Лекция 3. Микенская Греция
1. Греция в раннеэлладский период (до конца III тысячелетия до н. э.). Создателями микенской культуры были греки-ахейцы, вторгшиеся на Балканский полуостров на рубеже III—II тысячелетий до н. э. с севера, из района Придунайской низменности или из степей Северного Причерноморья, где они обитали первоначально. Продвигаясь все дальше на юг по территории страны, которая в дальнейшем стала называться их именем, ахейцы частью уничтожали, а частью ассимилировали коренное догреческое население этих областей, которое позднейшие греческие историки назвали пеласгами. По соседству с пеласгами, частью на материке, а частью на островах Эгейского моря, обитали еще два народа: лелеги и карийцы. По словам Геродота, вся Греция некогда называлась Пеласгией. Позднейшие греческие историки считали пеласгов и других древнейших обитателей страны варварами, хотя в действительности их культура не только не уступала культуре самих греков, но первоначально, по-видимому, во многом ее превосходила. Об этом свидетельствуют археологические памятники так называемой раннеэлладской эпохи (вторая половина III тысячелетия до н. э.), открытые в разных местах на территории Пелопоннеса, Средней и Северной Греции. Современные ученые обычно связывают их с догреческим населением этих районов.
В начале III тысячелетия до н. э. (период халколита, или перехода от камня к металлу — меди и бронзе) культура материковой Греции еще была тесно связана с раннеземледельческими культурами, существовавшими на территории современных Болгарии и Румынии, а также в южном Поднепровье (зона «трипольской культуры»). Общими для всего этого обширного региона были некоторые мотивы, использовавшиеся в росписи глиняной посуды, например мотивы спирали и так называемого меандра. Из прибрежных районов Балканской Греции эти виды орнамента распространились также на острова Эгейского моря, были усвоены кикладским и критским искусством. С наступлением эпохи ранней бронзы (середина III тысячелетия до н. э.) культура Греции начинает заметно опережать в своем развитии другие культуры юго-восточной Европы. Она приобретает новые характерные черты, ранее ей не свойственные.
Среди поселений раннеэлладской эпохи особенно выделяется цитадель в Лерне (на южном побережье Арголиды). Расположенная на невысоком холме неподалеку от моря цитадель была обнесена массивной оборонительной стеной с полукруглыми башнями. В ее центральной части было открыто большое (25х12 м) прямоугольное здание —так называемый дом черепиц (обломки черепицы, некогда покрывавшей крышу здания, были найдены в большом количестве во время раскопок). В одном из его помещений археологи собрали целую коллекцию (более 150) выдавленных на глине оттисков печатей. Когда-то этими глиняными «ярлыками», по всей видимости, запечатывались сосуды с вином, маслом и другими припасами. Эта интересная находка говорит о том, что в Лерне находилсякрупный административный и хозяйственный центр, отчасти уже предвосхищавший по своему характеру и назначению более поздние дворцы микенского времени. Аналогичные центры существовали ив некоторых других местах. Их следы обнаружены, например, в Тиринфе (также южная Арголида, недалеко от Лерны) и в Аковитике (Мессения на юго-западе Пелопоннеса).
Наряду с цитаделями, в которых, судя по всему, жили представители родоплеменной знати, в Греции раннеэлладской эпохи существовали поселения также и другого типа — небольшие, чаще всего очень плотно застроенные поселки с узкими проходами-улицами между рядами домов. Некоторые из этих поселков, в особенности расположенные вблизи от моря, были укреплены, в других отсутствовали какие- либо оборонительные сооружения. Примерами таких поселений могут служить Рафина (восточное побережье Аттики) и Зигуриес (северо-восточный Пелопоннес, недалеко от Коринфа). Судя по характеру археологических находок, основную массу населения в поселениях этого типа составляли крестьяне-земледельцы. Во многих домах были открыты специальные ямы для ссыпки зерна, обмазанные изнутри глиной, а также большие глиняные сосуды для хранения различных припасов. В это время в Греции уже зарождалось и специализированное ремесло, представленное в основном такими его отраслями, как гончарное производство и металлообработка. Численность профессионалов-ремесленников была еще очень невелика, а их продукция обеспечивала в основном местный спрос, лишь незначительная ее часть находила сбыт за пределами данной общины. Так, при раскопках Рафины было открыто помещение кузнечной мастерской, владелец которой, очевидно, снабжал бронзовыми орудиями труда местных земледельцев.
Имеющиеся археологические данные позволяют предполагать, что в раннеэлладское время, по крайней мере со второй половины III тысячелетия до н. э., в Греции уже начался процесс формирования классов и государства. В этом плане особенно важен уже отмеченный факт сосуществования двух различающихся между собой типов поселения: цитадели типа Лерны и общинного поселка (деревни) типа Рафины или Зигуриес. Однако раннеэлладская культура так и не успела стать настоящей цивилизацией. Ее развитие было насильственно прервано в результате очередного передвижения племен по территории Балканской Греции.
2. Вторжение греков-ахейцев. Становление первых государств. Это передвижение датируется последними столетиями III тысячелетия до н. э., или концом эпохи ранней бронзы. Около 2300 г. до н. э. погибли в пламени пожара цитадель Лерны и некоторые другие поселения раннеэлладского времени. Спустя некоторое время возникает ряд новых поселений в тех местах, где их раньше не было. В этот же период наблюдаются определенные изменения в материальной культуре Средней Греции и Пелопоннеса. Впервые появляется керамика, изготовленная с помощью гончарного круга. Ее образцами могут служить «минийские вазы» — монохромные (обычно серые или черные) тщательно отполированные сосуды, напоминающие своей блестящей матовой поверхностью изделия из металла. В некоторых местах при раскопках были найдены кости лошади, ранее, по-видимому, неизвестной в пределах южной части Балканского полуострова. Многие историки и археологи связывают все эти перемены в жизни материковой Греции с приходом первой волны грекоязычных племен, или ахейцев. Если это предположение в какой-то степени оправданно, то рубеж III—II тысячелетий до н. э. может считаться началом нового этапа в истории Древней Греции — этапа формирования греческой народности. Основой этого длительного и весьма сложного процесса было взаимодействие и постепенное сращивание двух культур: культуры пришлых ахейских племен, говоривших на различных диалектах греческого или, скорее, протогреческого языка, и культуры местного до греческого населения. Значительная его часть была, по-видимому, ассимилирована пришельцами, о чем свидетельствуют многочисленные слова, заимствованные греками у их предшественников — пеласгов или лелегов, например названия ряда растений: «кипарис», «гиацинт», «нарцисс» и др.
Становление цивилизации в материковой Греции было сложным и противоречивым процессом. В первые века II тысячелетия до н. э. здесь наблюдается явное замедление темпов социально-экономического и культурного развития. Несмотря на появление таких важных технических и хозяйственных новшеств, как гончарный круг и повозка или боевая колесница с запряженными в нее лошадьми, культура так называемого среднеэлладского периода (XX—XVII вв. до н. э.) в целом заметно уступает предшествующей ей культуре раннеэлладской эпохи. В поселениях и погребениях этого времени сравнительно редко встречаются изделия из металла. Зато снова появляются орудия, сделанные из камня и кости, что свидетельствует об определенном упадке производительных сил греческого общества. Исчезают монументальные архитектурные сооружения вроде уже упоминавшегося «дома черепиц» в Лерне. Вместо них строятся невзрачные глинобитные дома иногда прямоугольной, иногда овальной или закругленной с одной стороны формы. Поселения среднеэлладского периода, как правило, укреплены и размещаются на возвышенностях с крутыми обрывистыми склонами. Судя по всему, время это было крайне неспокойным и тревожным, что вынуждало отдельные общины принимать меры для обеспечения своей безопасности.
Типичным примером среднеэлладского поселения может считаться городище Мальти-Дорион в Мессении. Все поселение располагалось на вершине высокого холма, обнесенной кольцевой оборонительной стеной с пятью проходами. В центре поселения на невысокой террасе стоял так называемый дворец (вероятно, дом вождя племени) — комплекс из пяти помещений общей площадью 130 кв.м с выложенным из камня очагом-алтарем в самой большой из комнат. Вплотную к «дворцу» примыкали помещения нескольких ремесленных мастерских. Остальную часть поселения составляли дома рядовых общинников, как правило, очень небольшие, и склады, построенные в один-два ряда вдоль оборонительной стены. Между стеной и центральной террасой было оставлено довольно большое свободное пространство, скорее всего использовавшееся как загон для скота. Сама планировка Мальти, однообразие его жилой застройки свидетельствуют о еще не нарушенном внутреннем единстве обитавшей здесь родоплеменной общины. Об отсутствии ясно выраженных социальных и имущественных различий в ахейском обществе среднеэлладского времени говорят также и погребения этого периода, в подавляющем большинстве своем стандартные, с очень скромным сопроводительным инвентарем.
Лишь в конце среднеэлладского периода положение в Балканской Греции начало постепенно изменяться. Полоса длительного застоя и упадка сменилась полосой нового экономического и культурного подъема…. Внутри ахейских племенных сообществ выделяются могущественные аристократические роды, обосновавшиеся в неприступных цитаделях и тем самым резко обособившиеся от массы рядовых соплеменников. В руках племенной знати концентрируются большие богатства, отчасти созданные трудом местных крестьян и ремесленников, отчасти захваченные во время военных набегов на земли соседей. В различных районах Пелопоннеса, Средней и Северной Греции возникают первые и пока еще довольно примитивные государственные образования. Таким образом, сложились предпосылки для формирования еще одной цивилизации эпохи бронзы, и начиная с XVI в. до н. э. Греция вступила в новый, или, как его обычно называют, микенский, период своей истории.
3. Формирование микенской цивилизации. На первых этапах своего развития микенская культура испытала на себе очень сильное влияние более передовой минойской цивилизации. Многие важные элементы своей культуры ахейцы заимствовали на Крите, например, некоторые культы и религиозные обряды, фресковую живопись, водопровод и канализацию, фасоны мужской и женской одежды, некоторые виды оружия, наконец, линейное слоговое письмо. Все это не означает, однако, что микенская культура была всего лишь второстепенным периферийным вариантом культуры минойского Крита, а микенские поселения на Пелопоннесе и в других местах представляли собой просто минойские колонии в чужой «варварской» стране (этого мнения придерживался А. Эванс). Многие характерные особенности микенской культуры позволяют считать, что она возникла на местной греческой, а отчасти еще и догреческой почве и была преемственно связана с древнейшими культурами этого региона, относящимися к эпохе ранней и средней бронзы.
Самым ранним памятником микенской культуры считаются так называемые шахтовые могилы. Первые шесть могил этого типа были открыты в 1876 г. Г. Шлиманом в черте стен Микенской цитадели. Свыше трех тысячелетий шахтовые могилы таили в себе поистине сказочные богатства. Археологи извлекли из них множество драгоценных вещей, сделанных из золота, серебра, слоновой кости и других материалов. Здесь были найдены массивные золотые перстни, украшенные резьбой диадемы, серьги, браслеты, золотая и серебряная посуда, великолепно изукрашенное оружие, в том числе мечи, кинжалы, панцири из листового золота, наконец, совершенно уникальные золотые маски, скрывавшие лица погребенных. Много столетий спустя Гомер в «Илиаде» назовет Микены «златообильными», а микенского царя Агамемнона признает самым могущественным из всех ахейских вождей, принимавших участие в знаменитой Троянской войне. Находки Шлимана дали зримые доказательства справедливости слов великого поэта, к которым до этого многие относились с недоверием. Правда, Шлиман ошибся, полагая, что ему удалось найти могилу Агамемнона, злодейски умерщвленного его женой Клитемнестрой после возвращения из похода на Трою: открытые им шахтовые могилы датируются XVI в. до н. э., тогда как Троянская война происходила, по-видимому, уже в XIII—XII вв. Тем не менее, огромные богатства, обнаруженные в могилах этого некрополя, показывают, что уже и в то отдаленное время Микены были центром большого государства. Погребенные в этих великолепных усыпальницах микенские цари были воинственными и свирепыми людьми, жадными до чужих богатств. Ради грабежа они предпринимали далекие походы по суше и по морю и возвращались на родину, обремененные добычей. Едва ли золото и серебро, сопровождавшие царственных покойников в загробный мир, попали в их руки путем мирного обмена. Гораздо более вероятно, что оно было захвачено на войне. О воинственных наклонностях властителей Микен свидетельствуют, во-первых, обилие оружия в их гробницах и, во-вторых, изображения кровавых сцен войны и охоты, которыми украшены некоторые из вещей, найденных в могилах, а также каменные стелы, стоявшие на самих могилах. Особенно интересна сцена охоты на львов, изображенная на одном из бронзовых инкрустированных кинжалов. Все признаки: исключительный динамизм, экспрессия, точность рисунка и необыкновенная тщательность исполнения — указывают на то, что перед нами — работа лучших минойских мастеров ювелирного дела. Это замечательное произведение искусства могло попасть в Микены вместе с военной добычей, захваченной ахейцами во время очередного пиратского рейда к берегам Крита, или, согласно другому предположению, было изготовлено в самих Микенах критским ювелиром, который явно старался приспособиться к вкусам своих новых хозяев (в минойском искусстве Крита сюжеты подобного рода почти не встречаются).
Временем расцвета микенской цивилизации можно считать XV—XIII вв. до н. э. В это время зона ее распространения выходит далеко за пределы Арголиды, где, по всей видимости, она первоначально возникла и сложилась, охватывая весь Пелопоннес, Среднюю Грецию (Аттику, Беотию, Фокиду), значительную часть Северной (Фессалию), а также многие из островов Эгейского моря. На всей этой большой территории существовала единообразная культура, представленная стандартными типами жилищ и погребений. Общими для всей этой зоны были также некоторые виды керамики, глиняные культовые статуэтки, изделия из слоновой кости и т. п. Судя по материалам раскопок, микенская Греция была богатой и процветающей страной с многочисленным населением, рассеянным по множеству небольших городков и посел- ков.
Основными центрами микенской культуры были, как и на Крите, дворцы. Наиболее значительные из них были открыты в Микенах и Тиринфе (Арголида), в Пилосе (Мессения, юго-западный Пелопоннес), в Афинах (Аттика), Фивах и Орхомене (Беотия), наконец, на севере Греции в Иолке (Фессалия). Архитектура микенских дворцов имеет ряд особенностей, отличающих их от дворцов минойского Крита. Важнейшее из этих отличий состоит в том, что почти все микенские дворцы были укреплены и представляли собой настоящие цитадели, напоминающие своим внешним видом замки средневековых феодалов. Мощные стены микенских цитаделей, сооруженные из огромных, почти не обработанных каменных глыб, до сих пор производят огромное впечатление на тех, кто их видел, свидетельствуя о высоком инженерном искусстве ахейских зодчих. Великолепным образцом микенских фортификационных сооружений может служить знаменитая Тиринфская цитадель. Поражают прежде всего монументальные размеры этого сооружения. Необработанные глыбы известняка, достигающие в отдельных случаях веса в 12 т, образуют наружные стены крепости, толщина которых превышала 4,5 м, высота же только в сохранившейся части доходила до 7,5 м. В некоторых местах внутри стен были устроены сводчатые галереи с казематами, в которых хранилось оружие и запасы продовольствия (толщина стен достигает здесь 17 м). Вся система оборонительных сооружений Тиринфской цитадели была тщательно продумана, чтобы оградить защитников крепости от всяких непредвиденных случайностей. Подход к главным воротам цитадели был устроен таким образом, что приближавшийся к ним противник вынужден был поворачиваться к стене, на которой находились защитники крепости, правым боком, не прикрытым щитом. Но даже и попав внутрь цитадели, враг натыкался на внутреннюю оборонительную стену, защищавшую основную ее часть — акрополь с царским дворцом. Для того чтобы добраться до дворца, ему нужно было преодолеть узкий проход, идущий между наружной и внутренней стенами и разделенный на два отсека двумя деревянными воротами. Здесь он неминуемо попадал под перекрестный губительный огонь метательного оружия, который защитники цитадели обрушивали на него со всех сторон. Чтобы осажденные обитатели цитадели не страдали от недостатка воды, в северной ее части (так называемый нижний город) был устроен подземный ход, заканчивавшийся примерно в 20 м от стен крепости у тщательно скрытого от глаз неприятеля источника.
Среди собственно дворцовых построек микенского времени наибольший интерес представляет хорошо сохранившийся дворец Нестора в Пилосе (Западная Мессения, близ бухты Наварино), открытый в 1939 г. американским археологом К. Бледженом. При известном сходстве с дворцами минойского Крита (оно проявляется главным образом в элементах внутреннего убранства — утолщающихся кверху колоннах критского типа, в росписи стен и т. п.) Пилосский дворец резко от них отличается своей четкой симметричной планировкой, совершенно не свойственной минойской архитектуре. Основные помещения дворца расположены на одной оси и образуют замкнутый прямоугольный комплекс. Для того чтобы проникнуть внутрь этого комплекса, нужно было последовательно миновать входной портик (пропилеи), небольшой внутренний двор, еще один портик, вестибюль (продомос), из которого посетитель попадал в обширный прямоугольный зал — мегарон, составляющий неотъемлемую и наиболее важную часть любого микенского дворца. В центре мегарона был устроен большой круглый очаг, дым от которого выходил через отверстие в потолке. Вокруг очага стояли четыре деревянные колонны, поддерживавшие перекрытие зала. Стены мегарона были расписаны фресками. В одном из углов зала сохранился большой фрагмент росписи, изображающий человека, играющего на лире. Пол мегарона украшали разноцветные геометрические узоры, а в одном месте, примерно там, где должен был находиться царский трон, изображен большой осьминог. Мегарон — сердце дворца. Здесь царь Пилоса пировал со своими вельможами и гостями. Здесь устраивались официальные приемы. Снаружи к мегарону примыкали два длинных коридора. В них выходили двери многочисленных кладовых, в которых было найдено несколько тысяч сосудов для хранения и перевозки масла и других продуктов. Судя по этим находкам, Пилосский дворец был крупным экспортером оливкового масла, которое уже в то время очень высоко ценилось в соседних с Грецией странах. Подобно критским дворцам, дворец Нестора строился с учетом основных требований комфорта и гигиены. В здании были специально оборудованные ванные комнаты, имелся водопровод и канализационные стоки. Но самая интересная находка была сделана в небольшой комнате вблизи от главного входа. Здесь хранился дворцовый архив, насчитывавший около тысячи глиняных табличек, исписанных знаками линейного слогового письма, очень похожего на то, которое использовалось в уже упоминавшихся документах из Кносского дворца (так называемое письмо Б), хотя тексты из Пилоса, написанные этим письмом, относятся к более позднему времени (конец XIII в. до н. э.). Таблички хорошо сохранились благодаря тому, что попали в огонь пожара, погубившего дворец. Это был первый архив, найденный на территории материковой Греции.
К числу наиболее интересных архитектурных памятников микенской эпохи принадлежат величественные царские усыпальницы, именуемые «толосами», или «купольными гробницами». Толосы располагаются обычно вблизи от дворцов и цитаделей, являясь, по всей видимости, местом последнего успокоения членов царствующей династии, как в более раннее время шахтовые могилы. Самый большой из микенских толосов — так называемая гробница Атрея — находится в Микенах у южного склона холма, на котором стояла цитадель. Сама гробница скрыта внутри искусственного насыпного кургана. Для того чтобы попасть в нее, нужно пройти через длинный облицованный камнем коридор — дромос, ведущий в глубь кургана. Вход в гробницу перекрыт двумя огромными каменными блоками (один из них, внутренний, весит 120 т). Внутренняя камера гробницы Атрея представляет собой монументальное круглое в плане помещение с высоким (около 13,5 м) куполообразным сводом. Стены и свод гробницы выложены из великолепно отесанных каменных плит и первоначально были украшены бронзовыми позолоченными розетками. С главной камерой соединяется еще одна боковая камера несколько меньших размеров, прямоугольная в плане и не так хорошо отделанная. По всей вероятности, именно здесь помещалось царское погребение, разграбленное еще в древности.
4. Социально-экономическая структура. Сооружение таких грандиозных построек, как гробница Атрея или Тиринфская цитадель, было невозможно без широкого и планомерного применения подневольного труда. Для того чтобы справиться с такой задачей, необходимы были, во-первых, наличие большой массы дешевой рабочей силы, во-вторых, достаточно развитый государственный аппарат, способный организовать и направить эту силу к выполнению поставленной цели. Очевидно, владыки Микен и Тиринфа располагали и тем и другим. До недавнего времени внутренняя структура ахейских государств Пелопоннеса оставалась загадкой для ученых, так как в решении этого вопроса они могли полагаться лишь на археологический материал, добытый путем раскопок. После того как двум английским лингвистам М. Вентрису и Дж. Чедвику удалось в 50-х годах найти ключ к пониманию знаков линейного слогового письма на табличках из Кносса и Пилоса, в распоряжении историков появился еще один важный источник информации.
Как оказалось, почти все эти таблички представляют собой «бухгалтерские» счетные записи, которые из года в год велись в хозяйстве Пилосского и Кносского дворцов. Эти лаконичные записи заключают в себе ценнейшую историческую информацию, позволяя судить об экономике дворцовых государств микенской эпохи, их социальном и политическом устройстве. Из табличек мы узнаем, например, что в это время в Греции уже существовало рабство и труд рабов широко применялся в различных отраслях хозяйства. Среди документов Пилосского архива немало места занимают сведения о занятых в дворцовом хозяйстве рабах. В каждом таком списке указывалось, сколько было женщин-рабынь, чем они занимались (упоминаются мололыцицы зерна, прядильщицы, швеи и даже банщицы), сколько при них детей: мальчиков и девочек (очевидно, это были дети рабынь, рожденные в неволе), какой паек они получали, место, где они работали (это мог быть сам Пилос или один из городков на подвластной ему территории). Численность отдельных групп могла быть значительной — до ста с лишним человек. Общее же число женщин-рабынь и детей, известных по надписям Пилосского архива, должно было составлять около 1500 человек. Наряду с рабочими отрядами, в состав которых входят только женщины и дети, в надписях фигурируют и отряды, состоящие только из рабов-мужчин, хотя встречаются они сравнительно редко и численно, как правило, невелики — не более десяти человек в каждом. Очевидно, женщин-рабынь вообще было больше, из чего следует, что рабство в то время еще находилось на низкой ступени развития.
Наряду с обычными рабами в пилосских надписях упоминаются и так называемые «божьи рабы и рабыни». Обычно они арендуют земли небольшими участками у общины (дамоса) или у частных лиц, из чего можно заключить, что своей земли у них не было и, следовательно, они не считались полноправными членами общины, хотя не были, по-видимому, и рабами в собственном значении этого слова. Сам термин «божий раб», вероятно, означает, что представители этой социальной прослойки состояли в услужении при храмах главных богов Пилосского царства и пользовались поэтому покровительством храмовой администрации.
Основную массу трудящегося населения составляли в микенских государствах, как и на Крите, свободные или, скорее, полусвободные крестьяне и ремесленники. Формально они не считались рабами, но свобода их носила весьма относительный характер, так как все они находились в экономической зависимости от дворца и облагались в его пользу различными повинностями, как трудовыми, так и натуральными. Отдельные округа и городки Пилосского царства были обязаны предоставлять в распоряжение дворца определенное число ремесленников и рабочих самых различных профессий. В надписях упоминаются каменщики, портные, горшечники, оружейники, золотых дел мастера, даже парфюмеры и врачи. За свою работу ремесленники получали из дворцовой казны плату натурой подобно чиновникам, состоящим на государственной службе. Неявка на работу фиксировалась в особых документах. Среди ремесленников, работавших на дворец, особое положение занимали кузнецы. Обычно они получали от дворца так называемую таласию, т. е. задание или урок (в надписях особо отмечается, сколько кузнецов в каждой отдельной местности уже получили таласию, а сколько осталось без нее). Специальный чиновник, обязанный наблюдать за работой кузнец, вручал ему уже взвешенный кусок бронзы, а по окончании работы принимал у него изготовленные из этой бронзы изделия. О социальном положении кузнецов и фигурирующих в табличках ремесленников других специальностей известно лишь очень немногое. Вероятно, некоторые из них считались «людьми дворца» и состояли на постоянной службе либо в самом дворце, либо в одном из связанных с ним святилищ. Так, в некоторых из пилосских табличек упоминаются «кузнецы владычицы» («владычица» — обычный эпитет верховной богини пилосского пантеона). Другую категорию ремесленников, по всей видимости, составляли свободные общинники, для которых работа на дворец была лишь временной повинностью. Ремесленники, привлекавшиеся на государственную службу, не лишались личной свободы. Они могли владеть землей и даже рабами, как и все другие члены общины.
Документы из архива Пилосского дворца содержат важные сведения также и о системе землевладения. Анализ текстов табличек позволяет сделать вывод, что вся земля в Пилосском царстве делилась на две основные категории: 1) землю дворца, или государственную, и 2) землю, принадлежавшую отдельным территориальным общинам. Государственная земля, за исключением той ее части, которая находилась под непосредственным контролем дворцовой администрации, распределялась на правах условного держания, т. е. при условии выполнения той или иной службы в пользу дворца, между сановниками из числа военной и жреческой знати. В свою очередь, эти держатели могли сдавать полученную землю небольшими участками в аренду каким- нибудь другим лицам, например уже упоминавшимся «божьим рабам». Примерно так же использовала принадлежавшую ей землю и территориальная (сельская) община, или дамос, как она обычно называется в табличках. Основная часть общинной земли, очевидно, делилась на наделы с приблизительно одинаковой доходностью. Эти наделы распределялись внутри самой общины между составляющими ее семьями. Земля, остававшаяся после раздела, опять-таки сдавалась в аренду. Дворцовые писцы с одинаковым усердием регистрировали в своих табличках участки как той, так и другой категории. Отсюда следует, что общинные земли, так же как и земли, принадлежавшие непосредственно дворцу, находились под контролем дворцовой администрации и эксплуатировались ею в интересах централизованного государственного хозяйства.
В документах Кносского и Пилосского архивов дворцовое хозяйство микенской эпохи предстает перед нами как широко разветвленная экономическая система, охватывающая практически все основные отрасли производства. Частное хозяйство, хотя, по-видимому, оно уже существовало в микенских государствах, находилось в фискальной (податной) зависимости от «государственного сектора» и играло при нем лишь подчиненную, второстепенную роль. Государство монополизировало важнейшие отрасли ремесленного производства, например кузнечное ремесло, и установило строжайший контроль над распределением и потреблением дефицитных видов сырья, прежде всего металла. Ни один килограмм бронзы, ни один наконечник копья или стрелы не мог ускользнуть от бдительного взора дворцовой бюрократии. Весь металл, находившийся в распоряжении как государства, так и частных лиц, тщательно взвешивался, учитывался и фиксировался писцами дворцового архива на глиняных табличках. Централизованное дворцовое или храмовое хозяйство типично для древнейших классовых обществ, существовавших в Средиземноморье и на Ближнем Востоке в эпоху бронзы. С многообразными вариантами этой экономической системы мы сталкиваемся в III—II тысячелетиях до н. э. в храмовых городах Шумера и Сирии, в династическом Египте, в Хеттском царстве и дворцах минойского Крита.
5. Организация государственного управления. Основанное на принципах строжайшего учета и контроля дворцовое хозяйство нуждалось для своего нормального функционирования в развитом бюрократическом аппарате. Документы Пилосского и Кносского архивов показывают этот аппарат в действии, хотя многие детали его организации остаются пока неясными ввиду крайнего лаконизма текстов табличек. Помимо штата писцов, служивших непосредственно в дворцовой канцелярии и архиве, в табличках упоминаются многочисленные чиновники фискального ведомства, ведавшие сбором налогов и наблюдавшие за выполнением разного рода повинностей. Так, из документов Пилосского архива мы узнаем, что вся территория царства была разбита на 16 податных округов, во главе которых стояли наместники-коретеры. Каждый из них отвечал за исправное поступление в дворцовую казну податей с вверенного ему округа (в состав податей входил прежде всего металл: золото и бронза, а также различные виды сельскохозяйственных продуктов). В подчинении у коретера находились чиновники низшего ранга, управлявшие отдельными поселениями, входившими в состав округа. В табличках они именуются «басилеями». Басилеи осуществляли надзор за производством, например за работой кузнецов, состоявших на государственной службе. Сами коретеры и басилеи находились под неусыпным контролем центральной власти. Дворец постоянно напоминал о себе местной администрации, рассылая во все стороны вестников и курьеров, инспекторов и ревизоров.
Кто же приводил в движение весь этот сложный механизм и направлял его работу? Таблички микенских архивов дают ответ и на этот вопрос. Во главе дворцового государства стоял человек, именуемый «ванака», что соответствует греческому «(в)анакт», т. е. «господин», «повелитель», «царь». К сожалению, в надписях ничего не говорится о политических функциях и правах ванакта. Поэтому мы не можем с уверенностью судить о том, какой характер имела его власть. Ясно, однако, что среди правящей знати ванакт занимал особое привилегированное положение. Принадлежащий царю земельный надел — темен (о нем упоминает один из документов Пилосского архива) — в три раза превосходил земельные наделы других высших должностных лиц: его доходность определяется цифрой в 1800 мер. В распоряжении царя находилась многочисленная челядь. В табличках у поминаются «царский горшечник», «царский сукновал», «царский оружейник». Среди подчиненных царю Пилоса чиновников высшего ранга одно из наиболее видных мест занимал лавагет, т. е. воевода или военачальник. Как показывает сам титул, в его обязанности входило командование вооруженными силами Пилосского царства. Кроме ванакта и лавагета, в надписях упоминаются и другие должностные лица, обозначаемые терминами «телест», «экет», «дамат» и пр. Точное значение этих терминов остается пока неизвестным. Однако кажется довольно вероятным, что в этот круг высшей знати, тесно связанной с дворцом и составлявшей ближайшее окружение пилосского ванакта, входили, во-первых, жрецы главных храмов государства (жречество вообще пользовалось в Пилосе, как и на Крите, очень большим влиянием), во-вторых, высшие военные чины, прежде всего предводители отрядов боевых колесниц, которые в те времена были главной ударной силой на полях сражений. Таким образом, пилосское общество представляло собой подобие пирамиды, построенной по строго иерархическому принципу. Верхнюю ступень в этой иерархии сословий занимала военно-жреческая знать во главе с царем и военачальником, сосредоточившая в своих руках наиболее важные функции как экономического, так и политического характера. В непосредственном подчинении у правящей верхушки общества находились многочисленные чиновники, действовавшие на местах и в центре и составлявшие в совокупности мощный аппарат угнетения и эксплуатации трудящегося населения Пилосского царства. Составлявшие основание всей этой пирамиды крестьяне и ремесленники не принимали никакого участия в управлении государством*. Ниже, чем они, стояли рабы, занятые на различных работах в дворцовом хозяйстве.
6. Взаимоотношения ахейских царств. Троянская война. Угасание микенской цивилизации. Дешифровка линейного письма Б не смогла решить все проблемы социально- экономической и политической истории микенской эпохи. Многие важные вопросы все еще остаются без ответа. Мы не знаем, например, какие отношения существовали между отдельными дворцовыми государствами: составляли они, как думают некоторые ученые, единую ахейскую державу под эгидой царя Микен — самого могущественного из всех правителей тогдашней Греции — или же вели совершенно обособленное и независимое существование? Последнее кажется более вероятным. Едва ли случайно, что почти каждый из микенских дворцов был окружен мощными оборонительными стенами, которые должны были надежно защищать его обитателей от враждебного внешнего мира и прежде всего от ближайших соседей. Циклопические стены Микен и Тиринфа свидетельствуют о почти непрерывной вражде этих двух государств, деливших между собой плодородную Аргосскую равнину. Греческие мифы рассказывают о кровавых усобицах ахейских владык, об упорной борьбе за первенство, которую вели между собой соперничающие династии Средней Греции и Пелопоннеса. В одном из них повествуется, например, о том, что семь царей Аргоса пошли походом на Фивы — богатейший из городов Беотии — и после ряда неудачных попыток и гибели некоторых из них взяли и разрушили город. Раскопки показали, что микенский дворец в Фивах, действительно, был сожжен и разрушен в XIV в. до н. э. задолго до того, как погибли другие дворцы и цитадели.
Напряженные отношения, существовавшие между ахейскими государствами на протяжении почти всей их истории, не исключают, однако, того, что в отдельные моменты они могли объединяться для каких-нибудь совместных военных предприятий. Примером такого предприятия может служить знаменитая Троянская война, о которой повествует Гомер. Если верить «Илиаде», в походе на Трою принимали участие почти все основные области ахейской Греции от Фессалии на севере до Крита и Родоса на юге. Предводителем всего войска был избран с общего согласия участников похода микенский царь Агамемнон. Не исключено, что Гомер преувеличил подлинные масштабы ахейской коалиции и приукрасил сам поход. Тем не менее историческая реальность этого события сейчас почти ни у кого не вызывает сомнений*. Троянская война была лишь одним, хотя, по-видимому, и наиболее значительным из проявлений военной и колонизационной экспансии ахейцев в Малой Азии и Восточном Средиземноморье. В течение XIV—XIII вв. до н. э. многочисленные ахейские поселения (на них указывают большие скопления типично микенской керамики) появились на западном и южном побережьях Малой Азии, примыкающих к ним островах — Родосе и Кипре — и даже на сиро-финикийском побережье Средиземного моря. Повсюду в этих местах микенские греки перехватывают торговую инициативу из рук своих предшественников минойцев**. Сам Крит, как мы уже говорили, был еще раньше (в XV в.) колонизирован ахейцами и стал главным плацдармом в их продвижении на Восток и на Юг. Успешно совмещая занятия торговлей с пиратством, ахейцы вскоре становятся одной из самых заметных политических сил Восточного Средиземноморья. В документах из столицы Хеттского царства Богазкея государство Аххиява (вероятно, одно из ахейских государств в западной части Малой Азии и на прилегающих островах) ставится в один ряд с сильнейшими державами той эпохи: Египтом, Вавилоном, Ассирией. Из этих документов видно, что правители Аххиявы поддерживали тесные дипломатические контакты с хеттскими царями. Еще на рубеже XIII—XII вв. отряды ахейских добытчиков, пришедшие с Крита или с Пелопоннеса, принимали участие в набегах коалиции «народов моря» на Египет. В египетских надписях, повествующих об этих событиях, упоминаются наряду с другими племенами народы Экевеш и Денен, что может соответствовать греческому Ахайвой и Данаой — обычные наименования ахейцев у Гомера. Колониальная экспансия ахейских государств охватила также и часть Западного Средиземноморья, в основном те же его районы, которые будут освоены греками много позже, в эпоху Великой колонизации. Раскопки показали, что микенское поселение существовало на месте более позднего греческого города Тарента на южном побережье Италии. Значительные находки микенской керамики были сделаны на острове Искья в Неаполитанском заливе, на восточном побережье Сицилии, на Липарских островах и даже на Мальте.
В то время, когда Египет отражал натиск «народов моря», над самой ахейской Грецией уже сгущались тучи. Последние десятилетия XIII в. до н. э. были временем крайне тревожным и неспокойным. В Микенах, Тиринфе, Афинах и других местах спешно восстанавливаются старые и возводятся новые укрепления. Воздвигается массивная стена на Истме (узкий перешеек, связывающий Среднюю Грецию с Пелопоннесом), явно рассчитанная на то, чтобы оградить микенские государства на юге Балканского полуострова от какой-то опасности, надвигающейся с севера. Среди фресок Пилосского дворца привлекает внимание одна, созданная незадолго до его гибели. Художник изобразил на ней кровопролитное сражение, в котором участвуют, с одной стороны, ахейские воины в панцирях и характерных рогатых шлемах, с другой — какие-то варвары, одетые в звериные шкуры, с длинными распущенными волосами. По всей видимости, эти дикари и были теми людьми, которых так боялись и ненавидели обитатели микенских твердынь, против которых они возводили все новые и новые укрепления. Археологические исследования показывают, что в непосредственной близости от основных очагов микенской цивилизации на севере и северо-западе Балканского полуострова (области, именовавшиеся в древности Македонией и Эпиром) шла совсем иная жизнь, весьма далекая от роскоши и великолепия ахейских дворцов. Здесь обитали племена, стоявшие на крайне низком уровне развития и, очевидно, еще не вышедшие из стадии родоплеменного строя. Об их культуре мы можем судить по грубой лепной керамике и примитивным глиняным идолам, составляющим сопровождающий инвентарь огромного большинства погребений в этих районах. Следует, однако, заметить, что при всей своей отсталости племена Македонии и Эпира были уже знакомы с употреблением металла и их оружие в чисто техническом отношении, по-видимому, не уступало микенскому.
В конце XIII в. племенной мир всего северобалканского региона в силу каких-то неизвестных нам причин пришел в движение. Огромная масса варварских племен, включавшая в себя как народы, говорившие на различных диалектах греческого языка (сюда входят дорийский и близкий к нему западногреческий диалекты), так, по-видимому, и народности негреческого, фракийско-иллирийского происхождения, снялась с насиженных мест и устремилась на юг, в богатые и процветающие области Средней Греции и Пелопоннеса. Маршрут, по которому шло вторжение, отмечен следами развалин и пожарищ. На своем пути пришельцы захватили и разрушили множество микенских поселений. Погиб в огне пожара Пилосский дворец. Само место, на котором он стоял, было предано забвению. Серьезно пострадали, хотя, по-видимому, и не были захвачены, цитадели Микен и Тиринфа. Хозяйству микенских государств был нанесен непоправимый ущерб. Об этом свидетельствует быстрый упадок ремесла и торговли в районах, наиболее пострадавших от вторжения, а также резкое сокращение численности населения. Таким образом, на рубеже XIII—XII вв. микенская цивилизация перенесла страшный удар, после которого она уже не смогла оправиться.
Можно указать на несколько причин упадка микенской цивилизации. Одной из важных причин падения ахейских государств было истощение внутренних ресурсов, растрата огромных материальных и людских резервов в результате многолетней Троянской войны и кровавых междоусобиц между отдельными ахейскими царствами и внутри правящих династий…. В этих условиях дополнительные траты на разорительные войны (включая Троянскую) не могли не привести к перенапряжению внутреннего потенциала и его истощению.
Рафинированная ахейская цивилизация с ее блестящим фасадом была обществом внутренне непрочным. Она не столько наращивала общественное производство, сколько растрачивала имеющиеся ресурсы, подтачивала основы своего могущества и благосостояния. Во время начавшихся на рубеже XIII—XII вв. до н. э. крупных племенных передвижений на Балканах и Малой Азии (среди них находились и дорийские племена) микенские государства, внутренне ослабленные комплексом глубоких противоречий, не выдержали натиска воинственных племен. Последовавший за племенными перемещениями быстрый распад крупнейших микенских государств объясняется не столько силой северных варваров, сколько непрочностью их внутренней структуры, основой которой была, как мы видели, систематическая эксплуатация и угнетение сельского населения немногочисленной замкнутой в себе дворцовой элитой и ее бюрократическим аппаратом. Достаточно было уничтожить правящую верхушку дворцовых государств, чтобы вся эта сложная постройка развалилась, как карточный домик.
Дальнейший ход событий во многом неясен: слишком скуден имеющийся в нашем распоряжении археологический материал. Основная часть варварских племен, принимавших участие во вторжении, по-видимому, не удержалась на захваченной ими территории (опустошенная страна не могла прокормить такую массу людей) и отхлынула на север — на свои исходные позиции. Лишь небольшие племенные группы дорийцев и родственных им западногреческих народностей обосновались в прибрежных районах Пелопоннеса (Арголида, области близ Истма, Ахайя, Элида, Лакония и Мессения). Отдельные островки микенской культуры продолжали существовать вперемешку с вновь основанными поселениями пришельцев вплоть до конца XII в. В это время последние из переживших катастрофу конца XIII в. ахейские цитадели пришли в окончательный упадок и были навсегда покинуты своими обитателями. Тогда же наблюдается массовая эмиграция с территории Балканской Греции на Восток — в Малую Азию и на близлежащие острова. В колонизационном движении принимали участие, с одной стороны, уцелевшие остатки ахейского населения Пелопоннеса, Средней и Северной Греции, которые именуются теперь ионийцами и эолийцами, с другой — дорийские новопоселенцы. Результатом этого движения было образование на западном побережье Малой Азии и на островах Лесбосе, Хиосе, Самосе, Родосе и других множества новых поселе ний, среди которых самыми крупными были ионийские города Милет, Эфес, Колофон, эолийская Смирна, дорийский Галикарнас. Здесь в ионийских и эолийских колониях спустя несколько столетий возник новый вариант греческой культуры, резко отличающийся от предшествующей ему микенской цивилизации, хотя и вобравший в себя некоторые из ее основных элементов.
Как и в странах Древнего Востока, в частности в Древнем Египте, Месопотамии, Восточном Средиземноморье, процесс исторического развития в Эгейском бассейне в III—II тысячелетиях до н. э. протекал в рамках общих закономерностей разложения родовой организации через ее социальную дифференциацию, вызванную совершенствованием производительных сил, и социальную напряженность, которая, в свою очередь, определяла появление государственного аппарата, призванного обеспечить известный порядок в обществе и создать условия для его дальнейшего развития. Как и в странах Древнею Востока, первые классовые общества в Эгейском бассейне возникают в рамках небольших государственных образований, объединяющих несколько общин с одним административным центром, который вместе с тем был и средоточием культа. Подобные государства впервые возникли на о. Крит в конце III тысячелетия до н. э. Дальнейшее развитие этих мелких образований привело к созданию крупного территориального государства, объединявшего не только весь Крит, но и ряд островов южной части Эгейского моря и восточных прибрежных областей Балканского полуострова (морская держава Миноса).
Возникновение первых ростков цивилизации в Эгеиде относится к более позднему времени, чем в долине Нила или Двуречья, где общество достигло известной зрелости и к концу III тысячелетия до н. э. насчитывало тысячу лет. Как показывает исследование конкретного материала, более древние цивилизации Ближнего Востока оказывали на процесс внутреннего развития критского общества стимулирующее влияние. Вместе с тем нельзя преувеличивать степень этого влияния. В частности, оно, довольно сильное для Крита, было значительно более слабым для государств материковой Греции. Как свидетельствуют многочисленные археологические данные, развитые неолитические культуры в Балканской Греции VI—IV тысячелетий до н. э. стали богатой основой для возникновения культур бронзового века, а затем и древнейшей греческой цивилизации.
Для исторических судеб древнейшего населения Балканской Греции, так же как и других народов древности, природная среда обитания имела огромное значение. Как известно, раннему рождению цивилизации на Древнем Востоке способствовало создание орошаемого земледелия в речных долинах с плодородной почвой. В южной части Балканского полуострова природные условия были иными. Каменистая, трудная для возделывания почва, расчлененность территории многочисленными горными хребтами на мелкие изолированные долины создавали отличные от древневосточных обществ условия для общественного и экономического развития. Огромную роль в развитии отдельных центров Греции II тысячелетия до н. э. играло освоение моря, т. е. получение морских продуктов питания и возможность связей с другими народами по морским путям. По мере того как жителям Балканской Греции удавалось покорять море, шло становление эллинской цивилизации. Создание критской морской державы, постоянные морские контакты микенских греков с восточным побережьем Средиземного моря, Сицилией и Италией на Западе — показатель овладения морем еще во II тысячелетии до н. э.
Особую роль море играло в жизни жителей многочисленных островов Эгейского моря: Лемноса и Лесбоса, Киклад и Родоса. Ограниченность островной территории не позволяла сосредоточиться на преимущественном занятии земледелием, с одной стороны, с другой — богатство недр полезными ископаемыми — рудами, камнем, хорошей глиной — способствовало развитию ремесленного производства, заставляло жителей искать средства к жизни путем организации ремесла, развития рыболовства, активной морской торговли, кораблестроения и смелого пиратства, что не могло не стимулировать частную предприимчивость и мобильность населения.
Внутреннее развитие общества в Эгеиде II тысячелетия до н. э. проходило в рамках мелких государственных образований. В островной зоне Эгеиды эти мелкие государства, по всей вероятности, представляли собой аристократические структуры, решающую роль в них играла предприимчивая, связанная с морской торговлей и пиратством олигархия, жившая в довольно комфортабельных и благоустроенных домах, так называемых патрицианских особняках, открытых археологами. Правящая элита, видимо, представляла и возглавляла общинную организацию островного населения, восходящую к родовому устройству. Отсутствие дворцово-храмовых комплексов и неприступных цитаделей сводило к минимуму роль придворного и военного элемента, связанную с царским дворцом иерархию сословий и обеспечивало так сказать республиканский (вернее, будущий полисный) вариант общественного развития. Однако этот путь развития, формирующийся в островной зоне Эгейского моря, не получил своего естественного продолжения, был заторможен, а затем и прерван, поскольку мелкие острова-государства были захвачены в разные периоды II тысячелетия ведущими монархическими державами Крита или ахейской Греции.
Ведущими стали государства с монархическим устройством. По своей структуре эти мелкие государства состояли из дворцового центра, резиденции правителя, его администрации, жречества, составлявших большую часть господствующего класса, и разбросанных по территории всего государства родовых общин. Производственной основой общества были централизованное дворцовое хозяйство, в котором работали рабы и зависимые работники, и родовые коллективы, где велось примитивное земледелие и скотоводство, поставлявшее излишки продукции в пользу царского дворца и местной аристократии. В отличие от стран Древнего Востока, где монархические режимы и связанная с ними аристократия как основная часть господствующего класса играли важную роль в организации земледелия, контролируя систему искусственного орошения, на Крите и в Балканской Греции примитивные монархии принимали минимальное участие в организации производства. Общины, жившие в условиях примитивного быта, были лишь объектом их насильственной эксплуатации. Это противоречие между протогородом с обширным царским хозяйством и эксплуатируемыми общинами, сохранявшими родовое устройство, определило внутреннюю слабость критских и ахейских государств. Постоянные войны, которые велись между мелкими враждующими царствами, еще более подтачивали силу этих внутренне непрочных государств. Свою роль играл и фактор этнической неоднородности Эгейского мира, как правило, чреватый раздорами и конфликтами. Греки-ахейцы, исконное негреческое население Крита — минойцы, местные племена Балканского полуострова, жившие здесь до вторжения ахейцев — пеласги и лелеги, карийцы — имели свои культурные и этнические традиции и это не могло не влиять на общую нестабильность исторической ситуации, хотя в нашем распоряжении нет точных данных о каких-либо этнических столкновениях или войнах во II тысячелетии до н. э. Потребовавшая большого напряжения Троянская война, давление с севера дорийских племен, начавших медленное движение в южном направлении, привели к постепенному разрушению микенских дворцов и падению олицетворяемой ими государственности, цивилизации, бюрократического уклада хозяйства. Напротив, родовые общины сохранили свою структуру и продолжали существовать в новых условиях. Проникновение дорийских племен, живших в сходных условиях доклассового быта, лишь укрепили в целом родовые отношения, которые заняли господствующее положение в Греции рубежа II—I тысячелетий до н. э. Уничтожение микенской аристократии как носителей классового общества и государственности, паразитических резиденций, дворцов с их роскошью, утонченным искусством, письменностью привело к общему понижению социально-экономического и культурного уровня Греции, которая в целом вернулась к родоплеменной структуре общественного устройства.
Ю.В.Андреев.
Лекция 4. Архаическая Греция. VIII-VI вв. до н.э.
В историческом развитии Древней Греции на рубеже IX—VIII вв. до н. э. произошли глубокие изменения. Мелкие, изолированные друг от друга родовые и сельские общины превращаются в новые социально-политические организмы, в недрах которых начинается интенсивное экономическое развитие, между разными социальными группами возникают острые противоречия, перерастающие в кровопролитные столкновения, складывается система государственных органов, создается высокая культура. Эти новые социально-политические организмы, получившие название полисов, стали основными ячейками древнегреческого общества, государства и культуры.
Полисы формировались не только из родовых общин предшествующего времени, но и зачастую создавались заново путем основания новых поселений — колоний, выводимых из городов Эгейского бассейна на побережье Средиземного и Черного морей. Полисы как первого, так и второго типа создавали свою внутреннюю структуру на протяжении нескольких столетий, этот процесс завершился в большинстве городов Греции лишь в конце VI в. до н. э.
Формирование полисного строя составляет содержание процесса исторического развития Древней Греции в архаический период VIII—VI вв. до н. э.