Можно ли противополагать колонии «европе» в данном вопросе?

В наших тезисах сказано, что требование немедленного освобождения колоний так же «неосуществимо» (т. е. неосуществимо без ряда революций и непрочно без социа­лизма) при капитализме, как и самоопределение наций, выбор чиновников народом, демократическая республика и пр., — ас другой стороны, что требование освобожде­ния колоний есть не что иное, как «признание самоопределения наций».

Польские товарищи не ответили ни на один из этих аргументов. Они попытались провести различие между «Европой» и колониями. Только для Европы они становятся непоследовательными аннексионистами, отказываясь отменять аннексии, раз они уже совершены. Для колоний же они провозглашают безусловное требование: «прочь из колоний!».

Русские социалисты должны требовать: «прочь из Туркестана, из Хивы, из Бухары и пр.», но они впадут, дескать, в «утопизм», «ненаучную» «сентиментальность» и проч., если такой же свободы отделения потребуют для Польши, Финляндии, Украины и пр. Английские социалисты должны требовать: «прочь из Африки, из Индии, из Австра­лии», но не из Ирландии. Какими теоретическими основаниями можно объяснить такое

_____________________ ИТОГИ ДИСКУССИИ О САМООПРЕДЕЛЕНИИ_____________________ 35

бьющее в глаза своей неверностью различие? Обойти этот вопрос нельзя.

Главная «база» противников самоопределения: «неосуществимость». Ту же мысль с небольшим оттенком выражает ссылка на «экономическую и политическую концен­трацию».

Ясно, что концентрация происходит и посредством присоединения колоний. Эконо­мическое различие между колониями и европейскими народами — по крайней мере, большинством последних — состояло прежде в том, что колонии втягивались в обмен товаров, но еще не в капиталистическое производство. Империализм это изменил. Им­периализм есть, между прочим, вывоз капитала. Капиталистическое производство все более и более ускоренно пересаживается в колонии. Вырвать их из зависимости от ев­ропейского финансового капитала нельзя. С военной точки зрения, как и с точки зрения экспансии (расширения), отделение колонии осуществимо, по общему правилу, лишь с социализмом, а при капитализме или в виде исключения или ценой ряда революций и восстаний как в колонии, так и в метрополии.

В Европе большей частью зависимые нации капиталистически развитее (хотя не все: албанцы, многие инородцы России), чем в колониях. Но именно это вызывает больший отпор национальному гнету и аннексиям! Именно в силу этого развитие капитализма обеспеченнее в Европе при всяких политических условиях, в том числе и при отделе­нии, чем в колониях... «Там, — говорят польские товарищи про колонии (I, 4), — капи­тализму предстоит еще задача самостоятельного развития производительных сил...». В Европе это еще заметнее: капитализм в Польше, в Финляндии, Украине, Эльзасе, несо­мненно, развивает производительные силы и сильнее, и быстрее, и самостоятельнее, чем в Индии, в Туркестане, в Египте и других колониях чистейшего типа. Ни самостоя­тельное, ни вообще какое бы то ни было развитие в обществе товарного производства невозможно без капитала. В Европе у зависимых наций есть и свой капитал и легкая возможность на разнообразнейших

36___________________________ В. И. ЛЕНИН

условиях добыть его. В колониях своего капитала нет или почти нет, добывать его ина­че как на условиях политического подчинения, в обстановке финансового капитала, ко­лония не может. Что же значит, в силу всего этого, требование немедленно и безуслов­но освободить колонии? Не ясно ли, что оно гораздо «утопичнее» в том вульгарном, карикатурно-«марксистском» смысле слова: «утопия», в котором его употребляют гг. Струве, Ленчи, Куновы, а за ними, к сожалению, и польские товарищи? Под «утопиз­мом» здесь понимается собственно отступление от обывательски-обычного, в том чис­ле все революционное. Но революционные движения всех видов — в том числе и на­циональные — в европейской обстановке возможнее, осуществимее, упорнее, созна­тельнее, труднее победимы, чем в колониях.

Социализм, — говорят польские товарищи (I, 3), — «сумеет дать неразвитым наро­дам в колониях бескорыстную культурную помощь, не господствуя над ними». Совер­шенно справедливо. Но где же основания думать, что большая нация, большое государ­ство, перейдя к социализму, не сумеет привлечь маленькой угнетенной нации в Европе посредством «бескорыстной культурной помощи»? Именно свобода отделения, кото­рую польские социал-демократы «дают» колониям, и привлечет к союзу с большими социалистическими государствами малые, но культурные и политически-требователъные, угнетенные нации Европы, ибо крупное государство при социализме будет значить: столько-то часов работы в день меньше, на столько-то заработка в день больше. Трудящиеся массы, освобождающиеся от ига буржуазии, всеми силами потя­нутся к союзу и слиянию с большими и передовыми социалистическими нациями, ради этой «культурной помощи», лишь бы вчерашние угнетатели не оскорбляли высокораз­витого демократического чувства самоуважения долго угнетавшейся нации, лишь бы предоставили ей равенство во всем, в том числе и в государственном строительстве, в опыте построить «свое» государство. При капитализме этот «опыт» означает войны, обособление, замкнутость, узкий эгоизм привилегированных

_____________________ ИТОГИ ДИСКУССИИ О САМООПРЕДЕЛЕНИИ_____________________ 37

мелких наций (Голландия, Швейцария). При социализме трудящиеся массы сами не со­гласятся нигде на замкнутость по чисто экономическим, вышеуказанным мотивам, а разнообразие политических форм, свобода выхода из государства, опыт государствен­ного строительства — все это будет, пока не отомрет всякое государство вообще, — основой богатой культурной жизни, залогом ускорения процесса добровольного сбли­жения и слияния наций.

Выделяя колонии и противополагая их Европе, польские товарищи впадают в такое противоречие, которое сразу разрушает всю их ошибочную аргументацию.

7. МАРКСИЗМ ИЛИ ПРУДОНИЗМ?

Нашу ссылку на отношение Маркса к отделению Ирландии польские товарищи па­рируют, в виде исключения, не косвенно, а прямо. В чем же состоит их возражение? Ссылки на позицию Маркса 1848—1871 гг. не имеют, по их мнению, «ни малейшей ценности». Это необыкновенно сердитое и решительное заявление мотивируется тем, что Маркс «одновременно» выступал против стремлений к независимости «чехов, юж-

ных славян и т. п.» .

Мотивировка именно потому особенно сердита, что она особенно несостоятельна. У польских марксистов вышло, что Маркс был просто путаником, который «одновремен­но» говорил противоположные вещи! Это совсем не верно и это совсем не марксизм. Как раз требование «конкретного» анализа, которое польские товарищи выдвигают, чтобы не применять его, обязывает нас рассмотреть, не вытекало ли различное отно­шение Маркса к различным конкретным «национальным» движениям из одного и того же социалистического мировоззрения.

Как известно, Маркс стоял за независимость Польши с точки зрения интересов евро­пейской демократии в ее борьбе против силы и влияния — можно сказать: против все­силия и преобладающего реакционного влияния — царизма. Правильность этой точки зрения получила

38___________________________ В. И. ЛЕНИН

самое наглядное и фактическое подтверждение в 1849 г., когда русское крепостное войско раздавило национально-освободительное и революционно-демократическое восстание в Венгрии. И с тех пор до смерти Маркса, даже позже, до 1890 года, когда грозила реакционная война царизма в союзе с Францией против не империалистской, а национально независимой Германии, Энгельс стоял прежде всего и больше всего за борьбу с царизмом. Поэтому и только поэтому Маркс и Энгельс были против нацио­нального движения чехов и южных славян. Простая справка с тем, что писали Маркс и Энгельс в 1848—1849 гг., покажет всякому, кто интересуется марксизмом не для того, чтобы отмахиваться от марксизма, что Маркс и Энгельс противополагали тогда прямо и определенно «целые реакционные народы», служащие «русскими форпостами» в Ев­ропе, «революционным народам»: немцам, полякам, мадьярам. Это факт. И этот факт был тогда бесспорно верно указан: в 1848 г. революционные народы бились за свобо­ду, главным врагом которой был царизм, а чехи и т. п. действительно были реакцион­ными народами, форпостами царизма.

Что же говорит нам этот конкретный пример, который надо разобрать конкретно, если хотеть быть верным марксизму? Только то, что 1) интересы освобождения не­скольких крупных и крупнейших народов Европы стоят выше интересов освободитель­ного движения мелких наций; 2) что требование демократии надо брать в общеевро­пейском — теперь следует сказать: мировом — масштабе, а не изолированно.

Ничего больше. Ни тени опровержения того элементарного социалистического принципа, который забывают поляки и которому всегда был верен Маркс: не может быть свободен народ, угнетающий другие народы²⁵. Если конкретная ситуация, перед которой стоял Маркс в эпоху преобладающего влияния царизма в международной по­литике, повторится, например, в такой форме, что несколько народов начнут социали­стическую революцию (как в 1848 г. в Европе начали буржуазно-демократическую ре­волюцию), а другие народы окажутся

_____________________ ИТОГИ ДИСКУССИИ О САМООПРЕДЕЛЕНИИ_____________________ 39

главными столпами буржуазной реакции, — мы тоже должны быть за революционную войну с ними, за то, чтобы «раздавить» их, за то, чтобы разрушить все их форпосты, какие бы мелконациональные движения здесь ни выдвигались. Следовательно, вовсе не отбрасывать должны мы примеры тактики Маркса, — это значило бы на словах испо­ведовать марксизм, на деле рвать с ним — а из их конкретного анализа выводить не­оценимые уроки для будущего. Отдельные требования демократии, в том числе само­определение, не абсолют, а частичка общедемократического (ныне: общесоциалисти­ческого) мирового движения. Возможно, что в отдельных конкретных случаях частичка противоречит общему, тогда надо отвергнуть ее. Возможно, что республиканское дви­жение в одной из стран является лишь орудием клерикальной или финансово-монархической интриги других стран, — тогда мы должны не поддерживать это дан­ное, конкретное движение, но было бы смешно на таком основании выбрасывать из программы международной социал-демократии лозунг республики,

Как именно изменилась конкретная ситуация с 1848— 1871 по 1898—1916 гг. (беру крупнейшие вехи империализма, как периода: от испано-американской империалист­ской войны до европейской империалистской войны)? Царизм заведомо и бесспорно перестал быть главным оплотом реакции, во-1-х, вследствие поддержки его междуна­родным финансовым капиталом, особенно Франции, во-2-х, в силу 1905 года. Тогда система крупных национальных государств — демократий Европы — несла миру де­мократию и социализм вопреки царизму .

Рязанов опубликовал в «Архиве по истории социализма» Грюнберга (1916, I) интереснейшую ста­тью Энгельса 1866 г. по польскому вопросу. Энгельс подчеркивает необходимость для пролетариата признать политическую независимость и «самоопределение» (right to dispose of itself) крупных, великих наций Европы, отмечая нелепость «принципа национальностей» (особенно в его бонапартистском ис­пользовании), т. е. приравнивания любой мелкой нации к этим крупным. «Россия, — говорит Энгельс, — есть владелец громадного количества украденной собственности» (т. е. угнетенных наций), «которую ей придется отдать назад в день расчета»²⁶. И бонапартизм и царизм используют мелконациональные дви­жения в свою выгоду, против европейской демократии.

40___________________________ В. И. ЛЕНИН

До империализма Маркс и Энгельс не дожили. Теперь сложилась система горстки (5— 6 числом) «великих» империалистических держав, из коих каждая угнетает чужие на­ции, причем это угнетение является одним из источников искусственной задержки па­дения капитализма, искусственной поддержки оппортунизма и социал-шовинизма гос­подствующих над миром империалистских наций. Тогда западноевропейская демокра­тия, освобождающая крупнейшие нации, была против царизма, использующего в целях реакции отдельные маленькие национальные движения. Теперь союз царистского с пе­редовым капиталистическим, европейским, империализмом, на базе всеобщего угнете­ния ими ряда наций, стоит против социалистического пролетариата, расколотого на шовинистский, «социал-империалистский», и на революционный.

Вот в чем конкретное изменение ситуации, как раз игнорируемое польскими социал-демократами, вопреки их обещанию быть конкретными! Отсюда конкретное изменение в приложении тех же социалистических принципов: тогда в первую голову «против царизма» (и против используемых им в антидемократическом направлении некоторых мелконациональных движений) за крупнонациональные, революционные, народы За­пада. Теперь против единого, выравнявшегося, фронта империалистских держав, импе­риалистской буржуазии, социал-империалистов, за использование в целях социалисти­ческой революции всех национальных движений против империализма. Чем чище те­перь борьба пролетариата против общеимпериалистского фронта, тем насущнее, оче­видно, интернационалистский принцип: «не может быть свободен народ, угнетающий чужие народы».

Прудонисты, во имя доктринерски-понятой социальной революции, игнорировали международную роль Польши и отмахивались от национальных движений. Совершен­но так же доктринерски поступают польские социал-демократы, разбивающие интерна­циональный фронт борьбы с социал-империалистами, помогая (объективно) этим по­следним своими колебаниями по вопросу

_____________________ ИТОГИ ДИСКУССИИ О САМООПРЕДЕЛЕНИИ_____________________ 41

об аннексиях. Ибо именно интернациональный фронт пролетарской борьбы видоизме­нился в отношении конкретной позиции мелких наций: тогда (1848—1871) мелкие на­ции имели значение, как возможный союзник либо «западной демократии» и револю­ционных народов, либо царизма; теперь (1898—1914) мелкие нации потеряли такое значение; их значение ныне — один из питательных источников паразитизма и, следо­вательно, социал-империализма «великодержавных наций». Не то важно, освободится ли до социалистической революции Vso или Vioo мелких наций, а то важно, что проле­тариат в империалистскую эпоху, в силу объективных причин, разделился на два меж­дународных лагеря, из коих один развращен крохами, падающими со стола великодер­жавной буржуазии, — между прочим, и от двойной или тройной эксплуатации мелких наций, — а другой не может освободиться сам, не освобождая мелких наций, не воспи­тывая массы в антишовинистском, т. е. антианнексионистском, т. е. «самоопределенче-ском» духе.

Эту, самую главную, сторону дела игнорируют польские товарищи, смотрящие на вещи не с центральной в эпоху империализма позиции, не с точки зрения двух лагерей международного пролетариата.

Вот еще наглядные примеры их прудонизма: 1) отношение к ирландскому восста­нию 1916 года, о чем речь ниже; 2) заявление в тезисах (II, 3, в конце § 3), что лозунг социалистической революции «не должен быть ничем прикрыт». Это как раз глубоко антимарксистская идея, будто можно «прикрыть» лозунг социалистической революции, связывая его с последовательно-революционной позицией во всяком, в том числе и на­циональном вопросе.

Нашу программу польские социал-демократы находят «национально-реформистской». Сопоставьте два практических предложения: 1) за автономию (поль­ские тезисы III, 4) и 2) за свободу отделения. Ведь этим и только этим отличаются наши программы! И не ясно ли, что реформистской является именно первая в отличие от второй? Реформистское изменение есть такое,

42___________________________ В. И. ЛЕНИН

которое не подрывает основ власти господствующего класса, будучи лишь уступкой его, при сохранении его господства. Революционное подрывает основу власти. Рефор­мистское в национальной программе не отменяет всех привилегий господствующей на­ции, не создает полного равноправия, не устраняет всякого национального гнета. «Ав­тономная» нация не равноправна с «державной» нацией; польские товарищи не могли бы не заметить этого, если бы не игнорировали упорно (точно наши старые «экономи­сты») анализа политических понятий и категорий. Автономная Норвегия пользовалась, как часть Швеции, до 1905 г. самой широкой автономией, но равноправна Швеции она не была. Лишь ее свободное отделение проявило на деле и доказало ее равноправие (причем — добавим в скобках — именно этот свободный отход создал базу для более тесного, более демократического сближения, основанного на равенстве прав). Пока Норвегия была только автономна, шведская аристократия имела одну лишнюю приви­легию, и эта привилегия была не «ослаблена» (— сущность реформизма в ослаблении зла, а не уничтожении его), а отделением устранена совершенно (— основной признак революционного в программе).

Кстати сказать: автономия, как реформа, принципиально отлична от свободы отде­ления, как революционной меры. Это несомненно. Но реформа — всем известно — часто есть на практике лишь шаг к революции. Именно автономия позволяет нации, на­сильственно удерживаемой в границах данного государства, окончательно конституи­роваться как нация, собрать, узнать, сорганизовать свои силы, выбрать вполне подхо­дящий момент для заявления... в «норвежском» духе: мы, автономный сейм нации та­кой-то или края такого-то, объявляем, что император всероссийский перестал быть ко­ролем польским и т. п. На это «возражают» обычно: такие вопросы решаются войнами, а не декларациями. Справедливо: в громадном большинстве случаев войнами (как во­просы о форме правления крупных государств в громадном большинстве

_____________________ ИТОГИ ДИСКУССИИ О САМООПРЕДЕЛЕНИИ____________________ 43

случаев решаются лишь войнами и революциями). Однако не мешает подумать, логич­но ли подобное «возражение» против политической программы революционной пар­тии? Разве мы против войн и революций за справедливое и полезное для пролетариата, за демократию и за социализм?

«Но не можем же мы стоять за войну между великими народами, за избиение 20 миллионов людей ради проблематического освобождения маленькой нации, может быть, состоящей из 10—20 миллионов населения»! Конечно, не можем. Но не потому, что мы выкидываем из своей программы полное национальное равенство, а потому, что интересы демократии одной страны надо подчинять интересам демократии нескольких и всех стран. Представим себе, что между двумя большими монархиями находится одна маленькая, королек которой родственными и иными узами «связан» с монархами обеих соседних стран. Представим себе далее, что провозглашение республики в маленькой стране, изгнание ее монарха, означало бы на практике войну между двумя соседними большими странами из-за восстановления того или иного монарха маленькой страны. Нет сомнения, что вся международная социал-демократия, как и действительно интер­националистская часть социал-демократии маленькой страны, была бы против замены монархии республикой в данном случае. Замена монархии республикой — не абсолют, а одно из демократических требований, подчиненное интересам демократии (и еще бо­лее, конечно, социалистического пролетариата) в целом. Наверное, такой случай не вы­звал бы ни тени разногласий между социал-демократами любых стран. Но если бы на этом основании какой-либо социал-демократ предложил выкинуть из программы меж­дународной социал-демократии вообще лозунг республики, — его, наверное, сочли бы сумасшедшим. Ему сказали бы: нельзя все же забывать элементарное логическое отли­чие особенного от общего.

Этот пример подводит нас, несколько с другой стороны, к вопросу об интернацио­налистском воспитании

44___________________________ В. И. ЛЕНИН

рабочего класса. Может ли это воспитание — о необходимости и настоятельнейшей важности которого немыслимы разногласия в среде циммервальдских левых — быть конкретно одинаково в нациях больших и угнетающих и в нациях маленьких, угнетае­мых? в нациях аннектирующих и нациях аннектируемых?

Очевидно, нет. Путь к одной цели: к полному равноправию, теснейшему сближению и дальнейшему слиянию всех наций идет здесь, очевидно, различными конкретными дорогами, — все равно, как путь, скажем, к точке, находящейся в середине данной страницы, идет налево от одного бокового края ее и направо от противоположного края. Если социал-демократ большой, угнетающей, аннектирующей нации, исповедуя вообще слияние наций, забудет хоть на минуту о том, что «его» Николай II, «его» Вильгельм, Георг, Пуанкаре и пр. тоже за слияние с мелкими нациями (путем аннек­сий) — Николай II за «слияние» с Галицией, Вильгельм II за «слияние» с Бельгией и пр., — то подобный социал-демократ окажется смешным доктринером в теории, по­собником империализма на практике.

Центр тяжести интернационалистского воспитания рабочих в угнетающих странах неминуемо должен состоять в проповеди и отстаивании ими свободы отделения угне­тенных стран. Без этого нет интернационализма. Мы вправе и обязаны третировать всякого социал-демократа угнетающей нации, который не ведет такой пропаганды, как империалиста и как негодяя. Это безусловное требование, хотя бы случай отделения был возможен и «осуществим» до социализма всего в 1 из 1000 случаев.

Мы обязаны воспитывать рабочих в «равнодушии» к национальным различиям. Это бесспорно. Но не в равнодушии аннексионистов. Член угнетающей нации должен быть «равнодушен» к вопросу о том, принадлежат ли маленькие нации его государству или соседнему или сами себе, смотря по их симпатиям: без такого «равнодушия» он не со­циал-демократ. Чтобы быть социал-демократом интернационалистом, надо думать не о своей только нации, а выше ее ставить интересы

_____________________ ИТОГИ ДИСКУССИИ О САМООПРЕДЕЛЕНИИ_____________________ 45

всех, их всеобщую свободу и равноправие. В «теории» все с этим согласны, но на прак­тике проявляют как раз аннексионистское равнодушие. Здесь корень зла.

Наоборот. Социал-демократ маленькой нации должен центр тяжести своей агитации класть на втором слове нашей общей формулы: «добровольное соединение» наций. Он может, не нарушая своих обязанностей, как интернационалиста, быть и за политиче­скую независимость своей нации, и за ее включение в соседнее государство Χ, Υ, Ζ, и пр. Но во всех случаях он должен бороться против мелконациональной узости, замкну­тости, обособленности, за учет целого и всеобщего, за подчинение интересов частного интересам общего.

Люди, не вдумавшиеся в вопрос, находят «противоречивым», чтобы социал-демократы угнетающих наций настаивали на «свободе отделения», а социал-демократы угнетенных наций на «свободе соединения». Но небольшое размышление показывает, что иного пути к интернационализму и слиянию наций, иного пути к этой цели от дан­ного положения нет и быть не может.

И здесь мы подошли к особому положению голландской и польской социал-демократии.

8. ОСОБОЕ И ОБЩЕЕ В ПОЗИЦИИ

ГОЛЛАНДСКИХ И ПОЛЬСКИХ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТОВ ИНТЕРНАЦИОНАЛИСТОВ

Нет ни малейшего сомнения, что стоящие против самоопределения голландские и польские марксисты принадлежат к лучшим революционным и интернационалистским элементам международной социал-демократии. Как же это может быть, что их теоре­тические рассуждения представляют из себя, как мы видели, сплошную сеть ошибок? ни одного правильного общего рассуждения, ничего кроме «империалистского эконо­мизма» !

Дело объясняется вовсе не особо дурными субъективными качествами голландско-польских товарищей,

46___________________________ В. И. ЛЕНИН

а особыми объективными условиями их стран. Обе страны 1) маленькие и беспомощ­ные в современной «системе» великих держав; 2) обе географически расположены ме­жду наиболее остро соперничающими империалистскими хищниками гигантской силы (Англия и Германия; Германия и Россия); 3) в обеих страшно сильны воспоминания и традиции тех времен, когда обе были сами «великодержавными»: Голландия была бо­лее сильной, чем Англия, колониальной великой державой; Польша была более куль­турной и более сильной великой державой, чем Россия и Пруссия; 4) обе сохранили до сих пор привилегии, состоящие в угнетении чужих народов: голландский буржуа вла­деет богатейшей Голландской Индией; польский помещик угнетает украинского и бе­лорусского «хлопа», польский буржуа — еврея и т. п.

Такого своеобразия, которое состоит в сочетании этих четырех особых условий, вы не найдете в положении Ирландии, Португалии (она была одно время аннексией Испа­нии), Эльзаса, Норвегии, Финляндии, Украины, края латышского, белорусского и мно­гих других. И вот в этом-то своеобразии вся суть дела! Когда голландские и польские социал-демократы рассуждают против самоопределения, при помощи аргументов об­щих, т. е. касающихся империализма вообще, социализма вообще, демократии вообще, национального гнета вообще, у них, поистине можно сказать, ошибка на ошибке едет и ошибкой погоняет. Но стоит только отбросить эту явно ошибочную оболочку общих аргументов и посмотреть на суть дела с точки зрения своеобразия особых условий Голландии и Польши, как становится понятной и вполне законной их своеобразная по­зиция. Можно сказать, не боясь впасть в парадокс, что когда голландские и польские

марксисты с пеной у рта восстают против самоопределения, они не совсем то говорят,

* что хотят сказать, или иначе: они хотят сказать не совсем то, что они говорят .

Напомним, что в своей циммервальдской декларации все польские социал-демократы признали са­моопределение вообще, только в чуточку иной формулировке²⁷.

_____________________ ИТОГИ ДИСКУССИИ О САМООПРЕДЕЛЕНИИ_____________________ 47

Один пример приведен уже нами в наших тезисах . Гортер против самоопределения своей страны, но за самоопределение угнетенной «его» нацией Голландской Индии! Удивительно ли, что мы видим в нем более искреннего интернационалиста и более близкого к нам единомышленника, чем в людях, которые так признают самоопределе­ние — так словесно, так лицемерно признают самоопределение, как Каутский у немцев, Троцкий и Мартов у нас? Из общих и коренных принципов марксизма безусловно вы­текает долг бороться за свободу отделения наций, угнетаемых «моей собственной» на­цией, но вовсе не вытекает необходимость ставить во главу угла независимость именно Голландии, которая страдает всего более от узкой, заскорузлой, корыстной и отупляю­щей замкнутости: пусть весь свет горит, наша хата с краю, «мы» довольны нашей ста­рой добычей и ее богатейшим «остаточком», Индией, больше «нам» ни до чего дела нет!

Другой пример. Карл Радек, польский социал-демократ, который снискал себе осо­бенно большую заслугу своей решительной борьбой за интернационализм в германской социал-демократии после начала войны, в статье «Право наций на самоопределение» («Lichtstrahlen» — запрещенный прусской цензурой, леворадикальный ежемесячник, редактируемый Ю. Борхардтом — 1915, 5 декабря, III год, номер 3) восстает яро против самоопределения, приводя, между прочим, только голландские и польские авторитеты в свою пользу, и выдвигая в числе других такой аргумент: самоопределение питает ту мысль, «будто обязанностью социал-демократии является поддержка всякой борьбы за независимость».

С точки зрения общей теории этот аргумент прямо возмутителен, ибо он явно нело­гичен: во-1-х, ни единого частного требования демократии нет и быть не может, кото­рое бы не порождало злоупотреблений, если не подчинять частное общему; мы не обя­заны поддерживать ни «всякой» борьбы за независимость, ни «всякое»

См. Сочинения, 5 изд., том 27, стр. 260. Ред.

48___________________________ В. И. ЛЕНИН

республиканское или антипоповское движение. Во-2-х, нет и быть не может ни одной формулировки борьбы против национального гнета, которая не страдала бы тем же «недостатком». Сам Радек в «Berner Tagwacht» употребил формулу (1915, номер 253): «против старых и новых аннексий». Любой польский националист законно «выведет» из этой формулы: «Польша есть аннексия, я против аннексии, т. е. я за независимость Польши». Или Роза Люксембург, помнится, в статье 1908 г.²⁹, высказала мнение, что достаточно формулы: «против национального угнетения». Но любой польский нацио­налист скажет — и с полным правом — что аннексия есть один из видов национального угнетения, а, следовательно, и т. д.

Возьмите, однако, вместо этих общих доводов, особые условия Польши: ее незави­симость теперь «неосуществима» без войн или революций. Быть за войну общеевро­пейскую ради одного только восстановления Польши — это значит быть национали­стом худшей марки, ставить интересы небольшого числа поляков выше интересов со­тен миллионов людей, страдающих от войны. А ведь именно таковы, например, «фра­ки» (ППС-правица) , которые социалисты только на словах и против которых тысячу раз правы польские социал-демократы. Ставить лозунг независимости Польши теперь, в обстановке данного соотношения империалистских соседних держав, значит действи­тельно гоняться за утопией, впадать в узкий национализм, забывать предпосылку об­щеевропейской или, по крайней мере, русской и немецкой революции. Точно так же ставить, как самостоятельный лозунг, лозунг свободы коалиций в России 1908— 1914 гг., значило гоняться за утопией, объективно помогая столыпинской рабочей партии (ныне потресовско-гвоздевской, что, впрочем, одно и то же). Но было бы сумасшествием удалять вообще требование свободы коалиции из программы социал-дем<рерашии4- и, пожалуй, самый важный пример. В польских тезисах (III, § 2 в конце) мы читаем против идеи независимого польского государства-буфера, что

_____________________ ИТОГИ ДИСКУССИИ О САМООПРЕДЕЛЕНИИ_____________________ 49

это «пустая утопия маленьких, бессильных групп. Будучи осуществлена, эта идея озна­чала бы создание маленького польского обломка-государства, которое было бы воен­ной колонией той или другой группы великих держав, игрушкой их военных и эконо­мических интересов, областью эксплуатации чужого капитала, полем битвы в будущих войнах». Все это очень верно против лозунга независимости Польши теперь, ибо даже революция в одной Польше ничего бы тут не изменила, а внимание польских масс от­влечено было бы от главного: от связи их борьбы с борьбой русского и немецкого про­летариата. Это не парадокс, а факт, что польский пролетариат, как таковой, может по­мочь теперь делу социализма и свободы, в том числе и польской, лишь борьбой совме­стно с пролетариями соседних стран, против узкопольских националистов. Невозможно отрицать исторически-крупной заслуги польских социал-демократов в борьбе против этих последних.

Но те же самые аргументы, верные с точки зрения особых условий Польши в данную эпоху, явно неверны в той общей форме, которая им придана. Полем битв в войнах ме­жду Германией и Россией Польша останется всегда, пока будут войны, это не довод против большей политической свободы (и, следовательно, политической независимо­сти) в периоды между войнами. То же относится и к соображению об эксплуатации чу­жим капиталом, о роли игрушки чужих интересов. Польские социал-демократы не мо­гут ставить теперь лозунга независимости Польши, ибо как пролетарии-интернационалисты поляки ничего сделать для этого не могут, не впадая, подобно «фракам», в низкое прислужничество одной из империалистских монархий. Но русским и немецким рабочим не безразлично, будут ли они участниками аннексии Польши (это означает воспитание немецких и русских рабочих и крестьян в духе самого подлого хамства, примирения с ролью палача чужих народов) или Польша будет независима.

Положение безусловно очень запутанное, но из него есть выход, при котором все участники остались бы

50___________________________ В. И. ЛЕНИН

интернационалистами: русские и немецкие социал-демократы, требуя безусловной «свободы отделения» Польши; польские социал-демократы, борясь за единство проле­тарской борьбы в маленькой и в больших странах без выставления для данной эпохи или для данного периода лозунга независимости Польши.

ПИСЬМО ЭНГЕЛЬСА К КАУТСКОМУ

В своей брошюре «Социализм и колониальная политика» (Берлин, 1907) Каутский, тогда еще бывший марксистом, опубликовал письмо к нему Энгельса от 12 сентября 1882 г., представляющее громадный интерес по интересующему нас вопросу; вот глав­ная часть этого письма:

«... По моему мнению, собственно колонии, т. е. земли, занятые европейским насе­лением, Канада, Кап, Австралия, все станут самостоятельными; напротив, только под­чиненные земли, занятые туземцами, Индия, Алжир, голландские, португальские, ис­панские владения пролетариату придется на время перенять и как можно быстрее при­вести к самостоятельности. Как именно развернется этот процесс, сказать трудно. Ин­дия, может быть, сделает революцию, даже вероятно, и так как освобождающийся про­летариат не может вести колониальных войн, то с этим придется помириться, причем, разумеется, дело не обойдется без всяческого разрушения. Но подобные вещи неотде­лимы от всех революций. То же самое может разыграться и в других еще местах, на­пример, в Алжире и в Египте, и для нас это было бы, несомненно, самое лучшее. У нас будет довольно работы у себя дома. Раз только реорганизована Европа и Северная Америка, это даст такую колоссальную силу и такой пример, что полуцивилизованные страны сами собой потянутся за нами; об этом позаботятся одни уже экономические потребности. Какие социальные и политические фазы придется тогда проделать этим странам, пока они дойдут тоже до социалистической организации, об этом, я думаю, мы могли бы выставить лишь довольно праздные ги-

_____________________ ИТОГИ ДИСКУССИИ О САМООПРЕДЕЛЕНИИ_____________________ 51

потезы. Одно лишь несомненно: победоносный пролетариат не может никакому чужо­му народу навязывать никакого осчастливления, не подрывая этим своей собственной победы. Разумеется, этим не исключаются никоим образом оборонительные войны раз­личного рода...»³¹

Энгельс вовсе не полагает, чтобы «экономическое» само собою и непосредственно уладило все трудности. Экономический переворот побудит все народы потянуться к социализму, но при этом возможны и революции — против социалистического госу­дарства — и войны. Приспособление политики к экономике произойдет неизбежно, но не сразу и не гладко, не просто, не непосредственно. Как «несомненное» Энгельс вы­ставляет лишь один, безусловно интернационалистский, принцип, который он приме­няет ко всем «чужим народам», т. е. не только к колониальным: навязывать им осчаст-ливление значило бы подрывать победу пролетариата.

Пролетариат не сделается святым и застрахованным от ошибок и слабостей только от того, что он совершит социальную революцию. Но возможные ошибки (и корыстные интересы — попытаться усесться на чужой спине) приведут его неизбежно к сознанию этой истины.

Мы все, циммервальдские левые, убеждены в том, в чем был убежден, например, и Каутский до своего поворота в 1914 г. от марксизма к защите шовинизма, именно, что социалистическая революция вполне возможна в самом близком будущем, «с сегодня на завтра», как однажды выразился тот же Каутский. Национальные антипатии так бы­стро не исчезнут; ненависть — и вполне законная — у нации угнетаемой к угнетающей останется на время; она испарится лишь после победы социализма и после оконча­тельного установления вполне демократического отношения между нациями. Если мы хотим быть верны социализму, мы должны уже теперь вести интернационалистское воспитание м