Что такое политическая экономия и можно ли ее отождествлять с экономической политикой?

Одно из наиболее распространенных после Второй мировой войны определений предмета экономической науки (политической экономии) происходит из Германии и по существу сводится к обращению политиче­ской экономии в экономическую политику. Такой немецкий взгляд полу­чает широкое распространение, поскольку с послевоенной Германией принято связывать «экономическое чудо» — быстрое восстановление ее экономики с помощью Плана Маршалла (США), — немцы до сих пор ез­дят с просветительскими лекциями по всему «третьему миру», передавая желающим свой опыт.

Термин «политическая экономия» родился в 1615 г., когда мерканти­лист Антуан де Монкретьен (Франция) опубликовал «Трактат политиче­ской экономии, посвященный королю и королеве». Удивительно, но тер­мин закрепился в качестве названия за экономической наукой, становле­ние которой содержательно можно охарактеризовать как преодоление мер-кантилизма, открытие и обоснование принципа примата производства над обращением.

Трактат Монкретьена посвящен внешнеэкономической политике Франции, и новый термин в заголовке означает экономию для Франции, рассмотренную не только в практической, но и в теоретической, т. е. в от­влеченной от конкретного государства (нации), форме. Политика, естест­венно, понимается как власть, сила в действии, следовательно, о «невме­шательстве» государства речи нет. Как представитель позднего мерканти­лизма, Монкретьен не мыслит политику иначе чем протекционизм, но гибкий, меняющий направление приложения силы государства. Откры­тый, грубый, «политический» протекционизм, по мысли автора трактата, должен все более уступать место скрытому, тонкому, «экономическому», суть которого выражается в насаждении мануфактур силой государства и поощрении производства экспортной продукции, которую можно с прибылью продать за границей.

Политическая экономия в понимании Монкретьена была метафизи­ческой, источник богатства ею усматривался не внутри нации (националь­ной экономии, народного хозяйства), а вне ее. Науке политической эконо­мии, начиная с физиократов, понадобились титанические усилия, чтобы сломать установившийся в Средние века стереотип метафизического мыш­ления.

Вехами на этом пути являются, во-первых, название главой школы физиократов Франсуа Кенэ бесплодным общественного класса, не имею­щего отношения к производительному труду, которым, по мнению Кенэ, заняты лишь фермеры, или земледельцы (в широком смысле, т. е., говоря современным языком, работники сельского хозяйства). Во-вторых, логи­ка, нашедшая выражение в заголовке основного экономического произ­ведения главы школы английской классической буржуазной политиче­ской экономии Адама Смита «Исследование о природе и причинах богат­ства наций». Богатство нации автор рассматривает не формально, не внешним образом, а содержательно, называя содержание богатства его природой и утверждая в данном качестве производительный труд как ак­тивное начало (не исключено, что Смит вспомнил знаменитый афоризм Уильяма Петти: «Труд — отец богатства, а земля — его мать»). Не останав­ливаясь на этом, Смит называет причиной производительности труда его разделение между людьми и утверждает, что разделение труда внутри на­ции (т. е. между общественными классами — здесь он явно отдает дань уважения своему учителю Ф. Кенэ, — а также внутри класса наемных ра­ботников) имеет приоритет над разделением труда внутри предприятия. 146

Таким образом, в отличие от меркантилистов, А. Смит усматривает ис­точник богатства внутри нации. Это тем более великое достижение, если учесть тот факт, что шотландцам, как и всем британцам, свойствен так называемый островной менталитет, сегодня более известный под именем «либерализм».

Экономисты всегда взывали и взывают к государству (этим они не отличаются от меркантилистов). Воззвания меняются в зависимости от конкретных исторических обстоятельств, но они неизменно связаны с предложениями активной экономической политики — такой, под воз­действием которой меняется общественное разделение труда, в результате чего возрастает его производительность. Если воспользоваться термино­логией современных чиновников, то речь идет о рабочих местах, в отли­чие от торговых (и складских) мест в воззваниях меркантилистов.

Разделение труда — классическая экономическая категория, однако рельефно она выражена лишь в главном экономическом произведении А. Смита. У других экономистов-классиков та же идея необходимости рос­та производительности труда выражается иными категориями. Напри­мер, у К. Маркса это — производство прибавочной стоимости.

Если политическая экономия как наука может позволить себе назы­вать вещи своими именами, прослеживая затем, как с необходимостью происходят превращения одних имен в другие (например, превращение нормы прибавочной стоимости в норму прибыли и прибавочной стоимо­сти в прибыль, стоимости в цену производства, прибыли в среднюю при­быль и т. д.), то для экономической политики это — непозволительная роскошь: она должна постоянно вести разговор не с «элитой», а с масса­ми, а массы, как правило, научными знаниями не вооружены и понять могут только язык, доступный «здравому смыслу». Поэтому, например, в законодательстве промышленно развитых стран не найти категорий I тома «Капитала», зато прописаны практически все категории III тома «Капитала», которым, правда, дано юридическое толкование.

При кажущейся похожести политическая экономия и экономическая политика — разные вещи: первая есть разновидность экономии, тогда как вторая есть разновидность политики. У обеих есть «законные» представи­тели — так называемые элиты, но экономическая элита — это наиболее высококвалифицированные работники, а политическая элита — это лю­ди, обладающие «публичной властью» над другими людьми. Пока эти элиты не просто в целом не совпадают, но крайне редко пересекаются или совпадают частично. Более того, интересы экономической элиты в отношениях с государством как политической элитой на стадии моно­полистического капитализма представляют такие своеобразные посред­ники, как профессиональные союзы, с одной стороны, и союзы предпри­нимателей, с другой стороны.

Конечно, если в будущем экономическая наука так и будет называть­ся, т. е. перестанет быть политической экономией, путаницы будет мень-

ше, но пока в современной идеологии идет «стрельба на поражение» по политической экономии с полной уверенностью «стрелков» в том, что по­литическая экономия сегодня — это экономическая наука в строгом смысле. На место политической экономии не просто прочат, а активно продвигают американский экономике — самозваный main stream (англ. основное течение).