Язычество и христианство в Византии

В IV в. христианство было признано в империи ро-меев государственной религией, но первоначально его приверженцы были не слишком многочисленны. На­иболее ревностные среди них искали спасения в пус­тынях Египта или Палестины — становились отшель­никами. И все-таки в начале своего существования (IV—V вв.) Византия, в сущности, оставалась еще по­луязыческой страной, в которой было немало тайных или явных поклонников старых верований. До конца V в. не были запрещены отправления домашних язы­ческих культов. Большая часть правящей элиты была равнодушна к религиозным вопросам и предпочитала христианству увлечение античной философией.

Была даже произведена попытка на государствен­ном уровне вернуться к язычеству: знаменитый импе­ратор Юлиан (361—363), прозванный Отступником, философ и храбрый полководец, хотел восстановить прежнюю религию, однако потерпел неудачу.

Симпатии к язычеству сохранялись и в народной среде: в деревне даже в XII в. продолжал существовать культ Диониса, покровителя земледельцев.

Однако влияние христианства неуклонно возраста­ло. Этот процесс был далеко не всегда мирным. Так, в конце IV в. в Александрии был разрушен Серапеум — центр языческого культа, и сожжена знаменитая биб­лиотека, жертвой обезумевшей толпы пала жен­щина-философ Ипатия. Примерно в это же время запрещено было проведение Олимпийских игр. Унич­тожались или закрывались языческие храмы, а их имущество отбиралось в пользу казны.

Распространение христианства было связано не только с гонениями на язычников или с официальны­ми запретами. Постепенно умирало языческое созна­ние, сменяясь новым, христианским — более трагиче­ским и дисгармоничным, но обращенным к внутренне­му миру человека, дающим ему надежду на спасение, на обретение божественной сущности.

Византийское язычество имело своих блестящих идеологов-философов, но не могло соперничать с хрис­тианством в борьбе за души людей. С течением време­ни христианство стало все больше определять духов­ную жизнь Византии. Один из богословов жаловался, что невозможно спокойно зайти в баню или к булочни­ку, так как и банщик, и булочник тут же заводят спо­ры о сути христианской Троицы. Ученого-богослова, разумеется, раздражали непосвященные, которые, не имея должной подготовки, пытались разобраться в сложнейших вопросах веры, но, по сути, это должно было бы его радовать. Ведь интерес к такого рода во­просам означал, что отношение масс к христианству было далеко не равнодушным.

Победа христианства над умами людей не означа­ла, что уничтожалось и все наследие, оставленное ан­тичной культурой. В Византии сохранилось глубокое уважение к знаниям, в том числе к античной филосо­фии и литературе. Здесь большую роль сыграла идея преемственности, прямой связи Византии с греко-римским миром.

Науки смывают грязь с душ и делают их природу чистой и воздушной.

Михаил Пселл, выдающийся византийский историк, писатель и политический деятель, XI в.

Даже у представителей византийской церкви отно­шение к античным философам и писателям было до­статочно мягким. Чтение их произведений не было за­прещено; напротив, выдающийся богослов IV в. Васи­лий Великий призывал юношество изучать языческих авторов, хотя и с осторожностью, стараясь толковать их мысли в духе христианства. В те времена были рас­пространены аллегорические толкования, с помощью которых можно было доказать, что язычники пред­чувствовали некоторые истины христианства или да­же предрекали его победу. Но, несмотря на такую од­ностороннюю, заранее заданную трактовку, культур­ные ценности языческой античности оставались в сознании людей.

Важнейшим источником знаний об античности бы­ла византийская школа, которая в отличие от запад­ной не была подчинена церкви. Со временем в ней по­явились некоторые церковные дисциплины, но в це­лом школа оставалась светской, и сама система образования была близка античной, особенно в на­чальной школе, где обучали чтению, грамматике и умению считать. Ученики читали, комментировали, переписывали и учили наизусть отрывки из Псалти­ри, но также из поэм Гомера, трагедий Эсхила, Софок­ла и Еврипида, из философских произведений Плато­на и Аристотеля. Знакомясь с богатством античной мысли в лучших ее образцах, школьники проникали и в систему языческого восприятия мира. Богословие, как и философия, специально изучались лишь на более высокой ступени образования, доступной не­многим.

Языческие верования исчезали, но традиции ан­тичной литературы и философии продолжали жить на протяжении многих веков. Философия Платона и его последователей оказала большое воздействие на ви­зантийское богословие, на основе античной литерату­ры в Византии создавались светские произведения (на­пример, романы).

Византийская культура, оставаясь христианской, сумела вобрать в себя античное наследие, перераба­тывая его и вкладывая в него новое содержание.

Христианство и ереси

Сложность духовной жизни в Византии была свя­зана не только с борьбой против уходящего язычества. Не менее драматичной была и идейная борьба, объяв­ленная церковью ересям — религиозным движениям, участники которых отстаивали право понимать хрис­тианство по-своему, отклоняясь (порой очень сущест­венно) от официального учения.

Непримиримое отношение к инакомыслящим объ­яснялось разными причинами. Важным фактором бы­ло стремление церкви укрепить свои позиции в госу­дарстве, свою роль посредницы между Богом и людь­ми, благодаря которой человек может приобщиться к истинной вере. Но была и другая причина — традици­онность средневекового сознания, ориентированного не столько на новаторство, сколько на преклонение пе­ред авторитетом.

Писание считалось Божественным откровением, и это означало, что человек должен был постичь и сохра­нить в неприкосновенности данные ему Божественные истины, ни в коем случае не менять их значения по своему произволу и тем более не изобретать новых. «Не люблю ничего своего», — это изречение Иоанна Дамаскина, византийского богослова VIII — начала IX в., ярко отражает установку на повторение того, что принято и считается правильным. В те времена еще не было понятия об авторстве: использование чу­жого произведения считалось заслугой, ибо указывало на ученость автора. Цитата из Писания нередко была самым сильным аргументом в споре.

Однако традиционность средневековой культуры вовсе не приводила к единообразию и единомыслию. И богословы, и еретики обращались к Священному Писанию, но понимали его по-разному. И в этом смысде духовная жизнь в средние века представляла собой Воле битвы, на котором люди отдавали жизнь за ту или иную фразу из Писания, понятую так или иначе.

Предметом страстных споров был главный догмат Христианства — о единой и неделимой Троице, вклю­чающей Бога-Отца, Бога-Сына и Бога — Духа Святого. Людей того времени особенно волновал вопрос о при­роде Христа. Бог он или человек?

В IV—vbb., когда догматика христианства еще только формировалась, несколько религиозных тече­ний отстаивали свои решения этого вопроса. Ариане считали Христа человеком, которому Божественность была передана его Небесным Отцом (т. е. Иисус не об­ладал ею изначально). Приверженцы другого учения, Нвсторианства, утверждали, что есть разница между Христом, смертным человеком, и Сыном Божьим, не-Сотворенным и бессмертным, и связь их была времен-ной. Сын Божий-пребывал в Христе, но не слился с ним. Своего рода ответной реакцией на несторианство явилось монофизитство, которое настаивало на том, что Христос имел только одну природу — Божествен­ную — и лишь внешне напоминал человека.

Чем объяснить факт, что этот, казалось бы, отвле­ченный вопрос имел для византийцев такую остроту? Христос был не только Спасителем человечества, но и Посредником, связующим звеном между миром небес­ным и земным. И церковь, надо сказать, в отличие от вретиков всячески поддерживала эту идею, утверж­дая, что Христос совмещает в себе две сущности — и человеческую, и Божественную. Здесь была основа для надежды на грядущее спасение человечества: ведь Христос, оставаясь человеком, который мог испыты-1ать страдания, колебаться, одновременно был и Бо-Гом. Поэтому спор о Христе выходил далеко за рамки богословских диспутов, интересных и понятных толь­ко избранным. Средневековый человек воспринимал §ту проблему необычайно остро и напряженно, так как речь, в сущности, шла о нем самом, о возможности от­крыть в себе Божественное начало.

Такое же принципиальное значение в ту эпоху имел вопрос о соотношении духовного и физического в человеке. Христианство разрушило античный идеал гармонической личности, в котором красота внешняя, физическая, сливалась в единое целое с красотой ду­ховной. Оно открыло дисгармоничность человека. Внутренняя красота может сочетаться с внешним безобразием — и наоборот. Вот почему христианские святые часто оказываются поразительно отталкиваю­щими внешне, и авторы житий не скупятся на натура­листические подробности, описывая тела аскетов, ис­сохшие от поста или покрытые ранами. Но это безоб­разие, нарочитая антиэстетичность облика служили для того, чтобы по контрасту выделить красоту духов­ную, которая обладала особой ценностью в глазах средневекового человека.

Прекрасен тот, «кто украшен духовно, даже если по внешнему виду он был бы нищим, слепым, хро­мым, увечным и имел бы какие-либо другие недо­статки, которые считаются позорными у людей».

Феодор Студит, византийский богослов, 759—826 гг.

Плотское, земное вообще часто ассоциировалось в средние века с греховным, с тем, что отделяет челове­ка от небесной благодати. Однако это не означает, что христианство полностью отвергало все материальное, физическое. Церковь и в данном случае старалась сгладить противоречия, найти связь между противо­положностями. Тело было создано Богом по его же об­разу и подобию, поэтому к нему нельзя относиться с пренебрежением.

Нет ничего презренного в том, что произошло от Бога.

Иоанн Дамаскип

Богословы часто цитировали апостола Павла, кото­рый назвал плоть «храмом Духа Святого» и утверж­дал, что тело не может помешать развитию в себе Бо жественного начала. Земной мир, согласно христиан«Кой доктрине, устроен целесообразно, в нем есть Порядок и красота, хотя и не совершенные, допускаю­щие существование зла. Это следует из того, считали Византийские богословы, что мир, сотворенный Бо-РОМ, содержит в себе его проявления, энергии.

Средневековый человек тонко чувствовал красоту Мира и умел восхищаться ею, но осознавал, что земная Красота — лишь ступень на пути к высшей, небесной.

Тогда земля нарядами впервые заблистала Пышней, чем дева юная, обещанная мужу, Сверкающая золотом, одеждой с жемчугами... Прекрасно, влажно от росы, горит все светом ярким, \ Ц запахи чудесные всю землю наполняют.

Константин Манасси, поэт и историк, XII в.

Совершенно противоположную точку зрения отста-1Йвали сторонники так называемых дуалистических Шресей, которые получили в VII — XII вв. широкое рас-Шространение в Византии: павликианство, возникшее ill Армении, и его болгарский вариант — богомильст-. Еретики говорили, что только небеса — владения ЙВога, а земля — царство Сатаны. Человека создавали ^вместе и Бог, и Сатана: один вложил душу, другой со-орил тело.

Считая землю обителью зла, еретики отвергали материю, а также резко критиковали неспра­ведливость, царящую в обществе, не признавали по-ИГрязшую в грехах церковь посредницей между Богом И людьми. Выдвигая идеал справедливо устроенной Шизни, они призывали к уходу от всего земного. Свя-|*ая бедность, отсутствие собственности, аскетизм — за »тим фактически стояло отрицание ценности мира.

Еретики подвергались преследованиям и жестоким [резням. Но это не могло остановить еретические дви-вния, тесно связанные с социальным протестом.

Дуализм — двойственность, видение мира через про­тивоположные друг другу начала.

Число их сторонников было достаточно велико, и исповедуемые ими идеи заметно повлияли на рели­гиозную жизнь не только Византии, но и Западной Ев­ропы.

Восточное христианство:

пути к Богу и система ценностей

Расхождения между западной (католической) и восточной (православной) церквями проявились до­статочно рано, в IV—vbb. С течением времени они возрастали, сопровождаясь борьбой между папой рим­ским и константинопольским патриархом во имя по­литического и религиозного первенства за сферы влияния.

Одно из важнейших разногласий было связано с догматом о Божественной Троице. Католическая цер­ковь в IX в. сочла нужным дополнить символ веры, выработанный еще в IV в. Согласно этому дополнению Святой Дух исходил не только от Бога-Отца, но и от Сына. Слова «филиокве» — «и от Сына» стали предме­том ожесточенных споров между западными и восточ­ными богословами, увеличив пропасть, разделяющую церкви. Однако формально обе церкви еще считались одним целым.

В XI в. католическая и православная церкви прс вратились в два независимых и даже враждебных от ветвления христианства. Произошел раскол (схизма), который на многие века предопределил отъединен ность от западного христианства (или «латинства», как его тогда называли) не только самой Византии, но и ее религиозной преемницы — России.

Причин для раскола было много, и, конечно, они 5ыли связаны не только с догматикой. Разным было рйбложение католической и православной церкви в го-РЦударстве, степень вмешательства в мирские дела. И Наконец, существовали тонкие, но очень значитель-ЙЫе для культурно-религиозной жизни Византии и $1ладной Европы различия в системе ценностей, на Которые должна была ориентироваться паства.

На Западе церковь утвердила свой абсолютный ав-1Юритет во всем, что касалось посмертной судьбы чело-§вка, т. е. решала своей властью вопрос о спасении. Именно церковь давала отпущение грехов, оценивала |ЦОбродетели и недостатки, наставляла на путь истины И отвращала от грехов. Этические нормы, разработан­ные католической церковью, охватывали буквально §се стороны жизни человека: от его интимной жизни ;ЦО практической деятельности. Такая строгая регла-[Ивнтация вырабатывала у человека и внутреннюю, и ШНешнюю дисциплину, формировала ответственность , поступки и мысли перед Богом и церковью.

Конечно, стремление построить жизнь паствы в со­ответствии с христианскими представлениями о гре-Х&х и добродетелях было свойственно и православию. |Цо оно в отличие от католичества допускало и другой |вуть к Богу и к спасению, без участия церкви как не-гменной посредницы. Это был индивидуальный, IЛичностный путь, который осуществлялся с по-рЦощью особого типа молитвы, приводившей к мисти-•? слиянию с Богом. Мистическое направление llU Западе тоже имело своих приверженцев, но в общем слишком поощрялось церковью, которая особенно Старалась не допустить широкого распространения по­добных идей среди мирян. В Византии оно было впол-', Не официально принято церковью.

Это означало, что церковь давала человеку доста-|f04HO большую внутреннюю свободу: спасение, полу-Божественной благодати зависело от него лич-от его способности к нравственному очищению и Вреодолению низких инстинктов. На такой основе в Византии формировался совершенно особый, не похо­жий на западноевропейский, идеал личности и ее по­ведения.

Мистическое слияние с Богом предполагает пол­ную отключенность от всего суетного, земного. Один из наиболее известных византийских мистиков, Симе­он Новый Богослов (X—XI вв.), в своей религиозной лирике описал процесс соединения с «Безначальным, Бесконечным, и Нетварным, и Незримым», т.е. с Богом. Оно происходит через самоуглубление, проник­новенное (ни в коем случае не механическое) произне­сение молитвы. Тогда человек в самом себе обретает Божественное начало, символом которого в византий­ском богословии считался свет.

Углубясь в себя, в себе же Обретаю свет искомый. В самом средоточъе сердца Вижу светоч, как бы солнца Круговидное подобье-Симеон Новый Богослои

Мистический идеал весьма далек от земной де ятельности, от социальной активности. Кроме того, этот идеал индивидуалистичен, так как мистик забо тится прежде всего о собственном спасении, внешняя жизнь для него — своего рода помеха освобождению от всего земного и греховного. Очень характерно i этом смысле изречение Симеона: «Да не разрушипп ты собственный дом, способствуя домостроительсти ближнего». Мистик гораздо сильнее стремится преоь разовать самого себя, чем окружающую действител: ность.

Конечно, нужно иметь в виду, что полная реалил ция такого идеала была уделом немногих, все обще< во не следовало примеру Симеона Нового Богослова других мистиков. Однако их сочинения пользовали популярностью и воздействовали на идеалы человек

В византийском богословии существовало и дру течение — рационалистическое, представители koiрого пытались примирить разум и веру. Они полагали, что приблизиться к постижению Бога можно, изучая окружающий мир, созданный им, и поэтому вводили в теологию естественнонаучные знания. Но рациона­лизм в отличие от Европы не стал в византийской бо­гословской мысли ведущим направлением, В XIII— XIV вв., когда Византия находилась уже в преддверии близкой гибели, новое мистическое учение, получив­шее название исихазм, одержало победу над рациона­лизмом и зарождавшимся гуманизмом,

Гуманистические идеи византийских философов, •ти предвестники нового времени, проникнув в Ита-лию, нашли отклик в Европе и оказали значитель­ное влияние на западных мыслителей. В самой же Византии вместе с исихазмом вновь утвердились Традиционная система ценностей и традиционное •осприятие мира и человека.

Вопросы и задания

1. Как проходила борьба христианства и язычества в Византии? Чем объясняется победа христианства? В каких областях Культуры сохранились традиции греческой и римской филосо-

ии и литературы? Какое значение это имело для культурной Жизни Византии в целом?

2. Что такое традиционность сознания? Как средневековые \ Люди относились к Священному Писанию? Почему?

3. Почему вопрос о том, является ли Христос человеком или Йогом, имел такое значение в первые века христианства? Какие МО этому поводу существовали мнения? Какое из них победило?

чем состояла суть споров между иконоборцами и иконопочицггелями?

Как повлияло христианство на идеал красоты в средние ве­ка? Можно ли сказать, что христианство отрицало ценность ма­териального мира? Почему? Какую позицию в этом вопросе за­нимали представители дуалистических ересей? Объясните, что такое ересь Вспомните, какие ереси в Западной Европе были близки павликианству и богомильству

4. В чем заключались причины раскола христианской церк ви? Какой путь религиозного спасения предлагали католическая и православная церковь? Какую роль в православии играл мис­тицизм? Что является идеальным состоянием для мистика? Как мистик относится к материальному миру и возможности его переустройства? Вспомните, как эти вопросы решались в Запад­ной Европе.