Процессы по делу «Московского центра» и других лиц, арестованных в связи с убийством Кирова
Во время подготовки суда над Николаевым и его воображаемыми сообщниками руководство НКВД занималось также планированием другого процесса, тесно связанного с убийством Кирова. В нем предполагалось задействовать еще восемь более или менее известных сторонников Зиновьева, тех, которые в ходе расследования продемонстрировали свою готовность дать необходимые свидетельские показания. Помимо этих восьми хотели использовать и Мильду Драуле. Предполагалось, что она подтвердит наличие прямых связей Николаева и зиновьевцев в Москве. Одновременно готовилось дело еще против 137 человек, которое должно было рассматриваться Особым совещанием. Как мы знаем, эта специальная судебная инстанция с ограниченными полномочиями, действующая под эгидой НКВД, была вправе приговаривать людей к ссылке или заключать в тюрьму на срок до 5 лет. Что касается вышеупомянутых 137 человек, то для них предусматривалось наказания от ссылки до 5 лет тюрьмы. В число этих людей входили Зиновьев, Каменев и другие известные сторонники Зиновьева[636]. Как уже говорилось в гл. 5, пресса объявила об аресте этих известных зиновьевцев, но к суду они еще не были привлечены из-за недостатка доказательств. В результате эти дела передали на рассмотрение Особого совещания.
Однако в действительности дело против Зиновьева, Каменева и 17 других бывших оппозиционеров рассматривалось не Особым совещанием: 16 января 1935 г. они были осуждены в ходе отдельного процесса[637]. Обвиняемые признались в своем участии в деятельности «Московского центра» или других контрреволюционных групп. Они также признались, что знали о террористических намерениях участников «Ленинградского центра» и всячески их поддерживали, т. е. они признавали, что несут политическую и моральную ответственность за убийство Кирова. Обвиняемые были приговорены к тюремному заключению на срок от 5 до 10 лет.
В тот же день, 16 января, 77 человек из 137 были приговорены Особым совещанием к лагерным срокам или ссылке от 4 до 5 лет[638]. Они были обвинены в принадлежности к «контрреволюционной зиновьевской группе» в Ленинграде, руководимой Сафаровым, Залуцким и другими. В число осужденных входила мать Николаева, его сестры и несколько других родственников, один из соседей Николаева, а также жена Юскина Анна. Из 77 человек 21 отрицал свою принадлежность к бывшим оппозиционерам; 8 человек из них даже не были членами партии[639]. Против них никаких конкретных обвинений не выдвигалось, также не было и каких-либо официальных письменных обвинительный заключений. При Хрущеве все они (кроме одного) были реабилитированы.
Как мы уже знаем, в день убийства вышло постановление, регулирующее процедуры следствия и осуждения лиц, обвиняемых в террористических актах. Такие дела следовало рассматривать в ускоренном порядке, без права подачи апелляций после вынесения судебных решений. НКВД был обязан приводить в исполнение смертные приговоры немедленно после оглашения приговоров. В первые две-три недели после преступления было арестовано определенное количество так называемых белогвардейцев, многие из которых были казнены: видимо, убийство Кирова запустило маховик террора. Однако репрессии против «белогвардейцев» не имели ничего общего с делом Кирова[640]. Кампанию против них следует рассматривать как попытку власти после убийства Кирова запугать потенциальных убийц и показать всю серьезность борьбы с антисоветскими террористами. Вместе с тем процессы по делу мифических членов «Ленинградского и Московского центров», приговоры, вынесенные Особым совещанием остальным зиновьевцам, а также родственникам Николаева, следует рассматривать как попытку властей посеять страх в рядах и реальной, и воображаемой оппозиции. Аналогичную цель преследовало и закрытое письмо Центрального Комитета. Оно рассылалось по партийным организациям и обобщало уроки, которые следовало извлечь из убийства Кирова[641]. Недостаток бдительности сурово осуждался и в письме назывался «отрыжкой правого уклонизма». Партийные организации призывались к чистке рядов от «врагов» партии.
В первой половине февраля 1935 г. в Ленинграде начались массовые аресты людей, обвиняемых в связях с «Ленинградским центром», «Московским центром» и так называемыми зиновьевскими либо троцкистско-зиновьевскими группами. В период с 1 декабря 1934 г. по 3 февраля 1935 г. по этим обвинениям были арестованы 179 человек; в течение следующих двух недель были арестованы еще 664 человека. Помимо родственников и соседей Николаева репрессии затронули и родственников воображаемых сообщников Николаева по «Ленинградскому центру»[642].
Для большинства из них все это закончилось лагерем или ссылкой. Однако скоро начались и казни некоторых арестованных. Так, жена Николаева Мильда Драуле, ее сестра Ольга и муж Ольги Роман Кулишер были приговорены к смертной казни Военной Коллегией Верховного Суда СССР, т. е. тем же органом, который вынес приговоры Николаеву и его сообщникам.
Они были казнены в ночь с 9 на 10 марта. Суд над ними состоялся за закрытыми дверями[643]. В докладе Сталину Ульрих, который был председателем суда и на этот раз, пишет, что он спросил Мильду Драуле, почему она пыталась получить пропуск на совещание ленинградской парторганизации 1 декабря, где должен был выступать с речью Киров. Драуле ответила, что она хотела помочь Николаеву. Когда Ульрих спросил ее зачем, она якобы ответила ему, что «там было бы видно по обстоятельствам». И Ульрих, основываясь на таких показаниях, заключает: «Таким образом, нами установлено, что подсудимые хотели помочь Николаеву в совершении теракта»[644].
Сводный брат Николаева Петр также был расстрелян[645]. Старшая сестра Николаева Екатерина Рогачева 16 января была приговорена к 5 годам лагерей, тремя годами позже «тройка» приговорила ее к расстрелу[646]. Подобные «тройки» обычно состояли из двух сотрудников НКВД и судьи; после 10-15 минут совещания они оглашали приговор по делу или же по группе дел.
На 1 марта 1935 г. в связи с тремя судебными процессами в ссылку (главным образом, в отдаленные места Советского Союза) отправились 913 семей, или 2333 человека[647]. Впоследствии многие из них были заново арестованы и расстреляны. Началась также депортация из Ленинграда так называемых бывших людей, тех, кто занимал определенное положение в обществе при царском режиме: бывшие аристократы, старшие офицеры, полицейские и духовенство. Сюда входили крупные землевладельцы, купцы и собственники недвижимости. К концу марта 1935 г. из Ленинграда депортировали 11 702 таких «лишних людей»[648]. Петухов и Хомчик считают, что в общей сложности в 1935-1938 гг. в Ленинградской области были арестованы 90 тыс. человек, в т. ч. сюда входят и жертвы Большого Террора. Эти данные совпадают с информацией архивов КГБ о количестве арестованных и осужденных в эти годы в целом по стране, что составляет примерно 1,9 млн человек[649]. Машина террора была запущена. Если во всем Советском Союзе в 1934 г. за «контрреволюционные преступления» были осуждены 79 тыс. человек, то эта цифра возросла до 267 тыс. в 1935 г. и 275 тыс. человек в 1936 г.[650] Следует сказать, что казнено из них было сравнительно немного людей. Однако с 1937 г. террор принял действительно гигантские масштабы. Из 1,34 млн людей, осужденных в 1937-1938 гг., больше половины были расстреляны[651].
* * *
Многие считают убийство Кирова причиной Большого Террора, а те, кто придерживается версии, что убийство организовал Сталин, считают его предлогом начавшегося террора. Однако все это весьма спорно. Количество арестованных после убийства действительно выросло, но казнены из них были сравнительно немногие. С момента убийства Кирова и до первого показательного процесса Большого Террора прошло более 18 месяцев, своего же пика террор достиг спустя еще год. Первые два года после убийства Кирова характеризуются двумя противоречивыми политическими тенденциями: с одной стороны, предпринимались попытки проводить умеренную политику, а с другой — консолидировать сторонников твердой линии. Умеренная линия продолжалась во многих областях. Так, политика «Народного фронта», которая являлась частью радикальных перемен во внешней политике на рубеже 1933-1934 гг., была принята на VI конгрессе Коминтерна в 1935 г. Продолжалась работа над новой конституцией; была начата кампания по повышению уровня политической подготовки и усилению активности членов партии. В конце лета 1936 г. Сталин выразил беспокойство большим числом исключенных из партии. Конечно же, он хотел убрать из партии бывших троцкистов и зиновьевцев, но так, чтобы при этом не пострадали рядовые члены партии. Примерно в это же время он написал письмо секретарям региональных партийных организаций, в котором выразил недовольство чрезмерными репрессиями против рядовых членов партии. Все это вылилось в общенациональную кампанию по восстановлению в партии ранее исключенных из нее людей. В целом политика чистки партийных рядов постоянно менялась и была довольно противоречивой; ее скорее можно назвать нерешительной и хаотичной, чем целенаправленной[652].
Таким образом, само по себе дело Кирова не может объяснить Большой Террор 1937-1938 гг., но, несмотря на это, убийство лидера ленинградской партийной организации можно считать поворотным пунктом политического развития Советского Союза. Представляется, что до момента убийства Кирова политическому руководству страны удавалось избегать больших трудностей после «революции сверху» и до некоторой степени смягчать суровость режима. Но после убийства Кирова страх лидеров режима принял почти параноидальный характер, в результате чего и были приняты законы, которые привели к террору.
Глава 9. КИРОВ И СТАЛИН
Как мы видели в гл. 3, Кирова часто считали «умеренным» сталинистом, предлагающим альтернативу политической линии Сталина. Хотя никаких оснований для такого мнения нет, однако в отношениях между Кировым и Сталиным все же могла существовать определенная напряженность. В работах об убийстве Кирова уделяется много места противоречиям, которые якобы существовали между ними, а также известным по слухам эпизодам, которые побуждали Сталина видеть в Кирове потенциального сильного соперника. Из всего этого делается вывод, что у Сталина были причины для устранения Кирова. Но насколько правдивы эти утверждения и слухи? Какова была природа личных взаимоотношений Кирова и Сталина? Возникали ли между ними какие-либо конфликты? И были ли у Сталина причины считать Кирова своим соперником?