Бартоломе де лас касас. мемориал совету по делам индий
Выводы:
1-е – все войны, получившие название конкисты, были и являются самыми несправедливыми и ведутся самими тиранами.
2-е – все королевства и владения в Индиях являются результатом узурпации.
3-е – все энкомьенды или репартимьенто индейцев являются несправедливыми, зловредными по вере, тем самым тираническими, как и подобное управление.
4-е – и те, кто дает, и те, кто владеет, впадают в смертный грех, и если они не откажутся от этого, то не смогут спасти свои души.
5-е – король наш господин, да хранит и благословит его господь, всей своей властью, данной ему от бога, не может оправдать ни войны и ограбление этих людей, ни раздел индейцев и энкомьенды, как нельзя оправдать грабежи и войны турок против христиан.
6-е – все золото и серебро, жемчуг и другое богатство, направленные в Испанию, как и то, которое на руках у испанцев в Индиях, почти полностью результат грабежа; говорю «почти», потому что это «почти» было, очевидно, добыто на островах и в местах, которые мы уже оставили.
7-е – если не возместят награбленное вчера и сегодня в результате войн, раздела индейцев или энкомьенды, то все участвующие в этом не смогут спасти свои души.
8-е – уроженцы всех земель в Индиях, куда мы вступили, имеют право вести против нас самую справедливую войну и смести нас с лица земли; это право они будут иметь до судного дня. [5]
ПИСЬМО ФРАНСИСКО ДЕ МИРАНДЫ ЕКАТЕРИНЕ II
(Лондон, 20 июля 1789 г.)
Государыня!
Благополучно завершив, наконец, в настоящее время, благодаря благосклонному покровительству в. и. в-ва, задуманное мною продолжительное путешествие по Швеции, Дании, Голландии, Швейцарии и всей Франции, осмелился я снова взяться за перо, дабы повергнуть к Вашим стопам слабые изъявления глубокой признательности и моей нерушимой преданности августейшей особе в. и. в-ва. После сообщения, посланного Нормандесом из Петербурга, испанский двор противодействовал мне столь явно, что я не мог бы и шагу ступить, не прибегая к защите, которую в. в-во соизволили мне предоставить. Воистину, и малой доли хватило бы, чтобы я мог безопасно, не встречая никаких препятствий, и без всяких неприятностей проследовать повсюду.
Испанский посол дель Кампо принял меня тут учтиво и дружелюбно, между тем как я точно знаю, что имеющиеся у него секретные инструкции отнюдь не благоприятны для моей персоны и что он тайком уже предпринял несколько попыток причинить мне вред. Я попросил г-на графа Воронцова внести меня в список персонала здешнего посольства в. и. в-ва, полагая сие достаточным (наряду с некоторыми небольшими предосторожностями судебного порядка) для предупреждения любых судейских ухищрений, на какие они способны.
Таким образом, благодаря доброте в. и. в-ва я получил передышку и вкушаю покой, необходимый мне, чтобы привести в порядок мои разрозненные заметки и извлечь из них кое-какую пользу на будущее. Этим я занимаюсь непрестанно, рассчитывая и впредь на великодушное покровительство в. в-ва единственной моей опоры теперь, когда в Мадриде на меня напустили вероломных преследователей, скрытно лишили всего моего родового достояния и даже возможности сноситься с родителями и семьей в Америке.
Счастливы те, кто под управлением просвещенной, мудрой и склонной к философии монархини могут, не страшась фанатизма и инквизиции, мирно проводить свои дни в занятиях литературой, совершенствуясь в добродетели! Да продлит Верховное существо навечно бесценную жизнь в. и. в-ва на благо Ваших подданных и в утешение всему роду человеческому!
Имею честь быть с глубоким уважением в. и. в-ва нижайший и покорнейший слуга[6].
Франсиско де Миранда
ИЗ ДНЕВНИКА ЛЕЙТИНАНТА Ф.П. ЛИТКЕ, УЧАСТНИКА КРУГОСВЕТНОГО ПЛАВАНИЯ НА ШЛЮПКЕ «КАМЧАТКА»
(запись 10 февраля 1818 г.)
Лима, столица Перуанского королевства, лежит в пространной равнине, простирающейся до берегов моря, при самой подошве Кордильерских гор. Через нее протекает небольшая речка Рио Римак (некоторые называют ее Лимоз), начинающаяся в горах около 30 верст от Лимы и впадающая в море возле Каллао. Лима построена в 1535 году Франциском Пизарро. Положение ее и прекрасный климат делали бы пребывание в ней приятнейшим на земле, если б она же не подвержена была столь частым землетрясениям, которые в 1678 и 1687 годах разорили, а в 1746 году до основания разрушили как ее, так и Каллао. Последнее ужасное происшествие сопровождаемо было великим наводнением: море вдруг на короткое пространство отступило, вслед затем со страшною силою, огромной водной стене подобно, устремилось на берега и низвергло, снесло и потопило все встретившееся ему на расстоянии 5 верст от берега. При сем случае в Каллао погибли все, за исключением 40 человек, спасшихся на одной башне, в Лиме погибло меньше. Нынешний Каллао выстроен на другом месте, а Лима на том же самом. Около половины дороги от Каллао до Лимы означено крестом на кубическом пьедестале место, до которого достигла вода, и тут же построена церковь. Прежде разорения Лима состояла из огромных великолепных зданий, со времени же сей ужасной катастрофы стали строить дома, более положением ее сообразные. Ныне все они деревянные, вымазанные глиною, что у нас называются мазанками, одноэтажные, низкие, с плоскими крышами, без окон, вместо коих сделаны отверстия вверху, отчего солнце в них никогда не достигает, и среди самого величайшего зноя бывает в них довольно прохладно; низкость же их во время землетрясений избавляет их от опасности. Плоские крыши, которые бы в наших климатах были весьма неудобны, ибо дождевая вода по ним стекать не может, здесь никаких неудобностей не имеют. Дождь есть в Лиме вещь неизвестная: в нашу бытность одним вечером стал накрапывать маленький, все жители этому удивлялись и называли это чудом. Со всем тем среди большей части улиц вода протекает ручьями. Сие оттого, что в горах в некотором расстоянии от Лимы во весь почти год льют дожди, кои, нистекая, доставляют Лиме воду в великом изобилии. Туманы, случающиеся каждую ночь и утром пред восхождением солнца, освежают и питают растения, коим бы всегдашний недостаток дождя мог быть пагубен. Ближнее соседство высочайших в свете, вечным снегом покрытых гор, коими Лима круглый год снабжается льдом, распространяет в воздухе прохладу, прочим жарким странам же неизвестную. Таким образом, природа в климате Перу соединила все возможные преимущества, могущие сделать человека совершенно счастливым, да и нет сомнения, что прежние жители сей благословенной страны были в полной мере таковыми до тех пор, пока свирепые гишпанцы, руководимые алчностью к богатству и к пролитию крови, не обратили их в жалостнейшее состояние...
Улицы, по-здешнему, хороши: довольно широки и правильны, вылизаны изрядно, наклонно от краев к середине, чем составляется некоторый род канала, по коему совершается вышеупомянутое течение воды. По обеим сторонам сделаны тротуары. Площадей весьма мало; главные суть: Инквизиционная и другая, лежащая перед кафедральною церковью, на которой происходит торжище или род базара. Они обе квадратные. Место для битвы волов, лежащее почти уже за городом, есть круглая площадь, около которой в виде амфитеатра сделаны места для зрителей. Зрелища сии бывают здесь весьма часто, при нас же не было ни одного, оттого, что мы были в великий пост, в продолжение которого все сии народные увеселения прекращаются...
Духовенство имеет здесь великое влияние на дела: инквизиция существует, и до тех пор, пока нынешний вицерой, как я выше сего говорил, ее не ограничил, производила она свои насилия как ей хотелось. В Лиме запрещается жить всякому, кто не католик; кто чем-либо показал неприверженность свою к сей религии, кто по крайней мере один раз в год не приобщается, кто как-нибудь проговорился на счет духовенства или инквизиции, должен страшиться гнева сей последней: приезжают к нему ночью, когда он менее всего поджидает, просят его именем святой инквизиции взойти в нее, употребляют, разумеется, в случае сопротивления и сильнейшие средства, ведут его не мудрено догадаться куда, и несчастному остается только надежда, что каким-нибудь непредвиденным счастьем увидит он опять свет дневной. Легко вообразить себе, сколь неприятно, должно быть, жить в столь стесненном положении, и одним только ограничением насильств инквизиции мог уже приобресть себе любовь народную. Дом оной находится в самой средине города на площади, носящей ее же имя, и по наружности его можно тотчас заключить, что это какая-нибудь тюрьма. Вход в него никому не позволен, и нет, я думаю, такого безумца, который бы решился подвергнуться всем следствиям ярости попов для удовлетворения одного своего любопытства. По сим причинам никому неизвестно ни число заключенных в темницах инквизиции, ни звание их, словом сказать, ничего определенного. Ужаснейшей казни, возмущающей человечество, известной под названием ауто да фе, не было уже более 40 лет...
По уверению многих, большая часть здешних гишпанцев утопает в глубоком невежестве; весьма легкие средства пропитания, малые надобности не дают им способов развертывать и того менее усовершенствовать способности их разума. Иностранцы в великом у них пренебрежении. Мы сами на себе не имели случая сего испытать, ибо играли довольно важную роль, да сверх того деньги, которых мы издерживали много, могут в глазах гишпанцев сделать всякого человека уважения достойным. Докучливое же любопытство их доказывали они нам весьма ощутительным образом до самого последнего дня.
РЕЧЬ С. БОЛИВАРА НА КОНГРЕССЕ В АНГОСТУРЕ
(14 декабря 1819 г.)
Сеньоры, члены законодательного корпуса!
Выступая с этой высочайшей трибуны, я прежде всего хочу выразить благодарность за безмерную честь, какой удостоил меня Конгресс, разрешив снова занять это кресло, которое я около года тому назад предоставил президенту народных представителей.
Когда я в начале этого года был облечен – против моей воли и не по заслугам – полномочиями главы исполнительной власти, я сообщил нашему высшему органу, что моя профессия, мой характер и мои способности несовместимы с функциями магистрата. Сняв с себя таким образом эти обязанности, возложив их исполнение на вице-президента, я оставил за собой лишь одну функцию – вести войну. И я тотчас отправился на Западный фронт, где во главе армии стоял генерал Морильо, имевший превосходящие силы. Было бы слишком неразумно вступать в сражение при таких обстоятельствах, когда столица Каракас вот-вот должна была быть занята экспедиционными войсками, прибывшими из Европы, и когда мы еще не получили свежих подкреплений. Генерал Морильо в преддверии зимы оставил равнины Апуре, и я посчитал, что Республике принесет больше выгод свобода Новой Гранады, чем полное освобождение Венесуэлы.
Слишком много времени отняло бы у Конгресса мое описание тех трудностей, которые пришлось одолеть Освободительной армии, чтобы добиться цели, которую мы перед собой поставили. Зима в болотистых равнинах, обледенелые кручи Анд, резкие смены климата, втрое превосходящие и закаленные в боях войска противника, населенные пункты, наводненные вражескими солдатами, эти и многие другие препятствия должны были мы преодолеть (вспомним Пайю, Гамесу, Варгас, Бояку и Попаян), чтобы. освободить менее чем за три месяца 12 провинций Новой Гранады.
Я обращаю внимание высшей национальной власти на великие заслуги и подвиги моих доблестных сподвижников, которые с беспримерной стойкостью переносили страшные лишения и показывали примеры мужества, не имеющие себе равных в истории Венесуэлы, разбили и взяли в плен армии короля. Но всеми этими победами мы обязаны не только Освободительной армии. Народ Новой Гранады показал, что он достоин свободы. Его активное содействие восполняло наши потери и увеличивало наши силы. Восторг, рождаемый самой безумной страстью, тускнеет перед тем чувством, какое испытала Новая Гранада, обретя свою свободу.
Этот благородный народ принес все свое имущество и свои жизни на алтарь родины. И жертвы эти. особенно дороги тем, что принесены они от чистого сердца! Да, единодушное желание скорее умереть свободными, нежели жить рабами, дало Новой Гранаде право на наше восхищение и уважение. Решение Новой Гранады о присоединении ее провинций к провинциям Венесуэлы также было единодушным. Гранадцы все как один понимают, какую огромную выгоду принесет обоим народам учреждение новой Республики, состоящей из этих двух наций. Объединение Новой Гранады и Венесуэлы – единственная цель, которую я поставил перед собой, вступив на военное поприще, ибо это желание граждан обеих стран, это гарантия свободы всей Южной Америки.
Законодатели! Пришло время создать твердую и незыблемую основу нашей Республики. Вам надлежит принять мудрое решение и свершить великий социальный акт, установить договорные принципы, на которых будет зиждиться эта большая Республика. Провозгласите ее перед лицом всего мира, и мои старания будут вознаграждены[7].
ИЗ ДЕКРЕТА Б. ХУАРЕСА О НАЦИОНАЛИЗАЦИИ ЦЕРКОВНЫХ ИМУЩЕСТВ
(12. VII. 1859 г.)
Принимая во внимание, что главной причиной настоящей войны, начатой и поддерживаемой духовенством, является его желание быть независимым от гражданской власти;
– что если ранее можно было сомневаться в том, что духовенство – одно из постоянных препятствий к установлению общественного спокойствия, то сегодня все знают, что оно открыто восстало против суверена;
– что так как бесполезны все усилия, направленные на окончание разоряющей страну войны, то было бы равносильно соучастию оставление и дальше в руках заклятых врагов средств, которыми они так тяжко злоупотребляют, и
– что крайне необходимо привести в исполнение все меры, способные спасти положение и общество, необходимо декретировать следующее:
Ст. 1. В распоряжение нации поступает все имущество, которым под различными названиями управляло светское и монастырское духовенство независимо от рода владений, характера прав и действий, с которыми оно было связано, а также наименования и применения, какое оно имело.
Ст. 3. Будет завершено отделение государственных дел от чисто церковных. Правительство ограничится тем, что возьмет под защиту своей власти публичный культ католической религии, так же, как и всякой другой.
Ст. 4. Служители культа за совершение обряда таинств и исполнение других функций своей службы смогут получать предназначенные им пожертвования и свободно договариваться с людьми относительно этого или о полагающемся им воздаянии за услугу, о которой их просят. Ни пожертвования, ни вознаграждения не могут быть сделаны в форме земельных угодий.
Ст. 5. Упраздняются все существующие в республике монастырские ордена, каковы бы ни были их названия и деятельность, так же как и все братства, конгрегации и общества, примыкающие к религиозным общинам, кафедральным соборам, церковным приходам и каким бы то ни было церквам.
Ст. 6. Запрещается основание новых монастырей, корпораций, обществ, конгрегаций и религиозных братств, какими бы ни были форма и название, которые они захотели бы себе дать.
Равно запрещается использование монашеских одеяний или костюмов упраздненных орденов.
Ст. 12. Книги, печатные издания, рукописи, картины, памятники древности и другие предметы, принадлежащие упраздненным религиозным общинам, будут переданы музеям, учебным заведениям, библиотекам и другим общественным учреждениям.
Ст. 23. Все те, кто прямо или косвенно противится или каким-либо способом сводит на нет выполнение того, что предписывает этот закон, будут в зависимости от того, как квалифицирует правительство тяжесть их вины, изгнаны из республики или переданы судебным властям. В последнем случае они будут осуждены и наказаны как заговорщики. Приговор, вынесенный компетентным судом против этих изменников, не может быть обжалован.
Ст. 24. Все наказания, которые налагает этот закон, будут осуществляться судебными властями нации или политическими – штатов, о чем незамедлительно будет сообщаться верховному правительству[8].
ИЗ СТАТЬИ ДЖОНА РИДА «МЕКСИКАНСКИЙ КЛУБОК»
Наконец-то мы запутались в мексиканском клубке, из которого нам явно не выпутаться, – чего всегда желали сторонники интервенции. Когда Вилья совершил налет на городок Колумбус, штат Нью-Мексико, существовало так мало доказательств, что некоторые американские круги подстрекали его к переходу границы и убийству американских граждан и солдат, что даже президент Вильсон публично обратился к народу Соединенных Штатов, предостерегая его в отношении «зловещего влияния, оказываемого на эту страну» с целью вызвать интервенцию под любым предлогом. Поборники плана готовности к войне, не гнушающиеся также никакими средствами в стремлении милитаризировать страну, чтобы можно было создать сильную армию и флот для поддержки нещадной эксплуатации народов американскими дельцами за границей и для охраны зарубежных капиталовложений американских спекулянтов, – эти поборники, чтобы подкрепить свои аргументы, не колеблясь, направляют по своему усмотрению ход событий, сопровождающих борьбу за свободу, которую ведут не на жизнь, а на смерть мексиканские пеоны. Когда Вильсон отказался признать Уэрту, предателя, убийцу и авантюриста, и когда Уэрта требовал признания, нам говорили, что Америку «унижают» и что Мексика «презрительно смеется над нами». Когда безответственный офицер низшего ранга отказался приветствовать наш незапятнанный флаг, они снова стали заявлять, что «Мексика сделала нас посмешищем». Когда Вилья с сотней своих приверженцев перешел границу и обстрелял Колумбус, они заговорили о том, что мексиканский народ «вторгся» в Соединенные Штаты.
Беспрестанными призывами к войне и завоеваниями сторонники интервенции и военная партия однажды уже добились отправки нашей армии и флота в Веракрус: тогда акции полученных бесчестным путем американских концессий в Мексике круто взмыли вверх. Но президенту снова удалось вытащить нас без какого-либо ущерба из Веракруса.
Когда месяц назад карательная экспедиция пустилась в погоню за Вильей, снова поднялся шум о том, что интервенция вот-вот начнется, и на этот раз те из нас, кто знает Мексику, были уверены, и сейчас еще верят, что они правы.
Тесты