Локк, «Два трактата о правлении» (1690)

Теоретик. В случае Макиавелли может показаться, что мы забыли свой же собственный принцип — «чтобы сделать очередное открытие о Власти, нужны новая историческая ситуация». Исключительная популярность Макиавелли заставила нас задаться вопросом о ее причине, отложив в сторону рассмотрение исторического контекста. Отчасти нас оправдывает то обстоятельство, что для Макиавелли этот контекст совершенно очевиден. С чем мог отождествлять Власть чиновник Флорентийской республики? Живший неподалеку от республики Венеция? Долгие годы изучавший историю Рима республиканских времен?

Но столь очевидная историческая обусловленность результатов Макиавелли ставит перед нами следующую проблему. Является ли его открытие преходящим, относящимся только к определенным ситуациям в истории человечества (или достаточно долгоживущей властной группировки), или же оно столь же универсально, как и лично-иерархическая природа Власти? Иными словами, предпочтительнее ли для современных государств¹ республиканский способ правления или же он остался в далеком прошлом, как «полития» Аристотеля и «асабийя» Ибн Хальдуна?

Читатель.А можно вопросом на вопрос? По-вашему, какой способ правления в современной Великобритании?

Теоретик.Отличный вопрос, подробный ответ на который вылился бы в еще одну книгу о Власти^{353 354}. К счастью, благодаря Макиавелли мы знаем простой способ определить тип государственного устройства. Достаточно единственного вопроса: а где в данном государстве находится оппозиция действующей власти? Партизанит в лесах, сидит по тюрьмам или заседает в парламенте? Чем выше в государстве статус оппозиционных властных группировок, тем более «республиканским», в макиавеллиевском смысле, оно является. Так что ответ на ваш вопрос очевиден: британская монархия реализовала в своей стране весьма республиканский способ правления. Правящие и оппозиционные партии сменяют друг друга у власти уже более 300 лет³⁵⁵, и ни одна из них не была запрещена как экстремистская, а уж тем более не ликвидирована как класс

Практик. Только не надо думать, что британская монархия совсем уж беззуба. Вспомните принцессу Диану!

Читатель. А многие считают, что английская королева все решает единолично..,

Теоретик. Даже если английские монархи лично определяют курс акций на бирже, факт остается фактом: за последние 300 лет они ни разу не приняли решение ограничить свободу политической конкуренции между своим гражданами. Машина по производству доблести работает до сих пор³⁵⁶, и на примере Великобритании мы можем сделать вывод, что открытие Макиавелли оказалось весьма полезным. Большинство из крупнейших государств современности — республики, и можно с достаточной уверенностью сказать: сама жизнь сделала выбор в пользу технологии Макиавелли.

Практик. Еще чуть-чуть о доблести. Еще в первой половине XIX века русская контрразведка обнаружила, что если из французских или немецких гувернанток/гувернеров в русских домах работают на соответствующие разведки каждый втор Ой-третий, то из английских все поголовно. Граждане Британии были искренне убеждены, что помогать своей стране — это их священный долг, которым нельзя пренебрегать даже работая на иностранцев. Достойный пример, особенно если его сравнить с нынешней ситуацией в российской элите.

Читатель. Круто. Но с другой стороны, подучается, что Макиавелли 50С лет назад открыл республику — и с тех пор никто не придумал ничего лучше?!

Теоретик. Никто ничего новее не открыл, если говорить точно. Помните, чем отличаются открытия и изобретения? Открыть можно только то, что есть, то, что уже появилось в окружающей ученого реальности. Римская республика возникла в почти мифические времена, а Макиавелли открыл республиканские технологии только в XVI веке, две тысячи лет спустя. Даже если где-то на Земле и сформировался новый способ государственного устройства, открыт он будет не раньше, чем очередной гений соизволит обратить на него свое внимание. Так что получается именно так, как вы сказали: со времен Макиавелли ничего принципиально нового в области государственного строительства открыто не было.

Казалось бы, на этом мы должны закончить с государством и перейти к следующей маске Власти. Но, поступив так, мы оставили бы за спиной чрезвычайно острый и неприятный вопрос. Как получилось, что республиканские технологии, ограничивающие власть наиболее сильных группировок и потому им явно невыгодные, все же получили широкое распространение? Какая сила заставила сюзеренов отказаться от претензий на абсолютную власть и начать раз за разом совершать главную ошибку Государя — оставлять поверженного противника в живых? Неужели на Земле есть что-то посильнее Власти?

Читатель. А как насчет законов природы?

Теоретик. Или законов самой Власти? Вы совершенно правы: на свете хватает сил, намного более могущественных, чем даже самый великий правитель. И когда властная группировка сталкивается с этими силами, выясняется, что интересы группировки в целом (например, выжить) оказываются вовсе не теми же самыми, что и интересы ее сюзерена (сохранить власть). Одно такое столкновение с реальностью никого ничему не научит; но если на протяжении жизни одного поколения законы Власти бьют по лбу второй, а то и третий раз, у выживших сюзеренов появляется стимул несколько изменить свое поведение.

Разумеется, вероятность такой концентрации исторических событий на коротком промежутке крайне мала³⁵⁷. Однако рано или поздно маловероятные события тоже случаются; и как раз такое «схождение звезд» выпало Англии во второй половине XVII века.

«В 1640 г. в Англии существовало монархическое правление Правивший тогда король Карл... царствовал в силу наследственного права, насчитывавшего свыше шестисот лет... Это был человек, не испытывавший недостатка в достоинствах души или тела и не пытавшийся сделать больше, чем того требовало исполнение обязанностей по отношению к Богу, хорошо управляя своими подданными»[Гоббс, 1991, с. 591].

По этим словам Гоббса, которыми начинается «Бегемот, или Долгий парламент», невозможно догадаться, что буквально сразу же за этой благостной картиной последует 20-летняя эпоха войн и революций, в которой погибнет 200 тысяч англичан¹, А между тем с точки зрения теории Власти «хорошее управление своими подданными» Карлом I к этому моменту не выдерживало никакой критики. Политическая ситуация в тогдашней Англии характеризовалась двумя факторами: существенными религиозными разногласиями (как внутри независимой от Рима, но католической но обрядам англиканской церкви, так и между ней и протестантской церковью Шотландии) и ограниченными финансовыми возможностями короны (со времен Хартии вольностей увеличение налогов требовало согласия парламента). Теория Власти в подобных случаях рекомендует поочередное ослабление противников — организацию «ручного» парламента (например, по французскому образцу^{358 359}), или постепенную церковную реформу в пользу более перспективной конфессии¹, но никак не то и другое одновременно.

Карл I действовал противоположным способом; надолго распустил парламент, прямыми административными мерами поменял руководство Церкви, да еше ввел новый налог {«корабельный сбор»), затронувший интересы наиболее богатых приморских городов, В 1637 году он пошел еще дальше, послав в Шотландию молитвенник нового образца (признание которого означало бы подчинение тамошних священников английской церкви). Шотландцы подняли восстание, его подавление требовало многочисленной армии, а се создание — денег, которых у Карла попросту не было. В результате к 1640 году Карл оказался перед скверным выбором; потерять Шотландию или созвать парламент. Теория Власти рекомендует в подобных случаях сначала навести порядок в собственной группировке (в Англии), а уж потом воевать с соседями; но, как вы уже поняли, Карл не был выдающимся человеком Власти. В апреле 1640 созывается Короткий парламент, ответивший на предложение дать денег петицией о мире с Шотландией. Его роспуск никак не улучшает ситуацию, и в ноябре Карл фактически подписывает себе смертный приговор, созывая парламент повторно, Этот Долгий парламент, просуществовавший в одном и том же составе с 1640 по 1660 (!) год, и был назван Гоббсом Бегемотом, по имени самого страшного демона средневековой мифологии³⁶⁰.

Следующие 50 лет английской истории похожи на ту каплю воды, по которой мыслящий человек может предположить существование океана. На протяжении жизни одного человека^{361 362 363 364} маятник политического устройства Англии триждыкачнулся от деспотизма единоличной власти к «разгулу демократии» республиканского правления.

Долгий парламент, с первых же заседаний взявший курс на ограничение королевского правления, к 1642 году превратился в самостоятельный центр власти и создал собственную армию’. Началась гражданская война, требовавшая денег уже от обеих сторон; парламент тут же принялся вводить новые налоги, чего никогда не позволил бы королю. Благодаря хорошему финансированию и религиозному фанатизму^{365 366} армия парламента стала самостоятельной силой — как в военном, так и в политическом отношении. Победив в 1646 году войска совсем уже обедневшего Карла I, армия повернула штыки против собственного правительства (что могло стать неожиданностью лишь для профана в теории Власти) и в 1647 году взяла под контроль парламент. Власть фактически перешла в руки главнокомандующего, то есть Оливера Кромвеля, однако сбор налогов все еще приходится проводить именем парламента, и в 1649 году Англия объявляется республикой. После нескольких «чисток» парламента, когда из него последовательно изгоняются неугодные новой власти лица (и в результате которых оставшийся парламент прозван «охвост.ью»), он наконец полностью распускается в 1653году³⁶⁷. Кромвель становится официальным диктатором(лордом-протектором), и политический маятник возвращается к исходной точке. В Англии снова, как и в 1640 году, правит один человек, с гой лишь разницей, что теперь его группировка состоит не из феодалов-вассалов, а из наемной армии, существующей на собранные налоги,

Второй цикл начинается практически сразу, со смертью^{368 369} Кромвеля в 1658 году. Среди его вассалов начинается неизбежная борьба за власть, компромиссная фигура сына Кромвеля никак не устраивает армейских генералов (какой из него, к черту, лорд-проектор?), и они не находят ничего лучшего, чем собрать обратно распущенный ранее Долгий парламент (несколько напоминает действия Карла I, не правда ли?). В мае 1959 года парламент собирается, но в октябре он уже снова разогнан одним из генералов, что дает повод другому генералу, Джорджу Монку², двинуть войска на Лондон с целью опять-таки собрать парламент. Но авторитет потасканного до состояния бомжа Долгого парламента уже никуда не годится, и нет никаких надежд, что выборы нового сколько-нибудь улучшат ситуацию (все уже привыкли, что парламенты собираются и разгоняются военными по собственной прихоти). Роялисты, располагающие признанным лидером — будущим королем Карлом II, — наконец-то оказываются в более выгодном положении, нежели республиканцы, представленные лишь грызущимися между собой генералами. Трезво оценив свои возможности, Монк решает, «если не можешь предотвратить — нужно возглавить», и фактически приглашает Карла II на английский престол. В мае 1660 года тот триумфально (можно себе представить, как достала английское население вся эта так называемая республика) возвращается в Лондон. Двадцати лет как не бывало; перед новым королем Англии стоят те же самые проблемы, что и перед его отцом: церковный раскол и нехватка денег³⁶⁹.

Однако между двумя королями имелась существенная разница: «Карл I мнил себя королем милостью божьей, а Карп II понимал, что он сидит на престоле лишь с позволения лендлордов и купцов, заседающих в парламенте...» [Мортон, 1950, с, 230]. Благодаря столь трезвому взгляду на вещи Карл 1Т оказался довольно успешным властителем. Задобрив парламент многочисленными подачками (например, возвратом конфискованных в ходе революции земель), он добился в ответ поддержки религиозной ре формы — унификации молитвенников (разумеется, в сторону англиканства, а не пресвитерианства) и обязательности принятия англиканских догматов для всех выборных лиц. Тем самым пуритане как политическая группировка оказались вытесненными из общественной жизни, и церковный раскол, стоивший короны Карлу 1, был преодолен всего за несколько лет.

С деньгами все оказалось значительно сложнее. Каким бы роялистским ни был парламент по настроениям, заседали в нем люди, прекрасно понимавшие, откуда берутся налоги (из их же собственных карманов). Безрезультатно потратив десять лет на попытки договориться с парламентом, Карл II решил пойти по французскому пути: обеспечить себе независимые источники дохода. Б 1670 году он заключил тайный договор с Людовиком XIV' получив в обмен на военный союз и обещание принять католичество ежегодную субсидию, достаточную для независимости от парламента. Однако для ведения серьезной войны этой субсидии не хватило; парламент же не только не поддержал финансово войну 1672 года (Франции и Англии против Голландии), что привело к дефолту по долгам короны, но и раскрыл обещание Карла принять католичество. Карлу пришлось принести торжественную клятву всегда оставаться протестантом³⁷⁰. В довершение ко всем этим бедам парламентарии от купечества и банкиров организовались в единую оппозицию, позднее превратившуюся в партию вигов. Возглавил ее Энтони Эшли Купер, граф Шефтсбери, член Долгого парламента с1640 года, соратник генерала Монка, лорд-канцлер¹ Карла II — как мы сказали бы сегодня, профессиональный революционер. Решение Карла обратиться за деньгами к французском королю, а не к банкирам Сити привело к закономерным последствиям; парламент, который раньше просто не давал денег, вознамерился снова, как и в 1640 году, противопоставить себя королю.

Теория Власти в подобных случаях (борьба с обладающим большими ресурсами, но менее организованным противником) рекомендует раскалывать враждебную группировку, репрессируя одних ее сюзеренов и переманивая на свою сторону других. Карл II пошел тто другому пути — он решил создать собственную «партию власти», и поручил ее организацию Томасу Осборну, впоследствии известному как лорд Денби, маркиз Кармартен и герцог Лидс. Так в английском парламенте появилась партия тори; однако политические таланты Денби значительно уступали Шефтсбери, и с 1673 по 1681 год виги планомерно увеличивали свое влияние*. План с «партией власти» не сработал¹, ив 1681 году Карл П исправил свою ошибку: распустил оппозиционный парламент и приступил к ликвидации враждебной группировки. Он организовал подставной заговор, после чего казнил самых радикальных вигов, а их главаря Шефтсбери вынудил эмигрировать в ^{371 372 373}

Голландию; он поменял состав большинства судов, гарантировав принятие нужных решений; после этого он аннулировал хартии вольностей большинства городов, включая лондонский Сити, обеспечив тем самым контроль над их администрациями (а значит, и результатами выборов в парламент). Правильные действия принесли закономерный результат: «...в последние четыре года своей жизни Карл достиг более абсолютной власти, чем кто-либо из этой династии до него» [Мортон, 1950, с. 236]; в знак полной победы над парламентом в 1684 году из Тауэра был освобожден преданный вассал Карла лорд Денби. Так к 1684 году ситуация опять вернулась к исходной точке: Англией правил один человек,с той лишь разницей, что теперь он фактически являлся вассалом французского короля.

И вот тут судьба наглядно показала англичанам основной недостаток монархического правления. В феврале 1685 года у 55-летнего Карла случился инсульт¹ (апоплексический удар), и после четырех дней агонии он скоропостижно скончался. Королем был объявлен его брат Джеймс (давно уже числившийся официальным наследником), известный в русскоязычной истории под именем Якова II, и в правящей королевской группировке началась активная смена вассалов. Яков II, католик по вероисповеданию, сразу же взял быка за рога и затеял религиозную реформу, намереваясь расставить на ключевые должности в государстве своих самых верных сторонников —■ католиков.

Вновь избранному парламенту (прозванному Лоялистским, поскольку попали в него только верные королю тори) Яков II предложил отменить религиозную присягу^{374 375} при занятии государственных должностей. Однако заседавшие в парламенте тори при всей своей «лояльности» не обрадовались перспективе отдать свои должности католикам и провалили законопроект (большинством в один голос). Яков II незамедлительно распустил Лоялист-ский парламент и продолжил восстановление католицизма уже собственными указами. Теперь и виги, и тори оказались в одной лодке — за пределами королевской властной группировки. Уже в 1688 году общие интересы оформились в общие действия — группа заговорщиков во главе с уже знакомым нам лордом Денби и лондонским епископом Комптоном (оба тори), но с участием еще пятерых вигов (включая лорда, а позднее герцога Девоншира Уильяма Кавендиша, о котором чуть позже), направила письмо голландскому штатгальтеру Вильгельму Оранскому с предложением вторгнуться в Англию и сместить действующего короля. Не прошло и полгода, как Вильгельм Оранский откликнулся на приглашение, и «абсолютная монархия» Якова II рассыпалась как карточный домик¹. В декабре Яков II бежит во Францию, войска Вильгельма Оранского вступают в Лондон, и в январе 1689 года в Вестминстерском дворце собирается парламентский Конвент^{376 377} (Convention Parlament), которому предстоит решить, как Англии жить дальше.

Остановим наш затянувшийся пересказ английской истории, и посмотрим на сложившуюся ситуацию глазами собравшихся в палате лордов. Один раз — случайность, два раза — совпадение, но трираза — это уже привычка; эти слова из старого анекдота как нельзя лучше описывают события последних 50 лет. Раз за разом попытки установить хоть какое-то устойчивое правление — без разницы, единоличное или парламентское, — наталкиваются на действие неумолимых законов Власти. Монархии РУ' шатся со смертью монархов, парламентское правление приводит к власти новых лидеров, рано или поздно превращающихся в монархов; все это непременно сопровождается войнами, мятежами и чтэ самое неприятное — постоянным переделом должностей, привилегий и собственности. К 1689 году даже самые твердолобые из аристократов понимают, что этот безжалостный маятник, этот пожирающий одну политическую группировку за другой Бегемот способен качаться вечно— если, конечно, не попытаться его как-то остановить.

Но как это сделать? Какая сила способна противостоять самой Судьбе, раз за разом ввергающей Англию в пучину революций? Собравшимся на Конвент лордам нужны были не общие рассуждения о «мулке» или о «доблести», а конкретные, проверенные практикой рецепты, которые можно пустить в дело прямо сейчас. Пожалуй, впервые за все существование человеческой цивилизации¹ противоборствующие властные группировки отложили в сторону проверенные инструменты Власти (улыбки и кинжалы) и предъявили спрос на технологии государственного Управления. Силой, заставившей властные группировки отказаться от вечной войны за Власть (и перейти к вечной борьбе за Власть более мирными средствами), оказался банальный инстинкт самосохранения^{378 379}.

Читатель.А точно ли это произошло впервые? Ведь были же республики и до Славной революции?

Теоретик.Перечитайте предыдущий абзац еще раз. Что именно возникло впервые в годы Славной революции? Вовсе не республики и не законы, по которым они существуют, — их прекрасно описал еще Макиавелли. Впервые возник запрос властных группировок на подробно описанные технологии, на произведенные интеллектуалами изобретения! Ученые и мыслители предшествующих веков трудились ради собственного любопытства; даже великому Макиавелли не удалось заинтересовать властителей своими идеями. А вот начинал с Англии XVII века работа ученых но анализу политических процессов и синтезу технологий государственного управления оказалась востребованной на самом высоком уровне. Ибл Хальдун и Макиавелли были пусть неудачливыми, но игроками во Власть; в XVII веке им на смену пришли профессиональные интеллектуалы, работавшие на людей Власти, но не принимавшие непосредственного участия в борьбе группировок.

Томас Гоббс(1588-1679), автор знаменитого до сих «Леви-фана», родился в ничем не примечательной семье (история не сохранила даже имени его матери), однако заботами богатого и бездетного дядюшки получил прекрасное образование (Оксфорд). Успехи в учебе (а скорее в пауке заводить друзей и привлекать внимание влиятельных людей) позволили ему заручиться поддержкой своего преподавателя, который порекомендовал (1608) молодого Гоббса в качестве домашнего учителя для Уильяма Кавендиша (1590-1628), 2-го графа Девоншир^{380 381}. В течение следующих 50 лет Гоббс работал на семью Кавендишей³⁸¹,совершенствуясь в различных науках. Обучение молодых английских аристократов в то время обязательно включало в себя grand tour — путешествие по основным городам Европы; так что Гоббс провел там достаточно времени, чтобы завести знакомства со всеми сколько-нибудь известными учеными своего века (все они входили в «кружок» аббата Мерсенна, с которым 1о6бс познакомился в 1637 году). Когда в 1640-м в Англии началась революция, Гоббс одним из первых¹ среди роялистов бежал в Париж и до 1651 года жил там^г, работая над философскими трудами и периодически вступая в диспуты с интеллектуальной элитой Европы. В 1647-1648 годах одним из его учеников (имена других в истории не сохранились) оказался будущий король Англии Карл 11, которому Гоббс преподавал математику^{382 383 384}. Но главным в жизни Гоббса, как и всякого интеллектуала, оставалась теоретическая работа.

Б середине XVII века еще не существовало современного разделения на математику физику, социологию, философию; все ученые считались философами (любителями мудрости) и занимались натуральной философией¹ (приложением мудрости к имеющемуся экземпляру Природы). В соответствии с этой традицией Гоббс полагал себя философом и по примеру других философов намеревался дать ответы на все вопросы в одной большой книге (он ее даже дописал — «Основы философии» вышли в свет в 1658 году, когда Гоббсу исполнилось 70 дет). Однако некоторые из вопросов оказывались актуальнее прочих, и Гоббс отвлекался от своего главного труда, чтобы высказаться по этим частным темам. Так он получил европейскую известность, вступив вместе со своим другом Гассенди в полемику с Декартом по поводу его «Метафизических размышлений». В 1642 году он опубликовал часть своих будущих «Основ», относящуюся к человеческому обществу, — книгу «О гражданине» (на латыни, как тогда было принято), в которой развил становящуюся модной идею договора как основы общественного порядка. В 1649 году¹ Гоббс полностью переписывает эту книгу, превращая ее в свое самое известное произведение — «Левиафан», на этот раз написанное на английском языке^{385 386 387}. В J 651-м в Лондоне печатается первый тираж³⁸⁶, и в том же году Гоббс возвращается в Англию — пожинать заслуженную славу (уверенность Гоббса в успехе основывалась на популярности «О гражданине» в Европе: помимо двух официальных изданий, книгу несколько раз перепечатывали пиратским способом). В 1652 году Гоббс — знаменитость, все дома Лондона открыты перед ним, и даже сам Кромвель, по слухам, зовет его в советники. Однако 63-летнему ученому важнее закончить тлавный труд своей жизни (на это у заботившегося о своем здоровье Гоббса оставалось еще 27 лет), и он исчезает с политической сцены; дальше за него говорят только книги.

Теперь взглянем на биографию другого выдающегося мыслителя, Джона Локка(1632-1703). Родившись в семье провинциального служащего, он получил хорошее образование благодаря патронажу Александра Попхема (офицера, под командованием которого отец Локка принимал участие в гражданской войне). С 1647 по 1652 год он учился в Вестминстерском колледже, с 1652 по 1658 год в Оксфорде, закончив его бакалавром искусств и оставшись там же преподавателем. Помимо своей основной специальности (древнегреческого языка), Локк интересовался модной филосо-фпей (Декарт, Гассенди, Гоббс) и медициной (в силу слабости собственного здоровья). Оксфорд был неплохим местом для заведения полезных знакомств; в 1665 году Локка приглашает в секретари Уолтер Бейн, отправляющийся в Германию искать союзников против Дании, и несколько месяцев Локк проводит на дипломатической работе³⁸⁸, А в 1666 году Локка знакомят³⁸⁸ с лордом Эшли, приехавшим в Оксфорд подлечиться, — с тем самым Энтони Эшли Купером, будущим графом Шефтсбери.

До этого знакомства Локк пребывал в раздумьях относительно дальнейшей карьеры, но личные качества Эшли (в полной мере проявившиеся позднее, когда тот стал лидером всей партии вигов) полностью его очаровали, и следующие 16 лет (с небольшими перерывами) он верой и правдой служил своему лорду (поначалу личным врачом, потом домашним учителем, советником, секретарем и даже госслужащим). К этому времени Локк унаследовал небольшое отцовское состояние и в материальном плане не так зависел от Эшли, как Гоббс от Кавендишей; но положение придворного одного из ведущих политиков Англии стоило намного дороже денег. Вместе с Эшли Локк переехал в Лондон, стал регулярно общаться с известными учеными’ и в 1668-м был избран в Лондонское королевское общество. В доме лорда Эшли регулярно собирались его друзья и единомышленники, обсуждая самые разные философские и политические вопросы; Локк не только участвовал в этих обсуждениях, но и записывал наиболее ценные идеи (за что ему, собственно, и платили). Философские дискуссии начала 70-х оформились позднее в «Опыт о человеческом разумении», а политические дебаты внутри возникшей в середине 70-х партии вигов легли в основу «Двух трактатов о правлении»¹.

К моменту, когда Эшли, уже став графом Шефтсбери, потерпел наконец поражение в своей борьбе с Карлом II, Локк обзавелся достаточными контактами в среде вигов, чтобы продолжать карьеру и без своего покровителя. Когда в конце 1682 года Шефтсбери бежал в Голландию (где и умер два месяца спустя), Локк остался в Англии, и о его занятиях на протяжении полугода не сохранилось никаких сведений^{389 390}; в сентябре 1683 года он появляется в Роттердаме, где тут же заводит контакты с другими эмигрантами. Политическая борьба вигов продолжается {1685 год — неудачный мятеж герцога Монмута, 1686 год — обращение лорда Мордонта к Вильгельму Оранскому с предложением вторгнуться в Англию, 1688 год — повторная просьба о том же самом в письме «семи бессмертных» и начало Славной революции), за Локком, как и за другими эмигрантами, следят королевские агенты, ему приходится скрываться (даже в Голландии), так что неудивительно, что мы знаем сегодня лишь о литературной и медицинской, но не о политической деятельности Локка в этот период. Тем не менее, когда Вильгельм Оранский побеждает Якова II, в феврале 1689 года Локк оказывается¹ на одном корабле с королевой Марией, плывущей в Англию к своему мужу. По прибытии в Англию Локк сразу же встречается с Джоном Сомерсом, лидером партии вигов после Шефтсбери, нуждающемся в квалифицированном советнике^{391 392}, а в мае 1689-го получает (по протекции лорда Мордента) должность в акцизном ведомстве^{393 394}. У Локка наконец-то появляется возможность издать свои основные труды, в 1689-м публикуются «Письмо о толерантности» и «Два трактата о правлении», а в 1690-м — «Опыт о человеческом разумении». Последние годы жизни Локк, уже серьезно страдающий астмой, проводит за письменным столом, он издает еще две книги и ведет обширную переписку’.

Что бросается в глаза при сравнении даже столь кратких биографий Гоббса и Локка? Конечно же громадная роль сюзеренов, Кавендишей и Эшли, в их жизни; но куда интереснее другое обстоятельство. В момент поступления на службу к своим хозяевам ни Локк, ни тем более Гоббс не были великими философами; их теоретические взгляды формировались в непосредственном контакте, а то в прямом соавторстве³⁹⁵ со своими сюзеренами; их главные политические произведения были опубликованы уже после крупнейших революций, а высказанные в них идеи долгие годы до этого обсуждались в частном порядке с представителями властных группировок. В отличие от Ибн Хальдуна и Макиавелли, разработавших собственные теоретические концепции (которые так и не были поняты современниками), Гоббс и Локк фактически суммировали мнения, господствующие в их круге общения^{396 397}.

Читая сегодня «Левиафана» и «Два трактата», мы должны понимать, что написаны они не столько Гоббсом и Локком, сколько могущественными властными группировками, одна из которых (локковская) в конечном счете победила в 50-летней гражданской войне- Предъявив спрос па новые технологии управления, английская аристократия искала их не в уже опубликованных книгах, а в разговорах со специально обученными и подготовленными интеллектуалами.

Читатель.11осле такого предисловия руки так и тянутся к «Левиафану», Неужели там и в самом деле есть что-то полезное?!

Теоретик.Разумеется, иначе мы не тратили бы ваше и наше время на все эти подробности. Не всякие салонные разговоры аристократов публикуются в виде книг, столетиями определяющих административное устройство целых государств², а только те, которые ради этого и затевались. Ознакомимся наконец с тем посланием, с которым часть английской аристократии обратилась в XVII веке ко всем властным группировкам,

1649 год. Законный король Англии Карл I только что обезглавлен по обвинению в государственной измене. Англия объявлена республикой, но реальным правителем является главнокомандующий Оливер Кромвель, «Священное право королей»на абсолютную власть, веками объяснявшее законопослушным гражданам, кому им следует подчиняться, больше не работает; законный наследник престола пользуется даже меньшей популярностью, чем подконтрольный армии парламент'. Сотни тысяч людей убиты в гражданской войне, но ни одна из конкурирующих группировок не уничтожена полностью, и действующая власть держится только на штыках. Для возврата к нормальной жизни позарез нужен новыйисточник легитимности власти, который будет принят большинством властных группировок и позволит прекратить затянувшуюся войну.

Вопрос об источнике легитимности может показаться теоретическим и не имеющим отношения к реальной борьбе за власть; однако на деле эта «легитимность» является таким же оружием, как кинжал и улыбка.

Практик.Помните «мандат Неба» и его действие на китайскую правящую элиту? В других странах «мандат Неба» называется по-другому, но без подобного символического выражения легитимности Власть не удержать!

Теоретик.Когда на Власть претендуют больше чем две конкурирующие группировки, исход борьбы определяется тем, кто с кем и против кого заключит союз (пока Карл II опирался на англиканскую церковь, его власти ничто не угрожало; как только Яков II сделал англикан своими врагами, число его противников превысило критическую массу). Поскольку все группировки понимают, что лучше оказаться на стороне победителей, ключевым фактором, определяющим конфигурацию союзов, оказывается предсказуемость реакции отдельных группировок. Если группировка А знает, что группировка Бсогласится па фигуру X в качестве компромисса, а группировка В не согласится ни на какую, кроме собственной, расклад союзов становится очевиден. Так вот, легитимность и есть эта предсказуемость, предварительное знание о том, какое правление устроит большинство группировок. Если в обществе считается легитимным королевское правление, в качестве компромиссной фигуры нужен король; но если одна группировка считает легитимным парламент, другая — военачальника, третья — короля, то компромисс невозможен, и война всех против всех будет продолжаться вечно. ³⁹⁸

Изобретение, которое Гоббс довел до всеобщего сведения в 1651 году, состояло из двух положений. Первое после десяти лет гражданской войны не вызывало никаких вопросов:

«...пока люди живут без общей власти, держащей всех их в страхе, они находится в том состоянии, которое называется войной, и именно в состоянии войны всех против всех» [Гоббс, с. 95/.

О том, насколько такая война скверное дело, Гоббсу не требовалось много писать; большинство англичанин к тому времени были согласны на любую власть, лишь бы она обеспечила хоть какой-то порядок. На любую — но на какую именно? Еще недавно считалось, что получивший власть по наследству, а заодно и от самого Бога король — очевидная для всех группировок компромиссная фигура, и поддерживать его выгодно в политической борьбе. Но нынче земля Англии усеяна трупами роялистов, а значит, объединяться нужно вокруг кого-то другого. Но вокруг кого? Как заранее узнать, кого в конечном счете поддержит большинство (напомню, что под «большинством» мы имеем в виду «большинство властных группировок», а не «большинство избирателей»)?

Второе положение Гоббса дает на этот счет точный ответ:

«...дляустановления общей власти необходимо, чтобы люди назначили одного человека или собрание людей, которые явились бы их представителями; чтобы каждый человек считал себя доверителем в отношении всего, что носитель общего лица будет делать сам или заставит делать других в целях сохранения общего мира и безопасности, и признал себя ответственным за это; чтобы каждый подчинил свою волю и суждение воле и суждению носителя общего лица. Это больше чем согласие или единодушие. Это реальное единство, воплощенное в одном лице посредством соглашения, заключенного каждым человеком с каждым другим таким образом, как если бы каждый человек сказал другому: я уполномочиваю этого человека или это собрание лиц и передаю ему мое право управлять собой при том условии, что ты таким же образом передашь ему свое право и санкционируезаь все его действия. Если это совершилось, то множество людей, объединенное таким образом в одном лице, называется государством, по-латыни — civitas. Таково рождение того великого Левиафана или, вернее (выражаясь более почтительно), того смертного Бога, которому мы под владычеством бессмертного Нога обязаны своим миром и своей защитой» [Гоббс, 1991, с. 132-133[.

Чтобы узнать, кого поддержит большинство, нужно всего лишь отложить в сторону кинжалы и открыто об этом договориться — предложение, кажущееся банальностью нормальному человеку, но человека Власти (которая есть «путь обмана») поражающее своей новизной. Открыто договориться с противниками? Да еще соблюдать потом достигнутые договоренности?! Какого черта, другие же не будут так делать?

Неважно, что они будут делать, отвечает на это Гоббс. Если в момент заключения общественного договора группировки уже передали Левиафану «право управлять собой»¹, то тем самым они не только выделили Левиафану необходимые для такого управления ресурсы, но и придали Левиафану статус легитимного правителя. Все последующие попытки отдельных группировок вытащить фигу из кармана и отказаться от выполнения своих обязательств столкнутся уже не с возражениями отдельных группировок, а с властью Левиафана — согласованной с большинством группировок фигурой, которую этому большинству выгодно поддержать в любом конфликте^{399 400 401}.

Создание Левиафана позволяет прекратить войну властных группировок и перевести ее в относительно мирное русло (придворных интриг или парламентских дебатов, в зависимости от принятого государственного устройства). На смену «священному праву королей», предписывающему поддерживать любого самодура на троне (который может довести дело до гражда