Национальное примирение и согласие

Национальное примирение — комплексный соци­ально-политический и политико-психологический про­цесс, включающий широкий комплекс разносторонних, прежде всего социально-политических мер, имеющих цельюпрекращение внутринационального, внутригосу­дарственного или регионального конфликта, умиротво­рение той или иной территории, достижение согла­сия между конфликтующими сторонами, прежде всего прекращение боевых действий и вооруженных акций противоборствующих сил, установление национально­го мира и согласия.

На 41-ой сессии Генеральной ассамблеи ООН в 1988 г. политика национального примирения была официально признана «базовой моделью урегулиро­вания внутринациональных и региональных кон­фликтов».

В политико-психологическом отношении наиболее значимы три аспекта национального примирения. Во-первых, в стратегическом отношении это один из наи­более очевидных путей материализации идей некон-фронтационного политического мышления. Во-вторых, в реалистическом плане, это наиболее конструктивный способ разблокирования целого ряда хронических внутр и национальных, а также межнациональных и даже региональных конфликтов и, в целом, снижения глобального противостояния в мире. В-третьих, нацио­нальное примирение — одна из наиболее продуктивных возможностей развития социальных процессов в тех странах, где начатые теми или иными силами пре­образования (к которым можно отнести любую револю­цию, комплекс реформ и т. п.) столкнулись с непреодо­лимыми сраз у трудностями.

Национальное согласие — широкое обобщающее понятие, в общепринятом употреблении обозначаюшее, прежде всего, политико-психологические резуль­таты и последствия эффективной и конструктивной общенациональной внутренней политики (политики национального согласия) — состояние гармонично взаимоотношений и успешного взаимодействия раз­личных национально-этнических, социальных, поли-тических и др. сил обычно в пределах одного государ­ственного образования; единство всей нации или различных групп, составляющих население многона­ционального государства, по какому-либо жизненно важному вопросу: результат успешного развития процессов, подразумеваемых политикой национального примирения.

Национальное согласие как долгосрочное состоя­ние и основа развития общности базируется на адек­ватной именно для данной общности, понятной и уст­раивающей всех ее членов политике. Обычно она включает в себя постоянный поиск и достижение взаи­моприемлемых компромиссов в вопросах целеустрем­ленного сбалансированного развития государственно-территориального образования, которое удовлетворяло бы стратегические и, в определенных пределах, так­тические интересы всех существующих в пределах этого образования групп. Такая политика также пре­дусматривает наличие специальных механизмов пере­говорного характера (обычно встроенных в механиз­мы осуществления власти), обеспечивающих мирное урегулирование возникающих конфликтов и противо­речий на демократической основе.

Национальное согласие как единовременное со­стояние единства по какому-либо одному вопросу функционирования территориально-государственно­го образования обычно представляет собой реакцию массового сознания и подавляющего большинства со­циально-политических сил страны на такие политиче­ские решения или действия, которые удовлетворяют большинство сложившихся в общности интересов и представлений о возможности разрешения данного рода проблем. Примером достижения национального согласия такого рода можно считать заключенный в 1989 г. всеми политическими силами Туниса «Нацио­нальный пакт ради примирения и согласия», в разра­ботке которого участвовали и психологи, а содержа­ние которого сводилось к соглашению относительно перспективных направлений развития государства и общества после отстранения от власти прежнего президента Бургибы, что получило одобрение со стороны широких масс населения.

Способами выявления и достижения национально­го согласия в таких ситуациях обычно являются «круглые столы» с участием максимально широкого крута политических партий и движений, представляющих подавляющее большинство членов общества. Пример такого рода — «круглый стол» ПОРП и оппозиционных ей сил, состоявшийся в 1989 г. в Польше. Он привел к достижению согласия в отношении перехода к новым формам социально-экономического и политического устройства жизни.

Сюда же относятся специальные процедуры типа общенациональных референдумов по тем или иным жизненно важным вопросам — например, проведенный в 1986 г. в Испании референдум по вопросу сохранения членства страны в НАТО и осуществлении политики нейтралитета. Сюда же относятся общенациональные плебисциты в виде опросов населения (например, про­водившиеся в 1991 г. в ряде республик СССР опросы об отношении населения к самостоятельности и неза­висимости данных территориально-государственных образований). Сюда же — существующие в ряде стран традиции «общенародного обсуждения» тех или иных жизненно важных проблем или документов программ­ного для развития общества характера,

Национальное согласие как следствие развития процессов национального примирения представляет собой, прежде всего, психологическую демилитариза­цию массового сознания, согласие всех основных групп и слоев общества в отношении необходимости решения существующих спорных вопросов мирным путем и го­товности к быстрому прекращению вооруженных кон­фликтов. Такое национальное согласие является плат­формой для установления общенационального мира и выражает собой широкий предварительный консенсус взглядов, позиций и точек зрения, исключающий лишь эаведомо «непримиримые» направления. Такого рода национальное согласие, например, было достигнуто в ходе серии «неформальных встреч» представителей «основных кхмерских сторон» — внутриполитических сил Кампучии, вставших, при всех многочисленных различиях и противоречиях своих взглядов, на путь поли­тики национального примирения, однако исключивших из числа возможных партнеров представителей наиболее экстремистской группировки Пол Пота — Йенг Сари, ответственной за допущенный в период своего правления геноцид в стране.

Национальное согласие в контексте политики на­ционального примирения связано как с начальными этапами этой политики — согласием в отношении не­обходимости достижения примирения, так и с этапами ее осуществления. Национальное согласие является не­обходимым фоном развития и углубления примиренче­ских процессов. Тем более оно связано с конечными ре­зультатами такой политики — согласием в отношении форм и перспектив мирного, бесконфликтного функ­ционирования национально-территориального образо­вания. В стратегическом выражении, весь процесс национального примирения выступает как процесс вы­работки и поэтапного претворения в жизнь политиче­ской психологии национального согласия. В этом отно­шении следует иметь в виду, что помимо «нулевых вариантов» национального согласия, в которых процесс достижения согласия развивается «с нуля», с момента полного рассогласования интересов в общенациональ­ных масштабах и начальных этапов национального примирения, возможен и иной, более продуктивный превентивный вариант. Так, превентивное стратегиче­ское национальное согласие в Уругвае в 1989 г. было установлено в связи с серьезнейшей проблемой, но по весьма конкретному вопросу. В результате призывов (и соответствующих политических действий) нового президента страны Сангинетти, демократически из­бранного после долгой цепочки военных диктатур, к «национальному примирению» и «забвению прошло­го», в ходе общенационального референдума стране предстояло решить вопрос о том, амнистировать ли тех лиц, которые были замешаны в осуществлении репрес­сий в период диктатуры, Общество стояло на грани раскола, который мог привести к непредсказуемым по­следствиям. Призывы к национальному согласию ради будущего страны, сохранению единства и консолида­ции всех сил на конструктивном созидательном разви­тии возымели действие: в ходе референдума победила сдержанная, примиренческая линия.

NB

1. Национально-этнические группы — это большие группы, включающие тысячи и миллионы людей, связан­ных общими внешними и внутренними, психологическими чертами. Идя от простого к сложному, это род и племя, народ и нация, раса и этнос. Принадлежность людей к этим группам и формирует национально-этническую психологию. Национально-этническая пси­хология представляет единство двух основных факторов: более иррационального национального характера и более рационального национального сознания. По структуре, это сложное двухуровневое образование. В совокупности, иррациональный и рациональный факторы формируют психический склад нации в це­лом. Особую роль в национально-этнической психо­логии играет национальное самосознание.

2. Национальный характер — совокупность устойчи­вых, характерных для общности особенностей вос­приятия окружающего мира и форм реакций на него. Национальный характер представляет собой определенную совокупность эмоционально-чувственных проявлений, выражаясь в первую очередь в эмоциях, чувствах и настроениях — в предсознательных, во многом иррациональных способах эмоционально-чувственного освоения мира, а также в скорости и ин­тенсивности реакций на происходящие события. Корни национального характера — устойчивые пси­хофизиологические и биологические особенности функционирования человеческих организмов, опре­деляющие реактивность центральной нервной систе­мы и скорость протекания нервных процессов. Эти факторы связаны с физическими (прежде всего, климатическими) условиями среды обитания националь­но-этнической группы. Общий национальный харак­тер — следствие, психическое отражение общности физической территории, на которой проживает груп­па. В структуре национального характера выделяют­ся темперамент, эмоции, чувства и предрассудки.

3. Национальное сознание — совокупность социаль­ных, политических, экономических, нравственных, эстетических, философских, религиозных и иных взглядов, характеризующих содержание, уровень и особенности духовного развития группы. Значитель­но более рационально по сравнению с национальным характером, хотя до конца рационализируется толь­ко в теоретических формах. Выступает в качестве «рациональной надстройки» над национальным харак­тером, в виде «верхнего этажа» психического склада нации. Включает отношение группы к ценностям об­щества, отражает процесс ее исторического развития. В число элементов национального сознания включа-ются осознанное отношение к национальным ценностям; способность к их умножению; осознание необ­ходимости сплочения ради национальных интересов. Обыденное национальное сознание — низший уровень национального сознания, многослойное и про­тиворечивое, инерционно-консервативное и, одно­временно, постоянно изменяющееся образование. Синтез природно-биологического и социального опы­та поколений, продукт социализации национального характера. Структурно, включает три слоя: 1) повсе­дневные потребности, бытовые интересы, ценности и установки, 2) стереотипные представления, про­стейшие нормы и элементарные образцы поведения, а также обычаи и традиции, 3) эмоциональные эле­менты и детерминированные ими формы выражения в образах, звуках, красках. Динамичность обыден­ного национального сознания обеспечена постоянно меняющимися потребностями и связанными с ними настроениями. Устойчивость связана с установками и национально-этническими стереотипами, обычая­ми и традициями. Распространенность обыденного сознания связана с его заразительностью и «бытовой убедительностью» его аргументов. Механизмы распространения: массовое внушение, феномены груп­пового давления и конформизма, психология перено­са индивидуальных проблем на проблемы общности, а также потребность людей в идентификации себя с большой группой. Теоретическое национальное сознание — кристалли­зованное, научно оформленное, социально и полити­чески ориентированное обобщение избранных эле­ментов обыденного национального сознания. Это идеология национально-этнической группы.

4. Национальное самосознание — совокупность взгля­дов и оценок, мнений и отношений, выражающих содержание, уровень и особенности представлении индивидов — членов общности о своей истории, со­временном состоянии и будущих перспективах, а также о месте среди других общностей. Включает рациональные и эмоциональные компоненты. Ядро национального сознания, стержень оценочных от­ношений и рационально-ценностных представлении, необходимых для самоопределения человека. Генезис национального самосознания связан с формированием и укоренением в психике антитезы «мы» и «они». Осознание себя как члена группы, целостности («мы») строится через противопоставле­ние представителям иной группы, неким «они». Основу антитезы «мы» — «они» обычно составляют один или несколько наиболее ярко выраженных внешних признаков, характерных для «них» в отли­чие от «нас». «Им» приписываются все возможные негативные, «нам» — все возможные позитивные качества.

5. В политико-психологическом развитии современно­го человечества можно проследить две противо­положные тенденции. С одной стороны, это более яркое, и потому заметное, хотя менее массовое обо­стрение национально-этнических проблем. С другой стороны, скрытое, незаметное, но массовое посте­пенное движение к глобализации. В истоках нацио­нально-этнических конфликтов лежит ослабление прежних социальных связей, приводящее к реанима­ции «спрятанных» в психике механизмов сплочения более глубинных общностей — например, распад классовых государств Восточной Европы на рубеже 80-90-х гг. привел к всплескам национального само­сознания. В перспективе, это будет скомпенсирова­но ростом интернациональных или транснациональ­ных связей между людьми, преодолением внешней противоположности этих связей и появлением новых наднациональных общностей. Интернациональное единство (скажем, пролетариата) или транснациональные интересы (допустим, промышленных компа­ний) — две стороны одной медали, психологически неразделимой. Хотя для осознания этого большинст­вом человечества еще должно пройти немалое историческое время.

Для семинаров и рвфератов

1. Нефедова И.К. Проблемы национальной психоло­гии. — М., 1988.

2. Ольшанский Д.В. Польша: массовые настроения на этапе национального примирения. — М., 1989.

3. Ольшанский Д.В. Национальное примирение: Мето­дологические и теоретические аспекты мирового опыта. — М., 1991.

4. Поршнев Б.ф. Социальная психология и история. — М., 1966.

5. Социальная психология. — М., 1975.

6. Deutsch K.W. Tides among nations. —- N.Y., 1979.

7. Mead М., Metraux R. Aspects of the present. — N.Y., 1980.

8. Pye L. Politics, Personality and Nation-Building. — New Haven, 1962.

Глава 9

ПСИХОЛОГИЯ МАСС В ПОЛИТИКЕ

Ведущая роль психологии масс в динамичных политиче­ских процессах. Принципиальные отличия масс и свойствен­ного им массового сознания от больших групп и присущего им группового сознания.

Массовое сознание. История изучения массового созна­ния. Психология «массового человека» в трудах Г. Тарда, Г. Лебона, Х. Ортеги-и-Гассета, З. Фрейда, Т. Адорно. и др. Два основных подхода: массовое сознание как ипостась обыден­ного общественного сознания и массовое сознание как самостоятельный феномен.

Массы и массовое сознание. Понятие «массы» как субъ­екта массового сознания. Основные виды масс: теоретиче­ские и практически-политические подразделения. Толпа, «собранная публика» и «несобранная публика» как конкрет­ные разновидности «массы». Основные качества массы как носителя массового сознания. Основное содержание массо­вого сознания с точки зрения его носителя. Ситуативность, гетерогенность и вариативность содержания массового сознания и др. свойства.

Массовая политическая психология, ее динамичность и, одновременно, инерционность. Массовое политическое соз­нание, его генезис, структура, уровни и основные характе­ристики. Стихийное массовое политическое поведение и массовое политическое сознание. Эффективность воздей­ствия на массу и механизмы такого воздействия. Основные свойства и качества массового политического сознания. Проблемы формирования и функционирования массового политического сознания. Субъект массового политического сознания. Типы и типологии массового политического соз­нания. Комплексная системная модель массового политического сознания. Ведущие критерии оценки и дифференциации основных типов массового политического сознания. Основные макроформы массового политического сознания: общественное мнение.

Индивид и массовое поведение. Явления деиндивидуализации в массе. Всевластие, анонимность и безответствен­ность индивида в массе. Эффекты заражения и подражания, внушаемость индивида в массе. Негативное и позитивное воздействие массы. Масса и ее вожаки, их основные типы.

В отличие от групп, больших и малых, всегда так или иначе организованных и структурированных (в том числе, политически), массы — это принципиально не­организованные и неструктурированные субъекты по­литики. Действительно, в любой малой группе есть лидер и ведомые. В большой социальной группе есть партия, политическое движение или, по крайней мере, профессиональный или корпоративный союз. В боль­шой национально-этнической группе также есть орга­низующие ее, лидирующие компоненты, ведущие за собой остальных членов группы. Масса же представ­ляет собой нечто принципиально иное.

Роль масс в политике становится заметной тогда, когда она становится страшной. Это проявляется то­гда, когда рушатся групповые связи и межгрупповые границы, когда общество деструктурируется, пережи­вая период своеобразного «социотрясения»[135]. Такое происходит в периоды крупных, мировых войн, соци­альных революций, политических переворотов, по­спешных крупномасштабных социальных реформ.

Приведем одно образное сравнение. В каждом приличном магазине есть касса. В каждой кассе есть выдвижной ящик для денег. В каждом таком ящике есть перегородки, делящие его на небольшие ячейки для денег, монет или купюр разного достоинства. Та­кой кассовый ящик специально разделен этими пере­городками на подобные ячейки для организации той денежной массы, которая функционирует в процессе купли-продажи. Стоит убрать или сломать перегородки, монеты или купюры перемешаются, и процесс микрорыночной жизни серьезно осложнится.

Аналогичную функцию выполняют психологические «перегородки», возникающие в сознании людей в связи с их принадлежностью к тем или иным большим социальным группам. Образно говоря, в организован­ном, структурированном обществе и в головах образую­щих его людей существуют такие «кассовые ящички» с соответствующими «перегородками». Каждый знает свою «ячейку» и редко может перелезть через «пере­городку» . Однако стоит случиться какому-то крупному социально-политическому потрясению, как все эти «перегородки» рушатся. Тогда люди образуют сплош­ную неструктурированную массу, а их психика и соци­ально-политическое поведение приобретают дезорга­низованный, массовый характер.

Рассматривая примеры такого рода, классик мас­совой психологии Г. Лебон писал: «В морали, в рели­гии, в политике нет уже признанных авторитетов... Отсюда происходит, что правительства вместо того, чтобы руководить общественным мнением, вынужде­ны считаться с ним и подчиняться непрестанным его колебаниям». В свою очередь, в подобных ситуациях массовое сознание, которое Г. Лебон и именовал «об­щественным мнением», «знает крайние чувства или глубокое равнодушие. Оно страшно женственно и, как всякая женщина, отличается полной неспособностью владеть своими рефлекторными движениями. Оно беспрерывно колеблется по воле всех веяний внешних обстоятельств[136]. В периоды всплесков массовой пси­хологии политические институты становятся напря­мую зависимыми от определяемых этой психологией политических процессов.

Стержневым элементом массовой психологии яв­ляется массовое сознание. Вместе с массовыми на­строениями, рассматриваемыми в следующей главе, и другими сугубо иррациональными формами стихийно­го поведения, оно определяет то, что в целом опреде­ляется как массовая психология.

МАССОВОЕ СОЗНАНИЕ

Массовое сознание — один из видов общественно­го сознания, наиболее реальная форма его практическо­го существования и воплощения. Это особый, специфи­ческий вид общественного сознания, свойственный значительным неструктурированным множествам лю­дей («массам»). Массовое сознание определяется как совпадение в какой-то момент (совмещение или пересе­чение) основных и наиболее значимых компонентов соз­нания большого числа весьма разнообразных «класси­ческих» групп общества (больших и малых), однако несводимый к ним. Это новое качество, возникающее из совпадения отдельных фрагментов психологии деструк-турированных по каким-то причинам «классических» групп. В силу недостаточной специфичности источников своего появления и неопределенности самого своего носителя, массовое сознание в основном носит обыден­ный характер.

История изучения массового сознания достаточ­но сложна и противоречива. Проблема реального «мас­сового сознания» и его особого носителя, «массового человека», возникает в жизни, а затем и в науке на рубеже XVIII — XIX веков. До XVIII века включитель­но господствовали концепции, утверждавшие, что об­щество представляет из себя скопление автономных индивидов, каждый из которых действует самостоя­тельно, руководствуясь лишь собственным разумом и чувствами.

Хотя подспудно массовизация общественного соз­нания начиналась и раньше, до определенного времени она носила достаточно локальный характер. Реально, это было связано просто с недостаточной плотностью расселения людей — невозможно наблюдать действи­тельное «массовое» сознание в обществе, население которого расселено исключительно по небольшим де­ревенькам и феодам. Отдельные вспышки хотя бы относительно массовой психологии стали наблюдать­ся по мере разрастания средневековых городов. «Из-за постоянных контрастов, пестроты форм всего, что страгивало ум и чувства, средневековая жизнь возбу­ждала и разжигала страсти, проявляющиеся то в не­ожиданных взрывах грубой необузданности и звери­ной жестокости, то в порывах душевной отзывчивости, в переменчивой атмосфере которых протекала жизнь средневекового города»[137].

Однако это были лишь предварительные формы, начало массовизации. Прав А.Я. Гуревич: «Конечно, если мы станем искать в высказываниях ведущих теологов и философов Средневековья непосредственное выражение массового сознания и вознамеримся по ним судить о настроениях и воззрениях «среднего человека», мы впадем в глубочайшее заблуждение»[138]. Ни само общество, ни его тогдашние «теоретические пред­ставители» не могли осознать и сформулировать реаль­ное состояние психологии населения. Хотя именно тогда массовое сознание, отличавшееся особым доми­нированием иррациональных форм, с большой силой уже проявлялось в реальной политике.

«Без сомнения тот или иной элемент страсти при­сущ и современной политике, но, за исключением пе­риодов переворотов и гражданских войн, непосредст­венные проявления страсти встречают ныне гораздо больше препятствий: сложный механизм общественной жизни сотнями способов удерживает страсть в жест­ких границах. В XV в. внезапные эффекты вторгаются в политическую жизнь в таких масштабах, что польза и разум все время отодвигаются в сторону»[139]. Однако вплоть до конца XVIII века все эти эффекты носят дос­таточно частный, локальный характер.

На рубеже XVIII—XIX веков ситуация изменилась кардинально. Промышленная революция и начавшая­ся урбанизация привели к появлению массовых про­фессий и, соответственно, к массовому распростране­нию ограниченного числа образов жизни. Снижение доли ремесленничества и нарастающее укрупнение производства неизбежно вели кде-индивндуализации человека, к типизации его психики, сознания и пове­дения. Разрастание крупных городов и усиление ми­грации в них людей из аграрных провинций с разных концов той или иной страны, а подчас и сопредельных стран, вели к смешению национально-этнических групп, постепенно размывая психологические грани­цы между ними. В то же время, большие социаль­но-профессиональные группы еще только формирова­лись. Соответственно, шла стихийная крупномасштаб­ная социальная реформа, первоначальный этап кото­рой как раз и характеризовался деструктуризацией привычных психологических типов и появлением но­вых, еще неструктурированных, и потому размытых «неклассических» форм общественного сознания. Так стало очевидным появление принципиально но­вого явления, которым, соответственно, и занялась наука.

Формально словосочетание «массовое сознание» стало встречаться в научной литературе начиная с середины XIX века. Особенно, оно распространилось к концу данного столетия, хотя носило еще описатель­ный, скорее образный характер, в основном лишь под­черкивая масштабы проявлявшихся психологических явлений. До этого вообще преобладало обобщенное понятие психологии масс. Считающиеся классически­ми труды Г. Тарда, Г. Лебона, Ш. Сигеле и В. МакДугала, появившиеся на рубеже XIX-XX веков и посвященные отдельным конкретным проявлениям психологии масс (прежде всего, психологии толпы), носили общесоцио­логический и, скорее, научно-публицистический, чем аналитический характер.

Более или менее определенное употребление по­нятия «массовое сознание» в качестве специального научного термина началось лишь в 20-30-е гг. XX сто­летия, хотя и тогда это долгое время оставалось на уровне беглых упоминаний и несопоставимых между собой, крайне многообразных трактовок. Затем вообще наступила серьезная пауза в исследованиях. В западной науке это определялось тем, что массовая психология как таковая стала исчезать: общество структурирова­лось, а культ «свободного индивида» предопределял доминирование индивидуальной психологии. Массы как бы «рассыпались». С исчезновением же феномена исчезли и попытки его изучения.

В итоге, западные исследователи не смогли дого­вориться о смысле центрального понятия «массы», лежащего в основе исследования массового сознания. По оценке Д. Белла[140], в западной науке сложилось, как минимум, пять различных его интерпретаций. В одних случаях под массой понималось «недифференцирован­ное множество», типа совершенно гетерогенной ауди­тории средств массовой информации в противовес иным, более гомогенным сегментам общества (Г. Блумер). В других-случаях— «суждение некомпетент­ных», низкое качество современной цивилизации, являющееся результатом ослабления руководящих по­зиций просвещенной элиты (Х. Ортега-и-Гасет). В треть­их — «механизированное общество», в котором человек является придатком машины, дегуманизированным элементом «суммы социальных технологий» (Ф.Г. Юнгер). В четвертых, «бюрократическое общество», отличающееся широко расчлененной организацией, в ко­торой принятие решений допускается исключительно на высших этажах иерархии (Г. Зиммель, М. Вебер, К. Маннгейм). В пятых, — «толпа», общество, характеризующее­ся отсутствием различий, однообразием, бесцельностью отчуждением, недостатком интеграции (Э. Ледерер, X. Арендт).

В советской науке сложилось иное, хотя отчасти и аналогичное положение. Структурирование общества по социально-классовому основанию привело к абсолюти­зации роли классовой психологии. Она подменила собой и массовое, и индивидуальное сознание. Соответствен­но, и здесь массовая психология как таковая исчезла — по крайней мере, из поля зрения исследователей.

Во второй половине 60-х гг. XX столетия данное понятие пережило своеобразное второе рождение в советском обществознании, хотя это был кратковремен­ный период. Лишь начиная со второй половины 80-х гг. можно отметить новый прилив исследовательского интереса к массовому сознанию. Но до сих пор недос­таточное внимание к данному феномену объясняется как минимум двумя причинами. Во-первых, объективные трудности изучения массового сознания. Они связаны с самой его природой и свойствами, плохо поддающимися фиксации и описанию, что делает их трудноуловимыми с точки зрения строгих операциональных определений. Во-вторых, трудности субъективного характера, прежде все­го в отечественной науке, до сих пор связаны с домини­рованием догматизированных социально-классовых представлений, а также недостаточной разработанно­стью терминологического аппарата, что продолжает ска­зываться.

В итоге, как в зарубежной, так и отечественной научной литературе, посвященной различным сторо­нам явления массовизации психики и массовой пси­хологии в целом, до сих пор нет крупных работ, в ко­торых специально рассматривалась бы психология массового сознания. Бытующие ныне в науке взгляды можно объединить в два основных варианта.

С одной стороны, массовое сознание — конкрет­ный вариант, ипостась общественного сознания, замет­но проявляющаяся лишь в бурные, динамичные перио­ды развития общества. В такие периоды у общества обычно нет интереса к научным исследованиям. В обыч­ные же, стабильные периоды развития массовое созна­ние функционирует на мало заметном, обыденном уров­не. При этом существенно, что оно может одновремен­но включать в себя отдельные компоненты разных ти­пов сознания. Например, сознание классических групп социально-профессионального характера, составляю­щих собой социальную структуру общества (что обычно имеет приоритетный характер и в первую очередь фиксируется теоретиками). Может оно включать и некото­рые иные типы сознания, присущие специфическим множествам индивидов, объединяющим представителей различных групп, но, в то же время, не имеющим отчет­ливо группового характера. Обычно это фигурирует как обыденное сознание, не имеющее четкой социальной отнссенности — например, «сознание» очереди за де­фицитным товаром в условиях «развитого социали­стического общества». Согласно данной точки зрения, проявления массового сознания носят в значительной мере случайный, побочный характер и выступают в ка­честве признаков временного, несущественного стихий­ного варианта развития.

С другой стороны, массовое сознание рассматри­вается как достаточно самостоятельный феномен. То­гда это сознание вполне определенного социального носителя («массы»). Оно сосуществует в обществе на­ряду с сознанием классических групп. Возникает оно как отражение, переживание и осознание действую­щих в значительных социальных масштабах обстоя­тельств, в том или ином отношении общих для членов разных социальных групп, оказывающихся тем самым в сходных жизненных условиях, и уравнивающих их в том или ином плане. Согласно данной логике, массо­вое сознание оказывается более глубинным образова­нием, отражением действительности «первичного по­рядка», которое лишь потом обретает необходимые психологические признаки социальной определен­ности.

МАССЫ И МАССОВОЕ СОЗНАНИЕ

Однако такого рода характеристики оказываются действенными не всегда. При возникновении социальных обстоятельств «особого рода» (например, при уменьшении, по каким-либо причинам, влияния принадлежности людей к классическим группам) такое массовое сознание приобретает ведущую роль. Согласно данной логике, при рассмотрении массового сознания с точки зрения особенностей его субъекта («носителя»), в качестве специфических признаков выделяются качества, соответствующие массе. Ведь массовое сознание — это сознание определенного носителя («массы»), возникающее вследствие отраже­ния действующих в значительных масштабах и урав­нивающих в чем-то людей обстоятельств.

Массы как носители массового сознания опреде­ляются с социологической точки Б.А. Грушиным как «ситуативно возникающие (существующие) социаль­ные общности, вероятностные по своей природе, ге­терогенные по составу и статистические по формам выражения (функционирования)»[141]. При определенной психологической неполноте, данное определение по­зволяет четко разграничить массу и группы. Кроме того, оно дает возможность подойти к пониманию важ­ных качеств массового сознания.

Основные виды масс выделяются по ряду ведущих признаков. Соответственно, массы делятся на:

1) большие и малые;

2) устойчивые (постоянно функционирующие) и неустойчивые (импульсные);

3) сгруппированные и несгруппированные, упоря­доченные или неупорядоченные в пространстве;

4) контактные и неконтактные (дисперсные);

5) спонтанные, стихийно возникающие, и специ­ально организуемые;

6) социально однородные и неоднородные.

Однако это — теоретическое разделение. В политической практике, особые виды и разно­видности масс выделял В.И. Ленин, исходя из реалий борьбы за власть в России в начале XX века. Во-пер­вых, он различал прогрессивные, или революционные массы в противоположность консервативным, реакционным, или антиреволюционным, а также нейтраль­ные, неопределившиеся массы. Во-вторых, в его ра­ботах присутствуют массы активные, действующие, борющиеся и пассивные, бездеятельные, «сонные», выжидающие. В-третьих, выделялись сплоченные массы, дисциплинированные, самостоятельные и распыленные, неорганизованные, анархичные. Наконец, в-четвертых, были описаны массы решительные и не­решительные; экстремистские и робкие; и т. д. и т. п.

При всей образности и неаналитичности таких харак­теристик, они были достаточны для принятия полити­ческих решений и осуществления эффективных, на определенных этапах, политических действий[142]. Оце­ним уровень анализа более поздних лет. 26 ноября 1926 г. Л.Д. Троцкий писал в дневнике: «Октябрьская революция больше, чем какая бы то ни было другая пробудила величайшие надежды и страсти народных масс... Но в то же время масса увидела на опыте край­нюю медлительность процесса улучшения...она стала осторожнее, скептичнее откликаться на революцион­ные лозунги... Такое настроение, сложившееся после гражданской войны, является основным политическим фоном картины жизни. На это настроение опирается бюрократизм, как элемент «порядка» и «спокойствия». Об это настроение разбились попытки оппозиции по­ставить перед партией новые вопросы»[143],

Конкретные наблюдения и эмпирические исследо­вания позволяют прийти к трем основным конкретным разновидностям «массы», встречающимся на практике. Во-первых, это толпа. Как справедливо писал Х.Ортега-и-Гассет: «Толпа — понятие количественное и видимое. Выражая ее в терминах социологии, мы приходим к по­нятию социальной массы»[144].

Во-вторых, это так называемая «собранная публи­ка» — от зрителей в театре до участников политиче­ских митингов: «скопление некоторого количества людей, испытывающих сходное ожидание определен­ных переживаний или интересующихся одним и тем же предметом... сходство установок, ориентации и готовности к действию — основа объединения публи­ки. ...под влиянием воздействия на всех одних и тех же стимулов (фильм, театральная постановка, лекция или дискуссия в среде публики образуются определенные сходные или общие реакции»[145].

Наконец, в-третьих, это «несобранная публика», к которой относится часть электоральных масс, возникающих под влиянием политической рекламы или, что почти одно и тоже, масс поклонников кумиров совре­менной музыки. «Несобранная публика — это лищь «поляризованная масса», то есть большое число людей мышление и интересы которых ориентированы иден­тичными стимулами в одном направлении, людей, про­живающих не «друг с другом», а «друг около друга»[146].

Все остальные виды масс носят еще более слож­ный и менее конкретный, скорее виртуальный, чем реальный характер. Тем не менее, психология масс так устроена, что то, что сегодня существует в виде совер­шенно