Новый французский революционный манифест 309

склонные к абстракции, оправдывающие свое равнодушие никчемностью вульгарного и вместе с тем разрешающие императорскому орлу наделять их понемногу пирогами и крестами, а сами они, подобно насекомым в ко­коне, кончают жизнь самоубийством в своих произведениях; эти гусе­ницы тщеславия, эти куколки эготизма, бессердечные, погибающие, по­добно Нарциссу, от любви к самим себе. Затем следует вторая клика, представители которой некогда участвовали в революции, а теперь участ­вуют в спекуляциях... Прекрасные результаты империи мира ^42в... Когда-то они служили принципам, теперь же служат капиталу; когда-то они пред­ставляли партии, теперь — банкиров; когда-то они именовали себя монар­хистами или республиканцами, теперь они действуют именем северо­западного или большого восточного банков, как подданные конторы Ми-реса или дома Милло, легитимисты на содержании у этих банкирских династий, левиты ⁴²⁷ биржевых кумиров, воспевающие Ренту и пропове­дующие право на вознаграждение в храме торгашей; эти последыши сен­симонизма, возглавляющие хор у алтаря золотого тельца, снова ставшего богом, и у трона шулера *, превращенного в Цезаря... Фу! Мы чувствуем запах отвратительных подонков пишущего мира, казенной гнилости, трупов в ливреях, скелетов, обшитых галунами, — «Pays», «Patrie», «Moniteur», «Constitutionnel» — этих отечественных паразитов, водящих хоровод в навозе авгиевых конюшен».

Во второй части своего «Письма к мандаринам» г-н Пиа противопоставляет активную преданность французской прессы времен Реставрации и Луи-Филиппа ее теперешнему полному отречению. При режиме октроированной Хартии

«все, от самых знаменитых до совершенно безвестных, выполняли свой долг. От Беранже до Фанто, от Магалона до Курье, Таи, Туи, Берта, Каншуа, Шатлена — все они отправились в тюрьму, одни — в Сент-Пелажи, другие — в Пуасси. То же самое произошло во времена «лучшей из республик»: Ламенне был заключен, а также Распайль, Каррель, Марраст, Дюпоти, Эскирос, Торе — все республиканцы. Арман Каррель, к вечной славе своей, сопротивлялся тогда насилию силой, защищая свою газету своей шпагой и заставив Перье отступить перед таким неза­бываемым вызовом: «Жизнь человека, исподтишка убитого на улице, ничего не стоит, но дорого будет стоить жизнь честпого человека, с кото­рым бы в его собственном доме расправились sbirri ** г-на Перье во время законного его сопротивления. Его кровь будет взывать к мщению. Каждый писатель, проникнутый чувством собственного достоинства, дол­жен противопоставить закон беззаконию и силу силе. Что бы ни случи­лось, таков мой долг...» ⁴²⁸. Однако если после декабря все «мандарины» Франции покинули поле битвы, то центром политической жизни" стал рабочий класс и даже крестьянство. Они одни приняли на себя преступ­ные гонения, подготавливали заговоры, переходили в наступление — никому не известные, безымянные, просто плебс как он есть... С ними связано и дело Ипподрома ⁴²⁹, и попытки вооруженных восстаний, про­катившихся от Парижа до Лиона, от Сент-Этьенна до Бордо. В Анже это были carriers ***, в Шалоне — бочары, простые рабочие, которые дейст­вовали на свой страх и риск без руководителей из высших классов» *³⁰.

• — Луи Бонапарта. РеО. •• — тайные полицейские агенты. Рев, ••• — рабочие каменоломен. РеО.

К. МАРКС

Относительно заговора в Шалоне г-н Пиа сообщает некото­рые доселе не известные подробности, которыми мы и закончим эти извлечения. Главой заговора был рабочий (бочар) Ажене, 32 лет от роду. Г-н Льевр, государственный обвинитель, высту­пая перед трибуналом, рисует его следующим образом:

««Этот человек — трудолюбивый, дисциплинированный, обученный ибескорыстный рабочий, вследствие этого он тем более опасен и тем более заслуживает внимания полиции и руки правосудия. Он заявил, что не потерпит, чтобы итальянец был удостоен чести снасти Францию». С целью убедить судей в том, что этого человека следует отнести к числу «вра­гов семьи, религии и собственности», г-н Льевр зачитал следующее письмо, посланное Ажене из Алжира своей матери и исрехваченноо полицией декабрьского режима: «Мои африканские тюремщики, осве­домленные о моих отношениях с семьей, часто ставили меня перед выбором — сердце или разум, чувство или долг. Эти мучения возобно­влялись каждый раз, когда я получал письма от тебя, за их действием па меня они неотступно следили. Так продолжалось долго. В конце кон­цов, истощив свои уловки и устав от борьбы, главный тюремщик — офи­цер высокого ранга — как-то вечером зашел ко мне в камору и, обменяв­шись со мной несколькими слонами, сказал в заключение: «Если ты но согнешься, тебя сломают». «Может быть меня сломают, — сказал я в от­вет, — но я не согнусь». Через несколько дней мне сообщили, что есть приказ об отправке меня в Кайенну. Мне дали 12 часов па размышление. Я употребил их с пользой для себя. Таким образом, я но согнулся и меня не сломали. Человек предполагает, а бог располагает — все та же старая поговорка. Поздравляю тебя потому с тем, что тебе было дано увидеть меня не поддавшимся на соблазн, на твои просьбы и действовавшим только в соответствии с зовом собственной совести. Этот верный советчик не разповторял мне, чтобы я жил только велением сердца и во имя долга, ибо без этого от меня ничего не останется, кроме грубой оболочки; и с каждым днем я все яснее ощущаю, что этот внутренний голос есть голос истины... Вот чем могу я оправдать себя перед семьей»».

«Прокурор Империи,— замечает г-н Пиа, — но мог бы, конечно,такого выдумать».

Ажене, не пожелавший ни согнуться, ни сломаться, бежит из алжирской тюрьмы, чтобы избежать заключения в Кайенне, вплавь добирается до корабля, возвращается в Испанию, а от­туда во Францию, где снова появляется в Шалоне. Таков вер­ный солдат Марианны и стойкий защитник Республики.

Составлено К. Марксом 24 сентября 1858 г.

Напечатано в газете «NewYork Daily Tribune» JV5 5458, 19 октября 1858 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

На русском языке публикуется впервые

Г 311

К. МАРКС

Г-Н ДЖОН БРАЙТ⁴³¹

Г-нДжон Брайт не только один из самых даровитых орато­ров, которых когда-либо производила на свет Англия, но и ны­нешний лидер радикальных членов палаты общин, он поддер­живает равновесие сил между традиционными партиями вигов и тори ^43а. Выброшенный из парламента избирателями от Ман­честера за возражения против китайской войны лорда Паль-мерстона ⁴³³, он был призван вновь в тот момент, когда нахо­дился в состоянии прострации под совместным влиянием и этого политического поражения, и тяжкой болезни, и избран от бирмингемского избирательного округа. Он покинул палату общин в важный исторический момент, точно так же и его воз­вращение в палату после длительного периода страданий и мол­чания явилось другой такой вехой. Это возвращение было отме­чено вынужденной отставкой правительства лорда Пальмер-стона ⁴³⁴. Придя в палату общин, где Пальмерстон уже обрел авторитет диктатора, г-н Брайт, почти не имея личных при­верженцев, опрокинул этого опытного тактика и не только соз­дал новый кабинет, но и сумел, в сущности, продиктовать усло­вия, на которых он должен исполнять свои обязанности. Зна­чительность этой позиции придала необычную важность первой встрече г-на Брайта с его избирателями, которая произошла в последнюю неделю октября. Впервые с момента выздоровле­ния великий оратор обращался к массовому собранию, и поэ­тому событие это вызвало столь мелодраматический интерес. В то же время официальные партии страны с беспокойством ждали объявления мира или войны со стороны человека, кото­рый, если и не возьмется сам за создание нового билля о реформе

К. МАРКС

избирательного права, во всяком случае, решит, какая из пар­тий должна заняться этим.

Г-н Брайт выступал перед своими избирателями дважды: один раз на публичном собрании, созванном для встречи с ним, вторично — на банкете в его честь. В другом месте мы приводим основные положения и наиболее впечатляющие места из этих речей ⁴³⁵. Если рассматривать их лишь с точки зрения оратор­ского искусства, то они уступают его прежним выступлениям. Хотя в них и содержатся великолепные примеры красноречия, все же в этом отношении они слабее, чем знаменитая речь о войне с Россией или произнесенная прошлой весной речь о восстании в Индии ⁴³⁶. Но это было вызвано необходимостью. Непосред­ственная цель оратора заключалась в выдвижении политиче­ской программы, пригодной для разрешения двух весьма от­личных друг от друга задач. С одной стороны, она была пред­назначена для немедленного представления в парламент в каче­стве законодательного мероприятия, а с другой — должна была послужить призывом к объединению всех отрядов сторонников реформы и на деле создать сплоченную партию реформы. Эта задача, которую г-ну Брайту надлежало разрешить, не поз­волила ему особенно выставлять напоказ ораторское искусство, а потребовала прямоты, здравого смысла и ясности. В похвалу ему в этом случае достаточно сказать, что г-н Брайт вновь про­явил себя как непревзойденный оратор, приспособив свой стиль к теме выступления. Его программу можно было бы определить как сведение того, что называлось Народной хартией, до уровня буржуазии ⁴³⁷. Он полностью приемлет один пункт этой про­граммы — баллотировку⁴⁸⁸. Он сводит другой ее пункт — всеобщее избирательное право — к праву голоса для налого­плательщиков, хотя и заявляет, что он лично возлагает на всеобщее избирательное право большие надежды; таким,обра­зом, избирательный ценз, вводимый теперь для выборщиков от прихода или города, достаточен и для того, чтобы сделать человека избирателем в масштабе империи. И наконец, Брайт сводит третий пункт Хартии, а именно уравнение избиратель­ных округов, к более справедливому распределению предста­вительства от различных избирательных округов. Таковы его предложения. Он хотел бы, составив законопроект, представить его в парламент как собственный билль о реформе в проти­вовес тем мероприятиям землевладельцев, которые, по-види­мому, собирается выдвинуть кабинет Дерби; при этом Брайт по­лагает, что единство, как это имело место в случае с биллем о реформе 1830 г. ³⁶², возникнет, лишь только проект будет внесен на обсуждение палаты общин. Когда предложенная

Г-Н ДЖОН БРАЙТ

реформа будет поставлена на рассмотрение, в ее поддержку из различных городов должны быть посланы петиции. Па­лата общин, вероятно, отступит перед всеобщим волеизъяв­лением, а если правительству, что вполне возможно, придет­ся прибегнуть к новым выборам, возникнет еще одна возмож­ность для агитации. И наконец, г-н Брайт желает, чтобы пар­тия реформы отвергла любой проект, требующий меньшего, чем он.

Впечатление, произведенное этими выступлениями в Англии, вне всякого сомнения, достаточно полно отражено лондонскими газетами. «Times» с плохо скрываемым раздражением сравни­вает последнюю и самую значимую речь с легендарной мышью, которую, согласно римскому поэту, произвела на свет гора *. Содержание речи, утверждает газета, банально. В ней нет ничего нового. Даже ее словесная оболочка не нова. Любой уличный оратор, разглагольствующий по поводу реформы, мог бы произнести точно такую речь, в точно таких же выраже­ниях. Единственное, что кажется новым «Times» — по при­чине ее собственной устарелости, — это дурной вкус г-на Брай-та, откопавшего давно забытые ругательства в адрес палаты лордов, — словно лорды не снизошли до того, чтобы стать популярными проповедниками социологии, поучающими низ­шие сословия, как с бодростью переносить предопределенное им подчиненное положение! — словно Бирмингем 1858 года подобен Бирмингему 1830 года с его революционным политиче­ским союзом! Только дурно воспитанный человек может допу­стить такие вышедшие из моды анахронизмы. С другой стороны, «Times» приведена в" недоумение недостатком проницательности со стороны г-на Брайта, выступившего в защиту баллотировки, ведь не может же он не знать, что все ниспосланные небом госу­дарственные деятели — виги и тори, пилиты и последователи Пальмерстона — единодушные противники этой политической ереси. Торийская пресса, со своей стороны, оплакивает заблуж­дения столь «честного» человека, как г-н Брайт. Она утверждает, что он позволил завлечь себя в ловушку, предательски расстав­ленную для него фарисеями вигами. По-видимому, она считает эту речь явным нарушением перемирия между радикалами и консерваторами. Однако пальмерстоновская газета «The Mor­ning Post» вовсе не разочарована, ибо она давно понимает, что от этого упрямого круглоголового ⁴³⁹ ничего хорошего ждать не приходится. «The Morning Chronicle», занимающая про­межуточное положение между пальмерстоновской прессой и

* — Гораций. Наука поэзии. 139. Ред.

К. МАРКС

прессой последователей Дерби, в интересах самого г-на Брайта горюет по поводу того, что он якобы отбросил всякую сдержан­ность и выступил не как государственный деятель, а как дема­гог. С другой стороны, радикальная пресса и особенно радикаль­ные дешевые газеты единодушно одобряют как принципы г-на Брайта, так и форму, в которой он изложил их ⁴⁴⁰.

Написано К. Марксом 29 октября 1858 г. Печатается по тексту газеты

Напечатано в газете «New-York Daily Перевод с английского

Tribune» M 5479, 12 ноября 1858 г.

в качестве передовой На русском языке публикуется впервые

[ 315

К. МАРКС

* СИМПТОМЫ ВОЗРОЖДАЮЩЕЙСЯ ВНУТРЕННЕЙ ЖИЗНИ ФРАНЦИИ⁴⁴¹

Париж, 9 ноября

Жителям этого города в общем так надоели успехи свободы за границей, что они почти забывают следить за успехами раб­ства у себя дома. И все же то там, то здесь на социальной поверх­ности общества появляются симптомы возрождающейся вну­тренней жизни.

Напомним, в частности, энергичное осуждение г-ном Берье упадка роли barreau * и растущего сервилизма французского правосудия. Другое доказательство — попытки либералов всех оттенков возобновить борьбу и, по крайней мере, в печати по­ставить преграду потоку низостей, который ежедневно низ­вергается на страну через шлюзы декабрьской прессы. Так, в Париже господа д'Осонвиль, Жюль Симон, Бартелеми-Сент-Илер, Одилон Барро, Дювержье де Оран, Барни, Оро и дру­гие пытаются делать в этом направлении все возможное. В де­партаменте Мёрт ** группа независимых писателей присту­пила к публикации периодического издания под названием ((Varia» с целью борьбы с чудовищной централизацией, сжимаю­щей Францию в своих смертоносных объятиях, подобно змеям, опутавшим тело Лаокоона; такого же рода издания предприни­маются и в Эльзасе. Тем не менее, по-видимому, руководящую роль в новой либеральной оппозиции берет на себя парижский еженедельник ((Courrier du Dimanche». Достаточно даже беглого взгляда на. его страницы, чтобы представить себе сразу огром­ные трудности, которые стоят на его пути, да, кроме того,

* — адвокатуры. Ред. *• — Мёрт и Мозель. Рев.

К. МАРКС

похоже, что и авторы его в большей или меньшей степени зара­жены духом коррумпированной среды, воздухом которой они дышат. И все же прилагаются значительные усилия для выяс­нения, и поэтому я предполагаю дать обзор их последних кри­тических выступлений по поводу памфлетной литературы о Бо­напарте *.

Написано К. Марксом 9 ноября 1858 г. Печатается по рукописи

Перевод с английского Публикуется впервые

* На этом рукопись обрывается. Ред.

[ 317

К. МАРКС