Реформа в цивильном наследственном праве
§ 280. Потребность, вызвавшая нижеуказанные реформы цивильного права, была до известной степени общая всем им: желание ограничить свободу завещателя в интересах его ближайших родственников. По закону XII таблиц домовладыка формально пользовался безусловной свободой в распоряжении имуществом по завещанию (см. § 146); но нравы сдерживали его произвол, дозволяя ему отступать от нормального порядка наследования, указанного законом XII таблиц в случае смерти без завещания, лишь тогда, когда это требовалось интересами семьи. Во второй половине республики, по мере того, как нравственность падала, как чисто личные интересы овладевали душой римлянина, в завещаниях все чаще встречались распоряжения, сделанные в пользу посторонних лиц (друзей, любовниц и т.д.) и в ущерб интересам ближайших родственников завещателя. А между тем эти последние обыкновенно могли рассчитывать на обеспечение главным образом из имущества завещателя, ибо оно вполне или в некоторой своей части было семейным, т.е. получено было завещателем от своих предков, умножено или сохранено при содействии именно этих ближайших родственников. Эта надежда основывалась, кроме того, и на чувстве родственной привязанности, которое естественно предполагалось в завещателе. Лица, стоявшие во главе римского общества, следовательно - и большая часть выдающихся юристов (см. с. 295), не могли смотреть равнодушно на переход в чужие руки имущества, которое они продолжали считать семейным*(976). Эта реакция в обществе и послужила началом целого ряда мер, направленных против злоупотребления свободой завещаний.
§ 281. Формальные ограничения свободы завещаний по времени явились первыми. Домовладыка, не имея решимости открыто сказать в своем завещании, что лишает наследства своего подвластного (suus), нередко достигал той же цели окольным путем: наследником он назначал другое лицо, а подвластного обходил молчанием (praeteritio). Против этого обхода и выработаны были следующие правила. Домовладыка, составляющий завещание, должен был непременно своих непосредственно подвластных, sui, или назначить наследниками (instituere heredes), или открыто лишать наследства (exheredare); он не должен был обходить их молчанием (praeterire). При этом сыновей он мог лишить наследства только поименно (exheredare nominatim), например, таким образом: "Titius filius meus exheres esto"; а прочих подвластных, т.е. дочерей, внуков и т.д., мог лишать и "между прочими", "inter ceteros", т.е. не называя их поименно, "ceteri exheredes sunto". Те же правила требовалось соблюдать и относительно т.н. postumi, послерожденных; так назывались те лица, которые родятся после совершения завещания или после смерти завещателя и станут в положение его sui или должны бы стать, если бы завещатель был жив; например, если во время совершения завещания или смерти завещателя жена его была беременна, а потом родила, то новорожденный назывался postumus. Разница в форме заключалась только в том, что поименное назначение или лишение требовалось для всех постумов мужского пола, т.е. сыновей, внуков и т.д., а женские постумы могли быть помянуты и "inter ceteros". Несоблюдение этих правил влекло за собой одно из двух последствий: если обойден сын или постум, завещание становилось ipso jure ничтожным во всех частях (testamentum rampitur); если же обойден кто-нибудь их прочих sui (дочь, внук, внучка и т.д.), то завещание сохраняет силу, но обойденные прирастают (adcrescunt), т.е. присоединяются к назначенным в завещании наследникам таким образом: если назначенные были тоже из "своих наследников" (sui heredes), то обойденные получали равные части (partes viriles), т.е. такие, какие они получили бы при равном и поголовном делении наследства между всеми "своими наследниками"; если же назначенные были из посторонних (extranei heredes), то обойденные получали половину всего наследства*(977).
Относительно этих правил надо заметить, что они имеют в виду интересы только подвластных, именно sui heredes (см. § 139 и 144); они совсем не касались тех нисходящих (детей, внуков и пр.), которые вышли из-под власти завещателя вследствие эманципации, отдачи в усыновление и проч. Несмотря на всю близость этих лиц, их можно было обходить молчанием и, следовательно, совершенно исключать из участия в имуществе родителя. Этот недостаток, как мы увидим, был устранен в преторской наследственной системе (т.н. bonorum possessio contra tabulas scil. testamenti).
Изложенные ограничения не касались содержания завещательной воли. Завещатель мог ничего не оставить подвластному, но эту волю свою он должен был выразить в определенной форме - exheredatio. Он мог оставить ему самую ничтожную часть своего имущества, но непременно в определенной форме - institutio heredis. Если бы он, не лишив его наследства открыто, оставил ему большую часть своего имущества или даже все, но в форме легата, а не назначения наследником, завещание было бы ничтожно. Отсюда видно, что свобода завещателя была ограничена только со стороны формы; потому правила об exhereditatio и praeteritio в наше время называют формальными ограничениями свободы завещаний.
У нас нет сведений о том, когда возникли правила формальных ограничений. Во времена Цицерона они уже действовали, ибо он упоминает о них в одном из своих сочинений*(978). Но, вероятно, они возникли гораздо раньше, в самом начале 3-го периода. Эта догадка подкрепляется следующими соображениями. Во-первых, забота об обеспечении только подвластных нисходящих указывает на господство еще тех самых воззрений, которые создали старое цивильное право с его агнатской семьей. Такое ограничение было бы невозможно в конце республики, когда претор начинает создавать целую новую наследственную систему главным образом в интересах когнатов. Во-вторых, самая конструкция правил приводит нас в началу периода. С одной стороны, бросается в глаза крутая постановка вопроса о последствиях несоблюдения правил, по крайней мере тех, которые касаются сына и постума: все завещание уничтожается, несмотря на то, что неправильно составлена только одна статья его. Так могли мыслить только юристы, недалеко ушедшие по своему умственному развитию от юристов второго периода. Юристы конца республики умели делать более тонкие различия в последствиях нарушения правил. С другой стороны, на начало 3-го периода, с его еще чистыми нравами, указывает и суровый идеализм формальных ограничений: римлянин заботился в то время не только о материальном обеспечении, но и о чести быть назначенным наследником, хотя бы и в самой ничтожной части. В начале 3-го периода еще живо было представление о наследнике не только как о преемнике в имуществе умершего, но и вообще во всех нематериальных отношениях семьи, во главе которых стоял домовладыка: религии, отношениях к клиентам, славе предков и т.п.
У нас нет также сведений и о том, кем, т.е. каким органом правообразования, созданы формальные ограничения. Юрист классического периода Помпоний говорит, что ограничения свободы завещаний вообще (не указывая, какие именно) введены частью законами, частью толкованиями юристов*(979). Нам известны в 3-м периоде законы, ограничившие право легатов (см. ниже § 283), но ни одного, который бы говорил о формальных ограничениях. Поэтому вероятнее, что эти последние были созданы юристами.
Если всмотреться в характер правил, о которых идет речь, то можно заметить, что он неодинаков. Это заставляет думать, что они созданы были не сразу, а развивались постепенно*(980). Вероятно, прежде всего выработалось правило относительно сына семейства, ибо оно по строгости носит наиболее древний характер: лишение должно быть поименное, обход влечет за собой полное уничтожение завещания. Затем, вероятно, появились правила относительно постумов, и притом сначала только мужского пола, а затем уже женского, ибо строгость в них несколько ослаблена: женские постумы могли быть упомянуты "между прочим". Позже появились, вероятно, правила о прочих подвластных, так как они устанавливают менее резкие последствия обхода (приращение).
§ 282. Материальные ограничения свободы завещаний. По мере того, как нравы римлян к концу республики все больше падали, формальные ограничения оказывались недостаточными для обеспечения интересов членов семьи. Домовладыка, решившись устранить сына, дочь и т.д. от участия в наследстве, уже не затруднялся более перешагнуть через препятствие, поставленное ему наивными идеалистами старого времени в виде обязанности лишить наследства открыто. С другой стороны, и члены семьи завещателя были настроены менее идеально: их интересовало получение не столько имени наследника, сколько имущества наследодателя. Наконец, раз римляне стали преимущественно на точку зрения материального обеспечения, они должны были подумать не только об обязанности родителей заботиться об обеспечении своих нисходящих, но и наоборот, а также и о взаимных обязанностях этого рода между ближайшими боковыми родственниками, т.е. братьями и сестрами. Под влиянием этих трех обстоятельств в конце республики (начиная с VII в.), сложился ряд новых правил с целью еще более ограничить свободу завещателя. Но эти новые ограничения пошли дальше формы: они коснулись самого содержания завещательной воли, а потому в современной литературе их принято называть материальными ограничениями.
В классическом праве сущность этих ограничений сводится к следующему. 1) Относительно лиц: восходящие (отец, мать, дед, бабка и т.д.) обязаны в своем завещании оставить известную часть имущества (т.н. portio legitima, обязательную долю) своим ближайшим нисходящим (детям, а за их отсутствием - внукам и т.д.). К тому же обязаны нисходящие по отношению к своим ближайшим восходящим, если первые умирают без прямого потомства. К тому же взаимно обязаны родные братья и сестры, если у них не остается ни нисходящих, ни восходящих*(981). При этом безразлично, связаны ли были эти лица отношением власти, т.е. был ли нисходящий под властью восходящего, были ли братья и сестры под одной властью или нет. Здесь имелась в виду, главным образом, близкая кровная связь, заставлявшая предполагать и сильное чувство привязанности*(982), хотя, конечно, иногда эти правила шли на пользу и усыновленным из посторонних лиц. 2) В какой форме оставлена будет обязательная доля, это безразлично: она может быть дана в виде наследственной доли, т.е. заинтересованное лицо будет назначено наследником, или в виде легата, donatio mortis causa и т.д. Важно было только то, чтобы родственнику досталась известная материальная часть наследственного имущества*(983). 3) Размер этой portio legitima, обязательной доли, должен был равняться одной четверти законной части, т.е. 1/4 той части, которую родственник получил бы при наследовании ab intestato*(984). Этот размер был определен применительно к закону Фальдиция, о котором речь будет ниже (§ 283), а потому он носил и в данном случае название Quarta Falcidia. 4) Если завещатель поступал вопреки изложенным правилам, т.е. или обходил родственника молчанием (praeteritio), или без уважительной причины лишал его наследства (exheredatio), завещание считалось inofficiosum testamentum, т.е. несогласным с родственной любовью, обидным, и на него могла быть принесена в суд жалоба, называвшаяся querela inofficiosi testamenti. Если суд признавал, что в поведении обойденного или лишенного не было ничего такого, что оправдывало бы лишение его наследственного имущества, то он уничтожал силу завещания настолько, чтобы жалобщик получил в полном размере свою законную (ab intestato) долю наследства*(985). 5) Если же завещатель оставил родственнику некоторую часть имущества, но меньше обязательной доли, то не дозволялось предъявлять querela inofficios testamenti. Можно было только предъявить к наследникам, назначенным в завещании, actio suppletoria или ad supplendam legitimam, т.е. требовать, чтобы они дополнили то, что недоставало до обязательной доли*(986).
Мы не можем с уверенностью сказать, что все вышеизложенные правила возникли в конце республики. Нам известно только, что в то время уже существовала возможность оспаривать обидное завещание, т.е., следовательно, существовала querela inofficiosi testamenti*(987). Нам известно также, что эта жалоба или иск рассматривался в центумвиральном суде, куда он переходил после производства legis actio sacramento (следовательно, не на основании formula petitoria)*(988). Вероятно, и возникла querela inofficiosi testamenti благодаря отдельным решениям этого суда, следовательно, путем судебного обычая (сравн. § 32 о специальном обычае). Мы можем даже указать прием, который употребили юристы, чтобы юридически оправдать уничтожение обидных завещаний: они выставили предположение, что завещатель был сумасшедший, non sanae mentis, ибо здоровый человек не мог бы обижать близкого родственника без уважительной причины; а завещание сумасшедшего не могло иметь силы. Этот мотив приводят классические юристы как основание для querela inofficiosi, сами, очевидно, не признавая его за серьезный*(989). Они его повторяют со слов республиканских юристов, которые сами, конечно, приводили его только как "конструктивное средство", т.е. как формальное оправдание мер, требовавшихся материальной справедливостью.
§ 283. Ограничение завещателя в свободе легатов: leges Furia testamentaria, Voconia, Falcidia. Завещатели нередко раздавали все свое имущество или весьма значительную часть его в виде легатов, так что наследнику (или наследникам) не оставалось ничего, кроме пустого имени наследника, или почти ничего. Вероятно, мотивом такого образа действий было желание обойти предписание о praeteritio и exheredatio: завещатель назначал своих подвластных наследниками, следовательно, соблюдал форму, но, чтобы им не досталось ничего из имущества, он исчерпывал его все легатами. Последствием этого было, во-первых, то, что формальные ограничения не достигали своей цели, а во-вторых, то, что наследники большей частью отказывались принимать наследство, и завещание со всеми распоряжениями теряло силу*(990). Против этого злоупотребления свободой легатов выступил Lex Furia testamentaria, изданный до 585 г. Он постановил, что никто, кроме близких родственников завещателя (до 6-й степени включительно, а из 7-й только sobrino, sobrina natus), не может получать в виде легата более 1000 ассов. Если бы завещатель назначил ему больше и он получил бы, то наследники имели право взыскать с него посредством manus injectio четверную стоимость излишне полученного*(991). Однако этот закон оказался недостаточным. Завещатели стали назначать столько легатов, каждый не более 1000 ассов, сколько было нужно, чтобы исчерпать все наследственное имущество и не оставить наследникам ничего.
Тогда в 585 г. издан был Lex Voconia, который постановил, что никто не может получить в виде легата (или вообще в виде mortis causa capio) больше, чем получит каждый из наследников. Но завещатели стали обходить и этот закон: они разделяли все имущество на множество мелких легатов, из которых каждый действительно не превышал части, назначенной наследнику; но эта часть оказывалась столь ничтожной, что наследнику не было интереса принимать наследство*(992).
Ввиду того, что оба закона оказались паллиативами, в 714 году введена была законом Фальцидия (Lex Falcidia) радикальная мера*(993): завещатель не мог отказать легатариям более трех четвертей всего наследственного имущества, т.е. одна четверть этого последнего (quarta Falcidia) непременно должна была достаться наследникам и распределяться между ними пропорционально тем частям, в которых они были назначены*(994). Если бы завещатель, несмотря на запрещение, назначил легатариям больше трех четвертей, то излишне назначенное не имело силы: наследник, выдавая легат, мог сам вычесть из него весь излишек*(995). Против этой меры даже и римский ум не нашел средства обхода.
§§ 284-289. Преторское наследственное право (Bonorum possessio)
§ 284. Недостатки цивильного наследственного права. Из всех реформ, произведенных преторским эдиктом, реформа наследственного права была самая важная по обширности области, которую она захватила: претор создал целую новую систему наследственных правил, которая в течение веков действовала рядом со старой цивильной системой. Мы должны прежде всего рассмотреть, почему понадобилось создавать целую новую систему, когда уже была разработана старая.
Главные недостатки старого цивильного наследственного права заключались в следующем. Во-первых, оно не допускало к наследованию когнатов, как бы они близки ни были, если они в то же время не были агнатами. Поэтому легко могло случиться, что наследство доставалось совершенно чужому человеку, попавшему под власть умершего вследствие усыновления, и в то же время родные дети умершего исключались из участия в наследстве вследствие того, что они были эманципированы. Во-вторых, самая распространенная форма завещаний, testamentum per aes et libram, была обставлена такими строгими формальностями, что грозила обратить в ничто все заботы наследодателя о распоряжениях на случай смерти: ошибка в какой-нибудь подробности обряда делала все завещание ничтожным, и вскрывалась эта ошибка обыкновенно после смерти завещателя, когда поправить ее не было возможности. В-третьих, в древнем праве не было установлено сроков для принятия наследства, так что наследник, которому наследство открылось, мог оттягивать принятие его на бесконечное время, в течение которого наследственное имущество как бы замирало: легатарии не могли получить своих легатов, кредиторы не могли взыскивать долгов, религиозные учреждения не могли требовать взносов, которые лежали на наследственном имуществе. В-четвертых, при наследовании не допускалось преемство классов и степеней (см. § 144), так что, несмотря на существование близких умершему агнатов, наследство могло попасть в руки совершенно постороннему человеку, захватившему его после смерти наследодателя, и если он успевал провладеть им год (usucapio hereditatis), то становился наследником лица, с которым он не имел ничего общего*(996).
§ 285. Сущность преторской реформы. Описанные крупные недостатки и побудили преторов к реформе. Прием, употребленный ими для реформы, состоял в следующем. Претор не мог прямо заменить старые цивильные правила новыми, не мог, например, признать наследственные права за лицами, которым не давало их цивильное право, ибо для этого у него не хватало власти: praetor heredem facere non potest (Gai. 3, 32, сравн. § 178). Но у него было достаточно власти для того, чтобы дать лицу владение наследственным имуществом (possessio bonorum) и защищать это владение против посягательства посторонних лиц до тех пор, пока владелец наследства (bonorum possessor) не совершит usucapio hereditatis и сделается таким образом цивильным наследником, heres. Так преторы именно и поступали: они объявляли в своем эдикте, что при таких-то условиях будут давать владение наследством таким-то лицам и защищать это владение особым интердиктом, который, по начальным словам эдикта, назывался interdictum Quorum bonorum. В течение веков из этих объявлений сложилась целая новая система наследственного права.
Основные принципы этой системы соответствуют вышеизложенным недостаткам цивильной системы и требованиям жизни второй половины республики: 1) претор дает владение наследством не только цивильным родственникам, но и когнатам; 2) он упрощает форму завещаний; 3) назначает сроки для испрошения у него bonoram possessio и 4) устанавливает преемство между классами и степенями.
Чтобы дать более яркое представление о том, как эти принципы выразились в отдельных правилах, мы сначала дадим краткий очерк системы преторского наследственного права (bonoram possessio) в ее развитом состоянии, а потом уже перейдем к вопросу о том, как она зародилась, и какие у нас есть сведения о промежуточных стадиях ее развития.
Нам неизвестно точно, когда система bonorum possessio сложилась окончательно. Мы можем только сказать, что это случилось или в самом конце республики, или в начале империи. Наш очерк будет основан на сведениях, взятых из сочинений классических юристов.
§ 286. Краткий очерк преторского наследственного права (bonorum possessio) в его окончательном развитии. Во время империи и, вероятно, в самом конце республики, претор давал владение наследством в трех случаях: прежде всего тому, кто был обойден в завещании, bonoram possessio contra tabulas; если таковых не было, то тому, кто был назначен в завещании наследником, bonoram possessio secundum tabulas, и, наконец, если не было завещания, он давал владение целому ряду лиц, которых делил на классы, bonoram possessio intestati (J. 3, 9 de bon. poss. § 3).
Bonorum possessio contra tabulas было дополнением к цивильным формальным ограничениям свободы завещаний. В этих последних запрещался обход только т.н. "своих наследников", "sui heredes"; преторы же, согласно изменившимся взглядам конца республики, признали, что нельзя обходить молчанием liberi, т.е. вообще нисходящих, без различия подвластных или стоящих вне власти завещателя. Поэтому обойденный нисходящий мог просить у претора владения наследством, которое вследствие того и называлось bonorum possessio contra tabulas*(997).
Преторский эдикт внес еще и другую поправку к цивильному праву, относительно последствий обхода: по цивильному праву обход сына или постума влек за собой ничтожность самого завещания, т.е. уничтожались не только назначения наследников (institutiones), но и легаты, и другие распоряжения. Преторы не объявляли завещания ничтожным во всех частях. Если наследниками по завещанию были назначены прочие дети или родители, то они не лишаются наследства: обойденный только присоединяется к ним, и все они получают по равной части*(998). Если же наследниками были назначены посторонние лица, т.е. не дети и не родители, то претор не дает им владения наследством, хотя они и сохраняют название heredes, т.е. цивильных наследников. Он дает b. р. только обойденным нисходящим. Из других распоряжений завещателя, каковы, например, легаты, сохраняли силу только те, которые были сделаны в пользу родителей и детей, жены и невестки*(999).
Если bonorum possessio contra tabulas испрашивается эманципированным сыном, а в завещании наследниками будут назначены дети подвластные, то первый обязан внести (conferre) в общее наследственное имущество и свое собственное имущество, чтобы оно пошло в общий раздел. Это внесение, или складчина называлась collatio. Мотив этого распоряжения претора очевиден: эманципированный, может быть, уже получил от домовладыки свою долю и во всяком случае после эманципации приобретал для себя, а подвластные приобретали для домовладыки. Если он желал из имущества последнего получить равную часть, то он должен был вернуть то, что получил и приобрел вновь*(1000).
Bonorum possessio secundum tabulas. Если никто не будет просить bonoram possessio contra tabulas, то претор в своем эдикте обещал дать владение наследством тому, кто назначен наследником в завещании. При этом относительно формы завещания претор требовал только самого необходимого: на досках (tabulae), т.е. на завещательном документе, должно было находиться не менее семи печатей свидетелей*(1001). Нетрудно заметить, что такая простота формы представляла значительное облегчение сравнительно с цивильной формой манципационного завещания (testamentum per aes et libram, § 146).
Bonorum possessio intestati. Наконец, если претору не будет представлено завещания, то он обещал дать владение наследством известным разрядам или классам лиц. Этих классов было четыре.
1. Unde liberi. Преторский эдикт обещается дать bonoram possessio лица, умершего без завещания (intestati), прежде всего его liberis, нисходящим вообще, т.е. не только suis (подвластным детям и жене inmanu), но и эманципированным детям*(1002). Если эти последние получают bonorum possessio вместе с sui, то они обязаны к collatio, к складчине своего собственного имущества в наследственную массу*(1003).
2. Unde legitimi. Если в первом классе никто не получал bonorum possessio, то его могли испрашивать legitimi heredes, т.е. все те, кого допускали к наследованию ab intestato законы XII таблиц, и в том же самом порядке, следовательно, сначала sui heredes, потом agnati и наконец gentiles*(1004). Но здесь претор ввел небольшую поправку к цивильному праву: он допустил преемство между вторым и третьим классами (successio ordinum), т.е., если ближайший агнат не испрашивал владения наследством, оно не делалось выморочным, как прежде, а открывалось родичам. По непонятной причине преторы не ввели в классе агнатов successio graduum, преемство между степенями, т.е. в случае непринятия ближайшим агнатом не обещались дать bonoram possessio следующим степеням агнатов*(1005).
3. Unde cognati. В третьем классе призывались кровные родственники до шестой степени включительно, а из седьмой только sobrino, sorbinave natus. При этом не делается различия, устанавливается ли родство через мужчину или женщину, через законный или незаконный брак, усыновлен ли родственник в другой семье или он свободен от власти. Таким образом, претор открыл доступ к наследству и таким родственникам, которые, несмотря на близость родства, по цивильному праву совсем не имели наследственных прав. Здесь признавалась successio graduum: сначала владение наследством мог испрашивать родственник, самый близкий по степени; если он не воспользовался в срок своим правом, то право переходило к следующей степени, и т.д. до шестой степени*(1006).
4. Unde vir et uxor. За отсутствием просящих bonoram possessio из трех предыдущих классов претор обещает владение наследством пережившему супругу, если он в момент смерти супруга состоял с ним в настоящем квиритском браке (justum matrimonium)*(1007). И этот класс представляет нововведение сравнительно с цивильным правом, в котором только жена in manu наследовала мужу в первом классе, наравне со своими детьми.
§ 287. Сроки для испрошения bonorum possessio. Иски. Для испрошения bonoram possessio преторский эдикт назначил два срока: нисходящие и восходящие (liberi et parentes) могли испрашивать в течение года, а все прочие вышеперечисленные лица - в течение 100 дней*(1008).
Для защиты претензий тех лиц, которым претор давал bonorum possessio, существовали следующие средства. 1) Interdictum Quorum Bonorum, названный так по словам, которыми он начинался в эдикте*(1009). Цель его - дать Bonorum possessori, т.е. лицу, получившему от претора bonoram possessio, возможность действительно приобрести владение, ибо испросить у претора bonorum possessio еще не значило получить фактическое господство над имуществом. Впрочем, interdictum Quorum Bonorum давал возможность вытребовать у посторонних владельцев только вещи физические, corpora hereditaria.
Им нельзя было пользоваться для взыскания долгов с наследственных должников*(1010).
2) Fictitiaeactiones. Если bonoram possessor'y нужно было защитить какое-нибудь отдельное наследственное право, например, предъявить иск о собственности на какую-нибудь вещь, взыскать по обязательству и т.п., то ему давались те же самые иски, как и цивильному наследнику (heres). Но так как он не был heres, то в формулу вставлялась фикция, предписывавшая судье поступать так, как будто истец был heres*(1011).
Во времена империи, по-видимому, со времен императора Диоклетиана, владельцу наследством (bonoram possessori) стали давать и hereditatis petitio (т.н. h. p. possessoria), т.е. тот иск, которым наследник защищал не отдельные свои права, а вообще свое наследственное право, если кто-нибудь не хотел признавать его наследником*(1012).
§ 288. Промежуточная стадия: bonorum possessio во времена Цицерона. Мы начали изложение истории bonoram possessio с конца, то есть представили прежде всего этот институт в его окончательном виде, находя, что при таком изложении учащийся лучше поймет сущность его и историю. По той же причине мы и теперь изложим сначала наши сведения о промежуточной стадии развития bonoram possessio.
Из сочинений Цицерона видно, что в его время bonorum possessio имела иной вид, чем тот, который только что был описан. Именно, по его словам, в его время и раньше bonoram possessio давалась в таком порядке. 1) Прежде всего она давалась тому, кто будет утверждать, что он назначен наследником в завещании и представит это завещание с законным числом печатей на нем*(1013). Это bonorum possessio secundum tabulas. Так как она дается прежде всего, то отсюда следует, что во времена Цицерона еще не было bonorum possessio contra tabulas. 2) Если завещательный документ (tabulae) не был представлен, то bonoram possessio давалась тому, кто прежде других должен был получить цивильное наследство (hereditas) в силу закона XII таблиц (lege)*(1014). Это, очевидно, bonorum possessio intestati, именно тот класс, который позднее называется unde legitimi, то есть при отсутствии наследников по завещанию претор давал владение наследством трем классам цивильных наследников ab intestato: suis heredibus, agnatis, gentilibus. 3) Наконец, если не будет цивильных наследников ни по завещанию, ни по закону, то претор обещался дать владение наследством тому, кому это будет наиболее справедливо*(1015).
Под этим третьим случаем, без сомнения, кроется то, что позднее составляет bonoram possessio unde cognati, а может быть, и bonoram possessio unde vir et uxor. Что bonoram possessio в конце республики, кроме цивильных наследников, давалась и когнатам, об этом мы заключаем из двух случаев, о которых рассказывают Цицерон и Валерий Максим: в одном случае bonoram possessio дается племяннику по сестре (sororis filio), который не мог быть агнатом, ибо был родственником через женщину, а в другом случае отец получает владение наследством своего сына, который был отдан в усыновление, следовательно - не был связан с отцом цивильным родством*(1016).
Из этих сведений видно, что во времена Цицерона в институте bonoram possessio не был еще ни bonoram possessio contra tabulas, ни bonoram possessio unde liberi*(1017).
§ 289. Гипотезы о возникновении bonorum possessionis. У нас нет никаких прямых сведений из источников о самом начале рассматриваемого института. Существующие в новой литературе гипотезы держатся главным образом двух направлений. Одни утверждают, что мысль о bonoram possessio зародилась не по поводу нормального цивильного наследования. Так, например, некоторые писатели думают, что она зародилась по поводу usucapio hereditatis: открытая для всякого возможность захватить чужое наследство побуждала совершенно посторонних умершему лиц стремиться к этому захвату, вследствие чего наследство нередко ускользало из рук близких родственников или возбуждало споры между несколькими претендентами, одновременно протянувшими руки за наследственным имуществом. Для разрешения этих споров преторы сочли нужным установить какие-нибудь правила о том, в каком порядке они будут удовлетворять претендентов, а при этом, естественно, они прежде всего постановили допускать близких родственников. Так как они не были стеснены в этом случае цивильным правом, то в числе претендентов они дали место и кровным родственникам, и супругам, на которых указывало тогдашнее общественное мнение. Этот порядок, созданный для usucapio hereditatis, был затем перенесен и на случай нормального наследования. Эта и подобные ей гипотезы страдают двумя недостатками: они не указывают, как совершился этот перенос, а главное - не находят подтверждения в источниках. Другая группа гипотез утверждает, что мысль о bonoram possessio зародилась при нормальном наследовании по цивильному праву. Наиболее обстоятельно это предположение разработал немецкий ученый Лейст. Он говорит, что bonoram possessio первоначально введена была претором без намерения реформировать цивильное право. Он хотел только содействовать более правильному осуществлению цивильного наследственного права (adjuvandi juris civilis gratia). Именно он хотел 1) побудить цивильных наследников к скорейшему принятию наследства и 2) по возможности сократить число случаев, когда наследство делалось выморочным вследствие того, что к нему не находилось наследника*(1018). Он хотел побудить цивильных наследников (lege или testamento, как говорит Цицерон) к скорейшему принятию, предоставляя им некоторые выгоды. Претор объявил, что если наследник (heres) в течение известного срока заявит желание воспользоваться своим правом, то он поможет ему собрать в своем владении все наследственные вещи (посредством interdictum Quorum bonorum). Но если наследник пропустит этот срок, то претор обещает эту свою помощь тому, кто по цивильному же праву был бы наследником, если бы не было предыдущего. Из этого, однако, не следовало, говорит Лейст, чтобы этот предыдущий не мог вступить в наследство и после срока. Он мог предъявить к bonoram possessor'y цивильный иск о наследстве (hereditatis petitio) и отобрать у него таким образом наследственное имущество*(1019). Хотя bonoram possessor и после этого сохранял формально права на владение наследством, но оно было bonorum possessio sine re*(1020). Могло, однако, случиться, что, несмотря на выгодные обещания претора, цивильные наследники все-таки не являлись. На этот случай, чтобы наследство совсем не осталось без преемника, претор обещал дать владение наследством ex aequitate, т.е. лицам, которые не могли опереться на цивильное право. В этом случае преторский эдикт дополнял цивильное право (supplendi juris civilis gratia).
Эта гипотеза Лейста в настоящее время наиболее распространена, потому что она лучше объясняет связь bonoram possessio с нормальным наследованием и притом подкрепляется источниками: те места Цицерона, которые были приведены в предыдущем параграфе, служат ей подтверждением.
Придерживаясь этой гипотезы, можно предположительно пред ставить себе и дальнейшее развитие bonoram possessionis. Когда претор встретил в обществе одобрение своей попытки дать доступ к наследству лицам, поставленным у Цицерона на третьем месте (ех aequitate), то он решился поставить в подобное же положение и эманципированных детей, но только не на третьем месте, а на первом, рядом с sui heredes. Точно то же положение дал он эманципированным и в случае praetentio. Если бы явился какой-нибудь цивильный родственник и предъявил к этим детям цивильный иск о наследстве (petitio hereditatis), он сделал бы их bonoram possessores sine re. Однако, постепенно основываясь на настроении римского общества, претор, вероятно, стал сначала только в некоторых случаях отказывать цивильным наследникам в иске против bonoram possessor'a, и таким образом последний становился cumre. Еще позднее претор, уже в виде общего правила, стал некоторым цивильным родственникам отказывать в иске против некоторых bonoram possessores, например, агнатам против эманципированных детей, получивших bonoram possession unde liberi. Таким путем он, вероятно, довел в самом конце республики или в начале империи институт bonoram possessio до того вида, в каком он описан в § 286.
Четвертый период (т.н. Классический)
(первая половина империи)
Государственное право
Император
§ 290. Император. Самое крупное изменение в области государственного права заключалось, конечно, в том, что республика сменяется единодержавием, или монархией.
Начало этому изменению было положено еще до конца республики, во времена Суллы и Цезаря. Но все-таки главным творцом империи следует считать Августа. Впрочем, он совершил это дело, сохраняя наружно все республиканские формы. Не отменяя ни одного крупного республиканского учреждения, он установил монархию, перенеся на себя все влиятельные республиканские должности. Так, 1) он был назначен постоянным главнокомандующим всех военных сил государства, что и дало ему право носить титул imperator; 2) за ним была признана проконсульская власть, вследствие чего он получил господство над провинциями и контроль над их правителями; 3) Август получил potestas tribunicia, вследствие чего его особа сделалась священной и неприкосновенной, и он получил возможность вмешиваться во все государственные дела; 4) он присвоил себе председательство в Сенате, единственном республиканском учреждении, сохранившем еще некоторое самостоятельное политическое значение. Вероятно, как председатель Сената, он назывался princeps; 5) должности Pontifex Maximus и цензора также соединялись с положением императора. Если мы припомним, что в Риме в то время не было больше никакого другого общественного органа, представители которого имели бы силу и охоту отдаваться независимой государственной деятельности, то нам будет понятно, почему с помощью указанных должностей Август мог сделаться единственным властителем Римского государства.
Все важнейшие дела императоры рассматривали в особом Совете Consilium Principis, который состоял из наиболее близких им лиц. Во времена Антонинов и Северов в него приглашались знаменитейшие юрисконсульты. Впрочем, это утверждение не имело прочной организации.
Назначение и смена императора по праву принадлежали Сенату. В действительности, кроме Сената в этом деле участвовало и войско: по крайней мере, когда оно выбирало кого-нибудь императором, Сенат не отказывал в утверждении его.
Народные собрания и Сенат
§ 291. Народные собрания и Сенат. Народные собрания во всех трех видах продолжали существовать и в первой половине империи. Но созывались они редко и никакого действительного значения не имели. На их утверждение представлялось только то, что было угодно императору, и не было примера, чтобы они отказывали в утверждении. Весьма рано функции народных собраний были перенесены на Сенат, хотя формально существование их не было отменено.
Сенат, подобно прочим республиканским органам, утратил свое самостоятельное значение, хотя нельзя сказать, чтобы он не играл никакой роли во времена империи. 1) Он управлял частью провинций и финансов; 2) ему предоставлен был суд по некоторым важным преступлениям; 3) он выбирал вместо народного собрания на магистратские должности; 4) за его постановлениями признавалась сила закона. Разумеется, во всех этих случаях Сенат должен был сообразоваться с волей императора; 5) наконец, ему принадлежало право выбора и даже смены императоров и суд над их памятью после их смерти (возведение их в божество - dims - или проклятие их памяти - damnata memorid).
Благоразумные императоры щадили Сенат, не унижали его внешним пренебрежением. Они стремились сделать из сенаторов особое дворянское сословие, которое должно было увеличивать блеск империи и служить ей в то же время опорой. Ввиду этих целей уже Август изменил прежние правила относительно состава Сената: 1) он увеличил имущественный ценз до 1 200 000 сестерций; 2) запретил сенаторам вступать в браки с вольноотпущенными; 3) из 1000 сенаторов, которых он застал, принимая власть, он оставил только 600, исключив остальных. С тех пор назначение в сенаторы принадлежало императору.