Фландрия, белград, циндао. 5 страница
А 2 марта перешли в наступление 1-я, 12-я и 10-я русские армии. Маршал Малиновский вспоминал, как это было в 64-й дивизии 10-й армии: “Говорят, в Сувалках немцы собрали много русских пленных. Надо было их выручать. Между нашими и немецкими окопами проходил глубокий овраг с очень обрывистыми берегами, а его скаты были заплетены колючей проволокой и забросаны колючими “ежами”. Перебраться через овраг, чтобы овладеть позициями немцев, нечего было и думать. Но начальство отдало приказ: оборону немцев прорвать и овладеть Сувалками. К операции готовились скрупулезно: прямо в передовые окопы установили трехдюймовые пушки, чтобы они буквально на воздух поднимали немецкие траншеи, каждая рота получила пополнение… Ранним утром в предрассветном тумане наши орудия открыли огонь. Под прикрытием пушек и пулеметов наша пехота по-муравьиному полезла через глубокий овраг. И произошло почти невероятное: солдаты овладели-таки передними окопами противника, вернее тем, что осталось от этих окопов после обстрела прямой наводкой.…”.
12-я армия Плеве связала группу Гальвица фронтальными боями, а 18 марта под Праснышем нанесла ей еще один сокрушительный фланговый удар и одержала блестящую победу. Разгромила 2 корпуса, они понесли огромные потери, бросили всю артиллерию, их остатки в полном беспорядке отступали к границе. Русских пленных стали перегонять во внутренние области Германии, и немцы отыгрывались на них за свои поражения. Били, отбирали сапоги и заставляли идти по снегу босыми.
Победа была одержана и на берегу Балтики. Здесь в российскую территорию вдавался немецкий “аппендикс” с г.Мемелем (ныне Клайпеда). Предыдущие действия обошли его стороной – он был очень сильно укреплен, его могла прикрыть артиллерия кораблей. Но германский флот парализовал Колчак. А гарнизон Мемеля пришлось забрать для подкреплений армии, в городе оставили лишь ландштурм. Русская Ставка узнала об этом, скрытно перебросила сюда войска. Внезапно они пошли на штурм, одной атакой разнесли ополченцев и овладели Мемелем. Всю Германию это вогнало в состояние шока.
Но и русское наступление к решающему успеху не привело. В двухмесячных сражениях части поредели. Заготовленные запасы снарядов иссякли. Немцы отступили на тыловые рубежи и остановили дальнейшее продвижение наших армий. Хотя и германский план генерального прорыва был сорван. 31 марта гросс-адмирал Тирпиц подвел итог: “Русская армия дерется очень хорошо, а руководят ею гораздо лучше, чем можно было ожидать”. “У нас начинают сдавать нервы. Гинденбург, видимо, дошел до предела”.
ПЕРЕМЫШЛЬ.
План Гинденбурга предусматривал не один, а два пролома русского фронта. Одновременно с Пруссией готовился удар в Карпатах. Здесь создавалась новая Южная армия генерала Линзингена из 3 германских и 5 австрийских дивизий, из Польши сюда перебрасывалась 2-я австрийская армия. Они должны были деблокировать Перемышль, пополниться его огромным гарнизоном, двигаться навстречу немцам, наступающим из Пруссии – и вся русская группировка в Польше попадала в кольцо.
Перемышль считали чудом фортификационного искусства. Его укрепления были построены по последнему слову военной науки, могучие форты огрызались огнем сотен орудий. Крепость обложила 11-я армия Селиванова из двух “второсортных” корпусов. Осадных орудий у нее не было. Да и тяжелые можно было по пальцам пересчитать. А напрасных потерь Селиванов не желал, довольствовался только осадой. Его части окружали крепость окопами, перекрывали места возможного прорыва, изматывали австрийцам нервы артиллерийскими перестрелками, но сами на рожон не лезли.
Русское командование понимало – противник не оставит попыток освободить Перемышль. Разведка подтвердила: за Карпатами снова сосредотачиваются войска. Брусилов, по своему обыкновению, предлагал упредить врага. Доказывал: если австро-германцы соберут могучий кулак, то попробуй угадай, где они ударят? И попробуй их останови, когда они попрут, сбивая по очереди перебрасываемые против них подкрепления. На Юго-Западном фронте наступление не планировалось, и Иванов был против. Но Брусилова поддержал Алексеев. Признавал, что разгромить неприятеля не получится, но нужно помешать ему изготовить ударную группировку, пусть австро-германское начальство раздергивает свои соединения. Ставка согласилась с этим мнением, разрешила наступать с ограниченными задачами.
Операция была возложена на Брусилова. Основной удар он наметил на участке от Дуклинского перевала до Белогруда, здесь собирались 4 корпуса. Этот удар так и не состоялся, но приготовления к нему все же спутали планы немцам и австрийцам. Они обнаружили выдвижение наших войск и, в свою очередь, решили упредить русских. Начать свою операцию раньше установленного срока, не дожидаясь, пока сосредоточатся все их силы. 23 января загрохотали вражеские батареи и их армии устремились вперед. Причем выяснилось, что главная неприятельская и главная русская группировки нацеливались точно навстречу друг другу. Но неприятельская значительно превосходила, теснила и отбрасывала корпуса Брусилова. Сразу обозначилось, куда она продвигается – на Перемышль.
Брусилов начал сдвигать на этот участок свои соседние соединения. Но и к противнику прибывали новые части, наращивали натиск. Тогда Брусилов поступил вопреки всякой логике, отдал приказ 25 января перейти в контрнаступление. Его командиры были изумлены, переспрашивали. Какое уж контрнаступление, если их подчиненные отходили. В лучшем случае, с трудом держались в обороне. Но командарм катагорически подтвердил – выполнять приказ! Войска стали неверенно подниматься в атаки. И помогло. Австрийцы ничего не понимали, озадачились. Начали останавливаться, окапываться. А наши солдаты, видя это, воодушевлялись. Дружно бросались на врага, сбивали с позиций. Группировку противника попятили обратно к перевалам.
На Карпатах пошла, как ее называли австрийцы, “гуммикриг” – “резиновая война”. То туда, то сюда. Схватки были жестокие и упорные. И если немцы начали применять на своем фронте газы, то и австрийцы внедрили жуткое изобретение, разрывные пули “дум-дум”. Они наносили огромные рваные раны, пострадавший или умирал или оставался калекой. Наши бойцы сочли это оружие подлым и боролись с ним по-своему. Если у кого-то нашли обоймы с пулями дум-дум, в плен не брали, приканчивали на месте. Австро-Венгрия возмутилась. Заявила, что за каждого такого убитого будет расстреливать двух русских пленных. Но великий князь Николай Николаевич пригрозил жестко и недвусмысленно: если Вена осмелится на подобные меры, за каждого казненного пленного в России будут вешать четверых. Пояснил: “У нас австрийских пленных на это хватит”. В результате стрелять разрывными пулями стали редко. Вражеские солдаты просто боялись носить их при себе, выбрасывали при первой возможности.
В состав 8-й армии было прибыло несколько новых соединений, в том числе Дикая или Туземная дивизия. По российским законам, горцев Северного Кавказа не призывали в армию. Брали только добровольцев. Их них и сформировали дивизию. Возглавил ее брат Николая II великий князь Михаил Александрович. В Карпатах горцы чувствовали себя “как дома”, сражались дерзко и отчаянно, совершали множество подвигов. Но из всех вышестоящих инстанций в штаб шли строгие указания, беречь великого князя, и Михаилу Александровичу всегда было очень неловко, что офицеры опекают его, как телохранители.
А 4-ю Железную стрелковую бригаду, ярко проявившую себя в предыдущих сражениях, Брусилов взял из 24-го корпуса в свой личный резерв. Шутили, что она стала “пожарной командой”, ее бросали в самых жаркие места. Чтобы переломить ход “резиновой войны”, командующий создал сводный отряд генерал-лейтенента Каледина из нескольких кавалерийских дивизий и пехотных частей. Его направили на левый фланг, на Ужгородское направление – ставилась задача обойти главную группировку противника. Но у местечка Лутовиско австрийцы остановили отряд. Они занимали позицию на гряде крутых скал и расстреливали русские атаки. Брусилов послал на помощь 4-ю стрелковую бригаду.
Деникин писал: “Это был один из самых тяжелых наших боев. Сильный мороз, снег – по грудь; уже введен в дело последний резерв Каледина – спешенная кавалерийская бригада. Не забыть никогда этого жуткого поля сражения… Весь путь, пройденный моими стрелками, обозначался торчащими из снега неподвижными человеческими фигурами с зажатыми в руках ружьями. Они – мертвые, застыли в тех позах, в которых из застала вражеская пуля во время перебежки. А между ними, утопая в снегу, смешиваясь с мертвыми, прикрываясь их телами, пробирались живые навстречу смерти. Бригада таяла… Рядом с железными стрелками, под жестоким огнем, однорукий герой, полковник Носков, лично вел свой полк в атаку прямо на отвесные ледяные скалы высоты 804… К нам неожиданно подъехал Каледин. Генерал взобрался на утес и сел рядом со мной; это место было под жесточайшим обстрелом. Каледин спокойно беседовал с офицерами и стрелками, интересуясь нашими действиями и потерями. И это простое появление командира ободрило всех и возбудило наше доверие и уважение к нему”.
Неприступную гряду все-таки взяли. Железная бригада ворвалась на вражеские позиции, захватила 2 тыс. пленных. Теперь наши войска выходили во фланг карпатской группировке австрийцев, и неприятельскому командованию пришлось отводить ее назад, за р.Сан. Деникин за эту победу был награжден орденом Св. Георгия III степени.
Между тем, положение в Перемышле ухудшалось. Гарнизон пал духом – его опять не смогли выручить. Боеприпасов было в избытке, хватало продовольствия. Но командование крепости сочло: осада может быть долгой, надо его экономить. Стали урезать пайки солдатам, а еще больше мирному населению. Впрочем, начальство от этого не страдало. На личной ферме коменданта, генерала Кусманека, откармливались казенным фуражом 100 коров. А офицеры его штаба и тыла самозабвенно ударились в бизнес, спускали продукты на черный рынок по бешеным ценам. Но жители начали голодать. Недоедание и скученность людей вызывали болезни, госпитали были переполнены. Хотя там было еще хуже. Администрация и персонал продавали на сторону лекарства, еду, голодные больные валялись без всякого ухода, умирали. Солдаты это видели. Начались случаи неповиновения, ссоры между венграми и славянами. Венгры призывали стоять насмерть. Поляки, русины, чехи такого желания не испытывали. Но “верных” венгров и кормили лучше, это вызывало озлобление к ним.
Кусманек опасался бунта. Передал по радио своему командованию – если Перемышль не освободят, он вынужден будет капитулировать. Это подстегнуло Конрада. Он срочно перегруппировал силы и бросил их в новое настепление. У Лиско, на острие прорыва, стояли 4 русских дивизии 7-го и 8-го корпусов. На них ринулись 14 вражеских дивизий. А вдобавок ко всем трудностям, становилось все труднее с боеприпасами. Тыловые склады выскребали последние запасы. Но в горах таял снег, размыло дороги, даже то, что удавалось набрать, не могли доставить на передовую. Брусилов писал: “Нужно помнить, что эти войска в горах зимой, по горло в снегу, при сильных морозах ожесточенно дрались беспрерывно день за днем, да еще при условии, что приходилось всемерно беречь и ружейные патроны, и в особенности артиллерийские снаряды. Отбиваться приходилось штыками, контратаки производились почти исключительно по ночам, без артиллерийской подготовки и с наименьшею затратою ружейных патронов”. Командир 8-го корпуса Драгомиров докладывал, что больше не в состоянии отражать атаки, просил разрешения отойти к Саноку. Брусилов послал ему приказ: “Прошу держаться. Если просьбы недостаточно – приказываю. А если приказ считаете невыполнимым – отстраняю от должности”. И Драгомиров удержался.
Русские сами нанесли несколько контрударов, тормозя врага. Один из них организовали южнее участка, где прорывался неприятель – отвлечь его, создать угрозу на фланге. Здесь ввели в бой вновь сформированный 3-й конный корпус. В него вошли 1-я Донская, Дикая дивизии, ряд других частей, а возглавил его граф Федор Артурович Келлера. Это был заслуженный и знаменитый вояка, его считали лучшим кавалерийским военачальником, “первой шашкой России”. Прославился он еще в турецкую, был одним из адъютантов Скобелева, начальником его штаба, заслужил два Георгиевских креста. Несмотря на немецкое происхождение, более русского человека трудно было сыскать. Он ходил в оренбургском казачьем чекмене и волчьей папахе, мог без отдыха проскакать 100 верст за сутки, лично водил полки в атаки. Прекрасно понимал душу казака и солдата, всегда вежливо разговаривал с ними, внимательно расспрашивал. Чрезвычайно заботился о подчиненных, особенно о раненных, умел подбодрить и поддержать их. Питание бойцов, уход за раненными были поставлены у него образцово. И подчиненные обожали своего начальника, по одному его слову самоотверженно бросались в схватку.
Келлеру придали пехотные части, в том числе 4-ю Железную бригаду. Врага потеснили, бригада захватила крошечный плацдарм на левом берегу Сана у горы Одринь. Но тут и застряли. Австрийцы удержали высоты, окружающие плацдарм полукольцом, поливали огнем. А река вздулась от паводка, вот-вот могла снести плохонький деревянный мост, связывающий с тылом. Следовало бы отступить, но тогда пришлось бы отойти соседней 14-й дивизии. Ее командир доложил в штаб армии: “Кровь стынет в жилах, когда подумаешь, что впоследствии придется брать вновь те высоты, которые стоили нам потока крови”. Бригаду Деникина оставили за рекой. Ее расположение простреливалось вдоль и потерек. Австрийцы густо били даже по одиночным бойцам, показавшимся из укрытия. Штаб бригады расположился в деревне Творильня. Когда обедали, пуля, залетела в окно, разбила на столе тарелку, другая расщепила стул. Идти куда-нибудь можно было только в темноте. Если требовалось выйти из хаты днем, офицеры прикрывались пулеметным щитом. Погиб командир 16-го полка барон Боде. Его заменил командир батальона Тимановкий, будущий герой Белой Гвардии. Он раз за разом отбивал попытки неприятеля прорваться на фланге, вдоль Сана, чтобы отрезать плацдарм от реки.
А в 13-м полку выбило всех старших офицеров, его командира Гамбурцева тяжело ранило прямо на крыльце, когда он выходил из штаба бригады. На его место вызвался еще один будущий герой-белогвардеец, Сергей Леонидович Марков. Он был профессором Академии герштаба, к железным стрелкам прибыл три месяца назад, заменил раненного начальника штаба. Деникин и его офицеры сперва сомневались, приживется ли столичный профессор в их “запорожской сечи”. Но Марков, отчаянно смелый, веселый, не унывающий ни в какой ситуации, быстро стал в бригаде своим. Теперь он попросил у Деникина 13-й полк. Тот пожал плечами: “Пожалуйста. Но вы видите, что делается?” “Вот именно, ваше превосходительство”, – кивнул Марков. Все видели, что делается. Бригада должна была погибнуть. От своих она была уже почти отрезана. Но командир корпуса Келлер узнал, где его войскам приходится труднее всего, целый день пробирался окольными тропами и лично приехал на плацдарм. Увидел положение бригады и добился, чтобы ее отвели за Сан. Она была отправлена на переформирование и развернута в дивизию, сохранившую номер и название – 4-я Железная.
Но австро-германское командование готовило еще один сюрприз. На южной оконечности фронта вздымались Восточные или Лесистые Карпаты. Они выше Западных, дорог в них еще меньше. Считалось, что крупные силы здесь развернуть нельзя, и масштабных действий тут не велось, с обеих сторон фронт прикрывала конница. Наткнувшись на ожесточенное сопротивление на кратчайшем пути к Перемышлю, Конрад задумал обойти этот фланг. Когда кипело сражение в верховьях Сана, за Карпатами уже шла грандиозная передвижка на юг. 2-я австрийская армия перемещалась к Ужгороду, Южная армия Линзингена – в район Мукачево и Хуста. 13,5 дивизий внезапно хлынули через горы, опрокинули заслоны нашей кавалерии. Стали с юга продвигаться в русские тылы, выходили к Станиславу, нацеливались на Львов.
Навстречу новой угрозе Брусилов перебрасывал все что можно – 2-й кавкорпус Каледина, 3-й кавкорпус Келлера, 12-й корпус Леша. В яростных боях они задерживали неприятеля, на подступах к Станиславу был ранен Каледин, находившийся в самом пекле. Но сил было недостаточно, русских отбрасывали к Днестру и Пруту. Однако командование Юго-Западного фронта тоже начало крупную рокировку. Со спокойного участка в Польше перебрасывалась на южный фланг вся 9-я армия Лечицкого. Первым сумели перевезти 11-й корпус генерала Сахарова. Он сразу же, едва выгрузившись из вагонов, ускоренным маршем выдвинулся навстречу врагу и перешел в контрнаступление.
А войска противника растянулись по немногим имеющимся дорогам, вязли и застревали в непролазной грязи, солдаты выбивались из сил, между частями образовались большие промежутки. Дивизии Сахарова с ходу разгромили головные соединения неприятеля, они побежали. Их гнали, продолжали бить, и уже все многокилометровые австро-германские колонны, перемешавшись в беспорядке, покатились обратно к горам. Лечицкий со штабом армии прибыл чуть позже. Оценив обстановку, он остановил преследование. Угрозу ликвидировали, а зарываться он не хотел. Приказал подождать, когда соберется вся армия, подсохнут дороги.
Провал наступления стал приговором для Перемышля. В помощь извне больше не верили, и Кусманек решился вести войска, фактически целую армию, на прорыв. Собрали полевую артиллерию, многочисленные обозы, начальство не забыло и свое ценное барахло. Ночью 20 марта гарнизон выступил из крепости. В авангарде шли лучшие, венгерские части, выплеснулись из темноты на русские позиции. Но Селиванов ох как давно этого ждал! Оборону на опасных участках оборудовали прекрасно. Авиаразведка предупредила, что враг готовится к вылазке. Местность была пристреляна, и атакующих смели огнем орудий и пулеметов. Уцелевшие кинулись назад. Столкнулись с подразделениями, двигавшимися следом, и сшибли их. Все в ужасе устремились к крепости. Давили друг друга. Бросали обозы, они загромождали дорогу, мешая удирающим.
После этого ни о какой защите не могло быть речи. Гарнизон превратился в неуправляемую мечущуюся толпу. Кусманек вступил в переговоры, и 22 марта Перемышль сдался. В плен попало 9 генералов, 2500 офицеров, 120 тыс. солдат. Русским досталось 900 орудий, огромные склады боеприпасов, обмундирования, большие запасы муки, картофеля, мяса. По всей России эту победу праздновали колокольным звоном, звучали здравицы нашим полководцам и воинам. Великого князя Николая Николаевича наградили орденом Св. Георгия II степени и шпагой, украшенной бриллиантами, с надписью “За завоевание Червоной Руси”, Брусилов был произведен в генерал-адъютанты.
На русских позициях повсюду выставили плакаты – извещали неприятеля, что Перемышль пал. Еще продолжавшиеся атаки немцев и австрийцев сразу заглохли. Цель их наступления исчезла. Зато наши солдаты воспрянули духом, рвались вперед. Противника стали теснить по всему фронту. Австро-Венгрия была в панике, начала строить укрепления возле Будапешта. Отступая в Карпатах, немцы и австрийцы снова использовали тактику “выжженной земли”. Истребляли скот, лошадей, жгли селения, угоняли мужчин, способных служить в армии. Людендорф писал: “Рубить леса…, уничтожать деревни, поля и сады, аллеи и плодовые деревья было военной необходимостью”. В Карпатском сражении с ноября по март противник потерял 800 тыс. человек убитыми, ранеными и пленными. Русские потеряли около 200 тыс.
ДАРДАНЕЛЛЫ.
Война диктовала некие новые закономерности, но тогдашние специалисты еще не могли понять их. Считалось, что войска должны маневрировать, собираться в кулаки. А во Франции они оказались растянуты на сотни километров. Ну что такое окопы? Казалось, разве трудно прорвать их? В декабре французы решили срезать Нуайонский выступ – здесь фронт прогибался к Парижу. Стянули артиллерию, за день по участку 1,5 км выпустили 23 тыс. снарядов, перепахали его начисто. Поднялись в атаку, заняли первую линию окопов… Но за ней оказалась вторая и покосила французов огнем. Упрямо пробовали атаковать, но у немцев обнаружилось еще одно новшество. У них по фронту ездили рабочие команды и прямо на месте отливали железобетонные колпаки. Поставил каркас, змесил цемент, залил, и готово. В короткое время позиции были утыканы множеством дотов, легкая артиллерия разрушить их не могла.
Первая военная зима стала для французов очень трудной. Лили дожди, а строить оборонительные сооружения не умели. Траншеи представляли собой простые канавы, в них было по колено грязи (русские еще в японскую войну сооружали в окопах водостоки, но проконсультироваться у союзников ума не хватило – они же сами были умными). Землянки обваливались или затапливались водой. Никаких средств для обогрева личного состава не было, об этом французское командование не подумало. Не было и теплой одежды, тонкие шинелишки продувались насквозь. Собирали теплые вещи среди населения, солдаты наматывали на себя по несколько шарфов. Часовым выдавали безрукавки из козьих шкур, их одевали под форму.
2 января Жоффр издал инструкцию. Требовал приспособиться к новым формам войны. Он видел выход во множестве наступлений. Если одно удалось, тут же начинать другое, не давать противнику опомниться. Но попробуй-ка, чтобы хоть одно удалось! В феврале французы снова изготовились на флангах Нуайонского выступа, в Шампани и Артуа, а англичане во Фландрии, юго-западнее Лилля. Наметили узкие участки, чтобы повысить плотность огня. Теперь за день на 1,5 км фронта обрушили 70 тыс. снарядов. Продвинулись на 3 км и застряли у второй линии обороны. Вдобавок узкие участки простреливались с флангов, атакующие оставили россыпи трупов. Тех, кто прорывался, накрывали массированным артогнем, а уцелевших вышибали контратаками.
Снова приспосабливались, переучивались, французы создали специальные школы для командного состава от сержантов до генералов. Обе стороны вспомнили средневековый способ минной войны. Рыли подземные ходы к противнику, закладывали взрывчатку. Но и неприятель, заметив неладное, рыл навстречу контрмину – подорвать выявленный ход вместе с копающими его солдатами. Очень удачной новинкой стали минометы и бомбометы, они могли навесным огнем поражать врага, укрытого в окопах.
А германские моряки выдвинули идею “неограниченной подводной войны”. Исходили из того, что западные противники, в первую очередь Англия, чрезвычайно зависят от морских перевозок. Вот и нужно объявить воды вокруг Англии зоной боевых действий и топить любое судно, которое сюда зайдет. Независимо от того, какому государству оно принадлежит – грузы-то везет британцам. Предупредить об этом, издать особую декларацию. Если не хотят отправиться на дно, пусть не суются. Без подвоза промышленность Англии забуксует, и ей придется выйти из войны. Кайзер с проектом согласился.
Надо сказать, что тогдашние международные конвенции предусматривали очень большую свободу для мореходства. Военным кораблям запрещалось нападать на пассажирские и торговые суда, даже принадлежащие противнику. Считалось, что война войной, а штатские лица могут плавать, куда им угодно. Торговое судно сперва требовалось осмотреть, и если найдут военные грузы, его разрешалось арестовать или потопить, обязательно обеспечив спасение команды. Но Англия в свое время морскую конвенцию не подписала, сплошь и рядом нарушала, ее суда плавали под флагами нейтральных стран. Нарушали международные нормы и нейтралы, в первую очередь США – везли англичанам оружие, военное сырье.
Германия объявила, что с 18 февраля ее субмарины будут топить любые суда, зашедшие в воды вокруг Англии и Ирландии. Но тут же с гневным протестом выступила Америка. Немцы осмелились помешать ее промышленникам и судовладельцам грести сверхприбыли! Президент Вильсон квалифицировал германский план как грубое нарушение международного права, а кайзер и его правительство не хотели ссориться с США, пошли на попятную. Дали морякам указание подводную войну отложить.
В других регионах земного шара события разворачивались своим ходом. Япония решила под шумок прихватить побольше, чем Циндао – за счет нейтрального Китая. 18 января предъявила ему “Двадцать одно требование”. Китайцы должны были уступить Японии не только германские права на Циндао, но и передать под ее контроль Маньчжурию, Внутреннюю Монголию, преобразовать свои рудники и заводы в смешанные японско-китайские предприятия, а китайское правительство должно было принять японских военных, финансовых, политических советников. Такая попытка подмять Китай очень не понравилась Англии, России, США. Но и урезать аппетиты дальневосточной союзницы было опасно, как бы не обиделась – в Токио именно на этом и играли. Кое-как японцев уломали снять пункт насчет советников, остальные Китаю пришлось принять.
А турки одновременно с наступлением под Сарыкамышем вступили в Персию. Депутаты иранского меджлиса (парламента) перепугались и постановили вступить в союз с ними. К этому склонялась и часть министров, подкупленных немцами. Слабый шах Ахмед-Мирза метался туда сюда – боялся держав Антанты, боялся переворота. На юге Ирана германская и турецкая агентура подбила на восстание племена бахтиар. Они разрушили часть нефтепровода Англо-персидской компании, к району нефтедобычи начали продвигаться турецкие отряды. Британцы направили туда корпус индийских войск генерала Таунсенда, он отогнал бахтиар и турок от английских концессий.
В Сирии Порта развернула 4-ю армию Джемаля-паши, 2 корпуса при 220 орудиях. Ей предстояло захватить Суэцкий канал, главную дорогу, связывающую Англию и Францию с Индией, Индокитаем, Австралией. А потом прорваться в Египет, поднять восстание мусульман. Провести большое войско через безводные пески Синайского полуострова было невозможно. Но рассчитывали, что отсюда нападения наверняка не ждут, канал охраняют лишь небольшие части. В начале 1915 г. в районе Беершеба собрали корпус из 20 тыс. штыков и сабель, в основном, арабского ополчения. С большим трудом он пересек Синайскую пустыню. Но на канале его встретили окопы, брустверы из мешков с песком, застрочили пулеметы. Англичане немедленно подвели по каналу военные корабли, грохнули крупнокалиберные орудия. При первых же залпах арабы в ужасе разбежались. Корпус потащился назад через пустыню, его остатки вернулись в плачевном состоянии.
А англичане, в свою очередь, замышляли удар по Турции. Еще в 1914 г., когда турки полезли на Закавказье, великий князь Николай Николаевич просил об этом союзников – оттянуть часть неприятельских сил на себя. Тогда не отреагировали. Но после Сарыкамыша сочли, что османская армия совсем слаба, громить ее не составит труда. Начали уже задумываться о послевоенном разделе мира. А если русские одни сокрушат Порту, прихватят ее владения? Китченер опасался даже, что “святые земли Палестины окажутся под русским протекторатом”. Он предложил высадить десант в Сирии и Палестине. Побережье здесь было почти не защищено. Арабы, армяне, сирийцы недолюбливали турок. Можно было вклиниться в османскую территорию, перерезать единственную Багдадскую железную дорогу, и весь Ближний Восток попадал в руки победителей. Немцы очень опасались такого удара и впоследствии удивлялись, почему же его не осуществили?
Но наложились другие соображения. В Сирии пришлось бы привлекать войска французов. Соответственно, делиться с ними плодами успехов. Французы выделять войска не хотели, чтобы не ослабить собственный фронт. А турки и впрямь начали бы перебрасывать сюда подкрепления с Кавказа. Это облегчит победу русским, они будут продвигаться по Малой Азии… Черчилль предложил другой вариант. Ударить прямо на Стамбул. Это можно было сделать только флотом, бросить всю мощь Британии. В Стамбуле англичане подпитывали оппозицию “старотурок”, она готовилась устроить переворот, провозгласить султаном наследника престола Юсуфа Изетдина и перейти в лагерь Антанты. А впечатляющая победа вознесет рейтинг англичан. Черчилль доказывал: “Попадание в наши руки одной из наиболее знаменитых столиц мира даст нам огромное влияние среди союзников… Больше всего это подействует на Россию”. Его план был принят.
Нашу страну тоже надеялись привлечь. Но руководство в данном случае стало бы британским, а русским отводилась вторая роль. Англия известила царя: “Идя навстречу просьбе русского Верховного Главнокомандующего” готовится операция по захвату Дарданелл. Объясняли, что она будет очень полезной для России, позволит установить с ней прямое сообщение через Черное море, вывести Турцию из войны. Просили русских посодействовать, ударить с севера на Босфор. В российском правительстве и Ставке проанализировали план.
Действительно, вступление в войну Турции пресекло морские перевозки. Балтика оказалась тоже запертой. Белое море замерзало, сообщение через Архангельск открывалось только летом. А везти грузы через Владивосток было далеко и долго. Чтобы иметь надежную связь с союзниками, в январе 1915 г. проложили подводный кабель с Кольского полуострова до Шотландии. Было начато строительство незамерзающего порта Романов-на-Мурмане (ныне Мурманск). Но принять корабли он мог лишь через пару лет, и дороги через южные порты были бы весьма кстати. Хотя генштаб реально оценивал силы турок и пришел к выводу, что взять Дарданеллы “очень трудно, почти невозможно”. Великий князь Николай Николаевич ответил Китченеру, что операция принесет пользу рускому фронту, но успех ее сомнителен, а содействия наша страна оказать не сможет: для десанта на Босфор потребовалось бы как минимум два корпуса, а войска были нужны на главных направлениях.
Но в Стамбуле знали о планах англичан. Подсказала германская разведка, да и турецкая оппозиция вовсю болтала “по секрету”, что ждет британцев, а иттихадисты держали ее “под колпаком”. Для обороны проливов было собрано 20 дивизий – 2-я армия Вехиб-паши и специально созданная 5-я армия фон Сандерса. Береговыми батареями командовали немецкие адмиралы Узед и Мартин. А союзники предостережениями русских пренебрегли. 19 февраля к Дарданеллам подошел флот под общим командованием адмирала Кардена – 217 английских и французских кораблей , из них 12 линкоров. У входа в пролив взревели залпы сотен орудий (только на линкорах их было 190). Но и берег грохнул мощной артиллерией, на флот посыпались снаряды. Часть турецких батарей удалось уничтожить, однако линкоры и крейсера один за другим получали повреждения, несколько мелких кораблей затонуло, и Карден отступил. 25 февраля его армада повторила бомбардировку. Береговые форты снова ответили огнем, и подавить их не получилось.