Ж. БОДЕН. Шесть книг о государстве 14 страница

Наоборот, теплый воздух ослабляет наружные волокна, растягивает их и, следовательно,

уменьшает их силу и упругость.

Поэтому в холодных климатах люди крепче. Деятельность сердца и реакция окончаний

волокон там совершаются лучше, жидкости находятся в большем равновесии, кровь

энергичнее стремится к сердцу, и сердце в свою очередь обладает большей силой. Эта

большая сила должна иметь немало последствий, каковы, например, большее доверие к

самому себе, т. е. большее мужество, большее сознание своего превосходства, т. е.

меньшее желание мстить, большая уверенность в своей безопасности, т. е. больше

прямоты, меньше подозрительности, политиканства и хитрости. Поставьте человека в

жаркое замкнутое помещение, и он по вышеуказанным причинам ощутит очень сильное

расслабление сердца. И если бы при таких обстоятельствах ему предложили совершить

какой-нибудь отважный поступок, то, полагаю, он выказал бы очень мало расположения к

этому. Расслабление лишит его душевной бодрости, он будет бояться всего, потому что

будет чувствовать себя ни к чему не способным. Народы жарких климатов робки, как

старики; народы холодных климатов отважны, как юноши. Обратив внимание на

последние войны (Войны за испанское наследство), которые по своей близости к нам

позволяют подметить некоторые легкие и незаметные издали влияния, мы увидим, что

народы севера, сражаясь в южных странах, не совершили там таких прекрасных подвигов,

как их соотечественники, которые, сражаясь в своем родном климате, обладали всем

своим мужеством.

Благодаря силе своих мышц народы севера извлекают из пищи самые грубые соки.

Отсюда два последствия: во-первых, частицы лимфы вследствие их значительного

размера крепче утверждаются в волокнах и лучше питают их, во-вторых, по причине

своей грубости они менее способны придавать некоторую остроту нервному соку,

поэтому у этих народов будут крупные тела и мало живости,

Нервы, которые со всех сторон примыкают к нашей кожной ткани, соединены в нервные

пучки. Обыкновенно возбуждается не весь нерв, а лишь бесконечно малая часть его. В

жарких климатах, где кожная ткань ослаблена, концы нервов развернуты и доступны

самому слабому действию самых ничтожных предметов. В холодных странах кожная

ткань сокращена, бугорки ее сжаты и малые нервные клеточки как бы парализованы;

впечатление доходит до мозга лишь в том случае, если оно чрезвычайно сильно и

овладевает всем нервом целиком. Но известно, что воображение, вкус, чувствительность и

живость зависят от восприимчивости к бесконечному множеству малых впечатлений.

Я наблюдал внешнюю ткань языка овцы в том месте, где она кажется невооруженному

глазу покрытой бугорками. В микроскопе я заметил, что эти бугорки покрыты

волосиками, чем-то вроде пуха, а между бугорками находились пирамидки, которые

заканчивались как бы кисточками. Есть большая вероятность, что эти пирамидки и

составляют главный орган вкуса.

Я заморозил половину этого языка и увидел простым глазом, что бугорки значительно

уменьшились, а несколько рядов их углубилось в ткань.

Обследовав ткань под микроскопом, я уже совсем не увидел пирамидок. По мере того как

язык оттаивал, бугорки заметно для простого глаза приподнимались, а в микроскопе

можно было наблюдать постепенное появление нервных кисточек.

Это наблюдение подтверждает сказанное мною о том, что в холодном климате нервные

кисточки менее развернуты, они углубляются в свои влагалища, которые защищают их от

действия внешних предметов, понижая, таким образом, живость ощущений.

В холодных климатах чувствительность человека к наслаждениям должна быть очень

мала, она должна быть более значительна в странах умеренного климата и чрезвычайно

сильна в жарких странах. Подобно тому, как различают климаты по градусам широты, их

можно было бы различать, так сказать, и по степеням чувствительности людей. Я видел

оперы в Италии и Англии: те же были пьесы и те же актеры, но одна и та же музыка

производила на людей обеих наций столь различное впечатление, так мало волновала

одну и приводила в такой восторг другую, что все это казалось непонятным.

Так обстоит дело и с ощущением боли: она возбуждается в нас разрывом волокон нашего

тела. Создатель природы устроил так, что боль ощущается тем сильнее, чем значительнее

эти разрывы. Но очевидно, что массивные тела и грубые волокна народов севера

способны подвергаться такому расстройству менее, чем нежные волокна народов жарких

стран, душа их поэтому менее чувствительна к ощущению боли. Чтобы пробудить в

московите чувствительность, надо с него содрать кожу.

При такой нежности органов людей жарких стран душа их в высшей степени

восприимчива ко всему, что связано с соединением обоих полов; там все ведет к этому

предмету.

В северном климате физическая сторона любви едва ощущается с достаточной силой; в

умеренном климате любовь, сопровождаемая бесчисленными аксессуарами, прельщает

разными приманками, которые кажутся любовью, хотя на самом деле все это еще не

любовь; в более жарком климате любовь любят ради нее самой, там она единственная

причина счастья, там она сама жизнь.

В южных странах организм нежный, слабый, но чувствительный, предается любви,

которая беспрерывно зарождается и удовлетворяется в гареме, а при более независимом

положении женщин связана со множеством опасностей. В северных странах организм

здоровый, крепко сложенный, но тяжеловесный, находит удовольствие во всякой

деятельности, которая может расшевелить душу: в охоте, странствованиях, войне и вине.

В северном климате вы увидите людей, у которых мало пороков, немало добродетелей и

много искренности и прямодушия. По мере приближения к югу вы как бы удаляетесь от

самой морали: там вместе с усилением страстей умножаются преступления, и каждый

старается превзойти других во всем, что может благоприятствовать этим страстям. В

странах умеренного климата вы увидите народы, непостоянные в своем поведении и даже

в своих пороках и добродетелях, так как недостаточно определенные свойства этого

климата не в состоянии дать им устойчивость.

В климате чрезмерно жарком тело совершенно лишается силы. Тогда расслабление тела

переходит и на душу: такой человек ко всему равнодушен, не любопытен, не способен ни

на какой благородный подвиг, ни на какое проявление великодушия, все его склонности

при обретают пассивный характер, лень становится счастьем, там __________предпочитают

переносить наказания, чем принуждать себя к деятельности духа, и рабство кажется более

легким, чем усилия разума, необходимые для того, чтобы самому управлять собою.

ГЛАВА III

Противоречия в характере некоторых южных народов

Индийцы от природы лишены мужества. Даже европейцы, рожденные в Индии,

утрачивают мужество, свойственное европейскому климату. Но как совместить с этим их

жестокость, их обычаи и варварские наказания? Мужчины там подвергают себя

невероятным мукам, а женщины сами себя сжигают: вот сколько силы при такой

слабости.

Природа, которая дала этим людям слабость, делающую их робкими, наделила их вместе с

тем столь живым воображением, что все поражает их сверх меры. Та же самая

чувствительность органов, которая заставляет их бояться смерти, заставляет их

страшиться многого более смерти. И та же самая чувствительность, которая заставляет их

избегать опасностей, дает им силу презирать эти опасности.

Подобно тому как хорошее воспитание более необходимо для детей, чем для людей

зрелого ума, народы этих климатов более нуждаются в мудрых законодателях, чем

народы нашего климата. Чем люди впечатлительнее, тем важнее, чтобы получаемые ими

впечатления были правильными, чтобы они не усваивали предрассудков и чтобы ими

руководил разум.

Во времена римлян народы Северной Европы жили без ремесел, без воспитания и почти

без законов; и тем не менее благодаря одному лишь здравому рассудку, связанному с

грубыми волокнами тела жителей этих климатов, они с удивительной мудростью

противостояли римскому могуществу и, наконец, вышли из своих лесов, чтобы разрушить

его.

ГЛАВА IV

Причина неизменяемости религии, нравов, обычаев и законов в странах Востока

Если к этой нежности органов, благодаря которой народы Востока получают самые

сильные в мире впечатления, вы присоедините некоторую леность ума, естественно

связанную с такою же ленью тела, что делает их неспособными ни к какому подвигу, ни к

какому усилию, ни к какому самообладанию, вы поймете, почему душа их, раз восприняв

те или иные впечатления, не может уже более изменить их. Вот отчего законы, нравы и

обычаи, относящиеся даже к таким, по-видимому, безразличным вещам, как одежда,

остаются и теперь на Востоке такими, какими они были тысячу лет тому назад.

ГЛАВА V

О том, что дурные законодатели — это те, которые поощряли пороки, порожденные

климатом, а хорошие — те, которые боролись с этими пороками

Индийцы полагают, что покой и небытие составляют основу и конец всего

существующего. Таким образом, полное бездействие является для них самым

совершенным состоянием и главным предметом их желаний. Они дают верховному

существу название неподвижного. Жители Сиама считают, что высшее блаженство

состоит в том, чтобы не быть обязанным приводить в движение свое тело.

В этих странах, где чрезмерная жара обессиливает и подавляет людей, покой доставляет

такое наслаждение, а движение так тягостно, что эта метафизическая система кажется

вполне естественной. Будда следовал внушению собственных чувств, рекомендуя людям

состояние полной пассивности; но его учение, порожденное созданной климатом ленью и

в свою очередь поощряющее эту лень, причинило неисчислимое зло.

Законодатели Китая (Конфуций и его школа) проявили более здравого смысла: имея в

виду не то состояние покоя, к которому некогда придут люди, а ту деятельность, которая

им необходима для выполнения житейских обязанностей, они дали своей религии, своей

философии и своим законам чисто практическое направление. Чем более физические

причины склоняют людей к покою, тем более должны удалять их от него причины

моральные.

ГЛАВА Х

О законах, относящихся к трезвости народов

В жарких странах водянистая часть крови сильно улетучивается вследствие испарины, и

ее нужно восполнять подобною же жидкостью. Поэтому вода там в большом

употреблении; крепкие же напитки произвели бы там сгущение кровяных шариков,

которые остаются после испарения водянистых частей крови.

В холодных странах водянистая часть крови испаряется слабо, она остается в крови в

изобилии, поэтому там можно употреблять спиртные напитки, не опасаясь сгущения

крови. Там тела переполнены влагой, и крепкие напитки, усиливающие движение крови,

не будут неуместны.

Закон Магомета, запрещающий пить вино, является, таким образом, законом самого

климата Аравии; известно, что вода и до Магомета была обычным напитком арабов.

Карфагенский закон, запрещавший употребление вина, был тоже законом климата; и в

самом деле, обе эти страны имеют почти одинаковый климат.

Подобный закон не годился бы для холодных стран, где в силу климата развивается

некоторое национальное пьянство, сильно отличающееся от пьянства отдельного лица.

Пьянство распространено по всей земле в прямом отношении к холоду и сырости климата.

Двигаясь от экватора к нашем полюсу, вы увидите, что пьянство возрастает вместе с

градусами широты. Двигаясь от экватора к полюсу, противоположному нашему, вы

увидите, что тут оно возрастает в направлении к югу, подобно тому как там возрастало в

направлении к северу.

Естественно, что там, где употребление вина противно климату, а следовательно, и

здоровью, злоупотребление им наказывается строже, чем в странах, где дурные

последствия пьянства не велики как для личности, так и для общества и где оно только

дурманит людей, а не делает их свирепыми. Поэтому закон, каравший пьяного человека и

за совершенный им проступок, и за его пьянство, касался только его личного, а не

национального пьянства. Немец напивается по обычаю, испанец — по личному желанию.

В жарких странах вследствие расслабленного состояния волокон происходит сильное

выделение жидкостей посредством испарения, но твердые части тела сохраняются лучше.

Волокна, действующие вяло и с малым напряжением, почти не изнашиваются, и требуется

немного питательных соков для их восстановления; поэтому люди там очень умеренны в

пище.

От различия в потребностях, порождаемого различием климатов, происходит различие в

образе жизни, а от различия в образе жизни — различие законов.

Для народа, у которого существует большое общение между людьми, нужны одни законы,

для народа, у которого такого общения нет, — другие.

ГЛАВА XI

О законах, имеющих отношение к болезням, порождаемым климатом

Геродот говорит, что законы евреев о проказе были заимствованы ими у египтян. В самом

деле, одинаковые болезни требуют одинаковых лекарств. Эти законы были неизвестны

грекам и первым римлянам, как и сам вызвавший их недуг. Климат Египта и Палестины

сделал их необходимыми, а легкость, с которой распространяется эта болезнь, служит нам

достаточным доказательством предусмотрительности и мудрости этих законов.

Мы и сами испытали их действие. Крестовые походы занесли к нам проказу, а

благоразумные меры, принятые против нее, не дали ей распространиться в массе народа.

Из законов лангобардов видно, что эта болезнь была распространена в Италии до

крестовых походов и обратила там на себя внимание законодателей.

Ротарь повелел, чтобы прокаженный, изгнанный из своего дома и удаленный в особое

место, был лишен права распоряжаться своим имуществом, так как с того момента, как

его выбросили из его дома, он уже считался умершим. Чтобы устранить всякое общение с

прокаженными, их лишали гражданских прав.

Я думаю, что эта болезнь была занесена в Италию завоеваниями греческих императоров, в

войсках которых могли быть отряды из Палестины или Египта.

Как бы то ни было, дальнейшее ее распространение было остановлено до времени

крестовых походов.

Говорят, что солдаты Помпея, возвратившись из Сирии, принесли оттуда болезнь, весьма

сходную с проказой. Не сохранилось никаких сведений о принятых против нее мерах, но

надо полагать, что такие меры были, так как эта болезнь была приостановлена до времен

лангобардов.

Два века тому назад болезнь, неизвестная нашим отцам, проникла из Нового Света в наш

и стала поражать человеческую природу в самом источнике жизни и наслаждений.

Большая часть самых знатных фамилий юга Европы погибла от пагубного недуга,

который стал до того обычным, что его уже перестали стыдиться. Упрочила эту болезнь

жажда золота, за которым люди постоянно устремлялись в Америку, принося оттуда все

новые и новые семена заразы.

По разным религиозным мотивам, кары закона не были допущены в эту область, а между

тем бедствие проникло в недра брака и заразило даже детей.

Поскольку мудрость законодателей должна охранять здоровье граждан, было бы весьма

благоразумно остановить распространение заразы посредством законов, составленных по

образцу законов Моисеевых.

Чума производит свои опустошения еще быстрее и внезапнее. Главный источник ее

находится в Египте, откуда она распространяется по всему свету.

Большая часть государств Европы приняла очень хорошие меры, чтобы не допустить ее к

себе, и в наше время найдено превосходное средство остановить ее распространение:

зачумленная область оцепляется войсками, которые делают невозможным всякое

сообщение с нею.

Турки, которые не принимают никаких мер против чумы, видят, как в одном и том же

городе христиане избегают опасности, а они одни погибают. Они покупают одежды

зачумленных, носят их и не изменяют обычного образа жизни.

Учение о неумолимой судьбе, которая всем управляет, обращает правителя в

невозмутимого зрителя; он думает, что бог уже сделал все, что нужно, и ему больше

нечего делать.

ГЛАВА XII

О законах против тех, которые сами себя убивают

Из истории не видно, чтобы римляне причиняли себе смерть без причины; но англичане

убивают себя даже при счастливейших обстоятельствах жизни, так что невозможно

бывает понять, что привело человека к такому решению. У римлян самоубийство было

следствием их воспитания, оно имело основание в их образе мыслей и в их обычаях; у

англичан оно есть следствие болезни, имеет свое основание в физическом состоянии

организма и ни от какой другой причины не зависит.

Весьма вероятно, что оно связано с недостаточной фильтрацией нервного сока. Организм,

двигательные силы которого остаются в постоянном бездействии, становится в тягость

самому себе; душа не испытывает боли, но ощущает некоторую трудность существования.

Боль есть местное зло, которое возбуждает в нас желание избавиться от этого зла; но

чувство тягости жизни не имеет определенного места и возбуждает в нас желание

прекратить эту жизнь.

Без сомнения, в некоторых странах законы, карающие самоубийство, не лишены

разумного основания; но карать его в Англии — все равно, что карать поступки

помешанного.

ГЛАВА XV

О влиянии климата на доверие законодателей к народу

Японский народ обладает таким свирепым характером, что его законодатели и правители

не могли питать к нему никакого доверия. Они говорят ему только о судьях, угрозах и

наказаниях. Японец и шагу не может ступить без полицейского надзора. Эти законы,

которые из пяти глав семейства ставят одного как бы правителем над четырьмя прочими,

эти законы, которые за одно преступление карают всю семью или целый квартал, эти

законы, для которых нет невинных там, где, может быть, имеется один виноватый, — эти

законы созданы для того, чтобы люди не доверяли друг другу, чтобы каждый следил за

поведением другого и был для него сыщиком, свидетелем и судьей.

Индийский народ, напротив, кроток, нежен и сострадателен, поэтому его законодатели

выказали к нему большое доверие. Они установили немного наказаний и притом не очень

строгих и не со всей строгостью применяемых. Они поручили племянников дядям и сирот

— опекунам, как у других поручают детей их отцам; они основали право

наследования на признании наследника достойным. Кажется, что они думали, что каждый

гражданин должен полагаться на природные добрые качества прочих граждан.

Они охотно отпускают на волю своих рабов, они женят их, они обращаются с ними, как со

своими детьми. Счастливый климат, который порождает чистые нравы и производит

кроткие законы!

КНИГА ПЯТНАДЦАТАЯ

Об отношении законов гражданского рабства к природе климата

ГЛАВА I

О гражданском рабстве

Рабство, собственно говоря, есть установление права, дающего такую власть одному

человеку над другим, что первый становится безусловным господином над имуществом и

жизнью последнего. Оно дурно по самой своей природе; от него нет пользы ни рабу, ни

господину: первому — потому, что он ничего не может делать по внушению добродетели,

второму — потому, что он усваивает всевозможные дурные привычки, незаметно

привыкает пренебрегать всеми нравственными добродетелями, становится гордым,

нетерпеливым, суровым, гневным, сладострастным, жестоким.

В деспотических странах, где уже существует политическое рабство, гражданское рабство

более сносно. Там каждый доволен уже тем, что может жить и питаться, поэтому

положение раба там не тягостнее, чем положение подданного.

Но в монархическом правлении, когда безусловно необходимо воздерживаться от

подавления и унижения природы человека, не должно быть рабов. В демократии, где все

люди равны, и в аристократии, где законы должны употреблять все усилия, чтобы сделать

их равными, насколько допускает природа этого правления, рабство противно устройству

государства и служит только для того, чтобы доставлять гражданам могущество и

роскошь, которыми они отнюдь не должны пользоваться,

ГЛАВА II

Происхождение рабства по мнению римских юристов

Трудно поверить, что рабство обязано своим происхождением чувству сострадания и что

оно было установлено по следующим трем причинам.

Международное право сделало пленников рабами для того, чтобы их перестали убивать.

Римское гражданское право дозволило должникам продавать себя в рабство во избежание

жестокого обращения с ними их кредиторов. Естественное право признало справедливым,

чтобы дети раба, которых отец не в состоянии прокормить, были такими же рабами, как и

он сам.

Эти доводы юристов нисколько не убедительны.

1) Неверно утверждение, что на войне дозволяется убивать только в случаях крайней

необходимости; раз человек сделал другого своим рабом, нельзя уже сказать, что он был

поставлен в необходимость убить его, так как ведь он его и не убил. Единственное право,

которое война может дать в отношении пленников, — это право поставить их в такое

положение, чтобы они не имели возможности вредить. Убийства, хладнокровно

совершаемые солдатами не в пылу сражения, отвергаются всеми народами мира.

2) Неправда, будто свободный человек может себя продать. Продажа предполагает

уплату, но так как купленный раб вместе со всем своим имуществом становится

собственностью своего господина, то выходит, что господин ничего не дает, а раб ничего

не получает.

Скажут: рабу дозволяется иметь благоприобретенное имущество; однако он не может ни

продать это имущество, ни передать его по наследству. Если недозволительно убивать

себя, потому что самоубийца отнимает себя у отечества, то столь же недозволительно и

продавать себя. Свобода каждого гражданина есть часть общей свободы, а в народном

государстве — даже часть верховной власти. Продавать свое гражданство — это такая

нелепость, на которую не решится ни один человек.

Если свобода имеет ценность для того, кто ее покупает, то она бесценна для того, кто ее

продает. Гражданский закон, дозволивший людям произвести раздел имуществ, не мог

включить в разряд имуществ и часть тех самых людей, которые должны были

производить этот раздел. Гражданский закон, лишающий силы договоры, которые

заключают в себе какой-нибудь ущерб лицу, не может не лишить силы соглашение,

заключающее в себе самый чудовищный из всех ущербов.

Третья причина касается рождения. Она исчезает вместе с двумя предыдущими, ибо если

человек не имел права продать самого себя, то тем менее был он вправе продать своего

еще не рожденного сына. Если нельзя обращать в рабство военнопленного, то еще менее

допустимо обращать в рабство его детей.

Смертная казнь преступника имеет свое оправдание в том, что закон, который его карает,

был создан для его же пользы. Например, убийца пользовался защитой осудившего его

закона, последний ежеминутно охранял его жизнь, и потому он не может протестовать

против него. Но другое дело раб: закон рабства никогда не мог быть ему полезен, во всех

случаях этот закон был против него и никогда не был за него, что противно основному

принципу всех обществ.

Скажут, что закон рабства мог быть полезен рабу тем, что господин давал ему

пропитание. В таком случае рабство следовало бы ограничить лицами, неспособными

добывать себе средства к жизни. Но таких рабов никто не желает иметь. Что же касается

детей, то природа, давшая матери молоко, обеспечила этим пропитание младенцу; вся же

остальная часть их детства так близка к тому возрасту, в котором они способны приносить

наибольшую пользу, что нельзя сказать, будто человек, который кормил детей для того,

чтобы стать их господином, дал им что-нибудь.

Наконец, рабство столь же противно гражданскому праву, как и естественному праву.

Какой закон мог бы удержать от бегства раба, который стоит вне общества и на которого

поэтому не распространяются никакие гражданские законы? Он может быть удержан

только по семейственному праву, т. е. по закону его господина.

ГЛАВА III

Другой источник происхождения рабства

С не меньшим правом я мог бы сказать, что право рабства проистекает из презрения,

которое один народ питает к другому вследствие разницы в их обычаях.

Лопес де Гомара говорит, что «испанцы нашли близ порта св. Марфы корзины,

наполненные съестными припасами; там были морские раки, улитки, стрекозы и саранча.

Победители вменили это побежденным в преступление».

Автор признает, что существование такого обычая, а также то, что американцы курили

табак и не подстригали бороду на испанский манер, было сочтено достаточным

юридическим основанием для того, чтобы испанцы обращали в рабство американцев.

Знание смягчает людей; разум ведет их к человечности, и одни только предрассудки

удаляют их от всего этого.

ГЛАВА IV

Еще один источник происхождения рабства

С не меньшим правом я мог бы сказать, что религия дает тем, кто ее исповедует, право

обращать в рабство тех, кто ее не исповедует, для того чтобы ее легче было

распространять.

В этом-то мнении разрушители Америки и находили поддержку своим преступлениям. На

этой-то мысли они и основали право, в силу которого обратили в рабство столько

народов; ибо эти разбойники, которые непременно хотели быть одновременно и

разбойниками, и христианами, были очень религиозны.

Людовик XIII долго не решался на издание закона, обращавшего в рабство негров его

колоний; но когда его убедили, что это самое верное средство обратить их в истинную

веру, он согласился.

ГЛАВА VI

Истинный источник происхождения рабства

Но пора обратиться к разысканию истинного источника рабства. Оно должно быть

основано на природе вещей; посмотрим, не найдутся ли обстоятельства, объясняющие его

происхождение.

Во всех деспотических государствах люди продают себя с большой легкостью:

политическое рабство в известном смысле уничтожило гражданскую свободу.

Перри говорит, что московиты очень легко продают себя. И я знаю почему: потому, что

их свобода ничего не стоит.

В Ассаме все стараются продать себя. Некоторые из главных сановников имеют не менее

тысячи рабов, которые состоят из главных торговцев, имеющих под собой также немало

рабов, в свою очередь тоже владеющих рабами. Их передают по наследству и заставляют

торговать. В этих государствах свободные люди, слишком бессильные перед

правительством, домогаются стать рабами тех, кто имеет тираническую власть над

правительством.

Вот истинная и разумная причина происхождения существующего в некоторых странах

умеренного рабства, которое и должно быть умеренным, потому что оно основано на

свободном выборе, который делает человек, ради собственной пользы отыскивающий

себе господина, и является, таким образом, следствием взаимного соглашения обеих

сторон.

ГЛАВА VII

Другой источник происхождения рабства

Вот другой источник происхождения рабства, причем именно того жестокого рабства,

которое мы видим у людей.

Есть страны, жаркий климат которых настолько истощает тело и до того обессиливает

дух, что люди исполняют там всякую трудную обязанность только из страха наказания. В

таких странах рабство менее противно разуму; и так как там господин столь же

малодушен по отношению к своему государю, как его раб по отношению к нему самому,

то гражданское рабство сопровождается в этих странах политическим рабством.

Аристотель хочет доказать, что есть рабы от природы, но то, что он говорит, совершенно

не убедительно. Я думаю, что если такие рабы и существуют, то это именно те, о которых

я сейчас говорил. Но так как все люди рождаются равными, то следует сказать, что

рабство противно природе, хотя в некоторых странах оно имеет естественные причины;

при этом отнюдь не следует забывать различия, существующего между этими странами и

теми, где сами естественные причины противодействуют рабству, каковы страны Европы,