Возвращаюсь к княжествам Московии 15 страница

Руднинкай, в четырех милях далее,

Валькининкай, три мили (А здесь два охотничьих двора короля),

Меркине (Meretsch, Moretz) [городок], получивший имя от текущей здесь реки с тем же названием, семь миль (А 29-го (декабря)),

Ожа (Osse), шесть миль,

Гродно (А в последний день (декабря)) [княжество на реке Немане], семь миль(А две мили; пустынный край вплоть до),

Крынки, шесть миль. Когда мы двинулись сюда 1 января, то сделался жестокий мороз, и порывистый ветер вихрем крутил и разбрасывал снег, так что от столь сильного и лютого холода замерзнув отмирали и отваливались шулята у лошадей и иногда сосцы у собак. Я сам чуть было не лишился носа, да пристав вовремя предупредил меня. Как только мы прибыли в гостиницу, я по совету пристава стал мочить и растирать нос снегом и не без боли снова начал чувствовать его; сперва у меня появилось (здесь) нечто вроде коросты, а потом она мало-помалу подсохла, и я выздоровел. Московитский петух сидел у нас, по немецкому обычаю, на повозке; он чуть не умер от холода, но слуга сразу же отрезал ему гребень, который затвердел на морозе, и этим не только спас петуха, но и добился того, что тот, вытянув шею, на удивление нам немедленно принялся петь(НГ подул такой сильный восточный ветер, что, прибыв в гостиницу, я обнаружил вместо бороды большой ком льда. Пристав спросил, как у меня с носом; я пощупал его, но никакой боли не почувствовал. Пристав настойчиво остерегал меня. Когда же я подошел к огню, чтобы растопить лед на бороде, и тепло пробрало меня, тогда только я почувствовал, что нос болит. Я спросил у пристава, что теперь делать. Он велел хорошенько растереть снегом кончик носа. Я занимался этим, пока не устал; после этого у меня образовалась на носу корка толщиной с тыльную сторону ножа, под которой он со временем зажил.

Мои люди взяли в Москве молодого петушка, выросшего во взрослого петуха с толстым гребнем; он сидел на санях. В гостинице он повесил голову, ему немедленно отрезали гребень, и oн вскоре запел. Я рассмотрел гребешок: он был весь набит льдом. Мартин Гилиг (Gilig), портье (Portier) Его королевского величества, испанец, раздобыл в Москве суку, которая только что ощенилась, поэтому ее задние соски были еще полны. Они почернели прямо как черное сукно и отвалились. У Матиаса Целлера два пальца на руке застыли так, что он до самого Кракова не мог согнуть их и пользоваться ими; он забрался в один крестьянский домик, и его вынесли оттуда насильно, посадили в сани и так увезли; Франц Фицин, сын моей сестры, был (уже) белый и замерз бы, если бы Мартин Гилиг не взял его с лошади к себе в сани и не укутал в свой волчий мех. У одной из лошадей в упряжке графа от мороза отвалилось несколько кусков (мяса) от мошонки, как будто отрезали. А Нам пришлось подождать здесь один день, так как кое-кто заблудился и в гостиницу явились очень уставшие.).[257]

От Крынок через большой лес(А 3 (января)) в

Нарев, восемь миль (A здесь река того же названия; на другой день),

Бельск, четыре мили (А крепкий замок близ местечка),

Milenecz, четыре (НГ три) мили (А деревня),

Мельник, три мили (А три или четыре мили; замок при местечке на реке Буге),

Loschitzy, семь миль (А Здесь — граница.). А через восемь миль далее (А 8 (января)) польский город Лукув (Lukow), расположенный на реке Окшея (Oxi). Начальник этой местности называется Starosta, что значит «старейший»; говорят, под его властью состоят (НГ Там; А Это старостничество (Haubtmannschafft), на их языке Starostey; говорят, там) три тысячи дворян. Там есть несколько селений и деревень, в которых число дворян до такой степени возросло, что нет ни одного крестьянина (НГ очевидно, отцы с течением времени так разделили (землю среди) своих сыновей; и еще в то время у каждого отца было шесть, восемь, а то и десять сыновей без обеспечения (unversehen));

(А на другой день) Окшея [городок] на реке того же имени, пять миль,

Стежица (Steschitza) (А 10 (января)), городок, под которым река Вепш впадает в Вислу (НГ на Днепре (Nipers)) 841), пять миль,

Зволень (Swolena) (А 11 (января)) [городок], пять миль; здесь мы переправились через реку Вепш (А и Вислу);

Сенно (Senna, А Sanna), пять миль,

Poiki (A Pelkhy), шесть миль,

Шидлув, городок, окруженный стеной, шесть миль,

Вислица (Wislicza), городок, обнесенный стеной [на некоем озере], пять миль,

Прошовице, шесть миль; через четыре мили отсюда мы наконец вернулись в

Краков (A Здесь мы застали короля, который благосклонно нас принял.). Здесь я говорил (с королем) о многом, что, как я был уверен, будет принято с благодарностью моим государем и послужит к его выгоде, ибо он только что был избран королем чешским (HГ Я знал также, что его по праву должны избрать и королем венгерским. Тут прибыло в Краков посольство от моего господина: господин Ян (Ian) Мракси для переговоров по вопросам, иные из которых я уже обсудил. Он (Мракси) был болен, и я исполнил и его поручения. МД В Кракове, по приезде из Москвы, нас принимали иначе, чем в первый раз, и даже весьма хорошо, так как в результате наших переговоров выявились постоянство и верная дружба наших государей.).

Из Кракова мы (А в последний день января) направились [в Прагу] через

Cobilagora, пять миль (А три мили),

Олькуш (А 1 февраля) [свинцовые рудники], две мили,

[городок] Бендзин (Bensin), пять миль, немного ниже которого река Pieltza (А Pietza) разграничивает Польшу и Силезию,

силезский городок Писковице (Pielscowitza, А Piestonetz или Pielstovitza), пять миль, [258]

городок Козле (Cosle, A Kosslec), обнесенный стеной и расположенный на реке Одре, которую называют Виагром (Viagrus), четыре мили,

Бяла (Biela), пять миль,

[городок] Ниса (Nissa, Neiss), шесть миль, местопребывание вроцлавских епископов; здесь весьма любезно принял нас и угостил епископ Иаков,

Отмухув (Othmachaw) (А 8 (февраля)), епископский замок, одна миля (А епископ отправился сюда вместе с нами),

Варта (Baart, A Wardt), три мили,

чешский город Глац (Glacz) 842, графство, две мили (А 9 (февраля)),

Наход (Rainericz, Raneritz), пять миль (A четыре с половиной мили),

Яромерж (Ieromiers), тоже почти пять миль,

Быджов (Bretschaw, A Bietschaw), четыре мили,

Нимбурк (Limburg), четыре мили, город на реке Лабе.

Наконец через шесть миль далее я прибыл (А 13 (февраля)) в Прагу, столицу Чешского королевства, расположенную на реке Влтаве (Moltava), и нашел там своего государя, уже избранного чешским королем, и приглашенного туда для коронации, на которой я и присутствовал 24 февраля (А на следующий день (короновалась) королева.). Между тем следовавшие за мной московские послы, к которым я по долгу и ради почтения выезжал навстречу, увидев, как велики крепость и город, сказали, что это не крепость и не город, а скорее (целое) королевство и что приобретение его без крови — весьма великое дело.

А благочестивый и милостивый король, выслушав меня и ознакомившись с моим докладом, посовещался со мною о неотложных делах и изъявил мне благоволение за все, что я делал, а именно: как за тщательное исполнение его поручений, так и за то полезное, что я сделал сверх порученного. Собственными устами обещал он мне милость и за то, что, хотя и больной, я предложил свои услуги для исполнения возможных (новых) поручений (А и за готовность ехать, куда необходимо.). Раз всем этим я угодил королю, то и мне это было чрезвычайно приятно (А После отъезда московитского посольства мне было позволено отправиться домой.).

Комментарии

839. Река Моравица. Г. М.

840. В словах zway hundert первое слово в рукописи, кажется, зачеркнуто. А. Н.

841. Очевидно, опечатка — вместо Viepers. А. Н.

842. Ныне г. Клодзко в ПНР. Г. М.

Сигизмунд Герберштейн

ЗАПИСКИ О МОСКОВИИ

К оглавлению

ДИПЛОМАТИЧЕСКИЕ ДОКУМЕНТЫ О ПОСОЛЬСТВАХ ГЕРБЕРШТЕЙНА В РУССКОЕ ГОСУДАРСТВО

ИНСТРУКЦИИ, ДАННЫЕ БАРОНУ ГЕРБЕРШТЕЙНУ ИМПЕРАТОРОМ МАКСИМИЛИАНОМ

Максимилиан, божией милостью избранный рим(ский) цесарь. Инструкция: что от нашего имени должны сделать и исполнить наш верноподданный (fidelis) любезный Зигмунд фон Герберштейн и Петр Маракси (Maraxi), наши советники, перед Могущественнейшим князем (der Grossmaechtige Fuerst) господином Василием и прочая, великим князем русским (in Reussen).

Сначала они должны засвидетельствовать Его любезности (sein Lieb) нашу братскую любовь, дружбу и поздравления и пожелать Его любезности здравия, счастливого правления и долголетия, а после вручения нашей верительной грамоты (Credentz Brief) объявить и поведать, что мы, по внушению и милости господа всемогущего, с самого начала нашего правления упорно стремились и неустанно тщились утвердить, с помощью всемогущего, всеобщий мир и единство во всем христианском мире (Christenhait), поэтому нам пришлось взять на себя и перенести множество великих войн и превратностей только лишь по причине нашего желания устроить всеобщий мир, чтобы против неверных (Unglaeubige) и врагов Иисуса Христа, нашего спасителя(Здесь в тексте ошибочно аккузатив вместо генетива, как далее. — Примеч. пер.) (и) благодатной пречистой Марии, его драгоценной матери, для отражения (abbruch) их мог быть установлен твердый порядок и организация (guet Ordnung und Wesen). С этой целью, после перенесенных нами долгих и великих войн и смятения и несмотря на множество других опасностей, мы добились того, что через (договоры) о дружбе мы располагаем теперь по нашей воле восточными королевствами Венгрией, Чехией, Хорватией и Далмацией, а равным образом и державами (Reich) Апулией, Сицилией, Неаполем вкупе со всем Западом, т. е. королевствами в Испании: Арагоном, Кастилией, Гранадой, Леоном и Наваррой, которыми владеют ныне наш любезный сын король Карл, и там же наш любезный друг король португальский, которые оба отвоевали у язычников и неверных много великих и могучих стран (Reich), земель (Landt) и городов, владеют (ими) и ежедневно отвоевывают еще (другие). Равным образом в большой дружбе и братском союзе с нами и король английский.

Далее на север, король Дании, Швеции и Норвегии также связал себя ныне с нами дружбой, женившись на нашей дочери, так что мы привели в дружбу и единство с нами всех христианских королей, за исключением короля французского и венецианцев, которые долгое время держали себя строптиво и непреклонно, однако теперь также принуждены и обязаны просить дружбы и единства.

Итак, согласно нашему желанию мы добились единства почти всех перечисленных христианских королей, вот только Его любезность, наш любезный брат, воюют еще с королем Зигмундом польским. Поскольку, далее, Его любезность теперь осведомлены о наших великих [260] трудах и стараниях и (о том, что) наши планы почти уже осуществились до конца, а также о нашем желании братства и дружбы, то, может быть, Его любезность, пред всемогущим богом и его дражайшей пречистой матерью Марией, примут в расчет благополучие христианского мира, а сверх того, и ради наших намерений (Willen) и согласятся на мир с королем польским Зигмундом, учитывая при этом, какая польза и прибыль (Aufnehmen) будет его землям и подданным в результате такого мира и сколько невыгод, тягот, трудов и стараний в войне, исход которой к тому же совсем не известен и сомнителен. Питая к нам такую же братскую любовь и дружбу, которые мы всегда имели к его любезному отцу, а ныне имеем к Его любезности, пусть он окажет нам честь, чтобы на благо всего христианского мира наше предприятие, наши давние мысли и желания были успешно доведены до конца, что сейчас зависит только от Его любезности. За это мы будем обязаны Его любезности, нашему любезному брату.

Наши советники должны объявить также поименованному брату нашему великому князю, что мы прилагаем все старания и усилия и надеемся по добру уладить и устранить недоразумения, имеющиеся между великим магистром Немецкого ордена и королем польским, чтобы воцарились мир и единство между христианами по всей земле.

Далее, наши советники должны объявить нашему любезному брату великому князю, что у нас есть достоверные сведения, что неверные решили наконец напасть с войском на (государя) Валахии (der Wallache) в предстоящем году, поэтому наше дружеское желание в том, чтобы Его любезность ради нас не изволили предпринимать ничего враждебного против упомянутого (государя) Валахии, дабы не дать причины туркам и неверным также выступить против него и дабы упомянутый (государь) Валахии мог оказать неверным туркам тем более храброе сопротивление.

Наши советники должны также объявить Его любезности, что через посла Его любезности Григория Димитриевича (Gregor Demetrij) мы поставлены в известность, что одного из послов Его любезности, который по его поручению пребывал у нас, ограбили на немецкой земле, о чем ранее мы не знали и по правде еще не выяснили, но мы немедленно распорядились расследовать преступление по правде и поступить (Здесь, видимо, опечатка: вместо нужного слова повторено «fragen» из предыдущей строки. — Примеч. пер.) с (преступниками) по закону (Gebuhrlichkait). Это наше решительное намерение.

Дано в Хагенау (Hagenau), 12 дек(абря), в лето (15) 16-е, нашего правления — 31-е.

По собственному поручению господина

императора Ганс Финстервальдер (Vinsterwalder)

ОСОБАЯ ИНСТРУКЦИЯ ИМПЕРАТОРА МАКСИМИЛИАНА БАРОНУ ГЕРБЕРШТЕЙНУ ОБ ОСВОБОЖДЕНИИ кн. МИХАИЛА ГЛИНСКОГО

Максимилиан, божией милостью избранный рим(ский) цесарь и прочая. Инструкция, о чем должны говорить с великим князем Руссии (der Reussen) наши верноподданные Зигмунд фон Герберштейн и Петр Маракси, наши советники. [261]

После того как они подробно обсудят с этим великим князем Руссии содержание нашей главной инструкции (sonder Instruction) и, как мы надеемся, убедят его, чтобы в своей вражде против нашего любезного брата короля польского он пошел на компромисс, либо как-нибудь иначе завершат дело, они должны передать Его любезности нашу особую верительную грамоту и после этого на законном основании (mit dem besten Fug) объявить, что до нас дошло, что Его любезность, быть может, по важным (beweglich) причинам, держит в заточении герцога Михаила Глинского (Linzkj); но так как мы воспитывали названного герцога Михаила Глинского с юных лет при нашем дворе и он оказал себя честным и исправным на нашей службе у нашего любезного дяди и князя, герцога Альбрехта саксонского, мы особенно расположены к нему; хотя он, может быть, и сделал что-нибудь против Его любезности, нам все же кажется, что он уже довольно искупил (вину) своим заключением, и поскольку, далее, не во всех делах следует употреблять строгость, но иногда и милосердие, то наша дружеская просьба к Его любезности — отменить свою немилость по отношению к упомянутому герцогу Михаилу Глинскому и ради нас и нам в услугу освободить его из заключения и передать нашим советникам как в наши руки. Тогда мы убедили и обязали бы его никогда не замышлять ничего и не выступать против Его любезности и его (людей) (die Seinen). И если Его любезность не отклонит и не отринет этой нашей просьбы, на что мы совершенно надеемся, то за это возблагодарим Его любезность такими же и прочими дружескими (услугами), как о том Его любезность подробнее узнает от наших советников.

Дано в нашем и и(мперском) (des R.) городе Хагенау, 12 декабря (15) 16 года, а нашего правления — 31-го (года).

По собственному поручению Господина

Императора Ганс Финстервальдер

ПОЛНОМОЧИЯ, ДАННЫЕ ИМПЕРАТОРОМ КАРЛОМ I ГРАФУ НУГАРОЛА

Карл, божией милостью избранный император христианского мира (electus imperator Christianae orbis) и римский, присно Август (semper Augustus), а также католический король Германии, Испании и всех королевств, относящихся к нашим Кастильской и Арагонской коронам, а также Балеарских островов, Канарских островов и Индий, Антиподов Нового Света, суши в Море-Океане (terrae firmae Maris Oceani), Проливов Антарктического Полюса и многих других островов как крайнего Востока, так и Запада, и прочая; эрцгерцог Австрии, герцог Бургундии, Брабанта, Лимбурга, Люксембурга, Гельдерна и прочая; граф Фландрии, Артуа и Бургундии, пфальцграф Хеннегау, Голландии, Зеландии, Намюра, Руссильона, Серданьи, Цютфена, маркграф Oristani и Gotziani, государь Каталонии и многих других королевств и владений в Европе, а также в Азии и Африке господин и прочая.

Настоящим утверждаем и возвещаем, что хотя блюсти мир и согласие со всеми королями и государями было нашим всегдашним намерением, однако паче всего надлежит стремиться к этому с теми (государями), какие состояли в искренней дружбе (amicitia) и братском союзе (fraterna societas) с нашими предками и [262] предшественниками. Итак, поскольку некогда между Светлейшим господином цесарем Максимилианом, высокочтимейшим (Colendissimus) дедом и господином нашим, с одной стороны, и Светлейшим и могущественнейшим (Potentissimus) государем господином Василием, великим князем Руссии, Владимира, Москвы, Новгорода, Пскова, Смоленска, Твери, Югрии, Пермии, Вятки, Булгарии, Новгорода Нижнего, Чернигова, Рязани, Волока (Volotschiae), Вязьмы (?) (Rhesmae), Белой Ржевы (?) (Raskouiae), Ярославля, Белозерска, Удории, Обдории, Кондинии и прочая, братом и другом нашим дражайшим, с другой стороны, были заключены некоторые союзы (foedera), соглашения (pacta) и договоренности (conuentiones), которые мы и сей великий князь ради взаимного блага и (блага) всего (христианского) мира (Respublica) твердо желаем укрепить и упрочить новыми узами и договоренностями, а также, если удастся, расширить либо облечь в лучшую и более надежную форму, то мы по зрелом размышлении и в твердой уверенности постановили, утвердили, отправили, нарядили, а в силу настоящего (письма) утверждаем, отправляем и наряжаем (нашим) представителем (procurator) и нижеперечисленных наших поручений исполнителем и главным и чрезвычайным послом (nuncius Generalis et specialis)... (здесь пропуск для имени. — А. Н.) советника и посланника (orator) нашего, с тем чтобы он, как сможет и сумеет, от нашего имени, по мере своего разумения и как окажется возможным (conuentum fuerit), укрепил, подтвердил, а если удастся, расширил, распространил, объявил и скрепил даже вящими узами, если это покажется (нужным), все и каждый союзы, соглашения и договоренности, которые названный господин цесарь дед наш заключил, совершил и имел с упомянутым великим князем Руссии, и заключил бы новые договоренности и соглашения (pactiones), коль скоро они взаимно (на них) согласятся, (заявил бы) об обязательстве нас и наших королевств и владений соблюдать эти союзы и делал бы, действовал, обсуждал и заключал все прочее согласно названным (пунктам) или любому из названных (пунктов) в отдельности, как могли бы делать, действовать, обсуждать и заключать мы сами, если бы присутствовали, хотя бы и случилось такое, что потребовало бы полномочий, более чрезвычайных (magis specialis), чем данные сим (письмом).

Обещаем словом и нашей цесарской честью (fides), что все, и что бы это ни было, обсужденное, заключенное и обещанное названным посланником нашим согласно перечисленным (пунктам), будет для нас желанным, действительным и нерасторжимым навечно, и мы никогда, никоим образом и ни под каким вымышленным предлогом (quesito colore) не пойдем против них.

Свидетельством (тому) — это наше письмо, подписанное нашей рукой и скрепленное приложением нашей печати.

В Толедо, 12 августа 1525 (года), в лето правления нашего римского 7-е, а прочих всех — 10-е.

Карл

ЗАМЕЧАНИЯ БАРОНА ГЕРБЕРШТЕЙНА О ПОЛУЧЕННЫХ ИМ ОТ ЭРЦГЕРЦОГА ФЕРДИНАНДА ИНСТРУКЦИЯХ

Светлейший государь, господин всемилостивейший (Clementissimus)!

Ваша светлость в своем письме, переданном мне через высокого [263]господина (magnus dominus) графа Леонарда Нугарола, посла Цесарского величества, повелели мне, чтобы я изучил инструкцию, в силу которой я от имени Вашей светлости вместе с названным цесарским послом должен вести переговоры со Светлейшими королями Венгрии и Польши и государем Руссии (Ruthenorum), и, если что-либо в ней покажется мне неясным либо заслуживающим исправления, дал бы знать Вашей светлости. Хотя я и проезжал через Вену, но тогда я (еще) не обнаружил ничего (неясного), и только, когда я позже перечитал (инструкцию) несколько раз, обнаружил и счел необходимым кое-что довести до сведения Вашей светлости.

Во-первых, в главе, начинающейся (словами): «Впрочем, названные послы, если дозволенным образом и т. д.», нам предоставляется право (facultas) заключать мир и т. д.; но в конце инструкции содержится предостережение, чтобы мы не обещали ничего определенного (affirmatiue). Однако не столько (в части), касающейся скрепления мира с Польшей и Московией, как выше, сколько в этой части о взаимном оборонительном и наступательном согласии (intelligentia mutue defensionis et offensionis) необходимы более подробные (apercius) полномочия. Если король польский и московит смогут договориться об условиях, надо ли нам вести дело до окончательного заключения (соnclusio finalis) или следует предпринять что-либо (иное).

Далее, есть глава, начинающаяся (словами): «Но названные послы на такие речи и т. д.», где рассмотрен единственный вариант: убедить польского короля, чтобы он принял эти условия, предложенные послами московита и т. д. Но если король их не примет и не предложит других, которые, по нашему разумению, могли бы быть приняты московитом, то столь далекое путешествие наше оказалось бы безрезультатным. Не будет ли нам позволено вести переговоры о продолжении перемирия, но это в крайнем случае, если все прочие средства добиться прочного и длительного мира будут отвергнуты.

В главе же, что начинается (словами): «Но если этот польский король после всех попыток и т. д.», примерно в середине говорится: «Названные послы не только посольским именем и т. д.» Смысл мне совершенно не ясен. Хотя господин граф и сказал мне, что располагает какими-то объяснениями о(т) г(осподина) (a. d.) Якоба Шпигля (Spiegl), однако, поскольку дело слишком важное, нам необходимо иметь прямые указания (verba aperta), выражающие четкий смысл, дабы мы не заблуждались.

В последней главе Ваша светлость обязывает нас вести переговоры о взаимном согласии между Цесарем, Вашей светлостью, королями венгерским и польским и князем московским против турок и т. д. и о способе, каким можно было бы отразить врага и т. д. В этой части мне представляется необходимым получить кое-какие разъяснения. Ведь когда мы начнем говорить об этом, то, если у нас спросят, какой же способ, по крайности, нам самим кажется (подходящим), нам (придется) к большому стыду умолкнуть, ибо мы не располагаем ни разъяснениями, ни полномочиями, что следовало бы говорить по этому поводу.

В той же главе Ваша светлость говорит, чтобы мы, ни от имени Цесарского величества, ни Вашего величества ничего вообще не обещали и не приговаривали со всей определенностью (per verba affirmativa) ни в том, ни в другом деле, т. е. ни (в вопросе) о заключении мира с поляком и московитом, как выше, ни (в вопросе) о взаимном наступательном и оборонительном согласии против турок. Это кажется мне еще более трудным, чем то, о чем я уже говорил, касаясь [264]этого дела, в особенности же если мы договоримся о мире, о котором (шла речь) выше, ибо я знаю обычай московитов: как только сказано какое-либо слово, они следят и замечают: это сказал такой-то. Я же никоим образом не привык отказываться от своих слов либо брать их обратно. Поэтому пусть Ваша светлость изволит дать мне ясные полномочия, что и как говорить, чтобы мне не пришлось отрекаться (от сказанного). Я не имею также из инструкции достаточной ясности (в следующем): если король польский предложит либо примет условия, которые выдвинули (как) приемлемые московиты, либо (московиты) примут (предложения поляков), следует ли нам тем не менее вести речь о том, что Цесарское величество и Ваша светлость желают быть (включены) в такое союзничество, а именно в качестве гаранта (conseruator) мира, и поддерживать того или другого по мере сил, или же, если они легко согласятся на мир, нам следует вообще молчать о таком союзничестве. Что же до того, что мы должны поставить в известность Вашу светлость (о результатах) и там ожидать ответа, то это — самое тяжкое и наитягчайшее — пребывать столь долго в этой тюрьме; не изменит ли, ради бога, Ваша светлость это намерение, ибо не вернусь и через два года, и не прикажет ли (дать) более ясные обо всем инструкции. Цесарь Максимилиан давал мне (одну) латинскую, а другую немецкую инструкции для вящей моей осведомленности.

Далее, Светлейший государь, поскольку ранее Ваша светлость не посылала своих послов к московиту, мне кажется необходимым начать с какого-нибудь введения и показать, каким образом и как Ваша светлость напала на мысль послать к нему (послов); например, что цесарь Максимилиан, дед ваш, был с ним в такой дружбе, а у Вашей светлости с братом вашим цесарем во всем согласие, в особенности же (в том), что касается христианского сообщества (Respublica Christiana), или в этом роде. Поэтому, хотя в публичном представлении (послов), которое вообще не содержит ничего, кроме общих слов (generalia), должно говориться не от имени Цесарского величества и вашего (вместе), а по отдельности, однако вы стремитесь к одной цели и при переговорах можно излагать все, согласно инструкции, в одной речи под двумя именами.

И так как прежде московит всегда изъявлял гордость, говоря, что, если король польский хочет с ним мира, пусть пошлет своих послов к нему туда, как повелось с древних (времен), и он пожелает такого мира, какой ему будет угоден, то не сомневаюсь, что и теперь он скажет то же. Может быть, нам просить короля послать своих послов с нами, ибо, (например), моему королю было бы почетнее прислушаться к увещеваниям Цесарского величества и Вашей светлости, нежели посылать (послов) потом, вроде как бы по принуждению, когда мы снова пришлем к нему (своих) гонцов.

Если король не пожелает послать своих послов в Московию ни тем, ни другим способом, а только к границе, чего при Максимилиане я никоим образом не мог добиться от московита, а у короля польского уже есть пятилетний мир с турками и (поэтому), боюсь, что не пошлет, и все старания наши будут напрасны, то что Ваша светлость прикажет делать тогда? В нашей инструкции ничего не говорится также, как и каким образом Цесарское величество вели переговоры об этом раньше и какой его Цесарское величество дает теперь ответ московиту; об их посольстве мы нашли (в инструкции) только одну статью, так что нам ничего не известно о прежних (переговорах). Они же (московиты) длинной чередой всегда объясняют и перечисляют, что то-де так-то и [265]так-то свершено тем-то послом, а это-де — этим, а мы, ничего не зная об этом, даже не будем иметь, что отвечать, что также будет нам не к лицу (turpe). Посему пусть Ваша светлость соблаговолит прислать нам то, о чем шла речь ранее; ведь даже копии ответов Цесарского величества, которые есть под замком у господина графа, от нас тщательно скрываются.

Ваша светлость в своих верительных грамотах вменяют московиту титул императора всея Руссии (Imperator Vniuersorum Ruthenorum), чего никогда не изволил делать цесарь Максимилиан, да и сейчас, мне кажется, не стоит этого делать, а писать ему как государю Руссии и великому князю владимирскому, московскому и прочая. Наконец, Ваша светлость говорит «нашему старшему» (Majori nostro), что мне крайне не нравится, ибо он (великий князь) так возгордится и вознесется, что впредь будет тем меньше считаться и брать в расчет Вашу светлость. Если, таким образом, Ваша светлость пришлет новые верительные грамоты или прикажет (еще) что-нибудь, то (все) исполню.

Магистр ливонский, который был под магистром прусским, граничит с литовцем и московитом, имея многочисленную тяжеловооруженную конницу. Он станет искать, как ему теперь быть. Возможно, он соединится с кем-либо из них (т. е. Литвой или Россией) и сделает эту сторону более неуступчивой. Я не могу не сказать (об этом), чтобы по долгу верноподданного предупредить о том Вашу светлость. Сим нижайше препоручаю себя Вашей светлости. Из Буды, 3-го (числа) по рождестве Христовом, в лето 1525-е.

В(ашей) с(ветлости) верноподданнейший слуга Сигизмунд Герберштейн

ПИСЬМО ИМПЕРАТОРА КАРЛА I ЭРЦГЕРЦОГУ ФЕРДИНАНДУ ПО ПОВОДУ ПОСОЛЬСТВА В РОССИЮ

Карл, божией милостью избранный император римский, присно Август, а также король Германии, Испании, обеих Сицилий, Иерусалима и прочая — Светлейшему государю господину Фердинанду, инфанту Испании, эрцгерцогу Австрии и прочая, брату нашему дражайшему (желаем) здравия и непрерывного умножения братской любви.

Светлейший государь, дражайший брат,

поручения, данные Вашей светлостью нашим общим послам к государю русскому, так как нет более ничего, что в этом (деле) можно было бы еще пожелать, мы совершенно (plurimum) одобряем и подтверждаем. Нам также не меньше по нраву и сами послы, как высокородные, так и украшенные собственными добродетелями и выдающимися душевными качествами, имеющие чрезвычайный опыт в делах такого рода, и то, что один из них был облечен честью такого же посольства при прежнем цесаре Максимилиане, господине и деде нашем, блаженной памяти, и будет исполнителем всего того, чего мы добиваемся этим русским союзом и предприятием, и заложит самые основы (его); не говоря уже о том, что никто не может превзойти его (Герберштейна) в этом, даже сравниться с ним никто не может, из чего следует, что мы не сомневаемся в успехе всего, что Ваша светлость так глубоко, с таким знанием и точностью обдумала и взвесила. Итак, возвращаем ему наши на сей (случай) полномочия, (составленные) соответственно его соображениям; в них мы не изменили ничего, [266]кроме единственного пункта (articulus), который, будучи прибавлен к инструкции, перемещает сюда всю суть и весь смысл посольства (mandatum); мы предпочли его изъять, полагая его не особенно необходимым, иначе этим мы могли бы дать (договаривающимся) сторонам возможность проникнуть в тайны нашей души и наших замыслов, которые следует внести в инструкцию значительно более размыто (plurimum liberius) и предоставить в большей степени переговоры о них верности и находчивости послов в зависимости от положения дел и вещей и его изменений. Прочее же, о чем желала знать Ваша светлость: надо ли начинать дело и переговоры обо всем с польским королем или московским князем либо одним из них (только) по заключении мира между ними или даже если он будет отвергнут и безнадежен — то желаем полностью препоручить и предоставить это глубокой мудрости и благоусмотрению Вашей светлости, дабы она могла все свободно взвесить, распорядиться, действовать и исполнить, как то представится наиболее благоприятным и разумным для нас обоих и для наших здесь всех дел в рассуждении (самого) дела, времени и места. А нам это будет в равной степени по нраву и желательно, как и Вашей светлости. Здравия и всевозможных успехов Вашей светлости. Дано в городе нашем Толедо, в 10 день января, в лето господне (15)26-е, а цесарства нашего римского—7-е.

Наши рекомендации