Иторическая школа права (Г. Гуго, Ф. Савиньи, Г. Пухт)

Воззрения целой плеяды ученых Западной Европы, главным образом Германии, объединяемых названием исторической школы права, вернее было бы определить школой исторического права (в сопоставлении с внеисторическим правом как воплощением разума эпохи Просвещения). Народы, по учению этой школы, живут своей исторической жизнью, вовсе не стремясь подчиниться каким-то отвлеченным стремлениям разума; каждый народ создает свое национальное право со своими особенностями, выражающими его историю. И формы права развиваются органически: что присуще одному народу не может быть в любую эпоху воспринято без потерь другим.

Вместе с тем право одних народов далеко не равнозначно другим в своих ценности и значимости для истории. Есть народы – виртуозы права, полагал германский правовед Ф. К. Савиньи, и только их история имеет научный интерес (к таким он относил римлян, германцев и церковное право). Поэтому, в частности, совокупная всеобщая, или всемирная, история права представлялась нереализуемой. Книга Савиньи «История римского права в средние века» (в 6 т. 1815-1831) тем не менее стала едва ли не первым опытом в научной истории государства и права проблемной истории, охватившей целый ряд правовых систем Западной Европы.

С именем другого представителя исторической школы – немецкого правоведа Г. Гуго – связывается принятое и в современной науке разделение истории права на внешнюю (или историю памятников, источников, права) и внутреннюю (или историю отдельных юридических принципов и институтов). Абсолютизируя внутреннее органическое движение права, Гуго (вместе со всей исторической школой) стремился оправдать любые правовые принципы (если они появились у народа, значит, они выражали его дух и стремления), тем самым отрицая субъективное влияние и, особенно, нужды политики права и влияния власти на правовое развитие.

Основоположники исторической школы предприняли издание первого в мире специального историко-правового ежегодника «Журнал исторического правоведения», первый выпуск которого вышел в 1815 г. В предисловии, написанном Савиньи и посвященном обоснованию исторических задач правоведения, указывалось: «История более не является собранием примеров, но цельным путем к подлинному познанию нашего собственного состояния». Исследования, помещаемые в ежегоднике (Савиньи, К. Эйхгорна, Я. Гримма и других), должны были показать историческое возникновение современного правопорядка, в том числе и «забвение» политиками исторических, единственно подлинных его начал.

Под влиянием исторической школы в первой половине XIX в. начались специальные исследования, посвященные национальной истории права и всеобщей сравнительной истории. Одним из выдающихся образцов была «Немецкая государственная и правовая история» (в 4 т. 1808 – 1823) К. Ф. Эйхгорна. Идею всемирного органического развития государства и права попытался провести во «Всеобщей истории народов и государств» немецкий историк Г. Люден (в 3 т. 1814 – 1822).

И последователи, и критики исторической школы, обратившись к специальным историко-юридическим исследованиям, в кратчайшее время завершили превращение всеобщей истории права в специальную научную дисциплину.

35 Либерализм в Европе либерализм в Англии (И. Бентам, Д. Миль), во Франции (Б. Констант, А. де Токвиль) в Германии (В. Фон Гумбольт, Л. Фон Штейна)

Последняя треть XVIII в. – время, когда Англия быстро превращалась по главным показателям общественного развития в ведущую капиталистическую державу мира. Многие факторы содействовали этому обстоятельству и многие характерные явления сопутствовали ему. Английская политико-правовая мысль по-своему описывала, объясняла и оправдывала происходившие в стране крупные социально-исторические перемены. Едва ли не центральной сделалась в обществоведении тема благодетельной роли частной собственности, ее защиты и поощрения, тема активизма индивида, гарантий неприкосновенности сферы частной жизнедеятельности людей и т. п.

Возобладало убеждение, что поступками индивида как частного собственника движут как спонтанные импульсы, так и преднамеренный трезвый расчет на извлечение из своих действий максимальной личной пользы. В развитие такого рода представлений заметный вклад внес Иеремия Бентам (1748–1832). Он явился родоначальником теории утилитаризма, вобравшей в себя ряд социально-философских идей Гоббса, Локка, Юма, французских материалистов XVIII в. (Гельвеция, Гольбаха). Свобода и права личности были для Бентама истинными воплощениями зла, потому он не признавал и отвергал их, отвергал вообще школу естественного права и политико-правовые акты, созданные под ее воздействием. Резко критический настрой Бентама в отношении школы естественного права выразился и в отрицании им идеи различения права и закона. Причина такого отрицания данной идеи скорее не столько теоретическая, сколько прагматически-политическая. Не разделял он также мнение о том, что общество и государство возникли в истории посредством заключения между людьми соответствующего договора. В вопросах организации государственной власти Бентам стоял на демократических позициях. Он осуждал монархию и наследственную аристократию, являлся сторонником республиканского устройства государства, в котором три основные ветви власти (законодательная, исполнительная и судебная) должны были быть разделены.

Англия – родина европейского либерализма – дала в XIX в. миру многих достойных его представителей. Но и среди них своей незаурядностью и силой воздействия на идеологическую жизнь эпохи, на последующие судьбы либерально-демократической мысли выделяется Джон Стюарт Милль (1806–1873). Взгляды этого классика либерализма на государство, власть, право, закон изложены им в таких трудах, как «О свободе», «Представительное правление», «Основы политической экономии» (особенно пятая книга «Основ» – «О влиянии правительства»). Начав свою научно-литературную деятельность в качестве приверженца бентамовского утилитаризма, Милль затем отходит от него. Он, например, пришел к выводу, что нельзя всю нравственность базировать целиком лишь на постулате личной экономической выгоды индивида и на вере в то, что удовлетворение корыстного интереса каждого отдельного человека чуть ли не автоматически приведет к благополучию всех. По его мнению, принцип достижения личного счастья может «срабатывать», если только он неразрывно, органически связан с другой руководящей идеей: идеей необходимости согласования интересов, притом согласования не только интересов отдельных индивидов, но также интересов социальных. Для Милля характерна ориентация на конструирование «нравственных», а стало быть (в его понимании), правильных моделей политико-юридического устройства общества. Высшее проявление нравственности, добродетели, по Миллю, – идеальное благородство, находящее выражение в подвижничестве ради счастья других, в самоотверженном служении обществу. Все это может быть уделом только свободного человека. Свобода индивида – та «командная высота», с которой Милль рассматривает ключевые для себя политические и правовые проблемы.