Когда «грибной год» не радует
Посмотрим теперь, как обстояло дело в то время с грибковыми болезнями растений. В этом нам поможет статья кандидата сельхознаук Назара Назаренко «Голод как результат системного кризиса»[68]. Статья достаточно специальная, кому не хочется ее читать, пусть поверит на слово: грибковые болезни в СССР в то время были одной из самых тяжелых сельскохозяйственных проблем.
«Даже элементарный анализ научных статей за период 1932-33 года показывает такую картину, что поседеть впору. Достаточно было просмотреть Сборник работ Всесоюзного института защиты растений (Сборник ВИЗРа) за 1932 – 1933 года.
Головня. Ситуация с этим крайне опасным грибковым заболеванием была такова, что, что в 1931-32 гг. было проведено несколько совещаний вплоть до всесоюзной конференции… В частности, перечисляя основные дефекты мероприятий по борьбе с головней, автор[69] пишет, что “… причиной сильного развития головни и постоянного наличия ее являлась форма индивидуального землеиспользования…” Особо интересным является то, что, критикуя методы оценки проявления головни (регистрируются только те случаи, когда грибок становится видимым), автор констатирует факт, что регистрируются только проявления головни, а не зараженность, которая, по его мнению, приближается к 100 %, а сельскохозяйственные производители “…слишком свыклись с высокой заспоренностью семенного материала индивидуальных хозяйств…”
Среди основных факторов, влияющих на развитие головни, кроме засоренности, отмечаются время посева, норма высева, глубина заделки семян, по сути – любое нарушение агротехники приводит к вспышке развития головни. Что показывает, насколько “грамотными” были работники во всех без исключения, но особенно в индивидуальных хозяйствах.
Угрожающая ситуация по головне отмечалась на 7 Всесоюзном съезде по защите растений. Исследования показали, что в 1925 году, например, в Крыму зараженность посевов составляла 30 %, при этом отмечалось падение зараженности головней в связи с введением мероприятий по защите растений. Дальнейшие исследования показали, что в 1932 году ситуация не только не улучшилась, а даже ухудшилась – Всесоюзный съезд работников отделов борьбы с вредителями (ОБВ) констатировал, что вопросам борьбы с головней не придается должного внимания. При этом констатируется, что к 1932 году процент проявления головни повысился (!). Для яровой пшеницы по твердой головне – с 0,3 до 0,6 %, по пыльной головне – с 0,3 до 0,5 %. При этом такие небольшие цифры не должны успокаивать, поскольку, как указывалось выше, методика учитывает только внешние проявления головни, а не зараженность (0,5% по головне считается сильной зараженностью). Условно говоря, 1% зараженности означает, что заражен каждый сотый колос. С учетом, что на каждый такой зараженный колос приходится порядка нескольких сотен миллионов спор, то зараженность 1% приводит к 20-30 % гибели посевов. В 1932 году зараженность, в зависимости от культуры, колебалась от 0,6 до 4,1 %, наиболее проблемной культурой был овес. По Украине пораженность составляла 2,8%, по Центральным черноземным областям – 3,6%. В качестве основной причины, которая привела к вспышке головни на 1932 год, называется низкое качество работ по протравливанию и невыполнение инструкций по предотвращению заражения. Несколько другие цифры по пыльной головне приводит С. Бубеннов – 0,8 % по пшеницам и 1,2 % по ячменю в среднем по СССР.
В 1933 году ситуация была ненамного лучше. Так по яровой пшенице зараженность пыльной головней 0,5 % регистрировалась для 53 – 90 % обследованных площадей для Западных областей, Московской области, Центральных черноземных областей и Средней Волги. Для прочих районов такая зараженность колебалась в пределах 20 – 40 % обследованных площадей. Для твердой головни этот показатель колеблется около 15 % площадей и только для Западных и Горьковской областей составляет 28 – 33 %. Для озимой пшеницы ситуация несколько улучшилась, большинство посевов были чистыми, а количество площадей, сильно пораженных составляло в среднем, 16 % по твердой головне и 32 % - по пыльной головне.
В целом можно констатировать, что ситуация с головней в 1932 году была действительно угрожающей (по сути, в каждом выпуске Сборника ВИЗР отмечается как минимум одна статья по этому вопросу) и можно однозначно утверждать потери как минимум 20-30 % урожая от этого заболевания… Кстати, автор отмечает, что в совхозах и семенных хозяйствах селекционных станций ситуация не лучше, чем в прочих хозяйствах, а также отдельно акцентирует внимание не столько на снижение урожайности, сколько значительное ухудшение качества муки в результате поражения посевов головней. Таким образом, можно предположить, что отчасти высокая смертность в 1932-1933 годах определялось и плохим качеством муки в результате засоренности зерна головней.
Ржавчина. Более серьезно проблема стояла в связи с заражением посевов различными видами ржавчины. Так, на 7 Всесоюзном съезде по защите растений было пять докладов, посвященные ржавчине хлебных злаков. В частности… указывается, что за счет зараженности бурой ржавчиной наблюдалось потери до 70% урожая по СССР… Так, на Кубани из-за эпифитотии ржавчины снижение урожайности в 1931 году составило до 40%, а в 1932 – свыше 50% . На Дальнем Востоке за счет ржавчины гибель урожая составляла в 1933 году 30 – 50%, а по Северному Кавказу в отдельных колхозах – до 90 – 95 %.
При отсутствии массовой вспышки ржавчины потери урожая оцениваются в среднем 10 – 15 % по пшенице и овсу – ситуация была настолько тяжелая, что данные потери рассматриваются как “обычные”.
Особенно катастрофическим является поражение ржавчиной на стадии кущения – потери достигают 100%. В СССР массовое развитие отмечено для 6 видов ржавчиновых грибков. При этом ситуация ухудшается тем, что во-первых, ржавчина достаточно тяжело идентифицируется и, во-вторых, вред является косвенным, поскольку поражаются стебли и листья. То есть – поражение выявить может только опытный агроном, а в целом посевы выглядят внешне вполне нормально. В годы эпифитотии абсолютный вес зерна из-за пораженности ржавчиной падает на 60 – 80 % для стеблевой ржавчины, для бурой ржавчины – на 40 – 47% и на 20 – 29% уменьшается число зерен в колосе, поражение корончатой ржавчиной овса приводит к понижению абсолютного веса зерен на 50 – 60%.
…В1932-1933 году было два года подряд сильной эпифитотии стеблевой ржавчины по Северному Кавказу. В 1932 году корончатая ржавчина овса привела к гибели значительной части урожая по Украине, Белоруссии и центральным черноземным областям (общин потери урожая овса составляли до 20 млн. ц), такая же ситуация наблюдалась и в 1933 году. Вспышка развития листовой ржавчины в 1932 – 33 годах привела к снижению урожая на 50 % для Украины (юго-запад Киевской области, Винницкая область, западная часть Одесской области), а в целом по СССР в годы сильного развития за счет листовой ржавчины потеря урожая достигала 20%. При этом из-за из-за поражения листовой ржавчины гибнут посевы озимых (выживаемость при сильном поражении падает до 4%).
В 1933 году стеблевой ржавчиной были поражены 60 – 80% зерновых в Центральных черноземных областях, Белоруссии, и в южной части Западных областей, а за счет бурой ржавчины потери достигали 20% в Московской и Горьковской областях, на юге Северных областей и юго-востоке Центральных черноземных.
Общие потери от ржавчины в 1932 году составили 322,5 млн. рублей.
Интересным является то, что развитие ржавчины стимулируется в теплую весну (17-18 °С) при обильных дождях, а также при нежарком лете (19 – 21°С). Особенно опасны частые дожди, чередующиеся с сухой и теплой погодой.
Подобная картина в 1932 – 33 годах, но в меньшей степени, характерна и для поражения зерновых фузариозом. Большой недобор урожая в связи с фузариозом констатировался на 7 Всесоюзном съезде по защите растений. Опасным является то, что зараженность зерна фузариозом может вызвать симптомы алкогольного отравления – т.н. “пьяный хлеб”. Наиболее часто такие отравления отмечались для Приморского края, Московской, Ивановской, Горьковской областей и Карелии. По другим районам точных данных о случаях такого отравления найти не удалось, однако в связи с сильным развитием фузариоза они вполне вероятны».
Прибавить тут, собственно, нечего…
Глава 6
ЗАГАДКИ И ЗАКОУЛКИ
Миллионы украинцев были уничтожены голодом – Голодомором, который был специально организован коммунистическим сталинским режимом. У людей забрали всю пищу, их лишили всех средств к существованию и спасению. (Кэтрин Ющенко)
Итак, получается, что по приказу из Москвы у украинских крестьян забрали все продовольствие подчистую. Не совсем понятна мотивация советского правительства: зачем ему надо уничтожать собственный народ?
От господ пиарщиков ждать объяснений не приходится. Для того, чтобы действовать на нервы пипла, мотивации не требуется. Как говорят в соответствующей среде, пипл и не такое хавал. Для политологии, рассчитанной на широкое потребление, вполне хватает мультяшного уровня: злодей плохой, потому что плохой.
Однако и в более серьезных работах, посвященных голоду, почему-то очень трудно найти конкретные цифры: а какой процент урожая шел государству в порядке хлебозаготовок и какой оставался в селе? Ведь, казалось бы, так просто: размеры хлебопоставок определены постановлениями Политбюро, валовый урожай можно взять из справочников – вперед! Но вместо документов на нас вываливают показания очевидцев, которые в младенческом возрасте видели, как в хату приходили какие-то люди и забирали все. Вообще все, вплоть до стакана пшена, из которого бабушка собралась варить детям кашу. И в душах людей поселяется такое возмущение, что про цифры они напрочь забывают.
Существуют и разные экзотические версии причин голода – вроде той, что злонамеренные иностранные правительства при расчетах на международном рынке требовали в уплату только хлеб, потому-де и пришлось забирать все зерно подчистую. Да, но ведь госпожа Ющенко утверждает, что «у людей забрали всю пищу» – то есть, не только хлеб, но и мясо, и рыбу, и овощи с огородов. В республике не осталось ничего, ноль продовольствия.
Рыбный день по-украински
Человек живет не только хлебом. Тем не менее, нигде не приводятся данные по урожаю и поставкам картофеля, овощей, даже тех, что выращивались в колхозах (а ведь у колхозников были еще и свои огороды). Они-то куда делись?
Или взять, например, скот. По состоянию на 1 февраля 1932 г. общая численность скота на Украине составляла 13 млн 533 тыс. голов, в том числе крупного рогатого скота в колхозах, у колхозников и в единоличных хозяйствах – 5 млн голов. За год поголовье скота уменьшилось, но не фатально – на 1 июля 1933 года стадо крупного рогатого скота все еще составляло 3 780 700 голов. По областям они распределялись следующим образом:
Киевская 773,8
Черниговская 502,5
Винницкая 625,1
Харьковская 623,8
Днепропетровская 452,7
Одесская 355,1
Донецкая 385,0
АМ ССР 62,765
Если бы голодали фатально, скот съели бы весь или почти весь. Но ведь не съели же!
Или возьмем, например, рыбу – полезнейший продукт, содержащий все жизненно необходимые аминокислоты. О рыбе вообще нигде не упоминается – ее как бы и нет вовсе…
Основным районом рыбного промысла на Украине было и остаётся Чёрное море, которое по составу и характеру распределения живых организмов очень своеобразно и неповторимо. Ни одно море на Земле не имеет разделения по глубине на две зоны - кислородную (до глубины 150-200 м) и лишенную жизни сероводородную (ниже 200 м), занимающую 87% его водной массы. Жизнь в Чёрном море сосредоточена в прибрежной полосе, в области небольших глубин, где обитает более 180 видов рыб, так что за ними и ходить далеко не надо.
В те годы в Черном море велся промышленный вылов белуги, осетра, севрюги, сельди, хамсы, шпрот, тюльки, кефали, барабули, ставриды, камбалы, тунца, бычка, морского окуня, кильки, дельфина…
Для обеспечения УССР рыбой к 1932 году в Азово-Черноморском бассейне работало 4 республиканских треста: Крымский, Азово-Черноморский, Азово-Донецкий и Украино-Черноморский, которые состояли из сотен рыболовецких артелей и колхозов, а также некоторого количества государственных рыбхозов. Это были достаточно мощные по тем временам предприятия. Так, например, в распоряжении Украинско-Черноморского треста в 1933 году находилось, не считая сотен парусных и парусно-гребных, 415 моторных судов, (в т.ч., в добывающем флоте – 350 и в обслуживающем флоте – 65 единиц); в различных подразделениях треста, на 1 января 1933 г., трудилось 9893 человека.
Рыболовецкие артели и колхозы наряду с судами, материалами для их постройки и эксплуатации, топливом, орудиями лова (сетями, снастями и крючками) обеспечивались деньгами и продовольствием.
А вот сколько получали рыбаки за центнер добытой
- сельди – 8 руб.
- воблы – 7 руб.
- частика крупного – 7 руб.
- красной рыбы – 40 руб.
- икры – 300 руб.[70]
Отношения Всесоюзного Управления «Главрыба» с республиканскими и, в частности, с украинскими трестами были весьма непростыми. Так, украинский наркомат снабжения запретил Укррыбсбыту в 1932 году заключать договор с «Главрыбой», мотивируя это тем, что Укррыбтрест является республиканским, и поэтому всё выловленное должно распределяться по нарядам Укрнаркомснаба. Проще говоря, вся рыбная продукция, добытая в Азовско-Черноморском бассейне, должна была поставляться только на Украину.
Судя по архивным документам, Москва против такой постановки вопроса не возражала, и вся выловленная украинскими трестами рыба поступала в республику.
Фактический вылов рыбы трестами Украины в 1932г. и в 1933г. (в тыс. центнеров).[71]
Трест / Год | ||
Азово-Черноморской | 1119,1 | 1101,5 |
Крымский | 467,3 | 436,4 |
Украинско-Черноморский | 126,1 | 90,8 |
Азово-Донецкий | 437,4 | 558,0 |
Всего | 2149,9 | 2186,7 |
Как видим, в 1932 и 1933 годах для обеспечения населения Украины рыбой только в Азово-Черноморском бассейне было выловлено более 433 тысяч тонн рыбы. Ее обрабатывали в артелях и колхозах и поставляли в магазины - как свежую и замороженную, так и копчёную, солёную, консервированную. Например, Азово-Донецкий рыбный трест в 1933 году выпустил 5 миллионов 285 тысяч условных банок консервированной рыбы.
На трестовских складах в Мариуполе на 1 января 1933 г. (в голодную зиму) из-за перебоев с транспортом осталась не вывезенной 1 тысяча 336 центнеров готовой продукции. От голодающей Донецкой области до склада чуть больше ста километров. В этом что – тоже Москва виновата?
Председатель Безыменного сельсовета Е.Е. Шведко в 2010 году рассказывал корреспонденту «Свободной прессы»:
«Я родился в 1943-м году и, естественно, не застал голодомора, но я очень хорошо помню рассказы односельчан и своих родных, которые утверждают, что голодных смертей в 30-годы на украинском побережье Азовского моря не было в принципе. И хотя власти в колхозных рыбацких артелях конфисковали все большие баркасы, в каждом дворе были лодки, а вкусного и сытного бычка ловили круглый год. Бычка ели вообще вместо хлеба. Плюс изобилие кефали, креветки и прочего. Так спасались в 30-х годах, в войну, в голод после войны. Недаром на Центральной набережной соседнего Бердянска стоит очень почитаемый памятник Бычку-кормильцу. По рыбным запасам наше Азовское море самое богатое в мире. Только за последние три десятилетия оно обеднело по причине неумеренного использования сельскохозяйственной химии в советские времена и нынешнего повального браконьерства. А в 30-х годах рыбу было некуда девать. Одна артель Безыменного за 1933 год сдала государству почти 1000 пудов ценных осетровых пород – 16 тонн. Каждый осетр шел под два метра, а белуга и того больше. Разве умирающие от голода мужики могли поднять с моря такой улов, а подняв – умереть с голода? Поймите, никто не отрицает трагедию голодомора. Но зачем врать и фальсифицировать? Зачем, например, в «голодоморные» жертвы записали семью из нашего села, сгоревшую в хате, и всех наших рыбаков, погибших в море?!.. Это же вранье!»
Опять же, в Донецкой области в том же 1933 году, о котором шла речь в «Свободной прессе», умерло 119 тысяч человек. От Донецка до побережья Азовского моря рукой подать – всего 114 км. Уголь в морские порты по железной дороге доставляли, а для того, чтобы консервы и рыбу обратным ходом возить, вагонов не хватало?! И снова «рука Москвы»?
Да, кстати – а зачем местные власти конфисковали баркасы в рыбачьих артелях?
Кроме того, что вся добытая в Азово-Черноморском бассейне рыба оставалась в распоряжении УССР, в Москве также изыскивали возможность помочь попавшей в беду республике, в том числе и увеличивая добычу даров моря. Совещание, состоявшееся в «Главрыбе» 17 ноября 1932 г., приняло такое решение:
«…2. Украинскому и Крымскому рыбтрестам немедленно развернуть добычу и обработку второстепенных морепродуктов, выделив для производства лова необходимое количество плавучих единиц и одновременно заключить договор с колхозной системой на лов второстепенных продуктов моря.
…4. Трестам через рыбоконсервные заводы приступить к производству опытов консервирования устриц и мидий. Обработку их ввиду дефицитности жести в виде опыта производить в деревянной и стеклянной таре.
…6. Укррыбтресту одновременно с добычей с’едобных моллюсков развернуть в районе Одесса - Скадовск добычу креветок и морской травы.
7. Поименованным выше трестам проработать вопрос об использовании створок устриц и мидий, а также мелких креветок на кормовую муку и согласовать вопрос с заинтересованными организациями о количестве и ценах, а с Азовско-Черноморским институтом обрабатывающей промышленности – технологический процесс обработки.
…9. О проведённых мероприятиях в двухдекадный срок сообщить в Промсектор Главрыбы.
10. Сектору Проверки Исполнения взять под особое наблюдение проведение в жизнь настоящего приказа».
В выдержках из приказа «Главрыбы» мы находим свидетельства того, что рыбаки были объединены в колхозы, что им выделялись «плавучие единицы», что производились рыбные консервы, что действовала перерабатывающая промышленность, что работала система проверки исполнения приказов…
Кроме указанных трестов, в Азово-Черноморском бассейне работал Черноморзверпром, который занимался добычей дельфина, колючей акулы (катрана), белухи, морской свиньи, осетра...
В 1932 году этим трестом было добыто 56 тыс.163 головы, в 1933 – 52 тыс. 885 голов дельфинов. Из них Севастопольский салотопный завод вырабатывал технический и медицинский жир, который поставлялся в аптечную сеть Украины. Так, например, в 1933 году в Винницу было поставлено 1040 кг рыбьего жира, а в аптеки Херсона 424 кг.[72]
Всего трест Черноморзверпром выловил в 1932 году 2.003,0 тонн, а в 1933 году 2.249,5 тонн рыбы и «морзверя».
Это лишь то, что касается моря. Но ведь были еще реки, озера, наконец, прудовые рыбоводные хозяйства. Если на реках и озерах добывалось не более 50-60 кг рыбы с одного гектара, то рыбная продукция прудового хозяйства, в зависимости от состояния пруда, качества воды и почвы, разводимых рыб может достигать 400-900 кг карпа, сазана, линя, карася, плотвы с 1 га. Например, в 1932 году общая площадь прудового хозяйства по выращиванию карпа в СССР составляла 15 900 га, а на долю Украины из них приходилось 10 650 га (67%), с продуктивностью до 8,5 центнеров с гектара, при штучном весе одной рыбки от 300 до 1000 г.
Так что к показателям морского улова следует прибавить промышленный вылов рыбы в районах «малого» рыболовства (пруды, озёра, реки), который составил на Украине в 1932году 23 770 тонн, а в 1933 году 20 100 тонн рыбы[73]. И это не говоря о любительском рыболовстве, которое всегда было подспорьем в голодные годы.
Центр не возражал против того, чтобы вся добытая в украинских водоёмах рыба шла только для обеспечения самой республики, более того, еще и помогал ей из централизованных фондов. Вот, например, решение Политбюро ЦК ВКП (б) от 8 мая 1933 г.:
«Предложить Наркомснабу отпустить во втором квартале 1.500 тонн рыбы для колхозников, работающих на прополке, прорывке и шаровке свёклы, из них – 1.200 тонн Украине и 300 тонн ЦЧО»[74].
Это ещё раз к вопросу о том, что Москва «безжалостно грабила Украину», оставляя ей не только весь собственный улов, но и производя поставку рыбы за счёт других, тоже не слишком сытых районов.
Почему же в приморских и примыкающих к ним южных областях Украины погибло почти полмиллиона человек? Куда девалась рыба, добытая в морях, прудах, рисовых чеках, озёрах и реках, скот, о котором мы говорили чуть выше? С какой целью и куда поставлялась вся рыбная продукция, добытая в Азово-Черноморском бассейне – без ведома Центра, только по приказам руководства Украины? Центральные власти были лишены контроля за выловом и использованием рыбы и находились в неведении о маршрутах плавания украинского рыболовного флота[75].
Видите, что получается? Всего один вид продовольствия – и сколько интересного сразу вылезает на свет. Впрочем, то ли еще будет…
Жизнь на экспорт
Но вернемся к хлебу. Точнее, к бытующей в нескольких вариантах версии, что советское правительство выкачивало хлеб из республики ради экспорта: а) чтобы оплатить индустриализацию страны; б) потому что зловредные буржуи отказывались принимать для взаиморасчетов золото, а требовали зерно.
Версию б) можно объяснить разве что заговором мировой закулисы, вынуждавшей капиталистов под страхом расправы (причем жуткой – иначе бы не вынудили) вместо всеобщего эквивалента принимать такой сомнительный товар, как зерно. Тем более, в годы, когда спрос на хлебном рынке был больше предложения и вывоз хлеба строго квотировался.
Версия а) более правдоподобна, по крайней мере, на первый взгляд. Однако на второй выясняется, что зерно отнюдь не являлось ведущим товаром в российском экспорте. Например, в 1933 году СССР поставлял на мировой рынок следующие материалы (список, впрочем, неполон).
Пиломатериалы: доски дубовые, буковые, хвойные, строганные, ящичные, фанера клееная, шлифованная и дверная, шпалы хвойные и дубовые, сваи, столбы телеграфные, осиновые кряжи, нефть и продукты её переработки: бензины, керосин, газойль, солярка, масло машинное, веретённое, трансформаторное; марганцевая и железная руды, асбест, магнезит, апатит, шлихи, отходы, жесть чёрная и оцинкованная, металл, металл не в дело (так называли металлолом. – Авт.); уголь: донецкий, дальневосточный, антрацит сортовой и мелочь; кокс, сода каустическая и кальцинированная, бикарбонат, хромпик, скипидар, канифоль, суперфосфат, глицерин, парафин, цинковые концентраты, шламы электролитные, краски, дубители, спички, листовое стекло, сортовая посуда, фарфор, фаянс, цемент, соль, мыло обыкновенное, автомобили, сельхозмашины, разные машины и двигатели, швейные машины, рельсы, хлопчатобумажные ткани, лён, пряжа льняная, льноткани, нитки, хлопок, коконы, шёлк и изделия из шёлка, текстиль, ковры, пенька, табак и табачные изделия, никотин, пушнина выделанная: белка, горностай, колонок, лисица, писец, соболь, хорь, заяц-русак, каракуль, смушка, суслик, хомяк, кролик, мерлушка и др., резиновые изделия: авто-мотопокрышки, галоши, сапоги и ботинки, обувь кожаная, кожи выделанные, электрические изделия, в т.ч. электролампы, кустарные художественные изделия, бобовые культуры, тыквенные и кабачковые семена, масло растительное, яйца, куры, бекон, рыба красная свежемороженая, частик, дальневосточные консервы крабовые, икра баночная и бочковая, лососёвые, иваси, рыба свежая и солёная, битая птица и дичь, фрукты свежие, сухофрукты, орехи и ядро, овощи, соки, грибы, мёд и воск, зерновые культуры, семена масленичные, спирт, вина виноградные и водочные изделия, сахар-песок и сахар-рафинад, кондитерские изделия, лекарственное сырьё и лекарства, щетина, тряпьё, конский волос, кишки и желудки, кожаное сырьё, шерсть, готовые кожтовары, серебро, платина.[76]
Причем платины добывали столько, что принимались специальные меры, чтобы гарантированный объём реализации советской платины достигал не более 50% от общего объема мирового рынка – чтобы не обрушить мировые цены[77].
Так что же с хлебом? А с ним получается очень интересно. В 1931 году Советский Союз поставил за границу 5,2 млн. тонн зерна[78]. В 1932 году, при норме экспорта пшеницы, установленной для СССР в 50 миллионов бушелей, было вывезено лишь 17 млн. 1 бушель – это 28,6 кг, стало быть, в 1932 году на экспорт ушло лишь 486,2 тыс тонн - на порядок меньше, чем в предыдущем. В том же году США экспортировали 30, Австралия - 154, а Канада - 260 миллионов бушелей.[79]
Как видим, советский экспорт зерна, по сравнению с 1931 годом, уменьшился более, чем в 10 раз: остались лишь те контракты, которые нельзя было не выполнить по политическим причинам (например, поставки зерна в Германию). Так, если в 1931 году СССР через Турцию поставил в Египет, Палестину, на острова Родос и Кипр 714 тонн муки, то в 1932 году и на протяжении трёх последующих лет такие поставки не осуществлялись совершенно[80]. Но и это еще не всё.
Серьёзный и доброжелательный к нашей стране профессор университета в американском штате Вирджиния Марк Таугер с недоумением восклицает: «Почему же в 1933 году правительство … не стало импортировать продовольствие?» Профессор просто не в курсе.
Уже в мае 1932 года под сенсационным заголовком: «Закупка хлеба для СССР» итальянская пресса поместила телеграмму из Нью-Йорка, согласно которой «советское правительство заключило в Австралии и в Канаде новые крупные сделки на закупку пшеницы и ржи для снабжения армии и населения»[81]. В 1931 году импорт хлеба в зерне составил 172 тонны, а в 1932 году в СССР было ввезено 138,3 тысяч тонн хлеба и 66,9 тысяч тонн риса из Персии (Ирана)[82].
Ввозили и другие продовольственные товары. Если в 1931 году в Турции было закуплено 22,6 тысяч голов крупного и 48,7 тысяч голов мелкого скота, то в 1932 году эти цифры увеличились соответственно до 53,3 (в 2,4 раза) и до 186,2 тыс. голов (в 3,8 раза)[83]. Всего же в 1932 году СССР закупил за границей 147,2 тыс. голов крупного рогатого скота и 1,1 млн. голов мелкого, а также 9,3 тыс. тонн мяса и мясопродуктов (увеличение по сравнению с 1931 годом в 4,8 раза)[84].
То есть, никакое зерно ради экспорта у крестьян не выгребалось, поскольку и самого экспорта практически не было, а был импорт. Так что и эта версия отпадает.
Тайна хлебопоставок
Не посмотреть ли нам, наконец, что говорят столь тщательно неупоминаемые документы?
А документы говорят грустное: «житница СССР» не справлялась с минимальными хлебопоставками. 7 января 1933 года Политбюро приняло постановление об очередном уменьшении плана хлебозаготовок на Украине.
«65/45 - О плане хлебозаготовок:
1). Уменьшить план хлебозаготовок из урожая 1932 г. на 28 млн. пудов.
2). В соответствии с п.1 постановления утвердить, как окончательный, подлежащий безусловному и полному выполнению годовой план хлебозаготовок (без гарнца):
...Украина - 280 млн. пудов»[85].
Впрочем, как мы увидим, это была не последняя корректировка…
В постановлении ЦК ВКП (б) от 24 января 1933 г. об итогах хлебозаготовок на Украине сказано, что партийная организация Украины не справилась с возложенной на неё задачей по организации хлебозаготовок и выполнением плана хлебосдачи, несмотря на троекратное сокращение и без того сокращенного плана[86].
Итак, 280 млн пудов. Много это или мало?
В начале 30-х годов украинские хлебопоставки и валовый сбор находились в следующем соотношении[87]:
Год 1930 1931 1932 1933
Вал. сбор зерна
(млн. пудов) 1431,3 1100,0 918,8 1412,5
Сдано государству 487,5 431,4 255,0 317,0
% к вал. сбору 34 39,2 27,8 22,4
Осталось 943,8 668,6 663,8 1095,5
Из данной таблицы видно, что план хлебопоставок 1932 года был в конце концов скорректирован до такой степени, что зерна на селе осталось ровно столько же, сколько и в 1931 году. Кроме того, из этой таблицы видно, что в 1931 году зерна на селе осталось ровно столько же, сколько и в 1932 году – но весной 1932 года никакого «голодомора» не было! Наконец, из нее же видно, что «зверские» хлебозаготовки изъяли у крестьян менее 30% урожая.
Может быть, здесь приводятся фальсифицированные данные? Давайте сверим. В 2001 году вышел в свет сборник комитета статистики Украины, который уже в силу года издания никак не мог приукрашивать общую картину. Согласно ему, в 1932 году в УССР валовый сбор зерновых культур составил 146.571 тыс. центнеров[88], или примерно 916,7 млн. пудов. Эта цифра совпадает и со статистическим справочником 1939 года[89]. А объем хлебопоставок определен Постановлением Политбюро. Опять, что ли, вместе с официальными распоряжениями рассылали тайные инструкции, настолько засекреченные, что в документах того времени и следа не осталось?[90]
Простой подсчет показывает, что после хлебозаготовок в республике должно было остаться 636 млн пудов хлеба, или примерно 21 пуд на человека, что почти вдвое превышает физиологическую норму, установленную во время гражданской войны (12 пудов хлеба и пуд крупы).
Если тупо поделить количество зерна на численность населения, то получится примерно по 900 г зерна в день. (На самом деле – еще больше, потому что часть сданного государству хлеба была израсходована на питание жителей украинских же городов.)
При переработке зерна, в зависимости от его качества и влажности, получается приблизительно 78-83% муки. Во время выпечки с добавлением в муку воды, соли и дрожжей выход хлеба получается в среднем на 35% больше веса исходных продуктов[91]. Применяя эти расчеты, мы получим, что из 900 г зерна можно испечь около 970 г хлеба – грубо говоря, килограмм. Во время Великой Отечественной войны на рабочую карточку давали не более 800 грамм хлеба (а других продуктов – несравненно меньше, чем имелось в украинской деревне), и люди на таком питании жили и работали годами. Вспомним из Брокгауза и Ефрона, что «в России 14 пудов в год (чуть более 600 граммов в день) были признаны достаточными для продовольствия души в течение года». Правда, надо не забывать еще и то, что значительная часть зерна шла на корм скоту. Но, в любом случае – чтобы выполнить утвержденный Москвой план хлебопоставок, отнюдь не требовалось выгребать зерно «под метелку».
Возьмем еще один источник, на сей раз данные московских архивов. Там картина куда более впечатляющая, потому что выясняется, что мы не учли фуражное зерно! Оказывается, крестьянин вовсе не обязан был делиться хлебом с лошадьми и коровами.
По данным Госплана УССР[92], посевная площадь на Украине в 1932 году составила 29 689 тысяч га, в т. ч. зерновых 20 254 тысячи. Валовый сбор зерновых с этих площадей в 1932 году составил 226 700 тысяч центнеров, в том числе:
Рожь и пшеница – 135 300
Крупяные и бобовые – 14 100
Фуражные – 72 500
Сумма первых двух цифр равняется 149 400 тысячам центнеров. Это на 2 800 тыс. центнеров больше, чем указано в справочнике Государственного комитета статистики Украины – погрешность в 2% не является погрешностью даже сейчас, в век компьютеров, не говоря уже о тех временах. То есть, валовый сбор зерна в справочнике, оказывается, приводится без учета зернофуражных культур, идущих на корм скоту. На Украине это, в основном, кукуруза, овес, ячмень. Это не сено, которое человек ни при каких обстоятельствах есть не будет. Скот можно кормить пшеницей, а человек, если понадобится, может есть овес или кукурузу.
Хватало ли фуражных культур для скота? Не будем считать точно, просто оценим:
Вот данные по УССР о численности скота (в тыс. голов) по состоянию на 1 февраля 1932 г.
Численность скота (тыс. голов) на 1 февраля 1932 г.[93]
Лошади | Крупный рогатый скот | Овцы и козы | Свиньи | |
Совхозы | 158,7 | 453,5 | 358,4 | 610,6 |
Колхозы | 2110,3 | 1144,6 | 826,4 | 1164,8 |
Колхозники | 33,3 | 2009,6 | 397,6 | 601,0 |
Единоличники | 1126,4 | 1121,5 | 461,7 | 248,9 |
Прочие | 230,2 | 277,5 | 65,4 | 132,6 |
ИТОГО | 3658,9 | 5006,7 | 2109,5 | 2757,9 |
(Любопытно: у колхозников крупного рогатого скота было почти в 2 раза больше, чем в колхозах, а у единоличников почти столько же, сколько в колхозах. Это при том обстоятельстве, что коллективизация крестьянских хозяйств на Украине в 1932 году составляла 69%[94] Вот и еще одна сказка обрушилась – о том, как у крестьян забирали в колхоз последнюю корову).
К лету численность скота еще увеличилась – но, впрочем, оставим эту цифру, на порядок величины разница не влияет. По нормам продразверстки 1918 года положено было оставлять 18 пудов зерна на рабочую лошадь, 9 – на одну голову крупного рогатого скота, 3 – мелкого. Птицей, думаем, в нашем подсчете можно пренебречь.
Итак, округляя численность скота до 500 тыс голов, получим: для прокорма лошадей требовалось 63 млн пудов зерна, коров – 45 млн, мелкого скота – 15 млн, а всего – 125 млн пудов. Между тем фуражных культур было собрано, как мы уже говорили, 451 млн пудов, или в три раза больше. То есть, и скот-то не только пасть не мог, но, при необходимости, и с хозяином бы поделился без ущерба для живого веса!
Теперь понятно, почему в 1933 году так долго не предпринимали никаких мер помощи голодающим. Потому что мы вот тоже никак в толк не возьмем – откуда при таких показателях взялся голод?
***
Так что же – получается, что голода не было? Но ведь пишет же начальник Днепропетровского облотдела ГПУ 5 марта 1933 года:
«В настоящее время нами проводится работа по определению точных размеров голода. По предварительным итогам этой работы выясняется нижеследующее: всего по данным 35 районов, где райаппаратами ГПУ проверка в основном проведена, поражено 336 сельсоветов: голодает 6436 семей, в них 16211 чел. имеют на почве голода признаки опухания; 1,7 тыс. человек умерло от голода… Кроме приведенных выше сведений, поступили еще непроверенные данные… по 5 районам, помимо указанных 35, о том, что там голодает 855 семей, в них 2494 чел. имеют признаки опухания и 144 чел. умерли от голода… Наконец, имеющиеся отдельные донесения, не поддающиеся суммирования, указывают на то, что факты голода и недоедания имеются и по остальным районам области…»[95]
Что-то мы окончательно запутались. Голод, безусловно, был, но какой-то он неуловимый: в каких масштабах, а главное – по каким причинам, совершенно непонятно.
Есть, впрочем, еще одна версия, которую выдвинул все тот же Назар Назаров. Она полностью отражена в названии его статьи: «Голод как результат системного кризиса в сельском хозяйстве».
Спорить с этим названием трудно. Любой голод означает, что хозяйство находится в кризисе – потому что не находящееся в кризисе хозяйство имеет страховые запасы на случай неурожая и других прискорбных обстоятельств. Внешнее выражение кризиса автор тоже показывает четко – все же он специалист по сельскому хозяйству и видит много такого, что не видно кабинетному горожанину.
«Сельскохозяйственное производство в СССР было просто запрограммировано на:
1. Резкие колебания урожайности в зависимости от погодных условий (из-за низкой агротехники и отсталости агроприемов, а также за счет монокультуры и высокого процента яровых зерновых).
2. Увеличение засоренности полей (причины те же, плюс за счет распашки залежей и целины, при этом дополнительно через посевной материал и агрегаты шло засорение возделанных полей).
3. Массовое развитие вредителей и болезней (монокультура и низкая агротехника).
4. Вспышки массового размножения грызунов, особенно в лесостепных и степных районах (монокультура и бесхозяйственность – нарушение сроков уборки и условий хранения).
5. Нарастание “утомления почв” и падение почвенного плодородия.
В конечном итоге – резкое колебание урожайности и валового сбора сельскохозяйственных культур вообще и зерновых в частности. То есть, вопрос стоял не в том, будет кризис или нет, а в том – когда “грянет”, когда сработает весь комплекс накопившихся проблем».
А вот что касается причин кризиса, его природы – тут уважаемый автор оказался в плену целого комплекса самых разнообразных мифов – «демократических», коммунистических…в общем, всяких!
«Прежде всего, нужно отметить, что в первые годы, после Октября 1917 года Советское правительство сельскохозяйственным производством занималось по остаточному принципу (именно этим объясняется то, что в земельных органах до начала 1930-х годов, вплоть до Наркомзема, в большинстве случаев остались те же специалисты, которые там работали и до революции). Во главу угла ставились, прежде всего, вопросы снабжения продовольствием городов и армии, а само производство не интересовало (это и понятно – не до того было в то время, на повестке дня остро стояли другие вопросы). Фактически, взаимодействие органов власти с сельскохозяйственными производителями сводилось к нехитрой формуле – мы вам дали землю и волю – теперь работайте сами и не забывайте платить налоги. Кстати, об этом же говорит факт сравнительно позднего выделение земельных институций в качестве наркомата. Вопрос о сельскохозяйственном производстве встал позже, в связи с обеспечением индустриализации и внешней торговли».
На самом деле большевистское правительство было озабочено вопросами сельскохозяйственного производства с момента принятия декрета о земле[96]. Уже в первых земельных законодательных актах были определены льготы тем видам сельхозпредприятий, которые власть считала перспективными – и это в условиях тяжелейшей войны и полной неопределенности будущего и власти, и державы! Другое дело, что крестьянству. воплотившему свою давнюю мечту – выжить помещиков и получить их землю – нужно было время, чтобы насладиться исполнением мечты и понять, что лучше-то не стало! А что касается дореволюционных чиновников – то до начала 30-х годов ими были переполнены все наркоматы. Других-то не было! Многие, кстати, успешно работали и далее.
«С другой стороны, были разрушены крупные земельные хозяйства как принадлежавшие помещикам «мироедам», как раз и обеспечивавшие Российскую империю товарным зерном. Землю, понятное дело, при этом поделили между крестьянами».
Не «поделили между крестьянами», а крестьяне поделили между собой. И произошло это еще до прихода большевиков к власти. Они-то как раз пытались спасти остатки крупных хозяйств – но почти всегда безуспешно.
«Что получилось – отсутствие управляющей роли правительственных органов над производством при жесточайшем решении вопросов с хлебозаготовками и сельскохозяйственными налогами. При этом подавляющее большинство крестьянских хозяйств вернулось к традиционным способам ведения хозяйства, и распространило данный опыт и на земли бывших крупных сельскохозяйственных производств, в которых новшества все-таки вводились. Напомним, что в крестьянских хозяйствах в то время использовалось трехполье. Да-да, вот такое вот было отставание, хотя одной из причин были малые размеры единоличных хозяйств, в которых на полноценный севооборот не разгонишься. Кстати, данные методы совсем не требовали внедрения передовой агротехники, что еще более усугубилось традиционным консерватизмом сельскохозяйственных работников».
Этот абзац содержит редкий градус мифологичности. Управляющей роли правительства над производством в России не существовало с момента ограничения барщины, то есть со времен Павла Первого. После него правительство в вопросы производства не лезло – да и раньше тоже.
Что касается хлебозаготовок и сельхозналогов, то большевики как раз решали этот вопрос мягко, гораздо мягче, чем это было принято в других странах. Едва ли можно найти страну, где освобождено от налогов от 20 до 25% сельского населения. Что же касается хлебозаготовок, то ни одно нормальное правительство не допустило бы того безобразия, которое творилось у нас в этой области в 20-е годы.
Далее: большинство крестьянских хозяйств никак не могло вернуться к традиционному земледелию по той очевидной причине, что никуда от него не уходило. Вот трехполье и вправду было, а передовой агротехники не было, это так… Какая уж там передовая агротехника, если землю русский крестьянин обрабатывал так же, как и во времена Киевской Руси.
«Получается ситуация, когда традиционный способ ведения хозяйства на малых площадях натолкнулся на жесткие требования хлебозаготовок, что автоматически привело к крестьянским волнениям и восстаниям».
К крестьянским волнениям и восстаниям привел отнюдь не этот конфликт, а совсем другой: когда высокие цены на хлебном рынке в военное время натолкнулись на запрет свободной хлеботорговли. Вот уж способ хозяйствования был тут совершенно ни при чем! И, кстати, добрая половина крестьян в этих восстаниях выступила на стороне власти. А иначе как бы большевики смогли победить в крестьянской стране?
«Понятное дело, что эти восстания были крайне жестко и оперативно подавлены (Ага! Два года телепались и кончили всеобщей амнистией! – Авт.), а вопрос хлебозаготовок опять встал перед аграриями во всей своей остроте. То есть власть поставила перед крестьянами выбор – либо увеличивай валовой сбор, либо будет тебе “очень плохо”».
На самом деле этого вопроса вообще не стояло. Согласно декретам, хлебозаготовки во время войны распространялись только на излишки. В хозяйстве оставляли зерно согласно нормам на людей и скот, а что сверх того, заготавливали по государственным ценам. Вот когда после войны эту систему отменили и ввели денежный налог – тогда-то и началась «острота вопроса»! Но хлебозаготовки тут были, опять-таки, ни при чем.
«…Что автоматически порождало несколько простейших путей решения. Либо расширение пахотного клина, однако без соответствующей техники и при единоличном хозяйстве его решить было невозможно (возможно, и даже поднимали – но зачем?! Все прекрасно понимали, что проблема не в земле, а в ее продуктивности. – Авт.). Либо определенным выходом была монокультура (а разве трехполье предполагает что-то другое? – Авт.). Либо – объединение индивидуальных хозяйств. Однако в первое время нарождающиеся сельскохозяйственные коммуны и кооперация вопрос не решали, поскольку были малочисленными и, что более важно, производство в них строилось по тем же принципам, что и индивидуальные хозяйства – ну не умели по-другому…
При этом следует отметить, что в зерновом клине преобладали яровые культуры, поскольку их агротехника была наиболее простой и наименее затратной для индивидуальных крестьянских хозяйств. Более того, годы Первой мировой и Гражданской войн привели к тому, что часть земель было на какое-то время заброшена. Частично эти земли были подняты, но проблема все равно оставалась.
И вот в таких условиях “грянул НЭП”. То есть, мало того, что сельскохозяйственное производство в первые годы Советской власти жило в автономном режиме и, фактически, государством не определялось и не регулировалось. Мало того, что государство поставила аграриев в очень жесткие рамки политикой хлебозаготовок. После всего этого, государство поставило себя в прямую зависимость от сельскохозяйственных производителей, сняв все ограничительные и регулирующие рамки в сфере производства».
А, простите, с какой стати государство должно было оставлять эти «рамки» после окончания войны? Хлебная монополия, продразверстка, нормированное потребление – все это не большевистские выдумки, это обычные, стандартные меры военного времени. Кончилась война – кончились и меры. Никто, кроме вдохновенных двадцатилетних мальчиков из сельских комячеек, и не собирался распространять их на мирное время.
«И в этой связи следует вспомнить, что большая часть основных зерновых районов СССР находятся в зоне рискованного земледелия. Малейшие колебания метеорологических условий приводят к падению урожайности и, как результат, голоду.
Что, собственно говоря, произошло. Когда пишут, что НЭП накормил страну, то, выдают желаемое за действительное. Да, НЭП кормил страну, но только при наличии благоприятных метеоусловий. При неблагоприятных условиях продовольственный рынок автоматически должен был замирать, а цены должны были расти».
При благоприятных условиях, впрочем, происходило то же самое. НЭП накормил страну не более, чем «либерализация цен» в 90-е годы. Он «кормил» тех, у кого были деньги, чтобы ходить на рынок. Что касается страны – она по-прежнему голодала.
«Дополнительным усугубляющим фактором было то, что зерно являлось стратегическим продуктом. СССР просто больше нечего было предложить на внешнем рынке. Это прекрасно понимали за рубежом, поэтому и диктовали свои условия, которые советское правительство вынуждено было принимать».
Об этом мы уже говорили чуть выше – насчет внешнего рынка. А единственным условием, которое нам диктовали, была квота на экспорт, как раз не стимулирующая, а ограничивающая вывоз зерна.
«Здесь нужно отметить, что рассуждения о “безграмотной” сельской бедноте и “образованных” кулаках появляются исключительно от не владения ситуацией и незнания положения в сельскохозяйственном производстве в то время, либо при перенесении современных реалий в прошлое. На самом деле способы ведения хозяйства были абсолютно одинаковыми для всех крестьянских хозяйств. При этом “кулаком” становился тот, у кого складывались благоприятные условия – либо земельный участок был большего размера или в более благоприятных условиях, либо была большая семья с взрослыми мужчинами – большое количество работников. Ранее, в общине эти вопросы регулировались, однако в нашем случае этот регулятор напрочь отсутствовал. Более того, если хозяин выбивался в “кулаки” - это еще не гарантировало ему “светлое кулаческое будущее”, поскольку любой скачек погодных условий, либо, например, желание взрослых детей жить “своим умом”, приводили к разорению. Но вот НЭП создал еще одну категорию “кулаков”, которые наживались за счет хлебных спекуляций (в самом широком понимании) И эти хозяева были, по сути, не производителями, а торговцами. И вот именно этот факт вызывал наибольшее озлобление как соседей, так и руководства (последнее вообще часто мало смыслило в производственных вопросах и училось “на ходу”)».
Ну, вот это чисто мифологическое представление о кулаке – кроме, разве что, хлебных спекуляций. Хлеботорговля, конечно, вызывала озлобление руководства, вплоть до применения Уголовного Кодекса, но основные причины неладов кулаков как с властью, так и с односельчанами, были совсем другие…
А вот приведенные в начале пять пунктов – святая правда. Только дело в том, что они далеко не первые в списке пунктов. Да и кризис уже грянул, причем давно. К моменту начала коллективизации российское сельское хозяйство находилось в нем уже, самое меньшее, сорок лет, о чем свидетельствует приведенная нами хроника голода в России. Вызвала кризис далеко не коллективизация, и вообще не большевистская политика, а причины гораздо более отдаленные. Более того: пресловутый «голодомор» стал последним массовым голодом в истории страны[97]. Вот пока большевики не разрушили своей коллективизацией сельское хозяйство - народ голодал с мрачной регулярностью, а как только разрушили – так и перестал. Может, его и надо было… того, а… такое сельское хозяйство, а?
ЧАСТЬ 2
ЗАПОВЕДНИК СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
Странная все же вещь – логика гуманитария (поскольку экономическую науку, судя по кунштюкам, которые она выдает, точной наукой признать невозможно). Возьмем, навскидку, первое попавшую под руку экономическую статью. Писал ее человек солидный, остепененный и даже увенчанный академическим званием – Виктор Ивантер, академик, директор института народнохозяйственного прогнозирования РАН. Он пишет[98]:
«…После смерти Сталина была совершена первая принципиальная реформаторская ошибка… Реформаторский шанс состоял в том, чтобы дать этим людям землю и возможность на ней работать. То есть провести своего рода деколлективизацию, возродить чаяновскую традицию, которая в 1950-е годы еще не была забыта. Превратить колхозы в настоящие сельхозкооперативы, как это было сделано в Китае в конце 1970-х. И мы бы решили продовольственную проблему. Вероятно, советская власть существовала бы до сих пор».
Ну, что разорить колхозы и раздать землю крестьянам – святое дело, так это «пунктик» либеральных экономистов. Их нетрудно понять. Частная собственность для либерала – категория священная, и вместить умом, что мир может обходиться без святыни, совершенно невозможно. Поэтому иной раз и заносит либерала в места топкие и непролазные. Например, в «чаяновские традиции».
а) Ну да, и вправду был в России такой экономист – Чаянов Александр Васильевич, воспевавший «трудовое крестьянское хозяйство» и умученный большевиками за создание некоей «трудовой крестьянской партии». Вот только маленькая неувязочка: сын богатого московского купца Чаянов сам на земле не работал никогда! Окончив Московский сельскохозяйственный институт, тему он изучал на примере хозяйств Западной Европы и стал апологетом пресловутого «трудового хозяйства», насмотревшись на тамошних фермеров. Что же касается России, то здесь господин Чаянов выступал как сугубый теоретик.
Впрочем, оценку его теориям уже дало время. Даже на Западе фермерская практика давно опровергнута реальной экономикой, а оставшиеся еще в качестве реликтов «трудовые» хозяева сидят на правительственных дотациях – о чем предпочитали не упоминать громившие в 90-х годах колхозы экономисты-теоретики. Но вот что непонятно: что представляет собой «чаяновская традиция», если ее основоположник был сугубым теоретиком и реальной российской деревни в глаза не видал?
б) «Превратить колхозы в кооперативы…» А, простите, колхоз – это что такое? «Ужас, ужас!» – воскликнет экономист. Да, но облик-то есть у этого ужаса? И при ближайшем рассмотрении выясняется, что колхоз – это сельскохозяйственная артель, то есть, один из видов производственного кооператива. Превращать кооперацию в кооперацию – занятие, несомненно, интересное, но весьма загадочное.
в) «Мы бы решили продовольственную проблему». Ну что ж, давайте посмотрим, как выглядела продовольственная проблема в СССР.
Историк Кара-Мурза приводит простенькую табличку: сколько и каких продуктов в год потребляли жители предреволюционной России и жители СССР в 1986 году, который у нас считался неблагополучным[99] (данные приведены в килограммах)/
Много пишут о «колбасных электричках», на которых приезжали в столицу голодающие жители Подмосковья. А кто помнит, чем они затаривались? Хорошим магазинным мясом (в подмосковных магазинах мясо было, но плохое), колбасой, сыром, высококачественными конфетами. Хлеб, крупы, молочные продукты, овощи, картошка, сахар, простые конфеты везде были свои, в достаточном количестве и дешевые. Так что понятие «голод» означало отсутствие в магазинах некоторых товаров и деликатесов – и то, помните «третий парадокс социализма»? В магазинах ничего нет, а в холодильниках все есть.
Нет, мы еще раз понимаем, что частная собственность и рынок для либерального экономиста – понятие священные, и раз нет рынка, стало быть, продовольственная проблема просто обязана существовать. Но как же с табличкой-то?
А с табличкой очень просто. Сие есть ложь, статистический казус, короче говоря – врет советская статистика. Почему врет? А по определению! Если же мы будем искать истоки данного «определения», то, как обычно, придем к «журналу» «Огонёк» и прочей перестроечной прессе.
Да, как это ни печально, многие ученые судят об экономической реальности по бульварной прессе, увы…
Давайте, не углубляясь в теоретические дебри (а желательно и вовсе обойдя теоретическую экономику с ее «чаяновскими традициями» десятой дорогой) посмотрим исключительно на практике, «на пальцах»: что представляло собой российское сельское хозяйство?
Глава 7
ПОГРУЖЕНИЕ ВО ТЬМУ
«Крестьяне пашут, сеют, жнут, как пахали, сеяли, жали за сто лет тому назад. Паренина везде существует, треть пахотной земли ежегодно остается бесплодной, жатва вообще едва ли приносит четыре зерна вместо 15 и 20 при усовершенствованном хозяйстве; да и сии скудные зерна суть обыкновенно рожь, овес, греча, малоценные и более истощающие землю, нежели уплождающие оную».
Вот угадайте, когда это сказано? Сразу и не определишь. XVIII век? Подходит! Уже тогда некоторые западные усовершенствованные хозяйства получали урожай если не 15 и 20, то 10 – 15 зерен на одно посеянное, да ещё процентов 25% кинем на естественное хвастовство. Мало было таких хозяйств – однако были!
XIX век? Подходит! На Западе к тому времени вовсю бушевала промышленная революция, захватывавшая и аграрный сектор. Бедные хозяйства разорялись (о том, что сталось с людьми, лучше и не упоминать), но богатые давали почти такие показатели. А в России – все те же трехполье, лошадь, соха, серп и руки…
ХХ век? Опять же подходит! Интенсивные хозяйства Запада стали еще интенсивнее, а в России что? Лошадь, соха, серп, борона, трехполье…
Ладно, вот разгадка: сие начертал председатель Вольного экономического общества Н. С. Мордвинов в письме Николаю I 29 сентября 1833 года. Ровно то же самое могли написать и за сто лет до того, и через 90 лет… Впрочем, соха, деревянная борона, коса и серп упоминаются еще в школьном учебнике пятого класса в рассказах о Киевской Руси, а времена, когда трехполье являлось передовой технологией, давно ушли за исторический горизонт.
Что же произошло? Почему во времена Киевской Руси и Московского царства русский народ был вполне «на уровне» по технологиям, голодал не чаще прочих, несмотря на климат – и вдруг словно провалился в какое-то безвременье, остановившись в своем развитии?