Аристократическая диаспора

«Благородный рыцарь, в силу своей доблести и тщания, очень часто добивается большого богатства и больших приобретений. И многие из них стали коронованными правителями, другие же имеют несметные богатства и невиданные владения»¹.

Одним из самых поразительных проявлений экспансии X—XIII ве­ков стало перемещение западноевропейской аристократии из род­ных мест в новые земли, где она оседала и, при удачном стечении обстоятельств, приумножала свои богатства. Эти иммигранты в большинстве случаев были родом из бывшей империи Каролингов. Нормандцы по происхождению становились феодалами в Англии, Уэльсе, Шотландии и Ирландии, а на юге — в Италии и на Сици­лии, Испании и Сирии. Лотарингские рыцари оседали в Палестине, бургундские — в Кастилии, саксонские — в Польше, Пруссии и Ливонии, фламандцы, пикардийцы, пуатевинцы, провансальцы и ломбардцы пустились в путь, кто по суше, кто по морю, и тот, кому доводилось уцелеть, мог обрести новое могущество в незнакомой и экзотической стороне. Один нормандский искатель приключений стал властителем Таррагоны, а род из Пуату заполучил корону Кипра.

Этот период в истории аристократической диаспоры совпал с великой эпохой крестовых походов, и для многих именно со свято­го креста и началось переселение. Однако этим история не исчер­пывается. В некоторых местах, в первую очередь на Британских островах и в христианских королевствах Восточной Европы, появ­ление и расселение иммигрантов знатного происхождения шло не­зависимо от крестоносцев. В других регионах, таких, как Испания или земли язычников-вендов, институты и идеология крестоносцев вышли на арену в тот момент, когда фактически уже полным ходом шел захват земель местными военными предводителями. В Южной Италии нормандцы действительно предприняли поход на Сицилию, дабы под папским знаменем и с папского благословения изгнать мусульман, но к тому времени они уже закрепились на своей базе в Южной Италии благодаря готовности сражаться с кем угодно — и римлянами, и греками, и мусульманами, и даже с самим папой. Для историка довольно сложно определить взаимосвязь между ре­лигиозным пылом первого крестового похода и вполне корыстной экспансионистской политикой, приверженность которой уже на­глядно продемонстрировала светская аристократия Западной Евро­пы.

2. Аристократическая диаспора

Многие знатные семейства участвовали не в одном таком за­хватническом походе, будь то крестовый поход или просто военная кампания. Жуанвили из Шампани — вот один из хорошо извест­ных примеров подобного рода². Имя этого дома известно благодаря тому, что в 1233—1317 годах во главе его стоял Жан Жуанвиль, друг и биограф Людовика Святого (Людовика IX Французского), фамилия Жуанвилей обосновалась в Шампани давно, первое пись­менное упоминание о ней относится уже к XI веку. Это были ти­пичные франки-аристократы, их родовой замок стоял в Жуанвиле на реке Марне, они были участниками нескончаемых междоусоб­ных войн того времени, чередовали пожертвования местным цер­квям с их разграблением, служили и вступали в брачные узы с та­кими великими фамилиями Шампани, как Бриенны, и медленно, но верно наращивали свое богатство и влияние. Такова была история и многих других аристократических родов.

Первым владельцем Жуанвиля, о чьей деятельности сохрани­лись достаточно полные сведения, был Готфрид III. Впервые его имя упоминается в 1127 году рядом с именем графа Шампани. Он прожил долгую жизнь и скончался в И88 году. Готфрид служил се­нешалем Шампани, был патроном новых монашеских орденов и, если исходить из источников, первым в своем роду участвовал в крестовых походах — он сопровождал графа во втором крестовом походе 1147 года. Участие в крестовых походах вскоре стало семей­ной традицией. Сын Готфрида III, Готфрид IV Жуанвиль, участво­вал в осаде Акры в ходе третьего крестового похода, где и умер в 1190 году в окружении своих шампанских рыцарей. Его старший сын и наследник, Готфрид V, находившийся рядом с отцом во Свя­той земле в момент его смерти, тоже питал страсть к крестовым по -ходам. Проведя 90-е годы во Франции — в качестве сенешаля Шам­пани, то есть на важной должности в феодальной иерархии того де -сятилетия, он вместе с братом Робертом в 1199 году в Экри (Шам­пань) на большом турнире крестоносцев прилял крест. Ни одному из них не суждено было вернуться. Готфрид был в числе предводи­телей объединенной армии крестоносцев в Венеции, но отказался двинуть свой отряд на Константинополь и с небольшим войском направился в Святую землю. Умер он в Сирии в 1203 или 1204 году в Крак-де-Шевалье. Его брата Роберта другой волной занесло в про­тивоположном направлении. Он отправился на юг Италии со своим родственником и земляком Вальтером, графом Бриеннским, кото­рый надеялся, прежде чем двинуться на Восток, утвердиться в своих правах на обретенную там землю и власть. В ходе кампании Вальтер пал в сражении при Апулии, а Роберт, судя по всему, раз­делил его участь; во всяком случае, к 1203 году его в живых уже не было. Еще один из братьев стал тамплиером. Крестовые походы со -брали свою жатву с мужской половины рода Жуанвилей.

Роберт Бартлетт. Становление Европы

2. Аристократическая диаспора

Наследником владений Жуанвилей в 1204 году стал Симон, отец того самого биографа Людовика Святого. Он добился наследования должности сенешаля Шампани, был дважды женат довольно аван­тюрным образом, причем один раз — на наследнице из соседней части империи, основывал в своих владениях новые города и дважды участвовал в крестовых походах, в 1209 году — против еретической секты альбигойцев на юге Франции и в 1219—1220 гг. — в Ламиетт-ской кампании в Египте Иоанна де Бриенна, титулярного короля Иерусалима. От второй жены, Беатрисы, дочери графа Бургундского, у Симона де Жуанвиля осталось четверо сыновей, Старший из них, Жан, унаследовал положение, земельную собственность и долж­ность сенешаля, стал близким другом Людовика Святого, сопровож­дал его в Египет и Святую землю в 1248—1254 гг. и после смерти короля в 1270 году приложил усилия к увековечению его памяти. В 1297 году он стал свидетелем канонизации Людовика, в 1309 году завершил «Историю Людовика Святого» и в 1317 году скончался,

Готфрид Ш ум. 1188

Рис. 1. Дом Жуанвилей

Восходящей была и звезда других членов семьи. Когда Жан Жуанвиль в 1248 году отправился в крестовый поход, прощальный пир в его честь устроил его младший брат Готфрид. На тот момент в собственности Готфрида находилось только одно поместье Жуан­вилей — Вокулер. К возвращению брата из Святой земли в 1254 го­ду он успел сделать целое состояние. Ключом к успеху, как во мно­гих других случаях, стала женитьба на богатой наследнице, что, в свою очередь, стало возможным благодаря обширным семейным

связям. Эти связи можно охарактеризовать одной фразой, которая, впрочем, заслуживает внимательного осмысления: муж сводной се -стры Готфрида приходился дядюшкой королеве Англии. Связую­щим звеном между Жуанвилями и английской королевской фами­лией была Савойская династия. Этот княжеский дом служил необ­ходимой промежуточной ступенью между крупными сеньорами в лице Жуанвилей и королевским двором. Решающей фигурой в этом построении и стал Петр Савойский, дядя королевы Англий­ской Элеоноры, который в 1240 году получил земли графства Рич­монд. Благодаря доступу к монаршему уху он мог влиять на те или иные решения по поводу замужества богатых наследниц, а одной из самых богатых оказалась Матильда, внучка Вальтера де Ласи, лорда Мита. Петр Савойский уже однажды сговаривался о ее браке с одним из своих родственников, однако в тот раз жених безвре­менно скончался, снова сделав Матильду девицей на выданье. Где-то между 1249 и 1252 годами она стала женой Готфрида Жуанвиля.

В результате этой протекции младший сын шампанского сеньо­ра получил во владение значительную часть Ирландии, от Шэннона до Ирландского моря и сделал своей столицей замок Трим. С 1252 до 1308 года, когда он устранился от дел и удалился в доминикан­скую обитель (скончался он в 1314 году), Готфрид Жуанвиль (часто называемый Готфридом Женвилем) являлся влиятельной фигурой в Ирландии и одним из видных деятелей Англии. По примеру пред­ков, в 1270 году он совершил путешествие в Святую землю вместе со своим сюзереном лордом Эдуардом (впоследствии королем Эду­ардом I), сделав краткую остановку в Тунисе, где незадолго до этого скончался сюзерен его брата Людовик Святой.

Два младших сына Симона Жуанвиля из оставшихся в живых тоже были неплохо устроены. Один, также Симон, получил земель­ные владения из материнского приданого и присовокупил к ним обширные земли благодаря женитьбе на богатой наследнице из Са-войской династии. Подобно своему брату Готфриду он служил ко­ролю Англии, хотя жил в основном во Франции. Младший из бра­тьев, Вильгельм, пошел по традиционной для младших отпрысков стезе и стал церковнослужителем. Его карьера священника не была столь блистательна, как карьера одного из его дядюшек, его тезки, который поднялся до престола архиепископа Реймского, но он тоже накопил солидную земельную собственность в виде церковных на-делов в Бургундии и Ирландии.

Род Жуанвилей являет собой идеальный пример той аристокра­тии, охочей до приключений и накопительства, но одновременно набожной, на которой и держалась экспансия католической церкви в Высокое Средневековье. Хотя их могилы остались в Сирии, Апу-лии и Ирландии, эти люди имели глубокие корни в богатой сель­ской местности Шампани, и доходы от земледелия явились той ос -новой, на которой базировалось и их высокое положение в родных местах, и успехи в далеко идущих начинаниях. Если идти от XI ве-

Роберт Баршлетт, Становление Европы

ка к XII и далее — к XIII, то можно увидеть дальнейшее усиление позиций этого рода, его богатые пожертвования в пользу церкви, основанные им города и уверенное приближение к великим прави­телям эпохи: симптоматичным в этом смысле является вступление Жана Жуанвиля в дружину Людовика Святого во время его похода на Восток. С другой стороны, они сохраняли и свои чисто хищни­ческие наклонности. В 1248 году Жан Жуанвиль в захваченном го­роде Дамиетте с жаром отстаивал свое мнение о том, как франки «должны разделить то, что захватили в этом городе»³. Спустя не­сколько десятилетий и за 2500 миль от этого места его брат Готф-рид встречался с магнатами Мита с целью договориться о дележе «добычи, взятой в походах»⁴. Достигнутое соглашение предусматри­вало, что кони и другие животные, захваченные силами людей Готфрида, должны быть поделены поровну между ним и его воина­ми, если это не кони тех ирландцев, которых рыцари Готфрида сра­зили копьями. В распоряжение Готфрида поступали и пленники. Таким образом, и Жан, и Готфрид стояли во главе вооруженных рыцарей, для которых военная добыча была главным источником существования.

История Жуанвилей наглядно демонстрирует растущее могуще­ство двух в наибольшей степени взаимосвязанных европейских мо­нархий. Могущественные короли, подобные Людовику Святому и Генриху III, обладали способностью привлекать на свою сторону честолюбивую знать регионов наподобие Шампани и конкурирова­ли на этом поле. Готфрид Жуанвиль, конечно, удостоился бенефи­ция в Ирландии не благодаря выдающемуся уму или воинской доб -лести, как в случае с Робером Гвискаром в Южной Италии в XI ве­ке или в самой Ирландии — со Стронбоу в XII веке. Его путь к власти скорее лежал через нашептывание королю и брачную по­стель. Тем не менее сцена, на которой исполняли свои роли братья Жуанвили, была воздвигнута не монархией, а всей предшествовав­шей экспансией международной франкской аристократии. Жан и Готфрид Жуанвили являлись образцовыми слугами своих госуда­рей, за что и были сполна вознаграждены. Но при этом они сохра -няли верность традициям воинственного и независимого в решени -ях класса воинов, которые, по выражению Жуанвиля-биографа, употребленному в эпитафии предкам, «совершали великие дела по ту и эту сторону моря»⁵.

Другим аристократическим родом, участвовавшим в далеко иду­щих захватнических мероприятиях, был род Робера Гранмениля (ум. 1050), землевладельца и воина из нормандского Кальвадоса. Хронику этого рода оставил Ордерик Виталий, монах монастыря Сен-Эвруль, основанного семьей Гранмениль и их родичами⁶. Не­сколько потомков Робера добровольно предприняли (или пытались предпринять) путешествие на юг, в Южную Италию, где норманд­цы нарезали себе земельные владения начиная с 30-х годов XI ве­ка. Они завоевали авторитет и укрепили свое положение благодаря

2. Аристократическая диаспора

37

брачным узам с феодальным домом братьев Отвиль, стоявших во главе нормандских предприятий в Италии. Один сын Робера Гран­мениля, тоже Робер, являвшийся аббатом монастыря св. Эвруля до того момента, пока Вильгельм Завоеватель не лишил его прихода (пригрозив вздернуть на ближайшем дереве, если тот вздумает жа­ловаться выше⁷), стал во главе специально основанного для него монастыря св. Евфимии в Калабрии. Его сменил на этом посту пле -мянник Вильгельм — сын его сестры. Другие сыновья и внуки Ро­бера Гранмениля стали крупными феодалами в Италии. Один из них — еще один Вильгельм — женился на дочери Гвискара и полу­чил в приданое обширные земельные владения. Однако род Гран-менилей, судя по всему, не был готов признать над собой власть кого-либо из действующих правителей, ибо в 90-х годах XI века Вильгельм Гранмениль принял участие в мятеже и был вынужден искать убежища в Константинополе, при дворе византийского им­ператора. Сын его, Робер, восстановил благосклонность двора, но в 1130 году поссорился с Рожером II Сицилийским по поводу условий своей военной службы и был отправлен в ссылку. Многие члены этого рода принимали участие в первом крестовом походе, хотя нельзя сказать, чтобы их послужной список был всегда безупречен: двое в 1098 году оказались в числе дезертиров из Антиохии, полу­чивших прозвище funambuli («канатоходцы»)⁸.

Другой внук Робера Гранмениля направил свои стопы совсем в другую сторону. Роберт «Рудланский», как его со временем стали называть, присоединился к кучке нормандских авантюристов, груп -пировавшихся вокруг английского короля Эдуарда Исповедника. Из рук короля он получил рыцарское звание, а потом вернулся в Нор­мандию. После завоевания он снова предпринял путешествие через Ламанш, на сей раз — со своим родственником Гуго Авраншским, а когда Гуго стал эрлом Честера, Роберт был назначен главным при -дворным и шатленом замка Рудлана, форпоста в борьбе против вал­лийцев на северном участке англо-валлийской границы:

«Сей воинственный муж часто сражался с этой беспокойной на -цией и в многочисленных боях потерял немало крови. Он сумел бес -страшными действиями потеснить валлийцев, расширил свои владения и заложил мощный замок на холме Деганви на берегу моря. На протя -жении пятнадцати лет он безжалостно подавлял валлийцев, вторгался в земли этого народа, который всегда был свободен и ничем не обязан нормандцам. Через леса, через болота и крутые горы он гнал врага. Одних беспощадно убивал, как диких зверей, других надолго заковы -вал в цепи либо заставлял непосильно трудиться...

Гордость и алчность, правящие сердцами всех смертных мира сего, — вот что руководило воинственным Робертом в его безудерж -ных грабежах и убийствах»⁹.

«Пограничный Роберт» (Rodbertus marchisus) был в конце кон­цов убит в бою с валлийским отрядом, и его голову победоносно выставили на мачте одного из кораблей. Однако прежде, чем при-

Роберт Бартлетт. Становление Европы

нять сей славный конец, он успел возвести целый ряд замков дале­ко в глубине валлийской территории, держал in feudo обширные земли и основал городок Рудлан, по образу и подобию нормандско­го Брейгеля, со всеми его правами и обычаями ^

Таким образом, к концу XI века внуков Робера Гранмениля можно было встретить в Уэльсе, на юге Италии, в Константинопо­ле, в Сирии — в качестве крупных феодалов, царских приближен­ных и воинов. Их горизонты простирались намного дальше, чем у их деда. Такие далеко идущие предприятия вообще стали приметой того времени. Так, например, из феодального рода, ведущего свое происхождение из области Сурдеваль в Западной Нормандии, вышел Ришар де Сурдеваль, который при Вильгельме Завоевателе оказался в Англии и в 1086 году фигурирует в «Книге Страшного Суда» как йоркширский лендлорд. Другой представитель этого ро­да — Роберт де Сурдеваль, возглавлял осаду Катании на Сицилии в 1081 году и во время первого крестового похода совершил марш до Антиохии. О Стефане Сурдевале известно, что примерно в 1200 го­ду он держал землю в марке Брекона; а Гуго Сурдеваль приобрел поместье в баронии Фицджеральда Наасского и назвал своим име­нем город Суордлстаун (т.е. город Сурдеваля) в графстве Килдэр¹¹.

Французские рыцари и крупные феодалы были особенно широ­ко представлены в крестовых походах и не только участвовали в новых завоеваниях на юге Италии и на Британских островах, но и внесли свой вклад в испанскую Реконкисту. Некоторые из них там и осели. Гастон V Беарнский, сражавшийся в Святой земле, участ­вовал также в арагонской кампании и в награду получил владение в Ункастильо, должность наместника Сарагосы и право на половину доходов этого города. Бертран де Лаон сражался на стороне Аль­фонса I Арагонского и стал последовательно графом Карриона, Лог-роньо и Туделы. Робер Бюрде отправился в Испанию около 1110 го­да, участвовал в сражении за Туделу, стал там кастелланом замка, а в 1128 году — наместником Таррагоны, где он и его потомки прави­ли полстолетия¹². О его жене Сибилле, дочери Уильяма Капры, главного держателя Сомерсетшира, известно, что она в отсутствие мужа совершила круговой объезд стен Таррагоны, в кольчуге и с командирским жезлом в руке. Появление западноевропейской жен­щины в седле, совершающей объезд каталонского города, конечно, во всякую эпоху было бы воспринято как нечто неординарное, но в XII веке — в меньшей степени, чем в любые другие времена¹³.

Все эти случаи наглядно показывают, как далеко простиралось проникновение французских рыцарей. Миграция германских рыца­рей, напротив, при существенных масштабах и продолжительности по времени, в географическом плане имела более ограниченные рамки. Разумеется, многие из германских рыцарей участвовали в крестовых походах: историк крестовых походов Рёрихт насчитал свыше 500 персоналий, участие которых в походах из Германии в Утремер («Заморские края») только в первом столетии крестовой

2, Аристократическая диаспора

эпопеи однозначно зафиксировано в источниках¹⁴. Присутствие не­мцев подчас играло решающую роль в успехе предприятия. Так, без моряков Кельна и Фризии не был бы взят Лиссабон в 1147 году или дамиетта — в 1219, во всяком случае, эта задача оказалась бы на­много сложнее, а то и вовсе невыполнимой. Однако мало кто из не -мцев, если вообще такие были (за исключением выходцев из «полу­французских» приграничных герцогств Верхней и Нижней Лота­рингии), сумели основать свои аристократические династии на Вос­токе. Подавляющее большинство из походов возвращались в род­ные места либо оставались лежать в Святой земле, но редко оседа­ли там во главе нового рода. И только члены Тевтонского ордена, основанного в Акре в 1190 году, обеспечивали постоянное присут­ствие немцев в крестоносных государствах. Они владели землями вдоль побережья от Акры до Бейрута, а своей штаб-квартирой в 1228—1271 годах сделали замок Монфор, или Штаркенберг, в семи милях от Акры в глубь материка.

Главной зоной немецкой экспансии в период Высокого Средне­вековья стала Восточная Европа. Здесь немецкая знать утвердилась на огромной территории. Саксонских рыцарей можно было встре­тить в Эстонии на берегу Финского залива, в Силезии в долине Одера, по всей Богемии и Венгрии. Восточнее Эльбы сколачивались новые фамильные состояния. Подобно тому, как Британские остро­ва, южная часть Аппенинского полуострова и Восточное Средизем -номорье были в эти века свидетелями появления аристократов из королевства Французского (а также франкоговорящей области в восточной части Священной Римской империи — Лотарингии), так и Восточная Европа стала объектом вторжения и переселения ры­царей и феодалов из германского королевства. Если сравнить пере­чень свидетелей, подписавших Хартию Барнима I Померанского от 1223 года и одну его грамоту от 1249 года, то становится очевид­ным, насколько сильно была онемечена дружина этого «славянско­го герцога» (dux Slavorum) за истекшие между двумя документами четверть века¹⁵. В дружине померанских князей появились такие германские рыцари, как Иоганн Аппельдорнский, Фридрих Рамш-тедтский и Конрад Шонвальдский. Своим присутствием они факти -чески способствовали трансформации всей придворной культуры и оставили по себе память в виде новых феодальных владений¹⁶. Выше по течению Одера со времен Болеслава I (1163—1201) откры­той для бескровного проникновения немецкой знати оказалась Си-лезия. Болеслав был князь из рода Пястов, которые правили Поль­шей еще с X века. Семнадцать лет он провел в ссылке в Тюрингии, откуда привез с собой немецких цистерцианцев, дабы они основали фамильный монастырь. Источник XIII века на этот счет сообщает: «В тех краях всякий герцог или князь, желавший сохранить у себя на службе немецких или каких-то еще рыцарей, жаловал им фьефы в своей вотчине»¹⁷. Таким образом постепенно протекала германи­зация правящего класса феодалов в землях полабских славян. Пра-

Роберт Бартлетт. Становление Европы

вильно даже было бы сказать, что если переселение французской знати внешне было заметнее современникам, то продвижение не­мцев на восток оказало более глубокое и длительное воздействие на всю последующую европейскую историю.

Таким образом, когда речь идет о распространении западноев­ропейской аристократии по всему континенту, следует проводить четкие географические различия. Рейн и Дунай приблизительно очерчивают ту границу, которая разделяла зоны проникновения французской и германской феодальной знати. От Нормандии и Пуату, от Саксонии и Лотарингии потоки переселенцев устремля­лись в Уэльс и Апулию, Ливонию и Силезию. Здесь, на своей новой родине, они строили новое будущее.

ВЛАДЕНИЯ ЗАВОЕВАТЕЛЕЙ

Пути-дороги вновь прибывшей знати были различны. Они могли вступить на новую землю с кровопролитием или более мирно; их могли встретить сопротивлением или, наоборот, привет­ствовать; это могло быть вторжение в совершенно чуждое или, на­против, близкое по духу общество. На одном конце этого спектра находились приглашенные аристократы Шотландии, Померании и Силезии. На другом — и это одно из самых ярких новшеств, по­явившихся вследствие аристократической экспансии Высокого Сре -дневековья, — было установление власти завоевателей, примером которому могут служить Бранденбург и Ольстер.

Происхождение того и другого обычно связывают с могущест­венными фигурами их основателей, однако их следует рассматри­вать в общем контексте пограничных завоеваний и колонизации. Колониальные экспедиции часто носят характер цепной реакции. Они сплачивают воедино неустойчивые и агрессивные элементы в тот момент, когда все рассчитывают на выигрыш — и некоторые его получают. Обычным делом являются «отщепенческие» экспеди -ции наподобие высадки Кортеса в Мексике в XVI веке. Англо-нор­мандское владение Ольстер было образовано как раз в результате такого «осколочного» самодеятельного похода. Зимой 1176—1177 го­дов, в начале англо-нормандского вторжения в Ирландию, в дуб­линском гарнизоне, судя по всему, зародилось брожение и пошли разговоры о медлительности и нерешительности командования. В этот момент самые активные и недовольные бойцы гарнизона полу­чили возможность действовать. Зачинщиком выступил Джон де Курси, выходец из англо-нормандского баронского рода (и дальний родственник Роберта Рудланского)¹". В разгар зимы возглавляемый им отряд из 22 рыцарей и 300 пехотинцев выступил на север вдоль побережья Ирландского моря. Целью безрассудной вылазки Джона де Курси был Улад, или Улидия — восточная часть провинции Ольстер. Здесь уже какое-то время вели борьбу за господство не­сколько ирландских королей. Джон и его небольшой отряд сумели

2. Аристократическая диаспора

разбить местного царька Рори Макданлеви и в первом же бою за­хватить Даунпатрик, который стал его опорным пунктом для созда­ния собственного княжества,

На протяжении всего периода между первыми завоеваниями 1177 года и его драматической гибелью от рук англо-нормандских соперников в 1205 году Джон де Курси сохранял свою власть над Ольстером благодаря постоянным войнам, строительству замков и формированию целого слоя собственных вассалов¹⁹. Первый из этих факторов — непрестанная война — роднил его с любым ир­ландским королем. Он ежегодно предпринимал вылазки против различных ирландских правителей, но одновременно все время ссо -рился с другими англо-нормандскими поселенцами. Союзники у него были очень неоднородны по составу. Так, в 1201 году он воз­главил «Чужестранцев Улидии» в союзе с де Ласи и «Чужестранца­ми Мита» в кампании, задуманной в поддержку одного из претен­дентов на престол королевства Коннахт Кэтала Кровдерга в его войне с внучатым племянником Кэталом Каррахом²⁰ В войне за престол Коннахта на сцену выходили самые пестрые альянсы, когда с обеих сторон можно было видеть и ирландцев, и англо-норманд-цев. Вопрос происхождения для политического союзничества зна­чения не имел, и коренные жители и эмигранты не составляли двух четко противостоящих «сторон». Цели, которые ставил перед собой Джон де Курси во многих своих военных кампаниях, тоже были достаточно традиционны. Например, его периодические вылазки против Тирона на первый взгляд вообще не имели цели прирастить к своим владениям новые земли (и уж точно в этом смысле были бесплодны). Типичным можно считать набег 1197 года: нанеся пора­жение войскам Сенела Конайла, солдаты де Курси «разграбили Инишоуэн и пригнали большое множество скота». Широкомас­штабная практика угона скота нашла свое отражение и в том, как де Курси делал пожертвования в пользу монастыря св. Патрика в Дауне в виде десятины всего скота, добытого на охоте или в резуль­тате набега²¹.

Тем не менее феодальное владение Ольстер держалось не про­сто силой диверсионного конного отряда. В самой Улидии власть носила достаточно устойчивый и долговременный характер. Англо­нормандское военное владычество над регионом подкреплялось на­личием такого же рода замков, какие столетие назад позволили нормандцам подчинить себе Англию: это была сеть замков с баш­ней и двором, воздвигнутых из дерева и глины, а в самых ответст­венных местах усиленных каменными башнями. Главная башня в Кэррикфергусе, к примеру, имеет высоту 90 футов и поперечник 50 футов (см. рис. 2) и на протяжении всего Средневековья оставалась ядром англо-нормандского и английского могущества. У де Курси был свой управленческий аппарат в лице камергера двора, сенеша­ля и командующего войском, совет вассалов, многие из которых были завербованы из северо-западной Англии и юго-западной Шот-

Роберт Бартлетт. Становление Европы

ландии, и прослойка чиновников. В его владениях действовали, при поддержк⁶ лорда, шесть монастырей, являвшиеся либо дочерними, либо зависимыми обителями от английских религиозных братств. Де Курси чеканил серебряные полупенсовики, на одной стороне которых было выбито его имя, а на другой — имя его небесного покровителя св. Патрика²². Джона де Курси современники могли характеризровать как «хозяина Ольстера» (dominus de Ulvestire) или даже «властелина королевства Ольстерского» (princeps regni de Ulvestir)²³. Термин «королевство» (recmum) применительно к Сред­ним векам не означал, что правитель названной так земли непре­менно является королем (rex), но подразумевал наличие существен­ного территориального образования и достаточно широкую полити -ческую автономию. К 1205 году, когда Джон де Курси был сверг­нут, он сумел создать в Ирландии территориальную единицу нового типа — владение, который надолго пережило его самого.

Кровавое и изматывающее дело завоевания и обживания новых земель требовало решительных и эгоистичных вождей. Такие фигу­ры в XII—XIII веках появлялись в каждом уголке Европы. Среди них иногда встречались люди незнатного происхождения, но часто — и крупные магнаты с большими феодальными владениями на родине, то есть уже имевшие внушительные ресурсы, что облег­чало дальнейшую экспансию. Таким был, например, Альбрехт по прозвищу Медведь, основатель Асканской династии маркграфов Бранденбургских (см. его изображение на одной из монет, вкл. 3).

По сравнению с Ольстером Бранденбург имел намного более обширную территорию и продолжительную историю и был зало­жен на более старом основании²⁴. Б X веке регион к востоку от рек Эльбы и Зале, образовывавших границу каролингской Саксо­нии, был поделен на несколько марок, пограничных областей под властью маркграфа («пограничного графа»), обычно имевшего не­обычайно широкие военные и территориальные полномочия. Одним из таких районов был Нордмарк, образованный в качестве самостоятельной единицы в 960-х годах и теоретически простирав­шийся от Эльбы до Одера и от Лужицы до линии Эльде-Пеене. В границах этой области славяне облагались данью, в случае необ­ходимости для этого совершались карательные рейды. В немецких крепостях были дислоцированы постоянные гарнизоны. Здесь также были основаны две новых епархии — Бранденбургская и Га-вельбергская. Большая часть этого образования была сметена мощ­ным славянским восстанием 983 года, однако династия маркграфов, пусть и с ограниченными полномочиями, на Эльбе сохранилась, так же, как и ряд сменявших друг друга епископов Бранденбурга и Га-вельберга, хотя уже и без кафедр или диоцезов как таковых.

Именно эта призрачная структура и была возрождена в XII ве­ке²⁵. В середине столетия в среднем течении Эльбы немецкое гос -подство было решительным образом восстановлено. Епископы Бранденбурга и Гавельберга вновь обрели свои официальные пре-

2. Аристократическая диаспора

столы и принялись за строительство новых соборов. Ключевой фи­гурой в этом эпизоде являлся Альбрехт Медведь. Альбрехт происхо­дил из высших кругов саксонской знати. Его отец, Отгон Балленш-тедтский, в свое время завоевал богатые владения в северной Тю­рингии и восточной Саксонии. Он имел большой опыт пригранич­ных сражений со славянами и, в частности, в 1115 году при Кётене разгромил крупный отряд, переправившийся через Эльбу. Мать Альбрехта, Илика, была еще более знатного происхождения, она приходилась дочерью Магнусу Биллунгу, герцогу Саксонскому. Таким образом, Альбрехт вырос среди могущественных аристокра­тических родичей, привычных к постоянным пограничным войнам. В начале политической карьеры он проявил себя как своенравный, безудержный и беспокойный правитель. Он заключил союз с Лота-рем Зюпплингенбургским, преемником Биллунгов в качестве герцо -га Саксонского, и благодаря поддержке Лотаря — но открыто вос­противившись воле императора Священной Римской империи — взял под свой контроль Лужицу — немецкую пограничную область восточнее Эльбы в ее среднем течении. Кроме того, его происхож­дение по материнской линии дало ему основания и самому претен -доватъ на герцогство Саксонское. Примерно в ИЗО году Альбрехт выступил против Лотаря, который к тому времени уже был короно -ван на царство, и силой присвоил себе наследство маркграфа Норд-маркского Генриха Штадского. В ответ Лотарь лишил Альбрехта Лужицкой области. И только поддержав Лотаря в итальянской кам­пании 1132—1133 годов, Альбрехт вернул себе его благосклонность, и ему снова было пожаловано обширное владение на границе. На сей раз таким владением стал Нордмарк,

Установление власти Альбрехта Медведя над Нордмарком в 1134 году обычно считается решающим этапом в формировании Бранденбургского княжества. Однако более важным нам представ­ляется факт окончательного захвата Альбрехтом самого города Бранденбурга, который произошел 11 июня 1157 года. Эту дату принято считать «днем рождения Бранденбургской марки»:

«Итак, в год 1157 от Воплощения Христова, июня 11 дня, маркграф, волею Божией, захватил как победитель город Бранденбург и, триум -фально вступив в град сей с большой дружиной, высоко воздел свое победоносное знамя и вознес надлежащие молитвы Господу, который даровал ему победу над врагами» ²⁶.

В отличие от Джона де Курси Альбрехт Медведь сумел на новых землях основать собственную династию. Его род, Асканская династия, на протяжении нескольких поколений «поставлял» марк­графов Бранденбургских и угас к 1319 году, успев к тому времени установить свое господство на территориях, простиравшихся почти на 200 миль к востоку от Эльбы.

Если взглянуть на методы, какими Аскании расширяли владения своего рода на территории до Одера и дальше, то заметно будет

Роберт Бартлетт. Становление Европы

сходство с поведением Джона де Курси в Ирландии. Это и не уди­вительно. В XII—XIII веках для успешного установления своего вла­дычества требовались некие универсальные элементы, главными из которых были замки и вассалы. За формированием основ феодаль­ной военной структуры следовало развитие городских и сельских поселений в рамках осознанной политики дальнейшего развития региона. Это уже была задача для внуков Альбрехта Медведя, Иоанна I (1220—1266) и Отгона III (1220—1267), чье совместное правление пришлось на исключительно важный период середины XIII века:

((Достигнув юности, они жили в согласии, как и подобает братьям, и каждый считался с мнением другого. Это согласие позволило им со -крушить своих врагов, возвысить друзей, прирастить свои владения и доходы и прибавить себе славы, почестей и могущества. У владетеля Барнима [в Померании] они отвоевали земли Барнима, Телтоу и мно -гае другие, а вверх по реке Вельзе приобрели Укермарк. В Гартоне [не установлено] они получили в собственность замки и подданных. Они построили Берлин, Штраусберг, Франкфурт, Новый Ангермюнде, Штолпе, Либенвальде, Штаргард, Новый Бранденбург и многие другие города и таким образом, обратив пустошь в возделанную пашню, они получили изобилие всякого добра. Они также дальновидно поддержи -вали церковь, имели множество священников и основали на своих зем -лях монастыри доминиканцев, францисканцев и цистерцианцев» ^2?.

Успехи Асканской династии в определяющей степени зижди­лись на способности привлекать на свою сторону и вознаграждать за верность вассалов. Этот род завоевал свое могущество благодаря умению делиться властью с другими фамилиями. Одним из таких феодальных домов, который пошел за Асканиями и благодаря этому возвысился, был род фон Веделей, и более пристальный взгляд на судьбу его членов позволит раскрыть некоторые аспекты эволюции аристократов-завоевателей в качестве правителей захваченных зе-

мель

Первое дошедшее до нас упоминание о семье фон Веделей со­держится в документе 1212 года. Это дарственная от одного из ры­царей графа Гольштейнского в пользу гамбургской церкви, она ра­тифицирована графом и засвидетельствована его вассалами и при­дворными. Среди них — «братья Ведель: Генрих, Гассон и Райн-берн». Ведель, откуда пошло название всего рода, — небольшая де­ревня в Гольштейне на северо-запад от Гамбурга. Здесь издавна на­ходилось германское поселение, и несмотря на близость славянской границы, Велели, судя по всему, не предпринимали частых военных вылазок, как того, казалось, требовали приграничные условия. Только в 1279 году, по прошествии нескольких поколений, мы нахо­дим свидетельства продвижения этого рода на восток. В это время некий Людвиг фон Ведель отличился тем, что был отлучен от цер­кви знаменитым ученым Альбертом Великим²⁹. Ему вменялось вторжение во владения госпитальеров вдоль реки Игна (северо-

2. Аристократическая диаспора

запад современной Польши). Эта земля, которую фон Велели суме­ли захватить и оставить в своем подчинении, находилась милях в 220 к востоку от их родовой деревни в Гольштейне. Нет сомнения в том, что гольштейнский род связан с восточными переселенцами, поскольку совпадают и необычное родовое имя, и фамильный герб. По всей видимости, Людвиг фон Ведель был либо младшим отпрыс -ком этого рода, отправившимся на поиски состояния, либо сыном такового.

Конечно, поиски богатства не означали поход в никуда. Для мо­лодого амбициозного рыцаря было естественным предложить свои услуги подходящему с виду князю в надежде, что в случае успеха тот поделится с ним добычей. Скорее всего, фон Велели направи­лись на восток с целью поступить на службу к герцогам Померан­ским, ибо документ об отлучении от церкви, датируемый 1269 го­дом, называет Людвига фон Веделя всего лишь соратником герцога Барнима I. К тому времени трения между германцами и славянами отошли на второй план перед задачей дальнейшего продвижения, и Барним, хотя и был родом из языческих славянских князей, вошел в историю как неустанный основатель новых городов, активно при -влекавший на свою сторону немецкое крестьянство и рыцарство. Для него самой важной задачей было развитие ресурсов Помера­нии как базы для дальнейшего наращивания могущества своего рода, а не сохранение национальной идентичности. Владения Веде­лей Кремцау и Ухтенгаген находились в Померании (см. карту 4) 30 Фон Велели были всего лишь одной группой из множества герман­ских сподвижников, прибившихся к померанскому двору.

Первоначальные владения Веделей в долине реки Игна находи­лись в малонаселенном регионе, в котором вопрос верховного сю­зеренитета был постоянным предметом споров. Здесь сталкивались притязания польских, померанских и бранденбургских династий. В конце концов победу одержал дом Альбрехта Медведя. Земли в верховьях Игны оказались в руках маркграфов во второй половине Kill века. Одним из факторов, обеспечивших им успех, стала спо­собность привлекать союзников, пускай даже из числа бывших вра­гов. Уже через несколько лет после отлучения от церкви в 1269 году фон Велели — Людвиг и его братья Генрих, Зигфрид, Гассон и Цулис — стали вассалами маркграфа Бранденбургского³¹. Это не означало, что они потеряли свои померанские земли и связи. Быть одновременно вассалом нескольких сюзеренов для того времени было обычным делом. Такое положение в самом деле давало опре­деленные преимущества, поскольку не ставило судьбу того или иного рода в зависимость от одного господина. Тем не менее, не­смотря на свои земли, полученные от герцогов Померании и от По­меранского епископа Каменя (Каммина), фон Велели начиная с 1272 года главным образом являлись вассалами маркграфов, причем все более влиятельными.

Роберт Бартлетт. Становление Европы

2. Аристократическая диаспора

По мере того, как род наращивал свои владения в Ноймарке («за Одером» — terra transoderana), он все больше оказывался перед лицом тех же проблем, что и сама правящая Асканская династия. Единственным способом сохранить и извлекать пользу из новых владений было развивать их самым энергичным и систематическим образом. Первой задачей на этом пути являлось заселение новых земель. В Ноймарке появилась целая плеяда новых деревень, мно­гие из которых горделиво носили имена своих хозяев и основате­лей — Ведель, Альтенведель, Нойведель, Цульсдорф и Цульсгаген по имени Цулиса фон Веделя, жившего в конце XIII века). Точно так же, как маркграфы передоверили основание новых поселений семействам типа Веделей, так сами Ведели, в свою очередь, искали себе в помощь вассалов ниже рангом. В 1313 году Людолъф фон Ве­дель продал деревню к югу от Шивельбайна братьям Дитриху и Ог-тону фон Эльбе, пообещав вдобавок, что, «если они решат заселить и возделать неосвоенные участки леса, мы обещаем им шестьдесят четыре крестьянских манса (mansi) со всеми надлежащими права­ми»³^. Эта цифра — шестьдесят четыре манса — обычный размер новой деревни в Ноймарке, а значит, соглашение между Неделями и братьями Эльбе предусматривало создание совершенно новых де -ревень на необжитых землях, в качестве составной части дарения.

Ноймарк был завоеван и удерживался силой меча, и ценность Веделей для маркграфов заключалась не только в их энергичном освоении сельскохозяйственного потенциала этого района, но и способности поставлять воинов. В самом деле, на пике своего могу­щества в конце XIV века род Веделей имел возможность давать сю­зерену обещание поставить под знамена «сотню хорошо вооружен­ных рыцарей и оруженосцев и еще сотню арбалетчиков в доспе­хах». К тому же во времена, когда бранденбургская знать уже раз­личалась по принципу наличия или отсутствия замков, Ведели в большинстве своем относились к категории владельцев замков (schlossgessene). Первым из принадлежащих им замков был Кюр-тов, который находился в их руках еще до 1300 года. Вскоре после этого они на какое-то время завладели пограничной крепостью Дрезден, имевшей важное стратегическое значение в борьбе с по­ляками. Естественно, они также возводили или захватывали замки в центрах своих вотчин, (см, карту 4). Это были «гвозди», которыми они намертво крепили «здания» своих владений.

Масштабы и степень могущества фон Веделей подтверждается той независимой ролью, которую они играли в основании новых городов. Им принадлежит создание не менее четырех городов в Ноймарке и соседних районах Померании. Рождение всех этих го­родов с той или иной степенью точности можно отнести к первой половине XIV века. Существует документ 1314 года, в котором бра­тья Генрих и Иоанн фон Ведель даруют привилегии «своему городу Нуве Фределанду» (Меркиш-Фридланд), причем среди скрепивших документ свидетелей фигурируют «основатели города и члены го-

Роберт Бартлетт. Становление Европы

родского совета». Такие города были не только символом опреде­ленного положения и свидетельством значительных ресурсов, нахо -дившихся в распоряжении того или иного магната, но также пред­ставляли собой запас наличности, к которой он имел доступ в любой момент. Когда в 1338 году фон Недели даровали своему горо­ду фрайенвальде бранденбургский закон и различные фискальные и правовые привилегии, они одновременно заручились ежегодными выплатами по 100 фунтов из городской казны. Эти поступления по­зволили Неделям сделать решающий шаг в приращении своих зе­мель и могущества. В 1319 году Ведегон фон Ведель участвовал в приобретении у последнего асканского маркграфа Валъдемара земли Шивельбайн за 11 тысяч марок. Сделка предполагала выкуп «замка и города Шивельбайн, с народом, землей, поместьями, высо­ким и низким судом, казной, древесиной, мостами» и т.д.³³ Тем самым род Веделей получал «как бы княжеское положение» ³⁴.

За несколько поколений представители рыцарского рода из Гольштейна сумели воспользоваться шансом, какой давала близость восточной границы. Продвинувшись на несколько сот миль на вос­ток и обращая свои материальные возможности на укрепление власти местных правителей, будь то славянских или немецких, этот род утвердился в качестве крупных землевладельцев, чье могущест­во и земельные владения не подлежали сомнению. Члены этой фа­милии поднялись из зависимого положения вассалов в господской дружине до господского положения владельцев собственной дружи -ны, основателей городов, хозяев земли.

НОВЫЕ КОРОНЫ

Фон Велели были «как бы князья»; Джон де Курси был «власте­лин королевства» (princeps regni). Существовала и следующая сту­пень: высшим достижением являлась корона. XI, XII и XIII столетия были эпохой образования новых королевств — Кастилии, Португа­лии, Богемии, Иерусалима, Кипра, Сицилии, Фессалоник. Новые королевства нуждались в новых королевских династиях, и «постав­ляла» эти династии беспокойная знать Западной Европы.

Одним из знатных родов с притязаниями на корону стал дом Монферрат, в северо-западной Италии, который предпринял серию эффектных, но в конечном счете бесплодных попыток захватить какую-либо из новых корон на Востоке³⁵. Вильгельм Старый, мар­киз Монферратский, потомок древнего рода с обширными связями (по линии жены он состоял в близком родстве с французской ди­настией Капетингов и германскими правителями Гогенштауфена-ми) был героем второго крестового похода ив 1187 году возвратил­ся в Палестину, однако после сокрушительной победы мусульман при Хаттине оказался в плену у Саладина. У него было пять сыно­вей, из которых четверо сделали мирскую карьеру. Старший, рос­лый русоволосый мужчина, склонный к обильным возлияниям, же-

2. Аристократическая диаспора

нился на наследнице королевства Иерусалимского, однако вскоре умер при загадочных обстоятельствах³". Его сын, появившийся на свет уже после смерти отца, стал впоследствии Иерусалимским ко -ролей Балдуином I (1185—1186). Два других сына Вильгельма Ста­рого нашли жен и состояние в Византии. Один стал жертвой запу­танной константинопольской политической интриги, оказавшейся для него фатальной. Зато второй, Конрад, участвовал в походе в Святую землю, сражался при обороне Тира от войск Саладина, же­нился на другой наследнице королевства Иерусалим и два года пра­вил, после чего был зарезан на улице Ассасинами, экстремистской исламской сектой, которую западные источники изображают как курильщиков гашиша и последователей таинственного «Горного Старца». Мусульмане боялись и восхищались Конрадом за его «дья­вольское искусство обороны и управления городом» и «необычай­ную отвагу»³⁷. Последний из братьев Монферрат, Бонифаций, в 1201 году был избран руководителем четвертого крестового похода, повел его не в Святую землю, а на Константинополь и получил, в качестве своей доли Византийской империи, королевство Фессало-ники, где он расселил многих своих итальянских соратников. Таким образом он воплотил изящно сформулированные надежды своего придворного поэта Пейре Видаля, который завершал одно из своих стихотворений таким обращением к маркизу:

«И если все пойдет согласно моим желаниям и предвидению, То я увижу на его голове корону из золота» ³⁸.

Бонифаций пал в бою в 1207 году, сражаясь за только что завое­ванный престол. Его сын и преемник Деметрий не сумел сохранить своего положения и в 1224 году был изгнан из Греции.

Монферраты не могли удержать короны, которые одна за дру­гой ускользали у них из рук. Другие обладали более цепкой хват­кой. Одним из свидетельств того важного значения, какое имела экспансия франкской аристократии в Высокое Средневековье, слу­жит их роль в основании правящих династий в Европе (см. карту 5). Подобно тому, как в XIX веке незаметные немецкие князья ста­нут основателями новых национальных монархий, так отпрыски ве -ликих фамилий из средневековой Франции распространились по всему свету, чтобы занять королевские престолы в далеких преде­лах. Успехи французской аристократии на этом поприще можно считать выдающимся. В 1350 году в католическом мире было пят­надцать коронованных монархов³⁹. Среди них некоторые были не­знатного происхождения, то есть из пятнадцати только десять явля -лись выходцами из старинных родов. Если проследить родословную этих правителей по мужской линии до XI века (или, если это невоз -можно, то настолько, насколько позволяют имеющиеся данные), то получится, что из этих десяти династий пять были из старого коро­левства Французского, главным образом из северной его части (Иль-де-Франс, Нормандия, Анжу и Пуату), а один, и очень влия-