Глава девятая. ТЕОРИЯ ПРАВА КАК ЮРИДИЧЕСКАЯ НАУКА 2 страница
Свобода человека, как общественною существа, всегда ограничивается свободой другого человека, и распределение этих свобод, этих интересов между индивидами также входит в понятие общественных отношений. Не случайно, что не только юристы, но и философы (все в рамках той же свободы воли) всегда рассматривали проблематику соотношения свобод и интересов как одну из самых основных и сложных. Не случайно также и то, что некоторые попытки сформулировать критерии этого соотношения вошли в сокровищницу философского, морального, правового знания человечества, прежде всего, конечно, в нравственный императив И. Канта.
«Поступай так, чтобы твое поведение могло стать образцом, примером, всеобщим правилом (максимой) для других людей», – этот кантовский сгусток нравственности, дополненный библейским «не относись к другим так, как ты не хотел бы, чтобы они относились к тебе», разумеется, может определять меру свободы человека, но все же из-за своей чрезмерной обобщенности, абстрактности не в состоянии решать эту проблему во всем многообразии конкретики общественной жизни, быта, поведения конкретного человека в конкретной ситуации. Тут нужно право, и, соответственно, мощные теоретические разработки, прогнозы, предложения, словом, инструментарий теории права.
Именно в этом контексте некоторые ученые предлагают определять право вообще как меру свободы и формальное равенство людей – как условие существования и использования меры свободы, т.е. некоего метрического (измерительного) определения свободы (набор прав и обязанностей, состав правомочий, содержание юридической ответственности и т.п.).
Но все же право не сводится к некой метрике (мере) свободы и поэтому определение, приведенное выше, отражает лишь одну из сторон – хотя и важнейшую – права как социального института, что и будет обосновано в дальнейшем.
Таким образом, опять оказывается, что водораздел между социологией права и теорией права, при некотором пересечении их объектов исследований, безусловно, существует, лежит в существовании права как целостного общественного явления (социального института). И тогда социологии права надо отдать для изучения некоторую, разумеется, общественно важную социально-правовую конкретику, эмпирику (что, кстати, и происходит на практике), а теории права – целостное, включающее не только юридическое, но и социальное в определенных срезах, общественное образование -право как социальный институт.
И поскольку право – это не просто сумма составляющих его частей, а нечто большее – целое, система – оно приобретает и новые характеристики, отличные от характеристик составляющих его элементов, частей, структур. Эти системные характеристики и изучаются теорией права, равно как и характеристики составляющих право элементов, структур, но только в той мере, в какой это необходимо для познания права в целом.
Замечу также, что общественная природа предмета теории права (общественные отношения в их преломлении для правового воздействия) предполагает изучение не только собственно Ирана, но и исследование, опять же в определенной мере, тех граничных областей, которые влияют на правовые системы, их функционирование, на отношение к праву. Изучение этих граничных областей помогает лучше понять природу права, его социальную роль и значение. Это, например, вообще проблема социального регулирования в человеческом обществе потребность и действенность, система социальных регуляторов и их соотношение, способы и виды регулирования и т.д. Это и проблема влияния глубоких культурных пластов на право – национальной (этнической) психологии, соотношение права и обычаев и т.д.
Подлежат теоретическому осмыслению также и те общественные явления и процессы, которые сами испытывают на себе решающее влияние права, формируются под его могучим воздействием, представляют социальные результаты действия права как регулятивного социального института. Сюда можно отнести, например, изучение правосознания, проблем создания правового государства, сферу правонарушения как последствия действия или бездействия права, причины и формы правонарушений, социальные пути устранения правонарушений, и в особенности преступлений, из жизни общества и многое другое.
Не чужда также теория права и изучению проблем взаимодействия права и политики, права и морали, права и религии, права и экономики. Эти области как сфера теоретических интересов возникают все из той же общественно регулятивной природы права. Теория права изучает указанные выше взаимодействия, но также только в той мере, и в тех аспектах, которые действительно помогают лучше описать, объяснить, спрогнозировать социально-регулятивное действие права, правовое развитие человечества в целом и конкретных обществ в особенности.
Наконец, предметом теоретического знания становится и такая специфическая сфера, как роль самой теории права в социальных процессах, в поддержке тех или иных политических, идеологических, экономических и иных движений, реформ, различных прогрессивных преобразований.
При этом происходит своеобразное самопознание теории права, удвоение теоретического знания за счет изучения и права как общественной реальности, и самой науки как определенной системы знаний. Но такова в общем природа каждой общественной науки, органически связанной с политическими процессами, участвующей в них, как бы это не скрывалось за красивыми словами об аполитичности научного общественного знания, наблюдательных функциях ученых и т.п. Взаимодействие права, теории права и конкретной политики не только предмет политических наук, политологии, но и теории права.
Теперь становится понятным, какой мощный пласт социально-правовых явлений и процессов скрывает краткое обозначение предмета теории права как изучение права и целом, изучение его в качестве социального института.
Но и это еще не все с предметом теории права. Выше уже упоминалось о научной, культурной и, конечно же, идеологической ценности закрепления результатов исследовательской деятельности в понятийном аппарате теории права, который формируется на собственной основе, а также на основе привлечения и приспособления, а порой и трансформации для нужд права понятий и категорий из других наук (например, юридическая сила, юридическое лицо, функции права и т.д.). Теория права без своего понятийного аппарата являла бы собой примерно тоже, что и голый человек на великосветском рауте.
Но понимая это, очень важно не свести теорию права к так называемой энциклопедии права – научному направлению, которое своей основной задачей считает раскрытие, определение содержания различных правовых понятий, категорий и юридических конструкций и их систематическое изложение для образовательных нужд (что-то вроде расширенного толкового юридического словаря). Правда, многие дореволюционные крупные ученые-юристы в форме «энциклопедии права» излагали, по существу, теорию государства и права, включая в это направление многие государствоведческие вопросы, проблемы общественного сознания, отношение личности и общества, даже правовую психологию (например, Л. Петражицкий). Но классическая энциклопедия права – это все же общепринятое, систематизированное представление тех или иных правовых понятий, как раз навсегда установленных, признанных, словом, энциклопедических.
Однако, прискорбно, что и некоторые современные юристы пытаются подменить энциклопедией права теоретическое изучение права как реального социального института. Они сводят такое изучение к представлению некой совокупности якобы вечных, всеми признанных истин, понятий и категорий, Книги под названием «Энциклопедия права», «Теория государства и права в вопросах и ответах» появились на прилавках книжных магазинов, выполняя в лучшем случае лишь роль весьма спорных справочников, а в худшем – дискредитацию теоретико-правового знания.
Дело ведь в том, что и на предыдущем марксистско-ленинском этапе теория государства и права фактически выглядела как энциклопедия права, поскольку основным занятием ее представителей было толкование различных цитат, дефиниций из работ Маркса, Ленина, Сталина (речь, например, шла о праве как воле господствующего класса, возведенной в закон, о ничтожности права, если отсутствует государственный аппарат, обеспечивающий принудительное исполнение норм права, о «цели социалистической законности – обеспечение охраны социалистической собственности и ничего более», о том, что значит «культурно бороться за законность» и т.п.).
Казалось бы ушли от этого, казалось бы на современном этапе преодолели эту методологическую лопушку, затормозившую на годы развитие отечественной правовой мысли. Но нет, некоторые ученые опять толкают юридическую науку к абстрактному, оторванному от реальных процессов логико-семантическому, схоластическому толкованию тех или иных юридических понятий, определений, категорий и терминов.
Разумеется, теория права не отбрасывает рассмотренные выше философские, социологические и даже логико-семантические проблемы (за исключением крайностей), но все же изучает право как социальный регулятор, играющий конструктивную роль в жизни общества, имеющий свои закономерности и случайности, а не кик набор неких понятий и категории, оторванных от реальностей правовой жизни, толкуемых подчас вкривь и вкось, схоластично и наукообразно.
Это означает (подчеркну еще раз), что предметом теории права является изучение того, почему и как возникло право, что привело человеческое общество на определенном этапе к появлению этого социального института, какую роль он играл и играет как социальный регулятор, каково его содержание, способы и формы воздействия на индивидов и их коллективные образования, а вовсе не справочное, весьма спорное, подчас догматическое, ошибочное толкование тех или иных понятий, терминов. Слишком важное значение в жизни общества, особенно в концеXX века, приобрели правовые формы организации и деятельности человечества для самого его существования, чтобы их изучение сводить к так называемой энциклопедии права.
И дело, конечно, не в том, чтобы путем перечислений раскрыть содержание предмета теории права и отстаивать его принадлежность «по ведомству» теории права. Главное – представить себе сферу научных интересов этой самостоятельной общественной науки – изучение права в целом, имеющего, разумеется, и свое структурное содержание, и формы, и способы функционирования, действия, и сферы взаимодействия с другими общественными структурами, иными регулятивными системами. Их комплексное изучение и дает в совокупности знание о праве в целом.
Только такой широкий подход к сфере научных интересов теории права обеспечивает действительную роль и значение теоретического знания. Но этот подход также должен иметь свои границы, не быть безграничным, не распыляться в аморфном, безбрежном изучении всего того, что так или иначе косвенно связано с правом или может быть притянуто «за уши» к правовой проблематике. Такие границы – это право в целом, право как реальный социальный институт.
Теперь о методологии теории права, т.е. о том, как, с помощью каких методов и средств эта наука изучает возникновение, функционирование и развитие права, какие принципы лежат в основе изучения, какой общий подход она осуществляет к этому социальному явлению.
Собственно, вопрос о методологической стороне теории права – это вопрос о достоверности знания, которое дает наука, о том, можно ли доверять знаниям, которые несет теория. Набор способов и средств не является чем-то произвольным, он определяется целями и задачами научного исследования, общим уровнем научного знания, его возможностями, но, прежде всего определяется самим предметом науки, которому должен быть адекватен.
В современной методологии теории права возникает задача, с одной стороны, критически рассмотреть предыдущую методологическую базу – освободиться от многих догм и пут, существовавших на том этапе, а с другой – продвинуться в сторону новых подходов к правовой жизни общества, использовать как новые методы, так и восстановить в своей полезности старые, но, увы, забытые исследовательские приемы, учесть важные перемены в методологической основе обществоведения.
А в методологической области теории права действительно произошли большие изменения по сравнению с предыдущим этапом отечественной юриспруденции. Они – многоплановы.
Одни изменения отражают общий методологический кризис всего отечественного обществоведения, в основе которого лежит кризис так называемой материалистической диалектики (рухнула утопическая коммунистическая идея, зашаталась и ее методологическая основа диалектика).
Другие изменения свидетельствуют о поистине революционных переменах во всей сфере научного знания, а именно те, которые связаны с формированием уже упоминавшегося синергетического мировосприятия, идущего на смену диалектико-материалистическим представлениям (впрочем, но некоторым воззрениям – включающим в себя эти представления как частый случай). Синергетика – наука о самоорганизующихся, случайностных процессах – действительно, оперирует иными, чем диалектика понятиями. Она предлагает и новый взгляд на соотношение необходимости и случайности, на роль случая в биологических и социальных системах. И в этой связи надо сделать несколько общих методологических замечаний.
Прежде всего, кратко рассмотреть типичную ситуацию, которую описывает синергетика. Система (политическая, правовая, экономическая) подвергается различным воздействиям (флуктуациям – отклонениям, возмущениям). И если система находится в неравновесном, неустойчивом, кризисном состоянии, то процесс воздействия (флуктуации) достигает критической точки – точки бифуркации, в которой состояние системы становится максимально неопределенным, индетерминистским, случайностным. В этом состоянии – подчас именно случай толкает систему в неожиданном, непредсказуемом направлении. Здесь случайное малое, порой совсем незначительное и даже незамечаемое воздействие может порождать во всей структуре системы и для всей системы колоссальные перемены. Система делает новый выбор и уже только и новом качестве, в новом содержании подчиняется принципу детерминизма.
Что это значит для теории права, я постараюсь показать ниже, при рассмотрении многих теоретических проблем.
Отмечу лишь, что при изучении права, прежде всего его регулятивной природы, мы уже сталкивались с подобными явлениями, в частности когда произошло становление кибернетического знания. Кибернетика претендовала на общенаучное значение в познании управленческих процессов, протекающих в механической, биологической и социальной, в том числе правовой, средах, и, подчеркну, отстояла его. Синергетика замахнулась на несравненно большее. Она выступает уже как новое мировидение, мировосприятие, коренным образом меняющее понимание необходимого (закономерного, детерминированного) и случайного и самих основах мироустройства. По-новому начинают трактоваться причины и формы развития неживой материи и исторических процессов в экономической, политико-социальной, правовой и иных сферах человеческой жизнедеятельности. Возникает новое понимание случая как самостоятельного фактора биологической и социальной эволюции, признание его роли и самоорганизующихся процессах.
«Детерминизм, пишет один из основоположников синергетического мировосприятия И. Пригожин, – представлявшийся неизбежным следствием рациональной модели динамики, сводится ныне к свойству, проявляющемуся лишь в отдельных случаях»*.
*Пригожим И. Переоткрытие времени // Вопросы философии. 1989. № 8. С. 4.
Словом, речь, по-видимому, идет – не больше и не меньше – о смене парадигмы общественных наук, об отказе от предыдущего понимания и признания детерминизма и, возможно, об открытии новых видов детерминизма, а в отечественной науке еще и о переосмыслении материалистической диалектики как основного метода научного познания действительности*.
*См., напр.: Ахундов М.Д., Бажанов Л.Б. Естествознание и религия в системе культуры // Вопросы философии. № 12. Авторы пишут: «На наш взгляд, никакой особой диалектической логики, противостоящей обычной формальной логике, просто не существует. Это... обычное рациональное мышление, взявшееся рассуждать о достаточно сложных материях» (с.50-51).
По-видимому, новая парадигма в методологии общественных наук, кроме всего прочего, либо будет включать диалектику как частный метод синергетики, и то лишь для некоторых областей, либо вообще заменит ее принципиально новыми подходами к действительности.
Кроме того, надо, наконец, признать, что многие истоки кризиса идеологии и практики марксистской теории, в том числе и ее политико-правового сегмента, находятся в глубинах диалектики, на которой базировалась эта теория. По-видимому, материалистическая диалектика с ее приматом необходимого над случайным и другими постулатами под напором новых знаний концаXX века и нового исторического опыта исчерпала в основном свой познавательный и прогностический потенциал, по крайней мере в социальной сфере. Нельзя забывать и о том, как искусно, хотя во многом, разумеется, и искусственно,он был приспособлен для антигуманных, а порой и геноцидных политических целей в нашей стране, особенно в 20-30-х годах. Чего стоило, например, только одно обоснование политического вывода «об обострении классовой борьбы по мере победы социализма» ссылками на диалектическое положение «о борьбе противоположностей как источнике развития»!
И не надо думать, что с подобным гипертрофированием диалектики уже покончено, что диалектика и ныне не используется как натурфилософия, когда какой-нибудь верный или спорный постулат диалектики кладется в основу реальных политико-правовых процессов. Уже в 1993 году читаем в книге В. Лазарева «Теория государства и права» (кстати, хорошей книге по иным критериям): «В силу закона отрицания отрицания государство и право своим появлением не просто заменяют органы и нормы первобытного общества, но и наследуют, вбирают в себя нечто от «взорванных» институтов родового строя»*. Такой вот сильный этот диалектический закон, что и в политико-правовой сфере все определил и объяснил раз и навсегда!
*Лазарев В.В. Теория государства и права. М., 1993. С. 30.
Приведенная таблица даст, по крайней мере, схематическое представление о той глубине различий, которая уже возникла между диалектикой и синергетикой.
Таблица сопоставлений*
*Составлена автором. – А.В.
| Развитие (динамический процесс) | Диалектика | Синергетика |
| Причины | Единство и борьба противоположностей; противоречивость; отрицание отрицания; переход количества в качество | Неравновесность; нестабильность; кризисы; эволюция и коэволюция |
| Формы | Прерыв постепенности: «скачки»; «по спирали» («снятие»); от низшего к высшему | Накопление флуктуации (отклонений); бифурация; фазовые переходы; самопроизвольные переходы системы в новое состояние; нелинейность, лавинообразные процессы; самоорганизация |
| Свойства | Детерминированность; случайное – форма проявления необходимого | Вероятностная случайность; гадательный случай (появление веера возможностей и их отбор); детерминированность (отдельные области универсума) |
| Факторы | Объективные; субъективные; закономерности; тенденции | Малые воздействия; случай; аттракторы; параметр порядка; воздействие процессов на микроуровне через мезоуровни на макроуровни |
| Результаты | Необходимое в конечном счете; возвратное движение; изменение (в том числе воздействие изменившейся среды на субъекта динамического процесса) | Появление многоуровневого целого – неравного сумме частей; новая неравновесность; необратимость; несоответствие замыслу; усложнение |
| Способы познания и проверки результатов | Восхождение от абстрактного к конкретному и от конкретного к абстрактному | Рационализм;редукционизм; коэволюционизм; непредсказуемость |
Конечно, эта схема, как и любая иная, весьма условна. Но тем не менее такая схема, благодаря ее наглядности и структурированности, имеет определенную познавательную ценность.
И со временем синергетическими понятиями придется овладевать каждому грамотному человеку, как овладели же в XX веке, например, «отрицанием отрицания», «восхождением от абстрактного к конкретному», «переходами количества в качество», «единством и борьбой противоположностей» и тому подобным. Более подробно о содержании понятий, используемых в синергетике, можно узнать из специальной литературы. Автор предполагает обсудить проблемы, обозначенные выше, в подготавливаемой работе «Право и синергетика». Фрагмент из этой работы (Венгеров А. Политика и синергетика) опубликован в журнале «Общественные науки и современность», 1993, № 4.
Распространение этих методологических новшеств в научном правовом знании – не дань моде, не переодевание в новые, «синергетические одежды» старых, привычных положений. Применительно к изучению права в его целостности эта синергетическая методология представляет собой не конъюнктурное механическое заимствование, а означает органическую потребность изучать право в его новых формах существования в конце XX века, адекватных переходу человечества в общепланетарном масштабе к рыночным, саморегулирующимся процессам в экономической жизни, к формированию мощной информационной сферы человечества, к политическому полицентризму (появлению нескольких мощных центров) и спонтанным началам в современной международной жизни и т.д.
А применительно к правовой жизни методологически важными оказываются, например, такие положения: целое – это не сумма составляющихегочастей, а нечто большее. Характеристики целого отличаются от характеристик составляющих его элементов, хотя и связаны с ними. Вот почему, в частности, не следует сводить право только к составляющим его нормам (правилам поведения), другим структурным элементам. Характеристики права в целом обладают большим своеобразием, отличаются от характеристик отдельных его элементов, в частности норм права. Об этом и шла речь выше.
Или проблема сложного и простого. Сложное не состоит из массива простых процессов и явлений. Оно самостоятельное, самобытное состояние соответствующих объектов, состояний, в частности состояния общества. Оно имеет свои собственные сущностные характеристики – устойчиво равновесное или неравновесное, стабильное или хаотическое состояние.
Нетрудно увидеть методологическое значение этого при изучении правовых объектов или, наоборот, при его игнорировании.
Именно в этой связи становятся понятными утверждения о социальной ценности таких состояний общества, как стабильность, устойчивое общественное политическое равновесие и т.п. И наоборот, неучет все усиливающихся процессов усложнения общественной жизни, их искусственное упрощение привели в свое время марксистско-ленинскую теорию к ошибочному, утопическому восприятию и прогнозу социального бытия. Именно этим страдали ее многие методологические положения, например, об «отмирании» классов, государства, права, замене правовой организации и регулирования труда – простой привычкой к труду, о самосудных устранениях правонарушений, «эксцессов» в будущем, о распределении продуктов за труд по квитанциям и другие аналогичные положения, почерпнутые из трудов авторитетов марксизма.
О роли случая в общественной и правовой жизни речь уже шла. Здесь особенно ярко может проявить себя связь синергетики и теории права. Теория права всегда изучала случай в гражданском и уголовном праве, в последнем как «казус», т.е. она рассматривала случай как основание для освобождения от юридической ответственности. Теперь же надо сделать еще один новый шаг – перейти от изучения случая в отраслевых науках к полномасштабному изучению случая как характеристики права в целом (в том смысле, о котором речь шла выше).
Необходимо уделить внимание роли малых воздействий, порождающих порой перестройку всей системы отношений в обществе, перемены на самом высоком уровне. Заслуживает внимание феномен «наоборот», когда замысел расходится с результатами тех или иных действий, дает противоположное задуманному состояние. Последнее особенно актуально в правотворческом процессе при принятии законов.
Очень важно отметить, что коллективный разум народа давно уже в фольклоре в образной форме отразил эти синергетические положения. Притча о мышке, которая бежала, хвостиком махнула и яйцо разбилось, и до этого дед бил-бил, баба била-била – как раз и является прекрасной метафорой о роли случая, малого воздействия в жизнедеятельности человека. Или притча о том же самом воздействии, когда тянули репку и дед, и баба, и собачка, и кошка («тянут-потянут – вытянуть не могут»). И только усилия маленькой мышки помогли решить эту творческую и физическую задачу. О том же и баллада о гвозде. Не было гвоздя, не подковали лошадь, та захромала, убили командира, разбили его войско. Или феномен «наоборот» – важный синергетический вывод о том, как часто замысел расходится с результатом. Иной раз до такой степени, что возникает нечто противоположное тому, что было задумано. На Востоке даже говорят: «Мудрец смотрит в замысел, а не в исполнение». А у нас этот вывод также приобретает фольклорное значение в крылатой фразе «хотели как лучше, получилось как всегда» (точнее, «наоборот»).
Словом, синергетика действительно уже давно в образной форме характеризует многие стороны обшественного сознания и важное дело обществоведческих наук, в том числе теории права, овладеть не только этими образным, эмпирическим ее отражением, но и использовать ее научный потенциал (кстати, давно уже используемый в сфере естественных наук).
Синергетика существенно обогащает методологию теории права и возникает острейшая потребность двинуться от словесных утверждений до важности синергетики для познания права к изменению всей методологической парадигмы и применению ее положений в необходимых и допустимых областях юридическою знания.
Наконец, третьи методологические перемены идут от внутреннего развития самой теории права, ее нового научного уровня, снятия шор и ограничений предыдущего этапа, в том числе и на восприятие положительного методологического опыта дореволюционных теоретико-правовых исследований. Появление и развитие присущих теории права методов и средств познания и прогнозирования правовых форм жизни человечества в целом, различных обществ в частности – это также новый этап в методологии теории права. Рассмотрим его подробнее.
Прежде всего речь идет о принципах научных исследований, которые реализуются в сфере интересов теории права, и, в первую очередь, о принципе историзма.
Следует заметить, что ныне в некоторых крупных работах (например, К. Поппера) появился так называемый принцип историзма, под которым понимается все тот же формационный подход марксизма-ленинизма, предопределенность смены социально-экономических формаций и т.п.
Принцип историзма подвергнут ныне сокрушительной критике, его вообще пытаются убрать из методологической базы современного научного обществоведения, а заодно из теоретико-правового знания.
Но его не следует смешивать с принципом историзма. Общественные явления вообще должны рассматриваться в историческом ракурсе и перспективе, только тогда они выступают в систематизированном знании во всей своей полноте. Относится это и к правовым явлениям.
Но, разумеется, принцип историзма не сводится только к рассмотрению того, как, почему и когда возникает то или иное правовое явление. Конечно, это важный методологический подход к изучению процессов происхождения права, он более подробно будет рассмотрен и в дальнейшем. Но принцип историзма обосновывает потребность изучения не только последовательно и неумолимо повторяющихся событий и процессов и истории права, но и правовых явлений единичных и тем не менее именно в силу своей единичности, а не универсальности, очень важных для понимания и определения права.
Наконец, принцип историзма важен и для объяснения эволюционных и революционных изменений в правовых системах, в частности отечественной, сформировавшейся, как отмечалось, па протяжении длительного периода, сохраняя известную преемственность с предыдущим правовым состоянием российского общества, и в то же время характерной своим обновлением содержания и форм на советском, социалистическом этапе существования российской правовой системы.
Принцип историзма в изучении права длительное время, в рамках все той же марксистско-ленинской теории права, трактовался как обоснование научных исследований, ориентированных на изучение революционных перемен в правовых системах. Эти системы объявлялись надстроечными явлениями, подвергающимися коренной ломке при революционных переходах от одного общественного строя к другому, от одной общественно-экономической формации к другой. Были сформулированы в связи с этим и представления о типах права, соответствующих типам государства, типу общественно-экономической формации. Словом, господствовал так называемый формационный подход к праву.
И в этом смысле принцип историзма в отечественной науке очень сближался с принципом историзма, ныне так жестко критикуемым и отвергаемым.
Ядром рабовладельческого права объявлялось право полной собственности на раба, феодального – крепостное право, буржуазного – право частной собственности. Социалистическому праву отводилась роль права неэксплуататорского типа.
Не говоря уже о том обеднении, упрощении и вульгаризации, даже примитивизации правовых знаний, которые сопровождали подобные «учения» (студенты, например, лишь хорошо усваивали из так называемого «рабовладельческого права», что в этом обществе свободный гражданин мог продать и убить раба, а вот в феодальном – только продать крепостного), за бортом исследований и преподавания оставалась вся красочная реальная палитра эволюции правовых систем, их великого самостоятельного культурного, социального значения. Например, историческое культурное значение и богатство римского частного права – это неожиданное открытие, своеобразное изобретение и великое достижение римских юристов, продвинувших человечество к новым формам правового общежития, – сводилось в теории государства и права лишь к отражению, «опосредованию» этим правом топарно-денежных отношений, причем рабовладельческих. Товарно-денежными отношениями и объяснялась последующая преемственность римского права, его рецепция в правовые системы периода становления буржуазного «товарно-денежного» общества в Европе ХVIII-ХIХ веков.