СССР в условиях ускоренной реконструкции экономики

Поиск путей развития

В 1930-е годы СССР переживал ключевой период своего становления. В эти годы шло зарождение самобытного явления, названного уже в наши дни «советской цивилизацией». Достижения и потери тех лет до сих пор являются предметом ожесточённой полемики в российском обществе. И это неслучайно — период новейшей отечественной истории, который предшествовал II Мировой войне, носил неоднозначный и противоречивый характер. Общество в те годы совершало цивилизационный переход от аграрного к индустриальному типу развития. В современной историографии этот процесс нередко называют новым для нашей исторической науки термином “модернизация”. Позже, в качестве альтернативного подхода, была сформулирована концепция “консервативной модернизации”. Согласно этой теории, в отличие от модернизации, в ходе которой развитие достигается ценой разрушения национальной самобытности и унификации под западную систему ценностей, консервативная модернизация, наоборот, резко ускоряет развития за счёт внутренних ресурсов, сохранения традиций и своего лица в мировом сообществе. Для России и потом СССР это значило сохранение прежде всего традиций коллективизма, социальной справедливости, сильной государственности. К тому же опора на внутренние ресурсы гарантировала сохранение независимости.

Причины выбора нашей старой такого, “консервативного” типа модернизации, не случайны. Как считает американский исследователь Д. Лоулер, “социализм ХХ века стал, по большому счёту, ответом ... крупнейших государств докапиталистической эпохи на те сдвиги, которые повлёк за собой процесс торжества мирового империализма”. По мнению исследователя, сталинская Россия мобилизовала ресурсы традиционного общества "для создания технологической инфраструктуры современного государства", способного противостоять увеличивающейся экспансии Западной цивилизации на Восток. Сама же попытка России сохранить своё лицо перед Европой прослеживается им со времён Петра Великого. “Утверждение сталинского «государственного социализма», — пишет Д. Лоулер, — заключалось в использовании проверенных временем методов деспотического государства: отвечать на «вызов» торжествующего во всём мире капитализма, избегая в то же время травматических последствий капиталистического развития в эпоху империализма”.

Результаты социально-экономических изменений в нашей стране в 1930-е гг. до сих пор не имеют мировых аналогов и поражают воображения. Хорошо известно, что переход к индустриальному обществу во все времена и во всех странах сопровождался чрезвычайными трудностями. В большинстве государств он затягивался на несколько десятилетий, а то и на столетия. В СССР его удалось сократить до полутора десятилетий. Одной из причин такого ускорения была возможность использования мирового опыта. Другой являлась целенаправленная политика советского государства. Важнейшей основой одержанных страной побед стали подвижничество и героизм миллионов рядовых тружеников нашей страны. В результате модернизационных процессов тех лет сложилась система, основные черты которой сохранялись и определяли дальнейшее развитие СССР как великой державы на протяжении нескольких десятилетий. Иначе говоря, в конце 1920-х — в 1930-е гг. был осуществлён выбор, который предопределил последующие судьбы не только страны, но и мира вплоть до последнего десятилетия XX века.

В ходе предстоявших обществу социально-экономических преобразований нужно было решить несколько сложных задач. Требовалось не просто увеличить мощности имевшихся в стране сырьевых и промышленных центров, резко поднять товарность сельского хозяйства, а серьезно преобразовать сам тип экономического развития. Для успеха реформ подобного размаха требовалось постепенно сместить центр тяжести экономической политики из традиционно ведущего в России сельскохозяйственного сектора экономики в промышленный. Внутри самой индустрии предполагалось сконцентрировать первостепенное внимание на тяжелой промышленности – прежде всего на горнодобывающей, металлообрабатывающей и машиностроительной отраслях. Без этого, без создания собственных станков, тракторов, электротурбин, без повышения товарности села дальнейшее развитие было бы невозможно. Нереальным становилось бы также соблюдение стратегического паритета с внешним миром: в 20-е годы XX в. СССР все больше и больше отставал по основным показателям от ведущих мировых держав.

Предстояло решить ещё одну непростую задачу. Как известно, до революции и в годы нэпа основной промышленный потенциал концентрировался в Европейской части страны: Южной и Северной промышленных зонах, Баку, на Урале. Крупнейшей промышленной базой оставался Московский промышленный район. Занимая всего 3% территории республики, район давал 25% национального дохода, сосредоточив 30% капиталов, промышленных предприятий и около 40% рабочей силы, причём значительную её часть составляли кадровые рабочие с дореволюционным стажем. Такое положение ни в коей мере не устраивало тогдашнее партийное руководство. Уже в июне 1925 г. И.В. Сталин доказывал, что строительство новых заводов в приграничных районах не соответствует геополитическим (“географически-стратегическим”, как он выражался) потребностям СССР. Экономическая модернизация ориентировалась на освоение новых, “тыловых” областей России, Сибири и Средней Азии.

Тем самым решались не только вопросы создания резервных экономических баз на случай вражеской агрессии, но и задачи освоения слабозаселённых территорий. Как отмечается в современной историографии, главными районами экономического роста становились те территории СССР, до которых из Европы не смогла бы дойти ни одна вражеская армия (и действительно, даже по плану Барбаросса, немцы не замахивались дойти дальше, чем до Волги, вне их досягаемости, даже умозрительно, оставалась не только вся Сибирь, но и восточные склоны Урвала и Средняя Азия). Позже Сталин, учитывая законы геостратегии и военной географии, будет не однократно возвращаться к проблеме освоения восточных территорий СССР, в частности в 1934 г. он поставит задачу создания за Волгой не только новых промышленных, но и новой мощной аграрной базы.

В нэповское время в стране существовало несколько подходов к политике промышленного переустройства. К концу 1920-х – началу 1930-х годов в высшем партийном руководстве остались сторонники только двух вариантов дальнейшего развития страны: приверженцы так называемой генеральной линии во главе со Сталиным и обвинявшийся в правом уклоне деятели во главе с Бухариным. Третья, троцкистская, альтернатива существовала только подспудно, ее явные сторонники не были представлены ни в Политбюро, ни в СНК). И сталинская группа, и правые большевики не связывали перспективы внутреннего развития СССР с подстегиванием мировой революции. Такая позиции резко отделяла правых и центристов от разгромленной левой оппозиции. Но на этом близость их подходов заканчивалась.

Группа «правых большевиков» склонялась к так называемому органическому варианту модернизации. В своих представлениях о будущем индустриализации Бухарин и его сторонники опирались на взгляды известных экономистов, таких как А. В. Чаянов и Н. Д. Кондратьев. В их трудах, а также в трудах некоторых представителей русской эмиграции социалистического и республиканско-демократического лагеря допускалась возможность постепенного развития СССР с опорой на рыночные отношения, крепкого хозяина в деревне, широкое кооперативное движение. Они видели венцом такого развития мирное перерождение режима большевиков в обычную демократическую республику. Бухарин, наоборот, рассчитывал на постепенное укрепление социалистического сектора экономики и победу в СССР социализма, но в практической плоскости между ним и экономистами «старой» школы было много общего.

В отличие от Бухарина, Сталин предусматривал ускоренные темпы индустриализации, даже более форсированные, чем ранее предлагали троцкисты. Он объяснял свой выбор внешнеполитической ситуацией. В феврале 1931 г. Сталин заявил: «Задержать темпы – значит отстать. А отсталых бьют. Но мы не хотим оказаться битыми <...> Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут». Как сегодня убеждены многие, сталинский вариант был невозможен без перекачки средств из деревни в город, административного вторжения в экономику, а также без подкрепления всех этих мер самыми жесткими формами принуждения к труду (ГУЛАГ). Вместе с тем, прогноз Сталина оказался реалистичным — если бы к 1941 г. в индустриальном отношении СССР не встал вровень с передовыми странами, противостоять объединенным силам всей Европы у нас не оказалось бы ни малейших шансов. В 1930-е гг. мы ковали Победу 1945 года.

Первые решения о переходе страны к политике ускоренного развития появляются в середине 1920-х годов. «Съездом индустриализации» становится XIV съезд ВКП (б), проходивший 18–31 декабря 1925 г. Именно на нем была одобрена стратегическая формулировка всей модернизационной стратегии большевиков: СССР из страны, ввозящей машины и оборудование, необходимо превратить в страну, производящую машины и оборудование. Тот же курс был продолжен и на следующем, XV партсъезде, состоявшемся 2–19 декабря 1927 г. Позже XV съезд ВКП (б) будет назван «съездом коллективизации». На нем были намечены основные ориентиры модернизации в области сельского хозяйства. Ставилась задача не только усовершенствовать материально-техническую оснащенность села, но и повернуть его к преобладанию коллективистских форм организации производства.

В современной историографии расхожим стало утверждение, что коллективизации проводилась для обеспечения индустриализации. А сама индустриализация шла за счет коллективизации. Действительность имела гораздо более сложную природу. Индустриализация проводилась для обеспечения потребностей коллективизации. Без индустриализации коллективизация была бы в СССР невозможна. Сам факт, что индустриализация началась раньше, говорит о ее характере рабочего инструмента для серии аграрных преобразований, а не наоборот.

Что касается перекачки средств из сельского хозяйства в промышленность, то это тоже публицистическое упрощение. Люди, сводящие всё исключительно к этому, либо лукавят, либо просто слабо разбираются в природе явлений, о которых выносят суждения. Можно говорить как об историческом законе, что индустриализация страны невозможна не только без источников финансирования – это проблема подчиненная, – но и без рынка сбыта, при этом его создание носит более важный, принципиальный характер и долгосрочный. А таким рынком сбыта для советской промышленности могла стать только своя же советская деревня. Причем хозяйственно крепкая, платежеспособная. Как показала практика, создать постоянный платежеспособный спрос крестьянства можно было, только коллективизировав его и постепенно повышая уровень жизни на селе. Параллельно приходилось решать и политические проблемы.