении.

Подсудность дела определялась как по месту соверше­ния преступления, так и по степени его важности, тяжес­ти возможного наказания. Дела о каторге и срочной ссыл­ке решались провинциальными управлениями, а те, по которым предполагалось более тяжкое наказание, переда­вались на рассмотрение в Министерство юстиции.

Специальные судьи и следователи этого министерства (в Японии не было, как в Китае, Высшего суда) не только проводили расследование важных дел, но и проверяли и пересматривали приговоры, вынесенные низшими инстан­циями, решали вопрос о взыскании долгов.

В ведении Министерства юстиции было два управле­ния: управление взысканий, проводящее конфискацию имущества и взыскивающее штрафы в пользу казны, и тюремное управление, осуществляющее надзор за подслед­ственными, за принудительными работами заключенных, за исполнением приговоров.

В обязательном порядке в Министерство юстиции пе­редавались дела, сопряженные со смертной казнью, бес­срочной ссылкой или увольнением чиновников с исключе­нием их из списков. Некоторые дела направлялись для рас­смотрения в Государственный совет, который мог прово­дить с помощью специальных законоведов-следователей дополнительное расследование и прекращать их. Правиль­ность судебных решений на местах Государственный совет проверял также с помощью своих специальных инспекто­ров. О делах, связанных со смертной казнью, бессрочной ссылкой и исключением чиновников из списков, доклады­вали императору, который выступал в качестве высшей апелляционной инстанции.