Ii коммунисты и независимцы в германии 1 страница

I

В КАКОМ СМЫСЛЕ МОЖНО ГОВОРИТЬ

О МЕЖДУНАРОДНОМ ЗНАЧЕНИИ

РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ?

Первые месяцы после завоевания пролетариатом политической власти в России (25. X. — 7. XI. 1917) могло казаться, что громадные отличия отсталой России от передо­вых западноевропейских стран сделают революцию пролетариата в этих последних очень мало похожей на нашу. Теперь мы имеем уже перед собой очень порядочный международный опыт, который говорит с полнейшей определенностью, что некоторые основные черты нашей революции имеют не местное, не национально-особенное, не русское только, а международное значение. И я говорю здесь о международном значе­нии не в широком смысле слова: не некоторые, а все основные и многие второстепен­ные черты нашей революции имеют международное значение в смысле воздействия ее на все страны. Нет, в самом узком смысле слова, т. е. понимая под международным значением международную значимость или историческую неизбежность повторения в международном масштабе того, что было у нас, приходится признать такое значение за некоторыми основными чертами нашей революции.

Конечно, было бы величайшей ошибкой преувеличить эту истину, распространить ее не только на некоторые из основных черт нашей революции. Точно так же было бы ошибочно упустить из виду, что после победы пролетарской революции хотя бы в од­ной из передовых стран наступит, по всей вероятности, крутой перелом, именно:

В. И. ЛЕНИН

Россия сделается вскоре после этого не образцовой, а опять отсталой (в «советском» и в социалистическом смысле) страной.

Но в данный исторический момент дело обстоит именно так, что русский образец показывает всем странам кое-что, и весьма существенное, из их неизбежного и недале­кого будущего. Передовые рабочие во всех странах давно поняли это, — а еще чаще не столько поняли, сколько инстинктом революционного класса схватили, почуяли это. Отсюда международное «значение» (в узком смысле слова) Советской власти, а также основ большевистской теории и тактики. Этого не поняли «революционные» вожди II Интернационала, вроде Каутского в Германии, Отто Бауэра и Фридриха Адлера в Ав­стрии, которые и оказались поэтому реакционерами, защитниками худшего оппорту­низма и социал-предательства. Между прочим, анонимная брошюра «Всемирная рево­люция» («Weltrevolution»), вышедшая в 1919 году в Вене (Sozialistische Biicherei, Heft 11; Ignaz Brand ), показывает особенно наглядно весь ход мысли и весь круг мысли, вернее, всю бездну недомыслия, педантства, подлости и предательства интересов рабо­чего класса — и притом под соусом «защиты» идеи «всемирной революции».

Но остановиться подробнее на этой брошюре придется когда-либо в другой раз. Здесь же отметим только еще одно: в давно-давно прошедшие времена, когда Каутский был еще марксистом, а не ренегатом, он, подходя к вопросу, как историк, предвидел возможность наступления такой ситуации, при которой революционность русского пролетариата станет образцом для Западной Европы. Это было в 1902 году, когда Каут­ский писал в революционной «Искре»² статью «Славяне и революция». Вот что он пи­сал в этой статье:

«В настоящее же время» (в противоположность 1848 году) «можно думать, что не только славяне вступили в ряды революционных народов, но что и центр тяжести революционной мысли и революци­онного дела все более и более передвигается к сла-

- Социалистическая библиотека, выпуск 11; Игнац Бранд. Ред.

ДЕТСКАЯ БОЛЕЗНЬ «ЛЕВИЗНЫ» В КОММУНИЗМЕ

вянам. Революционный центр передвигается с запада на восток. В первой половине XIX века он лежал во Франции, временами в Англии. В 1848 году и Германия вступила в ряды революционных наций... Новое столетие начинается такими событиями, которые наводят на мысль, что мы идем навстречу дальнейшему передвижению революционного центра, именно: передвижению его в Россию... Россия, воспринявшая столько революционной инициативы с Запада, теперь, быть может, сама готова послужить для него ис­точником революционной энергии. Разгорающееся русское революционное движение окажется, быть может, самым могучим средством для того, чтобы вытравить тот дух дряблого филистерства и трезвен­ного политиканства, который начинает распространяться в наших рядах, и заставит снова вспыхнуть яр­ким пламенем жажду борьбы и страстную преданность нашим великим идеалам. Россия давно уже пере­стала быть для Западной Европы простым оплотом реакции и абсолютизма. Дело обстоит теперь, пожа­луй, как раз наоборот. Западная Европа становится оплотом реакции и абсолютизма в России.... С царем русские революционеры, быть может, давно справились бы, если бы им не приходилось одновременно вести борьбу и против его союзника — европейского капитала. Будем надеяться, что на этот раз им уда­стся справиться с обоими врагами и что новый «священный союз» рухнет скорее, нежели его предшест­венники. Но, как бы ни окончилась теперешняя борьба в России, кровь и счастье мучеников, которых она породит, к сожалению, более чем достаточно, не пропадут даром. Они оплодотворят всходы социального переворота во всем цивилизованном мире, заставят их расти пышнее и быстрее. В 1848 году славяне бы­ли трескучим морозом, который побил цветы народной весны. Быть может, теперь им суждено быть той бурей, которая взломает лед реакции и неудержимо принесет с собой новую, счастливую весну для наро­дов» (Карл Каутский. «Славяне и революция», статья в «Искре», русской с.-д. революционной газете, 1902 г., № 18, 10 марта 1902 г.).

Хорошо писал 18 лет тому назад Карл Каутский!

II

ОДНО ИЗ ОСНОВНЫХ УСЛОВИЙ УСПЕХА БОЛЬШЕВИКОВ

Наверное, теперь уже почти всякий видит, что большевики не продержались бы у власти не то что 2 /г года, но и 2 /г месяца без строжайшей, поистине железной дисцип­лины в нашей партии, без самой полной и беззаветной поддержки ее всей массой рабо­чего класса, т. е. всем, что есть в нем мыслящего, честного,

В. И. ЛЕНИН

самоотверженного, влиятельного, способного вести за собой или увлекать отсталые слои.

Диктатура пролетариата есть самая беззаветная и самая беспощадная война нового класса против более могущественного врага, против буржуазии, сопротивление кото­рой удесятерено ее свержением (хотя бы в одной стране) и могущество которой состо­ит не только в силе международного капитала, в силе и прочности международных свя­зей буржуазии, но и в силе привычки, в силе мелкого производства. Ибо мелкого произ­водства осталось еще на свете, к сожалению, очень и очень много, а мелкое производ­ство рождает капитализм и буржуазию постоянно, ежедневно, ежечасно, стихийно и в массовом масштабе. По всем этим причинам диктатура пролетариата необходима, и победа над буржуазией невозможна без долгой, упорной, отчаянной войны не на живот, а на смерть, — войны, требующей выдержки, дисциплины, твердости, непреклонности и единства воли.

Повторяю, опыт победоносной диктатуры пролетариата в России показал наглядно тем, кто не умеет думать или кому не приходилось размышлять о данном вопросе, что безусловная централизация и строжайшая дисциплина пролетариата являются одним из основных условий для победы над буржуазией.

На этом часто останавливаются. Но далеко недостаточно размышляют о том, что это значит, при каких условиях это возможно? Не следует ли возгласы приветствия по ад­ресу Советской власти и большевиков почаще сопровождать серьезнейшим анализом причин того, почему большевики могли выработать необходимую для революционного пролетариата дисциплину?

Большевизм существует, как течение политической мысли и как политическая пар­тия, с 1903 года. Только история большевизма за весь период его существования может удовлетворительно объяснить, почему он мог выработать и удержать при самых труд­ных условиях железную дисциплину, необходимую для победы пролетариата.

И прежде всего является вопрос: чем держится дисциплина революционной партии пролетариата? чем

ДЕТСКАЯ БОЛЕЗНЬ «ЛЕВИЗНЫ» В КОММУНИЗМЕ

она проверяется? чем подкрепляется? Во-первых, сознательностью пролетарского аван­гарда и его преданностью революции, его выдержкой, самопожертвованием, героиз­мом. Во-вторых, его уменьем связаться, сблизиться, до известной степени, если хотите, слиться с самой широкой массой трудящихся, в первую голову пролетарской, но так­же и с непролетарской трудящейся массой. В-третьих, правильностью политического руководства, осуществляемого этим авангардом, правильностью его политической стратегии и тактики, при условии, чтобы самые широкие массы собственным опытом убедились в этой правильности. Без этих условий дисциплина в революционной пар­тии, действительно способной быть партией передового класса, имеющего свергнуть буржуазию и преобразовать все общество, неосуществима. Без этих условий попытки создать дисциплину неминуемо превращаются в пустышку, в фразу, в кривлянье. А эти условия, с другой стороны, не могут возникнуть сразу. Они вырабатываются лишь дол­гим трудом, тяжелым опытом; их выработка облегчается правильной революционной теорией, которая, в свою очередь, не является догмой, а окончательно складывается лишь в тесной связи с практикой действительно массового и действительно революци­онного движения.

Если большевизм мог выработать и успешно осуществить в 1917—1920 годах, при невиданно тяжелых условиях, самую строгую централизацию и железную дисциплину, то причина тому заключается просто-напросто в ряде исторических особенностей Рос­сии.

С одной стороны, большевизм возник в 1903 году на самой прочной базе теории марксизма. А правильность этой — и только этой — революционной теории доказал не только всемирный опыт всего XIX века, но и в особенности опыт блужданий и шата­ний, ошибок и разочарований революционной мысли в России. В течение около полу­века, примерно с 40-х и до 90-х годов прошлого века, передовая мысль в России, под гнетом невиданно дикого и реакционного царизма, жадно искала правильной револю­ционной теории, следя с удивительным

В. И. ЛЕНИН

усердием и тщательностью за всяким и каждым «последним словом» Европы и Амери­ки в этой области. Марксизм, как единственно правильную революционную теорию, Россия поистине выстрадала полувековой историей неслыханных мук и жертв, неви­данного революционного героизма, невероятной энергии и беззаветности исканий, обучения, испытания на практике, разочарований, проверки, сопоставления опыта Ев­ропы. Благодаря вынужденной царизмом эмигрантщине революционная Россия обла­дала во второй половине XIX века таким богатством интернациональных связей, такой превосходной осведомленностью насчет всемирных форм и теорий революционного движения, как ни одна страна в мире.

С другой стороны, возникший на этой гранитной теоретической базе большевизм проделал пятнадцатилетнюю (1903—1917) практическую историю, которая по богатст­ву опыта не имеет себе равной в свете. Ибо ни в одной стране за эти 15 лет не было пе­режито даже приблизительно так много в смысле революционного опыта, быстроты и разнообразия смены различных форм движения, легального и нелегального, мирного и бурного, подпольного и открытого, кружкового и массового, парламентского и терро­ристического. Ни в одной стране не было сконцентрировано на таком коротком проме­жутке времени такого богатства форм, оттенков, методов борьбы всех классов совре­менного общества, притом борьбы, которая, в силу отсталости страны и тяжести гнета царизма, особенно быстро созревала, особенно жадно и успешно усваивала себе соот­ветствующее «последнее слово» американского и европейского политического опыта.

III ГЛАВНЫЕ ЭТАПЫ В ИСТОРИИ БОЛЬШЕВИЗМА

Годы подготовки революции (1903—1905). Везде чувствуется приближение великой бури. Во всех классах брожение и подготовка. За границей эмигрант-

ДЕТСКАЯ БОЛЕЗНЬ «ЛЕВИЗНЫ» В КОММУНИЗМЕ

екая пресса ставит теоретически все основные вопросы революции. Представители трех основных классов, трех главных политических течений, либерально-буржуазного, мел­кобуржуазно-демократического (прикрытого вывесками «социал-демократического» и «социал-революционного» направлений³) и пролетарско-революционного, ожесточен­нейшей борьбой программных и тактических взглядов предвосхищают и подготовляют грядущую открытую борьбу классов. Все вопросы, из-за которых шла вооруженная борьба масс в 1905— 1907 и в 1917—1920 годах, можно (и должно) проследить, в заро­дышевой форме, по тогдашней печати. А между тремя главными направлениями, разу­меется, есть сколько угодно промежуточных, переходных, половинчатых образований. Вернее: в борьбе органов печати, партий, фракций, групп выкристаллизовываются те идейно-политические направления, которые являются действительно классовыми; классы выковывают себе надлежащее идейно-политическое оружие для грядущих битв. Годы революции (1905—1907). Все классы выступают открыто. Все программные и тактические взгляды проверяются действием масс. Невиданная в мире широта и остро­та стачечной борьбы. Перерастание экономической стачки в политическую и политиче­ской в восстание. Практическая проверка соотношений между руководящим пролета­риатом и руководимым, колеблющимся, шатким, крестьянством. Рождение, в стихий­ном развитии борьбы, советской формы организации. Тогдашние споры о значении Со­ветов предвосхищают великую борьбу 1917—1920 годов. Смена парламентских форм борьбы и непарламентских, тактики бойкота парламентаризма с тактикой участия в парламентаризме, легальных форм борьбы и нелегальных, а равно их взаимоотношения и связи — все это отличается удивительным богатством содержания. Каждый месяц этого периода равнялся, в смысле обучения основам политической науки — и масс и вождей, и классов и партий — году «мирного» «конституционного» развития. Без «ге­неральной репетиции»

10___________________________ В. И. ЛЕНИН

1905 года победа Октябрьской революции 1917 года была бы невозможна.

Годы реакции (1907—1910). Царизм победил. Все революционные и оппозиционные партии разбиты. Упадок, деморализация, расколы, разброд, ренегатство, порнография на место политики. Усиление тяги к философскому идеализму; мистицизм, как облаче­ние контрреволюционных настроений. Но в то же время именно великое поражение дает революционным партиям и революционному классу настоящий и полезнейший урок, урок исторической диалектики, урок понимания, уменья и искусства вести поли­тическую борьбу. Друзья познаются в несчастии. Разбитые армии хорошо учатся.

Победивший царизм вынужден ускоренно разрушать остатки добуржуазного, патри­архального быта в России. Буржуазное развитие ее шагает вперед замечательно быстро. Внеклассовые, надклассовые иллюзии, иллюзии насчет возможности избегнуть капита­лизма разлетаются прахом. Классовая борьба выступает совсем по-новому и тем более отчетливо.

Революционные партии должны доучиваться. Они учились наступать. Теперь при­ходится понять, что эту науку необходимо дополнить наукой, как правильнее отсту­пать. Приходится понять, — и революционный класс на собственном горьком опыте учится понимать, — что нельзя победить, не научившись правильному наступлению и правильному отступлению. Из всех разбитых оппозиционных и революционных партий большевики отступили в наибольшем порядке, с наименьшим ущербом для их «ар­мии», с наибольшим сохранением ядра ее, с наименьшими (по глубине и неизлечимо­сти) расколами, с наименьшей деморализацией, с наибольшей способностью возобно­вить работу наиболее широко, правильно и энергично. И достигли этого большевики только потому, что беспощадно разоблачили и выгнали вон революционеров фразы, которые не хотели понять, что надо отступить, что надо уметь отступить, что надо обя­зательно научиться легально работать в самых реакционных парламентах, в самых

___________________ ДЕТСКАЯ БОЛЕЗНЬ «ЛЕВИЗНЫ» В КОММУНИЗМЕ__________________ П

реакционных профессиональных, кооперативных, страховых и подобных организациях.

Годы подъема (1910—1914). Сначала подъем был невероятно медленный, потом, по­сле ленских событий 1912 года, несколько более быстрый. Преодолевая неслыханные трудности, большевики оттеснили меньшевиков, роль которых, как буржуазных аген­тов в рабочем движении, превосходно была понята всей буржуазией после 1905 года и которых поэтому на тысячи ладов поддерживала против большевиков вся буржуазия. Но большевикам никогда не удалось бы достичь этого, если бы они не провели пра­вильной тактики соединения нелегальной работы с обязательным использованием «ле­гальных возможностей». В реакционнейшей Думе большевики завоевали себе всю ра­бочую курию.

Первая всемирная империалистская война (1914 — 1917). Легальный парламента­ризм, при условиях крайней реакционности «парламента», служит полезнейшую служ­бу партии революционного пролетариата, большевикам. Большевики-депутаты идут в Сибирь . В эмигрантской прессе все оттенки взглядов социал-империализма, социал-шовинизма, социал-патриотизма, непоследовательного и последовательного интерна­ционализма, пацифизма и революционного отрицания пацифистских иллюзий находят у нас свое полное выражение. Ученые дураки и старые бабы II Интернационала, кото­рые пренебрежительно и высокомерно морщили нос по поводу обилия «фракций» в русском социализме и ожесточенности борьбы между ними, не сумели, когда война от­няла хваленую «легальность» во всех передовых странах, организовать даже приблизи­тельно такого свободного (нелегального) обмена взглядов и такой свободной (неле­гальной) выработки правильных взглядов, какие организовали русские революционеры в Швейцарии и в ряде других стран. Именно поэтому и прямые социал-патриоты и «ка­утскианцы» всех стран оказались худшими предателями пролетариата. А если больше­визм сумел победить в 1917—1920 годах, то одной из основных причин этой

12___________________________ В. И. ЛЕНИН

победы является то, что большевизм еще с конца 1914 года беспощадно разоблачал гнусность, мерзость и подлость социал-шовинизма и «каутскианства» (которому соот­ветствует лонгетизм⁵ во Франции, взгляды вождей Независимой рабочей партии⁶ и фа­бианцев⁷ в Англии, Турати в Италии и т. д.), массы же потом на собственном опыте убеждались все более и более в правильности взглядов большевиков.

Вторая революция в России (с февраля по октябрь 1917 г.). Невероятная застаре­лость и устарелость царизма создала (при помощи ударов и тяжестей мучительнейшей войны) невероятную силу разрушения, направленную против него. В несколько дней Россия превратилась в демократическую буржуазную республику, более свободную — в обстановке войны, — чем любая страна в мире. Правительство стали создавать вожди оппозиционных и революционных партий — как в наиболее «строго-парламентарных» республиках, причем звание вождя оппозиционной партии в парламенте, хотя и самом что ни на есть реакционном, облегчало последующую роль такого вождя в революции.

Меньшевики и «социалисты-революционеры» в несколько недель великолепно ус­воили себе все приемы и манеры, доводы и софизмы европейских героев II Интерна-ционала, министериалистов и прочей оппортунистической швали. Все, что мы читаем теперь о Шейдеманах и Носке, Каутском и Гильфердинге, о Реннере и Аустерлице, От-то Бауэре и Фрице Адлере, о Турати и Лонге, о фабианцах и вождях Независимой рабо­чей партии в Англии, все это кажется нам (и на деле является) скучным повторением, перепевом знакомого и старого мотива. Все это у меньшевиков мы уже видали. Исто­рия сыграла шутку и заставила оппортунистов отсталой страны предвосхитить оппор­тунистов ряда передовых стран.

Если все герои II Интернационала потерпели банкротство, осрамились на вопросе о значении и роли Советов и Советской власти, если особенно «ярко» осрамились и запу­тались на этом вопросе вожди вы-

ДЕТСКАЯ БОЛЕЗНЬ «ЛЕВИЗНЫ» В КОММУНИЗМЕ__________________ 13

шедших ныне из II Интернационала трех очень важных партий (именно: немецкой Не­зависимой с.-д. партии , французской лонгетистской и английской Независимой рабо­чей партии), если все они оказались рабами предрассудков мелкобуржуазной демокра­тии (совсем в духе мелких буржуа 1848 года, звавших себя «социал-демократами»), то мы уже на примере меньшевиков видели все это. История сыграла такую шутку, что в России в 1905 году родились Советы, что их фальсифицировали в феврале — октябре 1917 года меньшевики, обанкротившиеся вследствие неуменья понять их роль и значе­ние, и что теперь во всем мире родилась идея Советской власти, с невиданной быстро­той распространяющаяся среди пролетариата всех стран, причем старые герои II Ин­тернационала повсюду так же банкротятся благодаря их неуменью понять роль и значе­ние Советов, как наши меньшевики. Опыт доказал, что в некоторых весьма существен­ных вопросах пролетарской революции всем странам неизбежно предстоит проделать то, что проделала Россия.

Свою победоносную борьбу против парламентарной (фактически) буржуазной рес­публики и против меньшевиков большевики начали очень осторожно и подготовляли вовсе не просто — вопреки тем взглядам, которые нередко встречаются теперь в Евро­пе и Америке. Мы не призывали в начале указанного периода к свержению правитель­ства, а разъясняли невозможность его свержения без предварительных изменений в со­ставе и настроении Советов. Мы не провозглашали бойкота буржуазного парламента, учредилки, а говорили — с Апрельской (1917) конференции нашей партии¹⁰ говорили официально от имени партии, что буржуазная республика с учредилкой лучше такой же республики без учредилки, а «рабоче-крестьянская», советская, республика лучше всякой буржуазно-демократической, парламентарной, республики. Без такой осторож­ной, обстоятельной, осмотрительной и длительной подготовки мы не могли бы ни одержать победы в октябре 1917 года, ни удержать этой победы.

14___________________________ В. И. ЛЕНИН

IV

В БОРЬБЕ С КАКИМИ ВРАГАМИ

ВНУТРИ РАБОЧЕГО ДВИЖЕНИЯ ВЫРОС, ОКРЕП

И ЗАКАЛИЛСЯ БОЛЬШЕВИЗМ?

Во-первых и главным образом в борьбе против оппортунизма, который в 1914 году окончательно перерос в социал-шовинизм, окончательно перешел на сторону буржуа­зии против пролетариата. Это был, естественно, главный враг большевизма внутри ра­бочего движения. Этот враг и остается главным в международном масштабе. Этому врагу большевизм уделял и уделяет больше всего внимания. Эта сторона деятельности большевиков теперь уже довольно хорошо известна и за границей.

Иное приходится сказать о другом враге большевизма внутри рабочего движения. За границей еще слишком недостаточно знают, что большевизм вырос, сложился и зака­лился в долголетней борьбе против мелкобуржуазной революционности, которая сма­хивает на анархизм или кое-что от него заимствует, которая отступает в чем бы то ни было существенном от условий и потребностей выдержанной пролетарской классовой борьбы. Теоретически для марксистов вполне установлено, — и опытом всех европей­ских революций и революционных движений вполне подтверждено, — что мелкий соб­ственник, мелкий хозяйчик (социальный тип, во многих европейских странах имеющий очень широкое, массовое представительство), испытывая при капитализме постоянно угнетение и очень часто невероятно резкое и быстрое ухудшение жизни и разорение, легко переходит к крайней революционности, но не способен проявить выдержки, ор­ганизованности, дисциплины, стойкости. «Взбесившийся» от ужасов капитализма мел­кий буржуа, это — социальное явление, свойственное, как и анархизм, всем капитали­стическим странам. Неустойчивость такой революционности, бесплодность ее, свойст­во быстро превращаться в покорность, апатию, фантастику, даже в «бешеное» увлече­ние тем или иным буржуазным «модным» течением, — все это обще-

___________________ ДЕТСКАЯ БОЛЕЗНЬ «ЛЕВИЗНЫ» В КОММУНИЗМЕ__________________ 15

известно. Но теоретическое, абстрактное, признание этих истин нисколько еще не из­бавляет революционные партии от старых ошибок, которые выступают всегда по не­ожиданному поводу, в немножко новой форме, в невиданном раньше облачении или окружении, в оригинальной — более или менее оригинальной — обстановке.

Анархизм нередко являлся своего рода наказанием за оппортунистические грехи ра­бочего движения. Обе уродливости взаимно пополняли друг друга. И если в России, несмотря на более мелкобуржуазный состав ее населения по сравнению с европейски­ми странами, анархизм пользовался в период обеих революций (1905 и 1917) и во время подготовки к ним сравнительно ничтожным влиянием, то это, несомненно, следует по­ставить отчасти в заслугу большевизму, который вел всегда самую беспощадную и не­примиримую борьбу против оппортунизма. Говорю: «отчасти», ибо еще более важную роль в деле ослабления анархизма в России сыграло то, что он имел возможность в прошлом (70-е годы XIX века) развиться необыкновенно пышно и обнаружить до кон­ца свою неверность, свою непригодность как руководящей теории для революционного класса.

Большевизм воспринял при своем возникновении в 1903 году традицию беспощад­ной борьбы с мелкобуржуазной, полуанархической (или способной заигрывать с анар­хизмом) революционностью, каковая традиция имелась всегда у революционной соци­ал-демократии и особенно упрочилась у нас в 1900—1903 годах, когда закладывались основы массовой партии революционного пролетариата в России. Большевизм воспри­нял и продолжал борьбу с партией, всего более выражавшей тенденции мелкобуржуаз­ной революционности, именно с партией «социалистов-революционеров», по трем главным пунктам. Во-первых, эта партия, отрицавшая марксизм, упорно не хотела (вернее, пожалуй, будет сказать: не могла) понять необходимость строго объективного учета классовых сил и их взаимоотношения перед всяким политическим действием. Во-вторых,

16___________________________ В. И. ЛЕНИН

эта партия видела свою особую «революционность» или «левизну» в признании ею ин­дивидуального террора, покушений, что мы, марксисты, решительно отвергали. Разу­меется, мы отвергали индивидуальный террор только по причинам целесообразности, а людей, которые способны были бы «принципиально» осуждать террор великой фран­цузской революции или вообще террор со стороны победившей революционной пар­тии, осаждаемой буржуазией всего мира, таких людей еще Плеханов в 1900—1903 го­дах, когда Плеханов был марксистом и революционером, подвергал осмеянию и опле-ванию. В-третьих, «социалисты-революционеры» видели «левизну» в том, чтобы хихи­кать над небольшими сравнительно оппортунистическими грехами немецкой социал-демократии наряду с подражанием крайним оппортунистам этой же партии в вопросе, например, аграрном или в вопросе о диктатуре пролетариата. История, мимоходом ска­зать, дала теперь в крупном, всемирно-историческом масштабе подтверждение того мнения, которое мы всегда отстаивали, именно, что революционная немецкая социал-демократия (заметьте, что еще Плеханов в 1900—1903 годах требовал исключения Бернштейна из партии, а большевики, продолжая всегда эту традицию, в 1913 году ра­зоблачали всю низость, подлость и предательство Легина ), — что революционная не­мецкая социал-демократия ближе всего была к такой партии, которая нужна революци­онному пролетариату, чтобы он мог победить. Теперь, в 1920 году, после всех позор­ных крахов и кризисов эпохи войны и первых лет после войны, видно ясно, что из всех западных партий именно немецкая революционная социал-демократия дала лучших вождей, а также оправилась, вылечилась, окрепла вновь раньше других. Это видно и на

1 9

партии спартаковцев и на левом, пролетарском крыле «Независимой с.-д. партии Гер­мании», которое ведет неуклонную борьбу с оппортунизмом и бесхарактерностью Ка­утских, Гильфердингов, Ледебуров, Криспинов. Если бросить теперь общий взгляд на вполне законченный исторический период, именно: от Парижской Коммуны до первой

___________________ ДЕТСКАЯ БОЛЕЗНЬ «ЛЕВИЗНЫ» В КОММУНИЗМЕ__________________ 17

Социалистической Советской Республики, то совершенно определенный и бесспорный абрис принимает вообще отношение марксизма к анархизму. Марксизм оказался пра­вым в конце концов, и если анархисты справедливо указывали на оппортунистичность господствующих среди большинства социалистических партий взглядов на государст­во, то, во-первых, эта оппортунистичность была связана с искажением и даже прямым сокрытием взглядов Маркса на государство (в своей книге «Государство и революция» я отметил, что Бебель 36 лет, с 1875 до 1911, держал под спудом письмо Энгельса , особенно рельефно, резко, прямо, ясно разоблачившее оппортунизм ходячих социал-демократических воззрении на государство ); во-вторых, исправление этих оппортуни­стических взглядов, признание Советской власти и ее превосходства над буржуазной парламентарной демократией, все это шло наиболее быстро и широко именно из недр наиболее марксистских течений в среде европейских и американских социалистических партий.

В двух случаях борьба большевизма с уклонениями «влево» его собственной партии приняла особенно большие размеры: в 1908 году из-за вопроса об участии в реакцион­нейшем «парламенте» и в обставленных реакционнейшими законами легальных рабо­чих обществах ив 1918 году (Брестский мир ) из-за вопроса о допустимости того или иного «компромисса».

В 1908 году «левые» большевики были исключены из нашей партии за упорное не­желание понять необходимость участия в реакционнейшем «парламенте»¹⁵. «Левые» — из числа которых было много превосходных революционеров, которые впоследствии с честью были (и продолжают быть) членами коммунистической партии — опирались особенно на удачный опыт с бойкотом в 1905 году. Когда царь в августе 1905 года объ­явил созыв совещательного «парламента» , большевики объявили бойкот его — про­тив всех оппозиционных партий и против меньшевиков, — и октябрьская революция