Североамериканские колонии в 1660 г

В политической жизни колонисты также проявляли большую активность. Разрыв с метрополией был, в общем, предопределен с самого начала, так как ориентация на автономность возникла очень быстро. Власть концентрировалась в руках губернаторов, которые назначались английским правительством, однако при них были советники (как правило, из числа колонистов), которые отстаивали местные интересы. Большую роль играли органы самоуправления: собрания представителей колоний и легислатуры (законодательные органы). Чиновники из метрополии были ограничены в своих действиях. За их финансовой политикой осуществлялся строгий надзор.

Это ощущение свободы и больших возможностей для самореализации личности стало важнейшей основой для складывания американской нации.

Американская революция, устранившая слабые ростки феодализма в колониях и порвавшая с диктатом метрополии, открыла в конце XVIII в. путь для быстрого наращивания потенциала модернизации. Конечно, США заметно отставали от передовых европейских стран, но новое государство обладало хорошей основой для развития капитализма.

Почему же произошло американское чудо? Некоторые исследователи склонны объяснять это тем, что первыми поселенцами были по преимуществу пуритане — носители капиталистического духа. Действительно, преследуемые на родине правительством, английские кальвинисты переселялись в Америку целыми общинами. Нет сомнений в том, что на первых порах они сыграли роль своего рода стержня в экономической, политической и культурной жизни колоний.

Но не менее важными были и другие факторы: колонисты принесли с собой демократические традиции, которые веками вырабатывала английская парламентская система. Усвоив еще на родине передовые методы хозяйственной деятельности, они имели возможность внедрять их на новой почве, где феодальные отношения не имели глубоких корней.

Россия и североамериканские колонии позднее, чем сильнейшие страны Западной Европы, вступили на путь капиталистического развития. Поэтому они, естественно, отставали от Англии, Голландии, Франции. Но темпы их роста и потенциальные возможности были велики. Это и позволит им сделать в XIX в. огромный рывок вперед. Однако уже в XVIII в. между Россией и будущими США проявилась существенная разница. В североамериканских колониях в отличие от России, несмотря на многочисленные трудности (неосвоенное пространство, зависимость от метрополии и т. д.), не было препятствия для развития в виде сохранившихся феодальных отношений.

Европейский центр.

Среди трех наиболее передовых стран Европы классический вариант утверждения буржуазных отношений осуществился в Англии. Английская модель развития капитализма была самой быстрой, самой полной и, пожалуй, наиболее жестокой. Рассматривая ее как своего рода образец, сравнивая ее с вариантами развития Франции и Голландии, мы можем выяснить, почему именно Англия захватила в конце XVII— XVIII в. лидерство.

Важную роль здесь сыграло то, что полем деятельности для английского капитализма был не только город, но и деревня. В других странах именно деревня — основной оплот феодализма и традиционализма — сдерживала переход к новому. В Англии, наоборот, в деревне концентрировалась база для важней­шей в XVI—XVII вв. отрасли промышленности — сукноделия. Это была уникальная ситуация, которая дала свои плоды.

Во-первых, большая часть дворянства стала заниматься предпринимательской деятельностью (создавала овцеводческие фермы), иначе говоря, обуржуазивалась, увеличивая число заинтересованных в ломке традиционных структур и прежде всего — в использовании наемного труда.

Во-вторых, феодалы, реализуя свои права на землю и сгоняя с нее держателей-крестьян, создавали армию пауперов — людей, которым не оставалось ничего иного, как стать вольнонаемными рабочими. Это обеспечивало важнейшее условие для развития капитализма. К середине XVIII в. в Англии класс крестьянства как мелких производителей исчез. Законы правительства, получившие название кровавых, содействовали этому процессу. Бродяг и нищих ждали суровые наказания; разорившихся крестьян можно было в принудительном порядке отправлять на предприятия.

Кроме того, благодаря рано происшедшей буржуазной революции государственная структура уже во второй половине XVII в. была кардинальным образом перестроена в интересах новой экономики.

Правда, и до революции английские короли поощряли промышленность и торговлю. Но их действия далеко не всегда были последовательными. Многое зависело и от личности монарха.

После победы революции монархия была реставрирована, но абсолютизм навсегда закончил свое существование. Согласно Биллю о правах (1689) Англия стала конституционной монархией, в которой власть концентрировалась преимущественно в руках парламента. Король не мог без его согласия отменять или принимать законы, назначать налоги, иметь свое постоянное войско. Депутатам гарантировалась свобода слова; провозглашалась свобода выборов в парламент. Буржуазия получила доступ к политической власти и, следовательно, к непосредственному управлению обществом.

Хотя страна еще только оправлялась от революционных переворотов и длительных гражданских войн, в ней успешно развивалось кораблестроение, сукноделие, производство пороха и бумаги, добыча угля, по которой уже в конце XVII в. Англия вышла на первое место в Европе. Быстро увеличивалось число торговых компаний, крупных централизованных мануфактур — предшественниц фабрик. Правда, в то время Англия еще уступала Голландии, но в XVIII в. расстановка сил стала иной.

Своими победами Англия была обязана не только революции политической, не только активному развитию собственной промышленности, но и революции в технической мысли. Как никакая другая европейская страна, Англия была богата техническими изобретениями и людьми, которые умели их использовать. В 1760-е гг. она первой вступила в эпоху промышленного переворота и сразу же совершила еще один мощный рывок вперед, оставив далеко позади Францию и Голландию.

В 1771 г. предприниматель Аркрайт построил первую фабрику, на которой использовалась прядильная машина, приводившаяся в действие водяным колесом, а через двадцать лет в Англии было уже 150 фабрик. В 1780-е гг. Дж. Уатт изобрел паровую машину, которая стала, по выражению К. Маркса, «универсальным двигателем крупной промышленности». Началась новая, промышленная фаза развития капитализма.

Победоносное шествие капитализма, естественно, имело свои издержки. В то время еще трудно было предугадать, что новые отношения должны повысить уровень благосостояния общества. Напротив, крестьянство лишалось земли и разорялось; законы, преследующие люмпенов, были абсолютно варварскими; рабочий день на фабриках длился по 14— 16 часов; падало значение квалифицированного труда, а это означало разорение мелких ремесленников; безжалостно использовался дешевый детский и женский труд.

Неудивительно, что рабочие ломали машины и у многих государственных деятелей той эпохи, особенно в странах периферии, столь быстрые и резкие трансформации вызывали сомнения. Так, германский император Фридрих II с опаской отзывался об использовании машин: «Тогда очень большое количество людей, до сих пор кормившихся от прядения, лишилось бы куска хлеба; это совершенно не может быть допущено». Однако остановить развернувшиеся процессы было невозможно, и страны, в которых они шли медленнее, неизбежно оттеснялись более сильными противниками.

Так произошло с Голландией, первой европейской страной, в которой капитализм одержал победу над старым строем, родиной самой ранней буржуазной революции.

Голландия. Еще в конце XVI в. Голландия пережила крупнейший политический переворот. Историки приравнивают его к революции, хотя по форме это было национально-освободительное движение против испанской царствующей династии Габсбургов, которым принадлежали Нидерланды. Связь с испанскими монархами не была слишком прочной: в стране сохранялись Генеральные штаты, а правил ею статхаудер (штатгальтер) — наместник испанского короля. Но чужеземное владычество давало о себе знать: Габсбурги насаждали свои законы и порядки, преследовали протестантов, а во второй половине XVI в. король Филипп II пытался проводить в Нидерландах суровую налоговую политику, пагубную для экономики. В стране нарастало национально-освободительное движение, а в 1581 г. мятежные Генеральные штаты приняли акт о низложении Филиппа II. Так были заложены основы нового государства — Республики соединенных провинций (в нее вошли северные провинции, в то время как южные, несмотря на упорную борьбу, оставались под властью Испании).

Правда, политические структуры не были сломаны столь кардинально, как впоследствии в Англии. Во главе государства-республики по-прежнему стояли статхаудеры из царствующего дома Оранских-Нассау, которые превратили свой сан в наследственный. Буржуазия была представлена в Генеральных штатах, но в целом доступ к власти был для нее затруднен. И все-таки принятые в ходе революции меры — отмена испанских законов, реформы бюрократического аппарата, утверждение кальвинизма как официальной религии — создали благоприятные возможности для развития капитализма.

Соединенные провинции славились своей текстильной промышленностью, судостроением, молочным животноводством. Но главным источником богатства в XVI—XVII вв. была посредническая торговля. В те времена, по свидетельствам современников, все гавани и каналы были заполнены судами. Голландских купцов, которые захватили в свои руки почти всю торговлю между странами Южной и Северной Европы, называли «морскими извозчиками».

Голландия царила на морях. Не удовлетворяясь европейскими рынками, голландские купцы устремлялись в колонии Испании и Португалии, оттесняя своих соперников. В XVII в. Голландия, ставшая самой богатой страной Европы, превратилась в международный финансовый центр. Амстердамский банк и биржа приобрели общеевропейское значение, и не только экономическое. Должниками Амстердамского банка были многие иностранные правительства (как и правительство Голландии), поэтому финансисты получали возможность негласно влиять на внешнюю и внутреннюю политику европейских держав.

Но это процветание, основанное преимущественно на торгово-денежном капитале, оказалось непрочным. Промышленность развивалась, но слабо; не преуспела Голландия и в области технических изобретений. В результате во второй половине XVIII в. Голландия, в недавнем прошлом образцовая капиталистическая страна, уступила место Англии, и не только по уровню развития промышленности. Англия, ставшая мощной морской державой, и постепенно набиравшая силу Франция превратились в серьезных соперников Нидерландов на море.

Франция. Развитие капитализма во Франции было гораздо более замедленным, чем в Англии и Голландии. Это объяснялось тем, что революционная ломка феодальных структур произошла поздно — в конце XVIII в. На протяжении XVII—XVIII вв. капитализм постепенно вызревал в рамках старой системы без тех глобальных потрясений, которые выпали на долю Англии. Французская деревня была мало затронута буржуазными отношениями. Капиталистические фермы, ставшие в Англии XVIII в. обычным явлением, во Франции были редкостью. В основном они группировались вокруг крупных промышленных центров. За исключением этих небольших островков капиталистического хозяйства во французской деревне сохранялись прежние сеньориальные отношения. Однако под их покровом медленно формировался новый уклад. Этот процесс облегчался тем, что крестьяне были лично свободны и обладали большой хозяйственной самостоятельностью. Расслоение крестьянства шло весьма активно, но благодаря различным формам аренды и субаренды беднейшая часть крестьян не лишалась земли окончательно, как это было в Англии.

Что касается феодалов, то они не торопились встать на путь предпринимательства. Более того, во Франции такого рода деятельность все еще считалась недостойной дворянина. Французы, ездившие в Англию, с удивлением писали об аристократах, не гнушавшихся заниматься коммерцией.

Крупное купечество формировалось прежде всего в приморских городах — в Марселе, Нанте, Бордо,Дьеппе, так как внутренний рынок еще не давал больших возможностей для сбыта. Выгоднее было заниматься внешней торговлей — с Испанией, Италией и колониями. Французские буржуа, не получившие пока твердых гарантий от государства, предпочитали приобретать землю, превращаясь во владельцев феодальной ренты. Буржуазия охотно покупала и должности, ибо положение чиновников, людей мантии, казалось более привлекательным, чем рискованное предпринимательство. Наконец, буржуа часто становились рантье, т. е. покупали ценные бумаги и жили на проценты с них. Приток капиталов в производственную сферу был небольшим.

Политика меркантилизма, которую вел французский абсолютизм, продолжала оставаться важнейшим стимулятором в развитии капитализма. Большую роль здесь сыграл Ж. Кольбер, министр финансов Людовика XIV. Под его покровительством создавались крупные мануфактуры, стало развиваться судостроение, были основаны Вест-Индская и Ост-Индская торговые компании. Франция приняла участие в переделе мира, хотя значительно уступала по силе своим сопер­ницам — Англии и Голландии.

Итак, уже в XVII—XVIII вв. среди стран, вступивших на путь капитализма, началась конкуренция. Чтобы занять лидирующее положение, требовалось прикладывать большие усилия. Многое зависело от успешного развития торговли, а главное — своей промышленности, от умения производить товар с наименьшими затратами, пользоваться различными нововведениями, техническими усовершенствованиями. И, разумеется, экономический рост был напрямую связан со степенью политической модернизации. Наибольшие возможности открывались перед странами, где буржуазия получила доступ к власти, где законы давали простор для предпринимательства.

ГЕРОИ НОВОГО ВРЕМЕНИ.

В XVII—XVIII вв. на Западе вместе с утверждавшимся капитализмом в жизнь входил и новый тип человека, с особым отношением к труду, религии, обществу, семье и любви, к самому себе.

Это новое восприятие мира, совершенно непохожее на прежнее, средневековое, стало зарождаться еще в эпоху Реформации. С течением времени протестантская этика, разработанная Жаном Кальвином, охватила самые широкие слои общества, но главными ее носителями были буржуа. И это вполне естественно: она давала именно те ориентиры, которые были необходимы для жизни в капиталистическом обществе, где многое зависело от трудолюбия и предприимчивости, где социальное происхождение уже не предопределяло судьбу человека.

Образ буржуа, который пришел на смену средневековому рыцарю, мы можем восстановить по литературе той эпохи, на основе биографий представителей третьего сословия, все более активно стремившихся завоевать свое место в обществе. Обратимся к прославленным произведениям двух идеологов буржуазии, которые оказали огромное воздействие на своих современников. Это автобиография выдающегося американского политического деятеля Бенджамина Франклина (1706—1790) и роман английского писателя Даниеля Дефо «Робинзон Крузо», написанный в 1719г.

Джентльмен-буржуа.

И Франклин, и Дефо, воплощая свои идеалы на бумаге, подтверждали их реальность собственной жизнью. Они родились в мещанских протестантских семьях: отец Дефо вытапливал свечи, потом стал мясником; отец Франклина, уехавший, как и многие другие, из Англии в Америку в поисках религиозной свободы, изготавливал мыло и свечи. Их сыновья сумели многого добиться, их карьера может служить прекрасной иллюстрацией главного принципа, выдвинутого новым временем: человек должен быть всем обязан самому себе. Дефо добился славы журналиста и писателя. Особенно впечатляет карьера Франклина: он начал ее мелким типографским служащим, а закончил блестящим дипломатом, видным политическим деятелем, сыгравшим важную роль в отсоединении североамериканских колоний от Англии.

Что же представляли собой новые герои — носители капиталистического духа, многими презираемые «лавочники» и «мещане»? Идеологи буржуазии создавали свой идеал, отталкиваясь от идеала аристократического, рожденного в средние века, потому что буржуазия претендовала на роль новой элиты в обществе. Однако теперь право на элитарность давало не благородное происхождение, а личные достоинства. Дефо, советуя буржуа усваивать изящные дворянские манеры, презрительно отзывался о «джентльменах по рождению» — дворянах, которые кичатся своим родом, но обычно ничего собой не представляют. Истинного уважения достоин «джентльмен по воспитанию», или «купец-джентльмен», который сам добился и богатства, и знаний, и умения вести себя в обществе — одним словом, создал себя как личность.

Одним из важнейших критериев успеха были деньги. «Неблагородная» для аристократа тема зарабатывания денег становится теперь едва ли не главной. В XVII—XVIII вв. появлялось бесчисленное количество «руководств по обогащению». Конечно, стремление к богатству — явление вневременное, оно существовало всегда. Но для докапиталистического человека обычно главным было обеспечить себе пропитание. Его хозяйственная деятельность определялась потребностями, которые в средневековом обществе оставались практически неизменными: сколько благ потребляется, столько и должно быть произведено. В XVII—XVIII вв. страсть к обогащению, выходящему далеко за рамки необходимого, вышла на передний план в сознании человека, стала определять смысл жизни.

Для чего нужны деньги? Отношение к этому, казалось бы, простому вопросу было отнюдь не однозначным. Неправильно было бы свести его к примитивному лозунгу «Обогащайтесь!». Достижение богатства и в XVIII в. еще воспринималось — согласно учению Жана Кальвина — как знак Божественной милости. «Человек, которому Бог дал богатство и душу, чтобы правильно его употребить, получил в этом особенное и превосходное знамение милости», — писал Франклин, не отличавшийся пылкой религиозностью. Богатство, следовательно, накладывает на человека обязательства: нельзя, чтобы оно лежало праздно, «оно должно умножать имущество своего владельца и повсюду распространять счастье». Кроме того, деньги — это путь к независимости, к свободе личности от жестоких законов общества. Стань обеспеченным человеком — «и независимость будет твоим щитом и твоей защитой, твоим шлемом и короной».

Пути к обогащению.

Каким же образом можно разбогатеть? Средневековые люди предпочитали искать клады, заниматься алхимией или делали ставку на неожиданное везение — милость монарха, добычу от военных походов и т. д.

Дух авантюризма был не чужд и капиталистическому человеку XVI—XVII вв. — это время искателей золота и приключений, морских разбойников, среди которых постепенно лидерство завоевали англичане. Пиратством не брезговали заниматься представители аристократических семей; корабли «купцов-авантюристов», полуразбойников, снаряжались при помощи коронованных особ. История сохранила яркие образы знаменитых пиратов той эпохи, соединявших в себе ученых, поэтов, философов, аристократов и грубых беспощадных грабителей. Это Уолтер Рэли, «благородный разбойник» Фрэнсис Дрейк, Мартин Фробишер, Кавендиш, который однажды, захватив богатую добычу, поднялся по Темзе на кораблях с парусами из дорогой ткани, с позолоченными мачтами и моряками, разодетыми в шелк и бархат.

Однако со временем личности такого рода стали и меняться под влиянием общества. Авантюризм не исчез, но принял более цивилизованные формы.

И все-таки важнейшей основой капиталистического духа было трудолюбие, а не авантюризм. Роль труда — ежедневного, упорного и методического — неуклонно возрастала в сознании буржуазии.

В средние века эта мысль была чужда не только дворянству, но и низшим, трудящимся слоям общества. Исследователи подсчитали, что число праздников в докапиталистическую эпоху было огромным: в течение года около 100 дней, а то и больше, пропадало для работы. Да и сам темп труда был медленным.

Капиталистический человек начинает спешить. «Время — деньги» — эта знаменитая фраза Франклина стала лозунгом новой эпохи. Отсюда проистекала любовь к порядку, к составлению графиков, по которым идеологи буржуазии советовали строить день тем, кто хочет разбогатеть. Принципу пользы подчинялись буквально все стороны жизни.

Однако, по мнению идеологов буржуазии того времени, методы достижения богатства должны быть нравственны. «Честность — вот лучшая политика», — писал Франклин. Добродетельный торговец или предприниматель будет процветать, пользуясь доверием окружающих. Так рекомендовалось вести себя не только по отношению к клиентам, но и к своим коллегам. Старая цеховая солидарность еще не изжила себя.

Собрав воедино основные особенности новой личности, зародившейся в капиталистическую эпоху, мы получим в результате весьма неромантичный образ человека — прагматичного, «умеренного и аккуратного», расчетливого. Правда, эта приземленность уравновешивалась ярко выраженным стремлением преобразовать мир вокруг себя. Примером тому может служить деятельность Франклина, поражающая своей разносторонностью. Помимо занятий политикой он прославился и научными открытиями в области электричества. Франклин основал первую в Америке публичную библиотеку, Академию, превратившуюся затем в знаменитый Пенсильванский университет, первое в своем штате научное общество, — словом, на деле реализовал собственный призыв к тому, чтобы богатство одного служило многим. Франклин оставил массу всевозможных проектов, стараясь улучшить, усовершенствовать все, с чем сталкивался.

Таков и Робинзон Крузо, который, оставшись один на необитаемом острове, создал в этом диком месте подобие цивилизации.

Разумеется, реальность, как это обычно и бывает, расходилась с теориями. Исторические события наглядно показывают, что человек нового типа не только создавал, но и разрушал, и грабил, и далеко не всегда употреблял богатство во благо ближнего. И все-таки образ этого человека появился на реальной основе, оказывая, в свою очередь, огромное воздействие на общественное сознание, формируя новую систему ценностей.

4.ПРОСВЕТИТЕЛИ:ЛЮДИ, КОТОРЫЕ ОСМЕЛИЛИСЬ ПОНЯТЬ.

«Дерзай понимать!» — так немецкий философ Иммануил Кант определил суть умонастроений своей эпохи, которую называли веком Просвещения. После Возрождения и Реформации это был третий духовный переворот, практически полностью покончивший со средневековой системой ценностей.

Просвещение было мощным интернациональным идейным движением. Оно зародилось в Англии еще в конце XVII в. — одним из его основоположников был философ Джон Локк (1632—1704), а в XVIII в. достигло наивысшего расцвета во Франции, дав целую плеяду блестящих мыслителей, среди которых были Ф. Вольтер (1694—1778), Д. Дидро (1713—1784), Ш.Монтескье (1689—1755), Ж.-Ж. Руссо (1712— 1778). Просвещение быстро распространилось по всей Европе.

Теории просветителей распространялись не только в кругах интеллектуальной элиты. В более или менее упрощенной форме они становились достоянием масс, и особенно ярко это проявилось в бурные годы английской, американской и французской революций.

Победы разума.

В эпоху Просвещения победу одержал рационализм, развивавшийся в западноевропейской мысли еще в средние века. Однако в те далекие времена рациональное отношение к миру, как правило, сосуществовало с религиозным, сложным образом переплеталось с ним. В XVIII в. возник атеизм, полностью отрицающий веру в Бога. Если же вера в него оставалась, то в «урезанном» виде, подчиняясь требованиям разума.

Знаменитая фраза Вольтера: «Если бы Бога не было, его следовало бы выдумать», — отражает предельно рационалистическое и утилитарное отношение к религии, которое было совершенно чуждо средневековому человеку.

Неудивительно, что религия в той форме, в какой преподносила ее церковь, и религиозное видение мира казались просветителям главными врагами современного человека. Д. Дидро писал по этому поводу: «Если разум — дар неба и, если то же самое можно сказать о вере, значит, небо ниспослало нам два дара, которые несовместимы и противоречат друг другу». Ветхий и Новый Завет, содержавшие для средневекового человека неоспоримые Божественные откровения, подвергались теперь критике с точки зрения обычной челове­ческой логики, и в них находили массу несообразностей.

Поистине наступило время разоблачений, и просветители, которые осуществляли эти разоблачения, полагали, что они, вооруженные истинным знанием о мире, рассеивают вековые предрассудки человечества.

Как может здравомыслящий человек верить в то, что Ева была создана из ребра Адама, что, зачав Христа, Дева Мария осталась непорочной, а Христос воскрес через три дня после смерти? Все противоречащее разуму и накопленным знаниям отвергалось. Даже существование Бога многие просветители признавали лишь для того, чтобы объяснить целесообразность устройства мира.

В глазах просветителей-деистов Бог превратился в силу, которая лишь внесла определенный порядок в извечно существовавшую материю. В ту эпоху стало особенно популярным представление о Боге как великом механике и о мире как огромном механизме — идея, возникшая еще в XVII в.

Благодаря достижениям естественных наук возникло ощущение, что время чудес и загадок миновало, что все тайны мироздания раскрыты и Вселенная, общество, человек подчиняются логичным, доступным разуму законам.

В истории человечества просветителей волновали глобальные проблемы: как появилось государство? Когда и почему возникло неравенство? Что такое прогресс? И на эти вопросы находились столь же рациональные ответы — как и в тех случаях, когда речь шла о «механизме» мироздания.

Еще в годы Английской революции оформилась мысль о том, что государственная власть — результат общественного договора, заключенного между народом и избранными им правителями. Отсюда следовало, что неправедных правителей можно свергнуть. Эта теория, разработанная Д. Локком, в XVIII в. была подхвачена французскими просветителями. Д. Дидро полагал, что «общество избирает себе государей только ради более надежной охраны своего счастья и ради самосохранения», поэтому на деспотизм властей позволительно отвечать насилием. Ж.-Ж. Руссо тоже считал восстания вполне правомерными.

Но почему возникла необходимость заключить общественный договор и создать государство, положившее начало цивилизации? Ответом на этот вопрос стала теория Руссо, изложенная им в знаменитом трактате «Об общественном договоре». Французский философ противопоставлял современное общество естественному первобытному состоянию, при котором люди были равны. Гармония была нарушена, когда появилась частная собственность. Избранная народом государственная власть на основе мудрых законов, распространяющихся на всех граждан, должна была поддерживать порядок и баланс сил в обществе. Однако условия общественного договора, по мнению Руссо, быстро оказались забытыми, и подданные уравнялись в одном — в своем бесправии перед деспотизмом.

Оценивая результаты исторического развития человечества, Руссо видел их трагически двойственный характер. Цивилизация принесла свои богатые плоды, в какой-то степени облегчив и улучшив жизнь людей, но гармония «золотого века» безвозвратно канула в прошлое. Не все просветители, подобно Руссо, идеализировали первобытность, но теория естественных законов и естественного человека стала знамением времени.