И способ нормативного мышления 3 страница

В рамках судопроизводства происходит «извлечение» субъекта права из контекста реальной совокупности нерасчлененных соци­альных связей (датума социальной материи) для разрешения право­вого конфликта, здесь правовой аспект датума выдвигается на пер­вый план. Реальные обстоятельства, в которых находится лицо, уча­ствующее в деле, исследуются только с правовой стороны, а факты принимаются во внимание именно со стороны их юридического значения и последствий, т. е. анализируются в особом качестве юри­дических. Отсюда двойственность юридического факта, который является одновременно принадлежностью социальной материи не­расчлененных отношений между субъектами права, а также состав­ляет предмет юридического анализа, абстрагированного от этих ре­альных отношений.

СэнтзянаДж. Скептицизм и животная вера. СПб., 2001. С. 76, 77.

452____________________________________________________ Глава 4

Подобная номинализация в виде предметного факта судебного анализа имеет в данном случае юридическое значение постольку, поскольку с ним связывается импульс в правовом состоянии опре­деленного положения дел в отношениях между людьми. Этот факт возник естественным путем, был порожден действием либо неопре­деленность в праве как юридический факт образовалась в рез\ льтате нарушения обязанности. Утрата должного правового качества или переход к новому правовому качеству, которое уже потеряло черты устойчивого положения дел в отношениях между людьми, обраще­ние за судебной защитой являются следствием того, что приемле­мый способ разрешения этих и других возможных типов проблема-тизации в праве отсутствует в системе нравственной регуляции и не может быть установлен и определен волей участников социального конфликта или субъектов правопритязания с помощью или посред­ством ее ресурсов и морального законодательства. Именно в этом случае адекватным и универсально приемлемым способом разреше­ния неопределенности в праве в смысле всеобщей абстракции, осно­ванной на понятии социального порядка, может считаться публич­ный, или внешне оценивающий, предписывающий и обязывающий способ рассуждения, основанный на Базисном Слове в виде дейст­вующего юридического законодательства.

Вместе с тем, необходимо отметить общую онтологически лин­гвистическую ситуацию, своеобразие которой состоит в том, что рождение упомянутого юридического факта состоялось в отсутствие Рассуждающего Субъекта, под которым следует в нашем случае по­нимать такую инстанцию, как суд В связи с этим ситуация судебно­го познания и восприятия процесса доказывания не может пони­маться как ситуация объектного восприятия в ранее охарактеризо­ванном Б. Расселом логике — аналитическом смысле

В логике дистанцированного публично рассуждающего субъ­екта каковым является судебная инстанция, социальная реальность делится на два взаимодействующих компонента -— события и фак­ты.

По утверждению известного лингвиста Н. Д. Арутюновой, рас­суждение относительно событийной сферы существования «объеди­няет все то, что составляет среду погружения человека в мир». ^а рассуждение относительно фактов представляет собой то. «что есть результат погружения мира в сознание человека. Для человека

Юридическая эпистемология и юридическое мышление453

жизнь складывается из событий, но ее анкетное представление пре-врашает события в факты».¹²

Различие между событием и фактом играет фундаментальную роль в публичном судоговорении, расслоение на факт и право в кон­тексте юридического анализа отношений между людьми представ­ляет собой феномен логико-методологического свойства для судеб­ного разбирательства и составляет принадлежность юридического знания в целом

Факт в его юридическом качестве не является тождественным действительности, он есть результат ее представленности в общем течении социальных и природных процессов. Как констатация опре­деленного положения дел, он составляет одновременно принадлеж­ность жизненных обстоятельств и сознания субъекта права, его точ­ку зрения на это течение дел. Эта точка зрения может не отвечать требованиям максимальной объективности, незаинтересованности при проведении операции по фокусированию факта социальной дей­ствительности в номинацию юридического факта. В связи с этим субъективно предъявленный на всеобщее обозрение факт должен пройти своеобразную процедуру юридической верификации Удо­стоверение в наличии или отсутствии юридически значимого факта и составляет один из креативных, т. е. конструктивно созидатель­ных, моментов в процессе осуществления правосудия

Локализация юридически значимого факта может быть скрыта как в ткани объективности события, так и в интеллектуальной вер­сии заинтересованного субъекта права, стремящегося придать юри­дическое значение тому или иному моменту течения дел в его соб­ственной жизни.

В юриспруденции и сфере доказательственного права говорят об общеизвестных фактах, где событийная и фактуальная связь те­кущего положения дел совпадают. Однако общим правилом следует все-таки признать то обстоятельство, что между событием, фактом и наличной действительностью не существует тождества с позиций истинности и значимости. Что касается юриспруденции, то семанти­ка, т. е. смысл, значение, факта здесь выражается в двух модифика­циях. Во-первых, это значение юридического факта как такого ком-

с юз

¹² АрутюноваН Д. Типы языковых значений Оценка Событие Факт М.1988.

454____________________________________________________ Глава 4

понента действительности, который не всегда приобретает признаки события, поскольку зачастую не содержит в себе характеристик кар­динального разрыва в обычном, плавном течении дел и не является репрезентацией (представленностью) новизны, необычности, экст­раординарности, свойственных событию, значимость которого вы­ходит за пределы ординарного повседневного явления. Событие не­сет на себе печать и наделено признаками публичности, распростра­няя свое воздействие и влияние за пределы обыденного и повседневного, втягивает в свою орбиту существование индивида, его окружение, а в уникальном исторически значимом проявлении захватывает в свою локализацию и все общество.

В отличие от такой экспозиции стандартная локализация юри­дического факта — это моменты в реализации субъективного права, где находит свое выражение и реализацию право и дееспособность лиц. Динамика реализации права происходит в рамках индивиду­ального, общественно-публичного существования и связана с вре­менем и историей. В этой связи юридические факты вплетены в био­графический и исторический контексты, где совмещаются и сущест­вуют в нерасчлененном процессуальном виде как феномены безразличной для права социальной, и собственно юридической фактологии.

Среди всего многообразия социального датума в первую оче­редь можно выделить изначально данное, то, что обусловлено рож­дением, появлением, естественным возникновением и получением места в материи социальных отношений, т. е. то, что присуще субъ­ектам права — физическим и юридическим лицам (например, рож­дение ребенка, смерть человека, утрату трудоспособности вследст­вие достижения определенного возраста, регистрацию брака и т д.). Можно охарактеризовать подобную юридическую фактографию как определенную генерацию, внутри которой содержится источник ин­дивидуального правообразования в жизни и существовании субъек­тов права. Подобная фактография имеет органическое происхожде­ние, несет в себе сообразный природе человека генеалогический ха­рактер, представляет собой самопорождение (автохтонность) факта в контексте жизни индивида и приобретает юридическое значение в силу естественных причин.

Нередко такую фактографию связывают с феноменологией со­бытий и состояний, но в такой номинализации юридического факта

Юридическая эпистемология и юридическое мышление 455

происходит отождествление того, что внутренне присуще субъекту права с тем, что свойственно внешней действительности. Происхо­дит это, потому, что явлениям биографического плана пытаются придать публичный, общественный смысл, устанавливая знак равен­ства между ними и общим положением дел, имея при этом в виду социальную действительность и состояние дел в обществе в целом. Как правило, такие характеристики включаются в юридическое по­нятие статуса или положения лица, которое может сохраняться во многих случаях неопределенный период времени (состояние в заре­гистрированном браке, исполнение обязанностей по занимаемой должности, инвалидность 2-й группы и т. д.).

От этого вида юридической фактографии, на наш взгляд, следу­ет отличать другую генерацию юридических фактов, которые соз­даются самими субъектами права в сфере договорных отношений, где эти факты устанавливаются, изменяются и прекращаются по во­ле участников этих отношений. Такая юридическая фактография относится к сфере рационального правосозидания со стороны субъ­ектов права. Однако все многообразие юридических фактов связано с феноменом универсальной правовой креативности законодателя, когда порождающая сила юридического факта изначально опреде­лена дофактологической властью предсуществования и нормативно­го присутствия законодательства и конкретной юридической нормы.

Необходимо отметить, что само существование юридической фактографии возможно в условиях и в присутствии системной логи­ки права и действующего законодательства. Характерным качеством современной цивилизации является то, что законодательство выпол­няет функцию базисного основания для суждения о праве и неправе и в этом отношении нормативная логика в типологии юридических фактов возможна в условиях социально-технологического присутст­вия права как регулятора общественных отношений. Важно, чтобы такое общество обладало соответствующими нормативно-регуля­тивными ресурсами в виде всеобще значимых правовых устоев, т. е. имело в себе потенциал применения юридической ответственности за нарушение установленной нормы поведения.

В параметрах измерения поведения субъекта права при приме­нении юридической ответственности юридическая фактография представлена уже в другой модификации— в модификации юри­дических фактов, возникновение которых обусловлено совершением

456 Глава 4

правонарушения. В этом отношении действие субъектов права свя­зано с двумя типами поведения — неисполнением обязанности и нарушением чужого права. Эта генерация юридических фактов пре­бывает в таком их качественном состоянии, где их генезис или по­рождение связаны с разрушительным фактором в поведении субъек­тов права и причинением вреда. Верификация юридических фактов в сфере применения юридической ответственности осуществляется через установление фактических обстоятельств конфликта в праве. Здесь юридический факт является схемообразующим динамическим моментом в определении прав и обязанностей субъектов права (та­кую ситуацию с точки зрения правосудия можно квалифицировать как субъектное правоустановление или установление принадлежно­сти того или иного права лицу или отсутствия у него конкретного права). Подобная ситуация возникает когда налицо неопределен­ность в праве, либо имеет место совершение правонарушения, последствия которого на виду у всех. Видовые формы установления юридического факта воспроизводятся и удостоверяются через су­дебную процедуру в единстве процессов верификации (подтвержде­ния) и фальсификации (опровержения). Эти процессы осуществля­ются как доказывание истин факта и права.

Доказывание является условием для установления и определе­ния юридически значимых обстоятельств по делу со стороны суда. Если в сфере законопослушного поведения и индивидуального осу­ществления прав можно говорить об юридической фактографии по­рождающего и креативного (творящего, конструктивно созидатель­ного свойства), то в области процессуального права и судопроизвод­ства необходимо уже указывать на юридически значимые обстоятельства, наличие причинно-следственных связей, детерми­нацию поведения, мотивы поведения и вину. В рамках публичного правосудия происходит доказательное воспроизводство наличия или отсутствия правообразующеи (гражданское судопроизводство) или правоотрицающей (уголовное судопроизводство) генераций юриди­ческих фактов. В одном случае это происходит через процесс иссле­дования жизненных обстоятельств, связанных с созидательно на­правленным осуществлением гражданских прав, в другом — через исследование акта преступной воли, т. е. разрушительной активно­сти. Преступная воля в этом акте изначально отрицает позитивный

Юридическая эпистемология июридическое мышление457

способ осуществления прав, который составляет необходимую при­надлежность гражданского общества.

Нужно отметить, что проведенная градация фактографии в юриспруденции в целом подтверждает выводы некоторых исследо­вателей о том. что факты нельзя относить к сфере предметной вещ­ной действительности. Они представляют собой результат использо­вания нормативной схемы восприятия действительности. В общем неюридическом смысле факты — это результат мыслительного от­ражения действительности, которое обусловлено потребностью че­ловеческого сознания ее осмыслить или придать ей определенную значимость.

Можно сказать, что фактуализация процессов действительности есть не что иное, как способ ее исчисления с помощью именования через отдельные локальные образования внутри нее, которые возни­кают в силу определенных социальных причин. Через это разме­щающее установление явлений действительности и применение та­кой интеллектуальной операции, как «размыкание» непрерывного течения бытия, и находится место каждой вещи и явлению как фак­там, происходит постижение смысла происходящего в параметрах последовательности, причинности, обусловленности одного явления друтим, следования их во времени и т. д. Иными словами, через ак­тивность «размыкания» как рациональной «разметки» бытия проис­ходит его осмысление и приобретается знание о сущем, достигаются относительная полнота и всеобъемлемость в понимании окружаю­щей действительности, максимально возможная степень власти над обстоятельствами, способность владеть ими или влиять на них через познание закономерного, неизбежного и истинного.

Фактуализацию действительности как способ ее репрезентации и описания через указание на факт следует отнести к сфере воспри­ятия человеком окружающей действительности, а не к процессам самой этой действительности, которые могут происходить незави­симо и без участия человека в них. «Ключ к пониманию ''факта" следует искать не в независимой от языка действительности, не в положениях дел или событиях, а в суждении о действительности. Имя факт постоянно взаимодействует в тексте с предложениями и их неполными номинализациями, и этот контакт не безразличен для семантики "факта". И хотя конструкция тот факт, что.., как спра­ведливо заметил Дж. Остин, дает возможность нерасчлененно гово-

458____________________________________________________ Глава 4

рить о мире и о наших знаниях о мире, лидирует в этом комплексе концепт истинности суждения (знания), а не "неприкасаемый⁷' мир, действительность "как она есть". Факт (его значение) есть способ анализа действительности, имеющего своей целью выделение в них таких сторон, которые релевантны с точки зрения семантики текста. Факт не может быть уподоблен ни единицам административного деления пространств, ни единицам календарного членения времен­ного потока, ни естественным реалиям природного мира... Факт со­относителен с простой, конкретной и истинной пропозицией (ут­верждением), отвлеченной от субъектного модуса и всех тех элемен­тов и коннотаций, которые вводятся им в высказывание. Факт наследует от пропозиции следующие признаки: 1) значение истин­ности как конститутивный компонент семантической структуры; 2) отрицание; 3) структурированность, связку, субъектно-преди-катные отношения; 4) ограниченность определенными рамками; 5) недескриптивность (отсутствие описательности); 6) концептуа­лизацию действительности: факты, как и соответствующие им ут­верждения, не бывают глобальными; 7) принцип счета».

В этой связи перед нами возникает еще одно существенное об­стоятельство, которое указывает на радикальное несоответствие ме­жду научным и судебным познанием. Это понятие доказательства. Если мы обратимся к формально-логическому представлению о сущности доказательства, то обнаружим, что оно «определяется как процедура обоснования истинности некоторого утверждения путем приведения тех истинных утверждений, из которых оно логически следует. В доказательстве различают тезис — утверждение, которое надо доказать, и основание, или аргументы, — те утверждения, с помощью которых обосновывается тезис. Понятие доказательства всегда предполагает указание посылок, на которые опирается тезис, и тех логических правил, по которым осуществляются преобразова­ния утверждений в ходе доказательства. Доказательство представля­ет собой определенного рода умозаключение или цепочку умозак­лючений. Поэтому все, что в логике говорится об умозаключениях, их строении, требованиях к ним и т. д., имеет прямое отношение к доказательству. Определение доказательства включает два цен-

АрутюноваН. Д. Типы языковых значений: Оценка. Событие. Факт. С. 157, 162, 163.

Юридическая эпистемология и юридическое мышление_____________ 459

тральных понятия логики: понятие истины и понятие логического следования. Оба эти понятия не являются в достаточной мере ясны­ми, и, значит, определяемое через них понятие доказательства также не может быть отнесено к ясным. В стандартном определении дока­зательства используется понятие истины. Доказать некоторый те­зис — значит логически вывести его из других, являющихся истин­ными положений. Но есть утверждения, не связанные с истиной. Очевидно также, что, оперируя ими, можно и нужно быть и логич­ным, и доказательным».¹⁴

Формально-логическая характеристика доказательства может указать лишь на технологию доказывания в сфере использования готовых пропозиций, под которыми следует понимать утверждения о процессах реальной действительности. В этом отношении источ­ник проблемы доказательства следует искать в первичной основе пропозиций, связанной с условиями восприятия и осмысления на­званных процессов. Новоевропейская философская традиция квали­фицирует такой вид проблематизации как проблему соотношения между аналитическими суждениями, которые воспроизводятся через непосредственное восприятие действительности, и воссозданием системы связного знания через формулирование синтетических су­ждений. Причем проблема обозначается в постановке вопроса о возможности синтетических суждений априори, поскольку налич­ный аналитический материал в его необозримом количественном многообразии не обладает внутренне присущим ему потенциалом для автоматического приращения знания и не предоставляет за счет чисто эмпирических ресурсов индукции прогрессирующее движение смысла текущих процессов действительности и значимости каждой его частной сингулярной единицы.

Это значит, что системообразующий потенциал знания и схема­тизм его выражения базируются на фундаментальной основе, кото­рая существует еще до опыта. Такое первичное представление отно­сительно возможности синтетического суждения априори является следствием одностороннего рационализма, поскольку черпает ре­сурсы для логики обоснования и доказывания из понятий чувствен­ности и разума, которые соответственно такой точки зрения обла­дают внутренне присущими им ресурсами для воссоздания условий

ИвинА. А. Логика. М., 2001. С. 214, 215.

460____________________________________________________ Глава 4

продуцирования знания, скажем, в виде априорных форм чувствен­ности или интеллектуальной интуиции.

Когнитивные ресурсы логики доказывания при осуществлении правосудия существенным образом отличаются от схематизма про­стого формально-логического вывода. Последний в данном случае имеет место в системной связи с феноменологией восприятия про­цесса доказывания в суде, поэтому логика судебного познания имеет свою собственную сущность и не огранивается задачами строгой силлогистики, имеющей дело с совокупностью готовых суждений относительно действительности. Репрезентация наличного правово­го смысла в отношениях между людьми при судебном разбиратель­стве дел происходит путем реальной демонстрации этого смысла, его показа через различного рода свидетельства относительно каче­ства, специфики и характера этих отношений. Эти свидетельства и представляют собой совокупность средств доказывания. Средства доказывания, с точки зрения их годности и приемлемости и по сво­ему конструктивному и позитивному качеству для целей правосудия делятся на дозволенные и законные.

Это их назначение раскрывается, например, в ст. 45 Конститу­ции РФ и гл. 6 ГПК РФ. Отсюда следует, что в естественную логику формально-логического доказательства вторгается схематизм пуб­лично-нормативного свойства, базирующийся на созидательном по­тенциале юридической нормы. Это значит, что логическое качество доказательства в юриспруденции наделяется особым регулятивным или нормирующим смыслом. Не всякое убеждающее свидетельство или логический аргумент мог\т приняты судом в качестве тех, кото­рые могут относиться и быть допущены как имеющие юридическую значимость, обладающие необходимым качеством для правильного разрешения дела.

Таким образом, логику доказывания при отправлении правосу­дия следует относить к публичному способу удостоверения право­вого качества социальной действительности, где когнитивный по­тенциал установления истинности правопритязания на судебную защиту имеет многослойный характер. Это не тип непосредственно­го «объектного» познания, свойственного индивидуальному воспри­ятию предметного мира, и не естественнонаучное познание, ориен­тированное на поиск неизвестного в закономерностях этого мира, когда используются такие инструменты познания, как гипотеза, экс-

Юридическая эпистемологияи юридическое мышление 461

перимент, моделирование, индукция, ресурсы наличного научного знания в его системном и регулятивном качестве. Здесь познание смещается в сторону ценностного восприятия социальной действи­тельности, сохраняя при этом потенциал и схематизм традиционной гносеологии. Стандарт теории познания выполняет здесь функцию первичного постижения социальных процессов на уровне «эстети­ки» незаинтересованного объективного восприятия. Формальная логика вывода присутствует в таком интеллектуальном процессе как естественный момент рассуждения и служит условием для принятия решения. Однако формально-логическое следование подчинено в данном случае нормативном}' схематизму и регулятивному воздей­ствию в исследовании и оценке действительности. Этот схематизм задан юридической нормой и назначением публичного правосудия в обществе.

С точки зрения принципов современного правового государства, этики прав и свобод человека и гражданина, такое положение дел означает, что когнитивный потенциал логики судебного разбира­тельства расположен в сфере антропологии и ценностного подхода к действительности. В связи с этим компонент дескрипции или описа­ния, который внутренне присущ чистой познавательной деятельно­сти, ориентированной на получение знания, включается здесь в ди­намику нормативно-ценностной логики юридической регистрации правового качества отношений между людьми, когда реализуется право на судебную защиту и используется механизм правового ре­гулирования.

Логика убеждения в истинности того или иного высказывания о действительности, удостоверение в очевидности наличия или отсут­ствия факта и права корректируются в данном случае посредством таких нормативно-регулятивных схем, как правильное определение юридически значимых обстоятельств при осуществлении разбира­тельства дел, законность и обоснованность решения по делу (п. 1 ст. 362 ГПК РФ, ч. 2 ст. 56 ГПК РФР, ст. 195. 196. 198 ГПК РФ).

Если исходить из того, что юридический закон согласно самой идее правового государства содержит в себе правовое качество и соответствующий регулятивный потенциал, то вопрос о законности и обоснованности судебного акта начинает приобретать синтетиче­ское логическое качество. Обоснование судебного решения с помо­щью правильной оценки представленных доказательств и соответст-

_462_____________________________________________________ Глава 4

вне его требованиям действующего законодательства составляют единое целое. В этой связи задачей судопроизводства является мак­симальное обеспечение активного представления доказательств со стороны лиц, участвующих в деле, создание условий для оптималь­ной доступности их исследования, когда достижение в каждом кон­кретном случае убеждающей очевидности относительно юридиче­ского факта и права становится повседневной реальностью судебно­го разбирательства.

Существуют ли какие-либо препятствия в обеспечении этой доступности?

Придание принципу состязательности фундаментального харак­тера создает необходимость своеобразной «переоценки ценностей» в модели современного отечественного правосудия и позволяет вклю­чить судоговорение с точки зрения его социальной характеристики в коммуникативное пространство общества с его языковыми и идей­ными особенностями, извечным своеобразием человеческой приро­ды. Процесс доказывания в связи с этим может быть сопряжен со стремлением одной из сторон, исказить действительность в угоду своим интересам в деле или сознательно говорить неправду, исполь­зуя ложь при осуществлении права на судебную защиту.

А. Г. Коваленко, давая характеристику этого обстоятельства как фактора, влияющего на предмет доказывания, и по существ}-, при­числяя суд к органу по выявлению и устранению лжи при разбира­тельстве гражданских дел, указывает, что «судебное разбирательст­во сопряжено с такой фазой развития правоотношений между соот­ветствующими субъектами (сторонами), когда пределы регуля­тивных отношений оказываются исчерпанными и возникает необходимость охранительного регулирования, неудивительно, что конфликтующие (конфронтирующие) стороны прибегают к исполь­зованию всех и всяческих способов, призванных доказать (или спо­собствовать этому) правообоснованность своей позиции в деле. Од­ним из таких приемов является использование лжи. Ложь (эквива­лентные ей действия) является фактором, объективно подрывающим правовую стабильность, не отвечающим принципам разумности и справедливости, посягающим на принципы морали и нравственные устои общества, Сами по себе ложные доказательства (в случае их раскрытия) связаны с фактами, имеющими доказательственное зна­чение, а в иных случаях являются и прямыми доказательствами (до-

Юридическая эпистемология и юридическое мышление 463

казательство от противного). Однако ложь как процессуальное сред­ство борьбы с контрстороной очевидно посягает на фундаменталь­ные основы правосудия, нарушая, с одной стороны, принцип равно­правия сторон, а с другой — заставляя суд ( а не только противопо­ложную сторону) разбираться в ситуации, не отвечающей объективному положению вещей. Как следствие, нарушаются прин­ципы рациональности судопроизводственной деятельности и про­цессуальной экономии».¹⁵

Не касаясь по существу проблемы истины и лжи, лжи и правды, истины и правды, отметим, что она носит метаюридический харак­тер, глубинная основа перечисленных оппозиций имеет религиоз­ный источник. Вряд ли можно потребовать вообще от конкретного индивида утверждать истину об окружающем его мире, не будучи уверенным в том, что он ею действительно обладает. Следовательно, логическая оппозиция истины и лжи в контексте оценки истинности или ложности суждения в процедуре доказывания правоты в споре имеет опять же ценностный смысл и трансформирована в обязан­ность говорить правду о фактическом состоянии дел и его существе при осуществлении правосудия. Правдивые объяснения сторон и показания свидетелей являются, как правильно отмечено в рассуж­дениях А. Г. Коваленко, важным процессуальным условием для ус­тановления истины по делу. При этом под истиной по делу следует понимать правильное установление юридически значимых обстоя­тельств по делу на основе имеющихся по нему доказательств, т. е. определение фактического состава и характера спорных правоотно­шений, что позволит сделать вывод относительно правомерности обращения за судебной защитой или, наоборот, необоснованности такого обращения. При этом обоснованность иска создает условия для публичного способа правоприменения и вынесения решения по делу, которым устанавливаются параметры юридической ответст­венности, предусмотренные юридической нормой для данного кон­кретного случая.

Могут возникнуть ситуации, когда одна из сторон создает ви­димость обоснованности иска путем иллюзорной несоответствую­щей действительности или не имеющей правового значения доказа-

Ковэленко А. Г. Институт доказывания в гражданском и арбитражном судопро­изводстве. М.,2002. С. 163, 164, 190, 199.

464 Глава 4

тельной аргументации. Такое состояние доказывания видимой при­надлежности права лицу в суде можно квалифицировать как исполь­зование процессуально-правовых средств в целях утверждения того, что Г. В. Ф. Гегель называл неправо. В русском переводе «Филосо­фии права» Б. Столпнера 1934 г этот термин прямо трансформиро­ван в слово «неправда».

В этом отношении можно выявить крайнюю неустойчивость во взаимосмене правового и неправового, которому во в неюридической сфере общественной жизни соответствует взаимосмена правды и лжи. При этом бытование и местопребывание правдивого и лживого прежде всего связывается с областью социальной коммуникации или пространством языкового общения (обман, введение в заблуж­дение, мошенничество как виды злоупотребления доверием, недоб­росовестное использование открытости, непосредственности друго­го человека, отсутствие бдительной, осмотрительной и рачительной заботы человека о самом себе в том окружении, в котором он нахо­дится).