Адриан. голова статуи. 117-138 гг. н. э.

В конце жизни уставший и впавший в меланхо­лию император поселяется в своей роскошной вил­ле в Тибуре, недалеко от Рима, где по его приказу было воспроизведено всё, что поразило императора во время путешествий. Адриан был человеком кап­ризным, подозрительным и жестоким. В старости эти стороны его характера стали особенно заметны­ми, но умный политик и государственный деятель всегда брали в нём верх над капризами, поэтому, долго не решаясь назвать своего преемника, он в конце концов остановил свой выбор на наиболее достойном — Тите Аврелии Антонине.

Антонин Пий. Бюст. Мрамор. 138-261 гг. н. э. Неаполь. Национальный музей.

Правление Антонина Пия («Благочестивый» — так прозвали современники Тита Аврелия Антони­на) было мирным и спокойным (138—161 гг.). Ка­залось, нет такой силы, которая могла бы нарушить покой и величие Рима. В 161 г., после смерти Антонина Пия, сбылась мечта величайших античных мыслителей — государство возглавил император-философ Марк Аврелий. «Он обладал всеми добро­детелями и божественным умом», — так характе­ризует Марка Аврелия античный биограф. Но, по иронии судьбы, именно в годы правления Марка Аврелия (161—180 гг.) Римской империи приш­лось претерпеть страшные беды.

Пришли в движение варварские племена, жив­шие на границах империи; перешли в наступление парфяне. Император метался от одной границы к другой, империя напрягала все свои силы, чтобы не допустить продвижения варваров в глубь Среди­земноморья. На востоке удалось вытеснить парфян из Сирии и заключить с ними мир, но вернувшаяся домой армия принесла с собой страшную болезнь — чуму. Эпидемия чумы, свирепствовавшая несколь­ко десятилетий, привела к обнищанию и опустошению многих областей римского государства. Сам Марк Аврелий скончался от этой болезни в Виндобоне (Вене) в марте 180 г.

Ещё в 176 г. он назначил своим соправителем и наследником родного сына Коммода. Говорили, что Марк Аврелий, зная, сколь легкомыслен и развра­щён его сын, желал его смерти. Однако иного пра­вителя для Рима он не нашёл. Став императором, Коммод быстро прекратил войну с германскими и сарматскими племенами на дунайской границе, по­обещав их вождям ежегодные щедрые подарки.

Вернувшись в Рим, 19-летний импера­тор предался такому веселью, о каком Рим успел уже давно забыть. Одетый в львиную шкуру и с палицей в руке, разыгрывая из себя Геркулеса, он избивал на арене цирка безза­щитных зверей и людей. Знать составляла загово­ры, шайки разбойников разоряли Италию, а Ком-мод продолжал свои сумасбродства. Наконец он по­селился в гладиаторской казарме, где и был убит заговорщиками в 193 г.

Коммод в образе Геркулеса. Мрамор. 190 г. н. э. Рим.

Эпоха правления Антонинов закончилась. Рим­ская империя вошла в полосу длительного и тяжё­лого кризиса. У неё ещё оказалось достаточно сил, чтобы преодолеть его, но III век стал веком заката античной цивилизации.

КОНСТАНТИН ВЕЛИКИЙ.

ПРИНЯТИЕ ХРИСТИАНСТВА

Около 285 г. н. э. в Наиссусе, у цезаря Флавия Валерия Констанция I Хлора, римского на­местника в Галлии, и его жены Елены Флавий родился сын Флавий Валерий Константин. Сам Констанций Хлор был человеком скромным, мяг­ким и учтивым. В религиозном отношении он был монотеистом, поклонялся богу солнца Солу, кото­рый во времена Империи отождествлялся с вос­точными божествами, в особенности с персидским богом света Митрой — богом солнца, богом договора и согласия. Именно этому божеству он и посвятил свою семью. Елена же, по одним источникам, была христианкой (в окружении Констанция было много

христиан, и он относился к ним очень доброжела­тельно), по другим — язычницей. В 293 г. Констанций и Елена вынуждены были развестись по политическим мотивам, но бывшая жена занимала по-прежнему почётное место при его дворе. Сына Констанций должен был с юных лет отправить ко двору императора Диоклетиана в Никомедию.

К тому времени христианская церковь играла уже очень большую роль в жизни Империи и хри­стианами были миллионы людей — от рабов до выс­ших чиновников государства. Много христиан было и при дворе в Никомедии. Однако в 303 г. Диоклетиан под влиянием своего зятя Галерия, грубого и

суеверного язычника, решил уничто­жить христианскую церковь. Начались самые страшные гонения на новую ре­лигию за всю историю Империи. Тысячи и тысячи людей были зверски замучены за одну принадлеж­ность к церкви. Именно в этот момент юный Кон­стантин оказался в Никомедии и был свидетелем этой вакханалии убийств, вызвавшей в нём скорбь и сожаления. Воспитанный в обстановке веротерпи­мости, Константин не понимал политики Диокле­тиана. Сам Константин продолжал чтить Митру-Солнце, и все его помыс­лы были направлены на то, чтобы укрепить своё положение в той сложной обстановке и найти доро­гу к власти.

В 305 г. император Ди­оклетиан и его соправи­тель Максимиан Геруклий, утомлённые полити­кой, отреклись от власти. На востоке Империи власть перешла к Галерию, а на западе — к Кон­станцию Хлору и Максенцию. Констанций Хлор был уже тяжело болен и просил Галерия отпус­тить его сына Константи­на из Никомедии, но Галерий оттягивал реше­ние, опасаясь соперника. Только через год Констан­тину, наконец, удалось получить согласие Галерия на отъезд. Смертель­но больной отец благосло­вил сына и передал ему командование войсками в Галлии.

В 311 г. страдающий неизвестным недугом Галерий решил прекратить гонения на христиан. Ви­димо, он подозревал, что его бо­лезнь — «месть бога христиан». Поэтому он позволил христианам «свободно собираться на свои сходки» и «возносить молитвы о безопасности императора». Через не­сколько недель Галерий умер; при его преемниках гонения на христиан возобновились, правда, в меньших размерах.

Максенций и Лициний были двумя августами, а Константин провозглашён сенатом главным авгус­том. На следующий год на западе Империи нача­лась война между Константином и Максенцием, по­скольку Максенций претендовал на то, чтобы стать единоличным правителем. Лициний примкнул к Константину. Из 100-тысячного войска, раскварти­рованного в Галлии и находящегося в распоряже­нии Константина, он смог выделить только четвёр-

Константин Великий.

Бронза. 330 г. н. э. Рим.

тую часть, а у Максенция было 170 тыс. пехоты и 18 тыс. конницы. Поход Константина на Рим начи­нался, таким образом, в неблагоприятных для него условиях. Языческим богам были принесены жерт­вы с целью вопрошения о будущем; предсказания были плохими. Осенью 312 г. небольшая армия Константина подошла к Риму. Константин как бы бросал вызов «вечному городу» — всё было против него. Именно в это время религиозному цезарю ста­ли являться видения, укрепившие его дух. Сначала он увидел во сне в восточной части неба огромный огненный крест. А вскоре ему явились ангелы, гово­рящие: «Константин, сим победишь ». Вдохновлён­ный этим, цезарь прика­зал начертать на щитах солдат знак имени Хрис­та. Дальнейшие события подтвердили видения им­ператора.

Повелитель Рима Максенций не покидал горо­да, получив предсказание оракула, что погибнет, ес­ли выйдет за ворота Рима. Войной командовали его полководцы, и она разви­валась успешно, учиты­вая огромный численный перевес. Роковым днём для Максенция стала го­довщина получения им власти — 28 октября. Сра­жение вспыхнуло под сте­нами города, и солдаты Максенция имели явный перевес и лучшую страте­гическую позицию, но со­бытия как бы подтверж­дают пословицу: «Кого Бог хочет наказать, того он лишает разума». Вне­запно Максенций решил обратиться за советом к «Сивиллиным книгам» (сборник изречений и предсказаний, слу­живший для официальных гада­ний в Древнем Риме) и прочёл предсказание, что в этот день погибнет враг римлян. Воодушевлённый этим предсказанием, Максенций покинул город и появился на поле боя. При переходе Мульвинского моста возле Рима мост обрушился за спиной импе­ратора; войска Максенция охватила паника, они бросились бежать. Сдавленный толпой, император упал в Тибр и утонул. Даже язычники видели в неожиданной победе Константина чудо. Сам же он, конечно, не сомневался, что обязан своей победой Христу.

Именно с этого момента Константин стал счи­тать себя христианином, однако крещения пока не принимал. Император понимал, что укрепление его

власти неизбежно будет связано с поступками, про­тиворечащими христианской нравственности, и по­этому не спешил. Быстрое принятие христианской веры могло не понравиться язычникам, которых было особенно много в армии. Таким образом, сло­жилась странная ситуация, когда во главе империи стоял христианин, формально не являющийся чле­ном церкви, потому что пришёл он к вере не через поиски истины, а как император (кесарь), ищущий Бога, защищающего и освящающего его власть. Это двусмысленное положение впоследствии стало ис­точником многих проблем и противоречий, но пока, в начале своего правления, Константин, как и хри­стиане, испытывал воодушевление. Отражением этого является Миланский эдикт о веротерпимости, составленный в 313 г. императором Запада Кон­стантином и императором Востока (преемником Галерия) Лицинием. Этот закон существенно отличал­ся от указа Галерия 311 г., к тому же плохо испол­нявшегося.

Миланский эдикт провозглашал веротерпи­мость: «Свободы в религии стеснять не должно, на­против, нужно предоставить право заботиться о Бо­жественных предметах уму и сердцу каждого, по собственному его произволению». Это был очень смелый шаг, имевший огромное значение. Провоз­глашённая императором Константином религиоз­ная свобода надолго осталась мечтой человечества. Сам же император впоследствии не раз изменял это­му принципу. Эдикт предоставлял христианам пра­во распространять своё учение и обращать новых членов в свою веру. До сих пор это им было запре­щено как «иудейской секте» (обращение в иудаизм по римским законам каралось смертью). Констан­тин приказал вернуть христианам всё имущество, конфискованное во время преследований.

Хотя в период правления Константина провоз­глашённое им равноправие язычества и христиан­ства соблюдалось (император разрешал родовой культ Флавиев и даже строительство храма «своему божеству»), все симпатии власти были, конечно, на стороне новой религии, и Рим украсила статуя Кон­стантина с поднятой для крестного знамения пра­вой рукой.

Император внимательно следил за тем, чтобы христианская церковь обладала всеми привилегия­ми, которыми пользовались языческие жрецы (на­пример, освобождение от казённых повинностей). Более того, вскоре епископам дали право юрисдик­ции (ведения суда, судопроизводства) в граждан­ских делах, право отпускать рабов на свободу; тем самым христиане получили как бы свой собствен­ный суд. Через 10 лет после принятия Миланского эдикта христианам было разрешено не участвовать в языческих празднествах. Таким образом, новое значение церкви в жизни Империи получило юри­дическое закрепление почти во всех областях жиз­ни.

Политическая жизнь Римской империи между тем шла своим чередом. В 313 г. Лициний и Кон­стантин остались единственными властителями Ри­ма. Уже в 314 г. Константин и Лициний вступили

в борьбу между собой; император-хри­стианин победил в двух сражениях и добился присоединения к своим владе­ниям почти всего Балканского полуострова, а ещё через 10 лет между двумя соперничающими влады­ками произошло решающее сражение. У Констан­тина было 120 тыс. пехоты и конницы и 200 не­больших судов, а у Лициния — 150 тыс. пехоты, 15 тыс. конницы и 350 больших трёхвёсельных га­лер. Тем не менее войско Лициния было разбито в сухопутном бою под Адрианополем, а сын Констан­тина Крисп разгромил флот Лициния в Геллеспонте (Дарданеллах). После ещё одного поражения Лициний сдался в плен. Победитель обещал ему жизнь в обмен на отречение от власти. Однако драма на этом не закончилась. Лициний был выслан в Фессалоники и через год казнён. В 326 г. по приказу Константина был убит и его десятилетний сын, Лициний Младший, несмотря на то что его мать, Кон­станция, была сводной сестрой Константина.

Одновременно с этим император повелел убить и своего родного сына Криспа. Причины этого не­известны. Одни современники считали, что сын участвовал в каком-то заговоре против отца, дру­гие — что его оклеветала вторая жена императора, Фауста (Крисп был сыном Константина от первого брака), стремясь расчистить дорогу к власти для своих детей. Через несколько лет погибла и она, заподозренная императором в нарушении супруже­ской верности.

Несмотря на кровавые события во дворце, рим­ляне любили Константина — он был сильным, кра­сивым, вежливым, общительным, любил юмор и отлично владел собой. В детстве Константин не по­лучил хорошего образования, но образованных лю­дей уважал.

Внутренняя политика Константина заключалась в постепенном содействии превращению рабов в за­висимых крестьян — колонов (одновременно с рос­том зависимости и свободных крестьян), укрепле­нии государственного аппарата и увеличении нало­гов, в широком предоставлении сенаторского зва­ния богатым провинциалам — всё это усиливало его власть. Император распустил преторианскую гвар­дию, справедливо считая её источником внутриго­сударственных заговоров. К службе в армии ши­роко привлекались варвары — скифы, германцы. При дворе было очень много франков, и Константин первым стал назначать варваров консулами. Одна­ко в Риме император чувствовал себя неуютно и в 330 г. основал новую столицу государства — «Но­вый Рим» — на месте торгового греческого города Византия, на европейском берегу пролива Босфор. Через некоторое время новая столица стала назы­ваться Константинополем. С годами Константин всё больше и больше тяготел к роскоши, и его двор в новой (восточной) столице был очень похож на двор восточного владыки. Император одевался в пёстрые шёлковые, расшитые золотом одежды, носил на­кладные волосы и ходил в золотых браслетах и оже­рельях.

В целом 25-летнее правление Константина I

проходило мирно, если не считать на­чавшейся именно при нём церковной смуты. Причиной этой смуты кроме ре­лигиозно-богословских споров было то, что взаимо­отношения императорской власти (кесаря) и цер­кви оставались невыясненными. Пока императором был язычник, христиане решительно защищали свою внутреннюю свободу от посягательств, но с по­бедой императора-христианина (пусть пока и не принявшего крещения) ситуация принципиально менялась. По традиции Римской империи именно глава государства был верховным арбитром во всех, в том числе и религиозных, спорах.

Первым событием был раскол в христианской церкви Африки. Часть верующих были недовольны новым епископом, так как считали его связанным с теми, кто отрёкся от веры в период гонений при Диоклетиане. Они выбрали себе другого еписко­па — Доната (их стали называть донатистами), от­казались подчиняться церковным властям и обра­тились к суду кесаря. «Какое безумие требовать су­да от человека, который сам ожидает суда Христо­ва!» — воскликнул Константин. Действительно, ведь он даже не был крещён. Тем не менее, желая мира для церкви, император согласился выступить в роли судьи. Выслушав обе стороны, он решил, что донатисты не правы, и тут же проявил свою власть: их вожди были отправлены в изгнание, а имущест­во церкви донатистов конфисковано. Это вмеша­тельство власти во внутрицерковный спор противо­речило духу Миланского эдикта о веротерпимости, однако было воспринято всеми как совершенно ес­тественное. Ни епископы, ни народ не возражали. Да и сами донатисты, жертвы гонений, не сомнева­лись в праве Константина судить этот спор — они лишь требовали, чтобы гонения обрушились на их противников. Раскол породил взаимное озлобле­ние, а гонения — фанатизм, и по-настоящему мир в африканскую церковь придёт ещё не скоро. Ос­лабленная внутренними смутами, эта провинция через несколько десятилетий стала лёгкой добычей вандалов.

Но самый серьёзный раскол произошёл на вос­токе Империи в связи со спором с арианами. Ещё в 318 г. в Александрии возник спор между епископом Александром и его диаконом Арием о личности Христа. Очень быстро в этот спор оказались втя­нуты все восточные христиане. Когда в 324 г. Кон­стантин присоединил восточную часть Империи, он столкнулся с ситуацией, близкой к расколу, что не могло его не удручать, поскольку и как христиа­нин, и как император он страстно желал церковного единства. «Верните мне мирные дни и спокойные ночи, чтобы я, наконец, нашёл утешение в чистом свете» (т. е. — единой церкви), — писал он. Для решения этого вопроса он созвал собор епископов, который состоялся в Никее в 325 г. (I Вселенский — Никейский собор 325 г.).

Прибывших 318 епископов Константин принял торжественно и с большим почётом в своём дворце. Многие епископы были жертвами гонений Диокле­тиана и Галерия, и Константин со слезами на глазах

смотрел на их увечья и шрамы. Протоколы I Все­ленского собора не сохранились. Известно лишь, что он осудил Ария как еретика и торжественно провозгласил, что Христос единосущен Богу-Отцу. Собор проходил под председательством императора и решил ещё несколько вопросов, связанных с бо­гослужением. В целом для всей империи это было, конечно, торжеством христианства. Гонимые, пре­следуемые, не имевшие другого оружия, кроме мо­литвы, христиане победили в трёхвековой борьбе самую сильную державу мира.

В 326 г. мать Константина Елена совершила па­ломничество в Иерусалим, где был найден крест Иисуса Христа. По её инициативе крест подняли и медленно поворачивали на четыре стороны света, как бы посвящая Христу весь мир. Христианство победило. Но до мира было ещё очень далеко. При­дворные епископы, и прежде всего Евсевий Кесарийский, были друзьями Ария. На соборе в Никее они согласились с его осуждением, видя настроения подавляющего большинства епископов, но потом пытались убедить императора в том, что Арий осуждён ошибочно. Константин (всё ещё не при­нявший крещения!), конечно, прислушивался к их мнению и поэтому вернул Ария из ссылки и пред­писал, вновь применяя свою императорскую власть, принять его обратно в лоно церкви (этого не произошло, т. к. Арий умер по дороге в Египет). Всех непримиримых противников Ария и сторон­ников Никейского собора, и прежде всего нового александрийского епископа Афанасия, он отправил в ссылку. Это происходило в 330—335 гг.

Вмешательство Константина привело к тому, что арианский раскол растянулся почти на весь IV век и изжит был только в 381 г. на II Вселенском соборе (Константинопольский собор 381 г.), но это случи­лось уже после смерти императора. В 337 г. Конс­тантин почувствовал приближение смерти. Всю жизнь он мечтал креститься в водах Иордана, но политические дела мешали этому. Теперь, на смерт­ном одре, больше откладывать было нельзя, и перед смертью его крестил всё тот же Евсевий Кесарийский. 22 мая 337 г. император Константин I скон­чался в Аквирионском дворце, близ Никомедии, ос­тавив трёх наследников. Прах его погребён в Апос­тольской церкви в Константинополе. Церковные историки нарекли Константина Великим и провоз­гласили его образцом христианина.

Значение Константина I Великого огромно. По сути с него началась новая эпоха и в жизни христи­анской церкви, и в истории человечества, получив­шая название «эпоха Константина», — период сложный и противоречивый. Константин первым из кесарей осознал всё величие и всю сложность сочетания христианской веры и политической влас­ти, первым попытался осознать свою власть как христианское служение людям, но при этом неиз­бежно действовал в духе политических традиций и нравов своего времени. Константин дал христиан­ской церкви свободу, выпустив её из подполья, и за это был назван равноапостольным, но при этом он слишком часто считал себя арбитром в церков-

ных спорах, подчиняя тем самым церковь государ­ству. Именно Константин первым провозгласил вы­сокие принципы веротерпимости и гуманизма, но не смог их претворить в жизнь. Начавшаяся дальше

«тысячелетняя» «эпоха Константина» будет нести на себе все эти противоре­чия её основателя.

ВОЕННОЕ ДЕЛО ДРЕВНЕЙ ЕВРОПЫ

Древнейшие периоды развития военного дела в Европе не столь ярко освещены в письменных и изобразительных источниках, как это было 4а Востоке.

Бронзовое оружие, появившееся в Южной Евро­пе несколько позже, чем в странах Востока, почти сразу достигло очень высокого уровня — и в части производства, и в части функционального совер­шенства. Основным центром развития была Эгеида, охватывающая побережья и острова нынешнего Эгейского моря, самая культурная область Европы той эпохи, откуда волны цивилизации, так сказать, распространялись в Центральную, Северную и За­падную Европу.

Уже в XV в. до н. э. в Греции, когда там ещё существовали государства греков-ахейцев, появля­ется замечательное вооружение, вполне соответ­ствующее требованиям того времени. Войско ахей­ских царств состояло из ополчения боеспособных мужчин, свободных и полноправных, которых на войне сопровождали в качестве слуг и носильщиков неполноправные члены семейных общин, а также рабы. Воины победнее были вооружены луками и стрелами, пращами, кинжалами. Они начинали бой, и, в случае победы, они же его и заканчивали: вязали пленных, добивали раненых врагов. Основ­ную боевую силу составляли зрелые мужи, воору­жённые бронзовыми мечами, иногда весьма длин­ными, с сужающимися клинками, которыми было удобнее колоть, чем рубить, а также длинными ко­пьями с массивными наконечниками и кинжалами. Защитой служили огромные щиты из пегой коро­вьей шкуры, натянутой на плетёную прутяную ос­нову либо прямоугольной формы, либо в виде циф­ры 8.

Голову воина прикрывал яйцеобразной формы шлем из многослойной кожи, обшитый рядами пластин из кабаньих клыков. Часто шлем имел нащёчники и назатыльник и увенчивался плюмажем или гребнем из конского волоса, а то и рогами быка. Голени воинов защищали толстые наголенники-га­маши из белой кожи, к которым изредка крепились спереди бронзовые овальные пластины. Перед боем воины строились стенкой — фалангой, как тысяче­летием раньше в Месопотамии. Только в Греции фаланга не исчезла так быстро...

Цари и высшая знать ахейцев сражались, стоя на двухколёсных колесницах, запряжённых коня­ми, и поражали врагов не стрелами и дротиками,

как в Месопотамии, Сирии или Египте, а длинными копьями, как хетты. Мечи и кинжалы ахейской элиты, украшенные золотом и слоновой костью, представляли собой шедевры искусства. Голову во­ина прикрывал обычно бронзовый шлем, корпус — тяжёлый сложный панцирь из крупных подогнан­ных бронзовых частей (иногда из кусков твёрдой формованной кожи), а ноги — комбинированные из кожи и бронзы наголенники. Правую руку воина защищал бронзовый трубчатый наруч. Щиты ко­лесничные бойцы-греки до X в. до н. э. не исполь­зовали, возвышаясь в кузовах повозок подобно бронзовым колоннам. Воинов на колесницах было мало, и сражались они в основном с себе подобными колесничными бойцами противника. Такой поеди­нок зачастую решал исход боя, т. к. оказывал мощ­ное моральное воздействие на рядовых бойцов: те либо безудержно рвались вперёд за своим победо­носным вождём, либо, если их предводитель был убит или ранен, обращались в бегство, в лучшем случае пытаясь спасти хотя бы его тело.

На рубеже II и I тыс. до н. э. ахейские традиции распространились на Центральную и Западную Ев­ропу. Здесь военная знать стала носить бронзовые кирасы, шлемы, щиты и поножи, часто сплошь по­крытые чеканкой и гравировкой. Оружие европей­ских воинов составляли длинные тяжёлые бронзо­вые мечи с очень изящными клинками и рукоятя­ми, роскошные секиры, мощные копья, простые по конструкции луки и стрелы с бронзовыми наконеч­никами. Немногочисленные колесницы королей были украшены мозаикой из бронзовых бляшек, цветной кожей; кони сияли бронзовыми украше­ниями сбруи. Войска древних европейцев — кель­тов, иллирийцев, фракийцев — состояли из опол­чений боеспособных мужчин племени. В центре войска находился король на колеснице, весь в блес­ке бронзы, вокруг него — свита из глав благород­ных семейств, также тяжеловооружённых. Распре­деление обязанностей между народом и королём, который считался лицом священным, было спра­ведливым: король лишался жизни в случае военной неудачи, а самые влиятельные семейства племени отдавали королю своих сыновей, служивших при нём «пажами», которые могли лишиться жизни в случае измены их родственников.

Греки, ведя постоянные войны между собой и с разнообразными «варварами», в ходе начавшейся с VIII в. до н. э. Великой колонизации создали струк-

туру войска, напоминавшую ту, что су­ществовала ещё в древнейшей Месопо­тамии. Основу его составляла фаланга, сформированная из мужей в расцвете лет, полно­правных граждан. Защитное снаряжение фалангита состояло из бронзового шлема с высоким волося­ным или металлическим гребнем, более или менее закрывавшего лицо, и бронзовой кирасы, с тече­нием времени всё натуралистичней изображавшей мускулатуру торса, либо панциря из многослойного льняного полотна или кожи, обшитой бронзовыми чешуйками. Их дополняли бронзовые «мускуль­ные» наголенники и огромный круглый щит, де­ревянная основа которого обтягивалась кожей или полотном, имела чеканный бронзовый кант и сим­волическое изображение в центре и богатую рос­пись. Этот щит, «гоплон», дал название члену фа­ланги — «гоплит». Гоплит имел два копья, одно из которых, покороче и полегче, метал в противника, вторым же — длинным и тяжёлым — колол в ближ­нем бою. После того как враг в результате стре­мительной и страшной, сопровождаемой воем труб, свистом флейт и громким пением боевого гимна, атаки ломал строй и рассыпался, фалангиты выхва­тывали из ножен мечи, либо короткие прямые обо­юдоострые, либо изогнутые однолезвийные, напо­минающие серпы, и, прикрываясь щитами с при­вешенными снизу ковриками, рубили растерявше­гося врага. Завершить сражение им помогали состо­ящие из пращников, лучников, метателей дротиков легковооружённые соединения, формировавшиеся из молодых, неполноправных членов городской об­щины и жителей деревень. Поначалу же эти воины завязывали сражение, а затем прикрывали с флан­гов фаланги.

Тяжёлая конница, известная грекам ещё с конца II — начала I тыс. до н. э., постепенно теряла своё значение на поле боя, хотя и считалась престижным родом войска, состоящим из самых богатых и знат­ных мужей. В бою они действовали копьями, обыч­но в паре с другим копейщиком-всадником, не имевшим доспехов и куда более подвижным.

Греко-персидские войны дали новый толчок раз­витию военного дела эллинов. Знаменитая битва при Марафоне в 490 г. до н. э. показала не только силу, но и слабость фаланги. Вопреки преданиям, греки в этой битве чуть ли не вдвое превосходили персов численностью. Греческой фаланге противо­стояла лёгкая пехота и небольшой отряд тяжёлой конницы. И вот атака одной-двух сотен персидских воинов против девятитысячной фаланги увенчалась прорывом стены щитов и копий. Стратегу Мильтиаду удалось вновь сомкнуть фалангу и двинуть её на неприятеля. Победа греков оказалась полной пото­му, что персидские конники пали жертвой собст­венной безрассудной храбрости, а малочисленная лёгкая пехота была бессильна против массы гоп­литов.

Мощь фаланги, особенно спартанской, насчиты­вающей обычно 8 тыс. человек, построенных в во­семь шеренг в глубину, ярко проявилась в битве при Платеях в 478 г. до н. э., где объединённое войско греков встретилось с равной по численности ар­мией персидского полководца Мардония. Мардоний лишил противника источников воды. Афиня­нам, спартанцам и их союзникам пришлось начать отход. Персы бросили в нужный момент все силы в бой и почти достигли успеха. Но спартанский пол­ководец Павсаний сумел сплотить потрёпанную фа­лангу и бросить её на врага. А удара фаланги на близком расстоянии выдержать не мог никто...

Конец V в. — первая половина IV в. до н. э. оз­наменованы бесконечными войнами греческих го­сударств между собой при активном взаимодейст­вии с Персидской державой. В это время в Греции появляются наёмники. Они были гоплитами, луч­никами, пращниками, метателями дротиков. При­чём метатели разных снарядов ценились всё боль­ше. Они были мобильней, увёртливей, их попада­ния представляли опасность для нерушимого строя фаланги: ведь каждый раненый или убитый нару­шал необходимую монолитность рядов. В то же вре­мя быть фалангитом было почётнее, а лук считался как бы «варварским» оружием.

Афинский стратег Ификрат учёл военный опыт разных полисов и ввёл в войско соединения пельтастов, имевших небольшой, плетённый из прутьев и обтянутый расписной кожей щит овальной или луновидной формы — «пельто», — и вооружённых дротиками и изогнутыми клинками —«махайрами». Защитой иногда служил и лёгкий безрукав­ный панцирь из многослойной льняной ткани или кожи, кое-где обшитый металлической чешуёй.

В 371 г. до н. э. фиванский стратег Эпаминонд впервые в античности применил боевой манёвр, по­лучивший впоследствии блестящее развитие. Про­тив построенной в 12 шеренг десятитысячной фа­ланги и 1000 всадников спартанцев и их союзников Эпаминонд выставил 1500 всадников и шеститы­сячную фалангу из 8 рядов. Однако на своём левом фланге — против лучших спартанских бойцов — он поставил «эмбалон» — ударную колонну глуби­ной в 50 шеренг, в последних рядах которой стоял «священный отряд» из 300 отборных воинов. Кон­ники обеих сторон расположились друг против дру­га перед строями гоплитов.

Когда Эпаминонд изобразил ложный отход, спартанцы ответили тем же, но тут на их всадников обрушилась фиванская конница. Вогнав спартан­ских всадников в ряды собственных гоплитов, фиванские всадники отошли, так как спартанская фа­ланга бросилась в контратаку, пытаясь охватить фланг фиванской фаланги. Но спартанский царь Клеомброт не разглядел 50 скрытых шеренг и не ожидал удара такой силы. Эмбалон всей массой под прикрытием «священного отряда» ударил на узком участке по 12 шеренгам спартанской фаланги и смял её в этом месте. Клеомброт не смог перестро­ить разбежавшуюся фалангу и погиб в неравном бою.

Воины Древней Европы: