Новгородская и Псковская судные грамоты. 3 страница

Если суммы, вырученной от продажи имущества изорника, было недостаточно для погашения долга, то по возвращении изорника помещик имел право предъявить к нему иск на остальную сумму. Изорник же не имел права требовать возврата проданных помещиком вещей.

Наследственное право. Судная Грамота довольно подробно регулировала наследование имущества.

Анализ этих норм позволяет прийти к выводу, что наследственное право стояло на более высоком уровне, чем Киевском государстве в эпоху Русской Правды.

Судная Грамота как и Русская Правда, признавала наследование по завещанию («приказное») и наследование по закону («отморшина»). В наследство могли передаваться не только движимое имущество («живот»), но и недвижимое («отчина»).

В Киевском государстве в эпоху Русской Правды письменная форма завещания была не обязательна. По-иному ставится вопрос о форме завещания в Новгороде и Пскове. Здесь преобладала письменная форма завещания. Как правило, духовное завещание оформлялось в виде «записи», т.е. формального договора, копия которого должна была храниться в архиве.

В отдельных случаях право на получение наследства по завещанию можно было доказать с помощью 4—5 свидетелей которые присутствовали при устном волеизъявлении завещателя, причем эти показания свидетелей подкреплялись присягой наследника.

Предъявлять иск к лицам, получившим наследство по завещанию, можно было лишь на основании «записи» или доски, обеспеченной закладом.

Простая доска, предъявленная суду в целях получения имущества умершего, не имела доказательной силы.

По Судной Грамоте наследниками по закону могли быть переживший супруг и родственники по нисходящей линии (дети), по восходящей линии (родители) и по боковой линии (братья и сестры). В первую очередь призывались к наследованию по закону переживший супруг и дети умершего. Если их не было, то призывались родственники по восходящей линии, а если и этих родственников не было, то наследство получали братья и сестры.

В случае смерти жены или мужа имущество умершего наследовал переживший супруг при условии, что он не вступает во второй брак.

В случае смерти изорника его жена и дети не имели права отказываться от уплаты помещику «покруты», следовательно, они рассматривались прямыми наследниками умершего изорника.

Если переживший супруг вступал в брак вторично то согласно Грамоте он лишался права пользования имуществом умершего супруга, как движимым так и недвижимым. Это имущество переходило к родителям умершего супруга, а при отсутствии их — к братьям и сестрам умершего. Родители умершего или его родственники по боковой линии имели право истребовать от пережившего супруга, вступившего во второй брак, даже платье умершего.

После смерти изорника при отсутствии у него жены, детей и родителей в наследование имущества умершего мог вступить его брат или другие родственники по боковой линии.

Все приведенные факты свидетельствуют о том, что к наследованию по закону привлекались по очереди жена и дети, затем родители и, наконец, братья и сестры.

Судная Грамота устанавливала облегченный порядок разрешения споров между наследниками после смерти наследодателя. Отец, мать, сын, брат, сестра или кто-нибудь другой из близких родственников имели право предъявлять иск друг к другу на основании простой доски по поводу вещей, отданных наследодателем своим родственникам, или по поводу имущества, взятого наследодателем у кого-либо из его родственников. Этот порядок не распространялся на посторонних людей.

Судная Грамота предусматривала случай лишения наследства. В ней указывалось, что сын, ушедший из дома и отказавшийся кормить отца или мать до их кончины, лишался своей доли наследства после смерти родителей.

Братья, получившие наследство по закону или завещанию, должны были сообща, владеть им, не деля на доли. Но если кто-нибудь предъявит иск к братьям о взыскании долга с наследодателя и при этом «записи» не будет, то старший сын должен был присягнуть в том, что он не знал о существовании этого долга. Если же он признавал долг, то должен был уплатить его из общего имущества. Оставшееся имущество подлежало разделу между наследниками.

Если один из наследников неразделенного имущества брал что-нибудь из этого имущества, а затем отрицал факт присвоения, то он должен был принести присягу в том, что ничего не взял. Но после этого случая совместное владение становится невозможным, и наследники имели право произвести раздел имущества.

Таким образом, наследственное имущество без особых на то причин не подлежало разделу на отдельные доли по числу наследников, а должно было оставаться в нераздельной собственности их всех. Раздел на доли мог производиться лишь в двух случаях. Во-первых, когда к наследникам предъявлялся иск о долге наследодателя и для уплаты долга приходилось продавать неразделенное имущество. Оставшуюся после уплаты долга сумму делили между всеми наследниками. Во-вторых, раздел общего имущества наследников производился тогда, когда один из наследников присваивал часть неразделенного имущества и тем самым делал совместное пользование и владение этим имуществом невозможным. Судная Грамота отдельно регламентирует наследование имущества изорников.

После смерти изорника жена и дети обязаны уплатить помещику «покруту», которая была в свое время получена изорником.

Если у умершего изорника не было жены или родственников по нисходящей или восходящей линии, то брат или другие родственники умершего по боковой линии могли при желании претендовать на наследство при условии, если они уплатят «покруту». При этом наследники не должны утаивать от помещика имущество умершего. Но если помещик в целях обеспечения «покруты» брал лошадь или корову умершего изорника, то наследники могли требовать это имущество по суду.

В случае отсутствия у родственников у умершего изорника феодал имел право продать его имущество для получения выданной изорнику «покруты». Если затем и выявлялись родственники, они не имели права требовать с феодала возвращения проданного им имущества.

Понятие и виды преступлений. Понятие преступления в Новгороде и Пскове значительно изменилось по сравнению с понятием преступления, существовавшим в эпоху Киевской Руси. Русская Правда под преступлением понимала нанесение какого-либо материального, физического или морального ущерба отдельному лицу или лицам. Русская Правда еще не упоминала о преступных деяниях, направленных против государства в целом или против отдельных должностных лиц. Конечно, на практике в Киевской Руси существовали государственные преступления, и они жестоко наказывались государственной властью. Об этом упоминается в летописях. Но в Русской Правде об этом ничего не говорилось.

Большим шагом вперед в развитии понятия преступления по русскому праву является понятие преступления, данное Судной Грамотой. Под преступлением подразумевался не только вред, причиненный отдельному частному лицу, но и государству в целом. Поэтому Судная Грамота упоминает политические преступления, о которых ничего не говорится в Русской Правде.

По Русской Правде преступление называлось «обидой». Судная Грамота не содержит специального термина для обозначения понятия преступления.

Субъектами преступления по Судной грамоте могли быть все свободные, хотя бы и зависимые от феодала люди. Упоминания о холопах здесь нет, но можно допустить, что правосубъектность холопов в Пскове регулировалась нормами Русской Правды.

Русская Правда не считала преступлением убийство господином своего холопа. Убийство чужого раба рассматривалось лишь как нанесение материального ущерба его хозяину. Нет никакого сомнения в том, что холопы находились в таком же бесправном положении, как и в Киевской Руси.

Если преступление совершило одно лицо, то это лицо должно было уплатить вознаграждение потерпевшему и продажу в пользу князя, предусмотренную законом. В случае совершения одного и того же преступления несколькими лицами виновные несли долевую ответственность, т.е. все вместе они должны были уплатить причитавшиеся потерпевшему вознаграждение и продажу в пользу князя. А потерпевшие, независимо от их числа, получали все вместе предусмотренное законом вознаграждение.

Если любое количество потерпевших предъявит обвинение в побоях к любому числу виновных, то денежное вознаграждение присуждается им всем в размере одного рубля и продажа в пользу князя взыскивается в одинарном размере независимо от того, сколько было виновных.

В Судной грамоте предусматривались виновные и невиновные деяния. Закон во всяком случае предусматривает исключение ответственности при отсутствии вины.

В Грамоте говорится, что если ответчик, подлежащий приводу в суд, будет сопротивляться и совершит убийство истца, он привлекается к ответственности как убийца.

С другой стороны, если пристав с потерпевшим приедут во двор подозреваемого в воровстве для производства обыска, а беременная женщина, проживающая в этом доме, испугается и выкинет младенца, то, как предписывала Судная Грамота, пристава или истца нельзя обвинить в убийстве ребенка.

Таким образом, в первом случае, виновный, убивший истца, привлекался к ответственности как убийца, а в другом случае виновный, напугавший беременную женщину, освобождался от ответственности.

Судная Грамота не отвечает на вопросы, освобождается ли от наказания собственник, убивший вора в своем дворе, является ли смягчающим вину обстоятельством состояние опьянения преступника, и, наконец, различается ли покушение от оконченного преступления. Нужно предполагать, что, поскольку нормы Русской Правды действовали на территории Новгорода и Пскова, как и в других русских землях того времени, эти вопросы регулировались Русской Правдой.

Виды преступлений. В Новгороде и Пскове в связи с процессом дальнейшего закрепощения феодально-зависимого населения стали усиливаться классовые противоречия. Это нашло свое выражение в том, что за наиболее серьезные преступления, нарушающие интересы господствующего класса, была введена смертная казнь, о которой в Русской Правде ничего не говорилось. Денежный штраф — продажа — еще широко применялся как наказание, однако уже отошел на второй план.

В Судной Грамоте предусматривалась значительно больше деяний, признаваемых социально опасными, нежели в Русской Правде.

Судная Грамота определяла следующие виды преступлений.

а) Государственные преступления. Из числа государственных преступлений Судная Грамота, собственно, указывает на одно преступление,— перевет. Перевет — государственная измена. Виновные в совершении перевета наказывались смертной казнью.

Не случайно понятие перевета появилось впервые в Пскове и Новгороде. Эти республики граничили с Литвой и владениями немецкого Тевтонского ордена. Вся история Новгорода и Пскова характеризуется систематическим нападением немецких «псов-рыцарей» и литовских феодалов.

Случаи перевета зафиксированы еще в XIII в. В Пскове оказалась небольшая боярская партия во главе с неким Твердилой Ивановичем, которая в 1240 г. сдала город немцам. Немецкий ставленник и переветник Твердила сделался правителем города. Только в 1242 г. в результате побед Александра Невского над «псами-рыцарями» Псков освободился от немецкой кабалы, а «переветники повеша».

б) Имущественные преступления. Судная Грамота регулировала имущественные преступления более детально, чем Русская Правда. К ним относились: татьба, разбой, грабеж, наход и поджог.

Татьба, или кража, делилась на квалифицированную и простую. К квалифицированной татьбе относилась кромская татьба, конокрадство, а также татьба, совершенная в третий раз. Квалифицированная татьба наказывалась смертной казнью.

В Новгородском и Псковском Кремле хранились запасы и государственная казна. В Кремле происходили вечевые собрания, находился княжий двор и торг. Естественно, что кража из Кремля считалась квалифицированной кражей со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Простой татьбой считалась татьба, совершенная в первый и второй раз, за исключением татьбы из Крома и конокрадства. Простая татьба наказывалась продажей — денежным штрафом в пользу князя и вознаграждением в пользу потерпевшего.

Кража мелкого рогатого скота и домашней птицы регламентировалась отдельной статьей Грамоты.

Как видно из указанных статей, Судная Грамота не различала кражи из закрытых помещений от кражи из открытых помещений. Независимо от того, откуда произошла кража, если она была совершена в первый или второй раз, виновный платил продажу в пользу князя в размере 9 денег.

Хотя в Грамоте говорится лишь о продаже в пользу князя, но вероятно, что пострадавший также получал денежное вознаграждение от вора.

Что же касается кражи мелкого рогатого скота и домашней птицы, то в Грамоте прямо указывается не только продажа в пользу князя в размере 2—3 денег, но и денежное вознаграждение в пользу потерпевшего.

Так наказывался вор за первую и вторую татьбу. Но «в третий ряд (раз) изличив живота ему не дати (крам) кромскому татю», т.е. поступать с ним так, как с «кромским татем».

О происшедшей краже потерпевший должен был немедленно сообщать старосте, ближайшим соседям или посторонним лицам, которые окажутся на месте совершения преступления. Если кража произведена на пиру, то такое заявление должно быть сделано пировому старосте или гостям, но не хозяину дома, где происходил пир, так как это дело его не касается.

Если потерпевший одновременно заявит на кого-либо подозрение, то подозреваемый может освободиться от ответственности, присягнув в том, что он не совершил эту татьбу. Присяга обычно совершалась на торгу, но закон разрешал в подобных случаях приносить присягу и на месте совершения кражи.

Если украденная вещь через некоторое время будет обнаружена у какого-либо лица, но оно заявит, что эту вещь купило, то купивший украденную вещь должен указать того человека, у которого он купил. В этом случае последний отвечал по суду перед потерпевшим. Это так называемый свод, известный еще в Русской Правде. Свод мог продолжаться от одного подозреваемого в краже до другого, до тех пор, пока, наконец, не будет обнаружено лицо, укравшее эту вещь.

В случае если украденная вещь была куплена у неизвестного продавца и во время совершения этой сделки присутствовали свидетели, то достаточно показания четырех или пяти свидетелей на суде, чтобы подозреваемый в краже был оправдан.

Если подозреваемый не может указать лицо, у которого он купил украденную вещь, или представить 4—5 свидетелей, присутствовавших при покупке этой вещи, то он должен принести очистительную присягу. В случае если этот человек ранее не подозревался в краже, а сейчас своими соседями также не подозревается в этом, то он освобождался от ответственности. Это означало, что он не платил продажу в пользу князя и денежного вознаграждения в пользу потерпевшего, но был обязан вернуть украденную вещь ее собственнику.

Такой же порядок установлен и в том случае, когда вещь куплена в чужой земле или найдена где-либо, а другое лицо утверждает, что эта вещь у него украдена.

По Судной Грамоте был установлен следующий порядок обыска и выемки поличного. Обыски и выемка поличного производились судебными приставами в присутствии 2—3 понятых. Если подозреваемый в краже не пустит их к производству обыска, что подтвердят понятые, а сами приставы подтвердят это присягой, то подозреваемый привлекается к ответственности как вор. Но если приставы оклеветали подозреваемого, то их показания не имели силы, а потерпевший в этом случае проигрывал дело.

Таким образом, если у подозреваемого произведен обыск и при этом обнаружена украденная вещь, то для обвинения в краже обвиняемого не нужно больше никаких других доказательств.

Изъятые при выемке вещи обычно сдавались приставом посторонним лицам или в суд на хранение впредь до рассмотрения этого дела судом.

Но если у подозреваемого произведен обыск и он не дал положительных результатов, то это являлось полным основанием к отказу потерпевшему в иске.

Законодатель весьма недоверчиво относился к тем случаям, когда вор сам указывал на других лиц, якобы причастных к краже. В судебной практике были часты случаи, когда вор, желая оклеветать кого-либо, указывал на этих людей как на соучастников или пособников кражи. В этом случае требовалось, чтобы был произведен обыск у лиц, оговоренных вором. Но если при обыске краденые вещи не были обнаружены, то дело на этом прекращалось. Других каких-либо дополнительных действий для сбора доказательств против таких лиц не производилось.

Судная Грамота не устанавливала различий между грабежом и разбоем. За эти преступления было установлено одинаковое наказание — продажа в пользу города – 9 гривен, в пользу князя— 19 денег и в пользу князя и посадника — 4 деньги.

Рассмотрение дел о грабежах обставлялось рядом формальностей. Прежде всего, суд должен был допросить самого потерпевшего обо всех обстоятельствах дела. Кроме того, потерпевший должен был указать суду тех лиц, которым он заявлял о грабеже. Если послух, вызванный в суд, подтверждал это обстоятельство, то дело решалось по желанию ответчика. Последний имел право или выйти на поединок с послухом или положить у креста цену иска, обязав послуха присягнуть, что он показывает правду.

Примирение потерпевшего с преступником было возможно на любой стадии процесса по тем делам, по которым полагалась продажа в пользу князя и денежное вознаграждение в пользу пострадавшего. Такое примирение, в частности, было возможно и по делам о татьбе и разбое. Поэтому если пострадавший отказывался от своего иска к вору или разбойнику, то в этом случае и князь лишался своей продажи с виновного. По этому вопросу в Грамоте говорится следующее: «А на татии и на разбойники же, чего истец не возьмет, и князю продажа не взяти».

Такое примирение сторон было возможно по делам, по которым виновный наказывался продажей. Если же виновный совершил, например, квалифицированную татьбу, за которую полагалась смертная казнь, то такое примирение было уже невозможным.

Псковская Судная Грамота выделяет некоторые преступные деяния, которые, не будучи грабежом в буквальном смысле этого слова, приравниваются по своей опасности к грабежу. Таким действием считалось самовольное взятие истцом какого-либо имущества у ответчика. Истец в этом случае привлекался к ответственности как разбойник. Кроме того, он должен уплатить: продажу в пользу князя в размере рубля, а также внести причитающуюся плату приставу.

В Судной Грамоте упоминается особый вид преступления — наход, за совершение которого виновные наказывались так же, как за разбой и грабеж. Под находом понимался разбоем, произведенным шайкой.

Наконец, к числу имущественных преступлений относился поджог, который наказывался смертной казнью. Если против «зажигалника» не было улик, а только подозрение, то он освобождался от ответственности, присягнув в том, что он данного преступления не совершал.

в) Преступления против личности. Наиболее серьезным преступлением среди этой категории дел считалось вырывание бороды. За это преступление полагалось денежное вознаграждение в пользу потерпевшего в размере двух рублей, а также продажа в пользу князя.

В данном случае мы наблюдаем прямую преемственность от Русской Правды, которая также установила повышенную ответственность по сравнению с другими преступлениями этой категории за вырывание бороды и усов.

Из других преступлений этой категории Судная Грамота указывает побои. За побои полагался денежный штраф в пользу потерпевшего в сумме одною рубля, а также продажа в пользу князя.

Потерпевший должен сообщить о нанесенных ему побоях своим соночлежникам или участникам обеда. Суд вызывал кого-либо из них, и если свидетель подтверждал, что потерпевший действительно сообщал ему о побоях, то разбор дела происходил по желанию подозреваемого: он должен был или выйти на судебный поединок с послухом потерпевшего или положить у креста цену иска, заставив послуха присягнуть, что последний говорил правду на суде.

Но если драка произойдет на рынке, на улице или на пиру в присутствии многих очевидцев и если 4—5 из них укажут на суде, кто кого бил, то этого вполне достаточно для обвинения тех или иных лиц в нанесении пострадавшему побоев.

В тех случаях, когда несколько человек нанесли побои одному или нескольким лицам, денежное вознаграждение в пользу потерпевших взыскивалось в размере одного рубля, независимо от числа виновных и потерпевших. Точно так же со всех виновных вместе взыскивалась продажа или штраф в пользу князя в одинарном размере.

Дела о побоях могли быть прекращены в любой стадии процесса. Продажа в пользу князя не уплачивалась до тех пор, пока стороны не вызывали через пристава друг друга на суд. После вызова в суд, даже если и состоялось примирение сторон, виновная сторона все же уплачивала продажу в пользу князя на общих основаниях.

Для чужеземцев были установлены более легкие способы доказательства по делам о побоях и ограблении. Эта категория лиц освобождалась от представления в суд послуха, который должен был подтвердить факт побоев или ограбления. Это обусловливалось тем, что чужеземцу труднее было найти послуха, который согласился бы выйти на судебный поединок с ответчиком. В этом случае дело решалось следующим образом: ответчик должен был присягнуть в том, что он не бил и не ограбил истца или, по желанию, положить у креста цену иска, обязав истца присягнуть в том, что он был ограблен или избит ответчиком.

К числу преступлений об оскорблении действием Судная Грамота относит нанесение кому-либо побоев в присутствии представителей судебных властей. В этом случае виновный должен был уплатить обиженному один рубль, а если у него не было денег, то он выдавался обиженному с головой. Кроме того, виновный должен был уплатить продажу или штраф в пользу князя.

Ряд статей Судной Грамоты регулировал наказания за убийство.

Если по Русской Правде за убийство полагался денежный штраф в пользу князя (««вира»), то по Псковской Судной Грамоте денежный штраф за убийство, как и за всякое другое преступление, назывался продажей. Судная Грамота не знает также «дикой виры». За убийство была установлена продажа в размере одного рубля. Семья убитого, по всей видимости, также получала вознаграждение от убийцы, хотя об этом ничего не говорилось в Судной Грамоте.

Отцеубийство и братоубийство наказывалось продажей, так же как и обыкновенное убийство.

Убийство считалось преступлением и в том случае, если ответчик, задержанный истцом, сопротивлялся с оружием в руках и совершил смертоубийство.

С другой стороны, как об этом упоминалось выше, не считалось преступлением, если пристав, приехав для обыска в чужой дом, испугает беременную женщину, и она выкинет младенца.

Из других видов преступлений Судная Грамота упоминает об оскорблении судебного привратника и тайный посул судье.

В эпоху Русской Правды стороны являлись в суд вместе с целой толпой родственников, послухов и видаков. Судная Грамота запрещала сторонам явку на суд со своими пособниками. В судебную горницу допускались лишь двое тяжущихся. Исключение допускалось для женщин, малолетних, монахов и монахинь, престарелых и глухих, которые имели право приглашать в суд своих пособников.

Если пособник той или иной стороны пытался силой проникнуть в горницу, где происходил суд, и при этом ударил судебного привратника, то суду надлежало заклепать виновного в колодку и взыскать с него рубль продажи в пользу князя, а также 10 денег в пользу потерпевшего привратника.

Это преступление, направленное против порядка управления, несомненно, считалось одним из наиболее серьезных, так как в данном случае нарушалась нормальная работа суда.

Судная Грамота запрещала судьям (князю, посаднику и другим должностным лицам суда) брать с лиц, которые обращались в суд, тайные поборы или принимать посулы. Если судебное должностное лицо насильно отнимало у тяжущегося одежду или коня в счет обещанного, то виновный привлекался к ответственности как за грабеж со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Некоторые преступления, часто встречающиеся на практике, в ней не упоминаются. Так, не имеется норм, регулирующих нанесение увечий — отнятие руки, пальцев, ноги, выбитие зуба, а также нанесение ран оружием, палкой и т.д. Как известно, Русская Правда весьма детально регламентировала подобного рода преступления.

Отсутствие подобных норм в Судной Грамоте может быть объяснено тем, что в Новгороде и Пскове продолжали действовать нормы Русской Правды и законодатель не счел нужным повторять их в Судной Грамоте. В Грамоте помещались лишь новые нормы или те нормы, которые отменяли или изменяли старые нормы Русской Правды или пошлины. В Судной Грамоте не упоминается о половых преступлениях. Порядок преследования этих преступлений, как и в эпоху Русской Правды, регламентировался специальными церковными уставами, и разбор дел по этим преступлениям производился в церковных судах.

Виды наказаний. Как известно, Русская Правда не знала смертной казни. Основным видом наказания был денежный штраф — вира и продажа. Конечно, смертная казнь в Киевской Руси имела место, особенно в период подавления городских и крестьянских восстаний или в период борьбы князей за власть. Но это считалось чрезвычайным средством расправы а в обычное время при совершении наиболее серьезных преступлений прибегали к «потоку и разграблению.

За наиболее важные преступления в Новгороде и Пскове полагалась смертная казнь. Судная Грамота признавала следующие виды наказаний:

1. Смертная казнь.

2. Продажа.

Смертная казнь была установлена за «перевет» (измену), кражу из Кремля, конокрадство и поджог и за кражу, совершенную в третий раз.

Какими способами осуществлялась смертная казнь в Новгороде и Пскове, в самой Судной Грамоте не упоминается.

Однако летописи зафиксировали несколько случаев смертной казни.

Воров сжигали или вешали. Так, в 1509 г. пономарь Троицкого собора Иван украл из псковской казны 400 рублей. «...И псковичи его на вечи казнили кнутъем, и он сказался, и псковичи досадили его на крепость, да того же лета... на Великой реке огнем сожгли его» (ПСРЛ, т. IV, стр. 282.).

Поджигателей бросали в огонь. В 1496 г. один «чухонец», будучи подкуплен немцами, пытался поджечь Псковский Кремль, «...и... изымаша его на Крому и сожгоша его огнем» (Там же, стр. 270.).

Упоминается также в летописях «усечение», или смертная казнь путем отсечения головы.

Все эти способы применения смертной казни — избиение, усечение, повешение и сожжение — свидетельствуют о том, что Новгород и Псков знал не только простую смертную казнь (путем избиения, усечения и повешения), но и квалифицированную смертную казнь, т.е. связанную с применением особых мучений (сожжение).

Вторым видом наказания по Псковской Судной Грамоте была продажа. Продажа поступала в пользу князя. По Судной Грамоте наивысшей была продажа в сумме двух рублей. Она взималась за вырывание бороды. Далее следовала продажа в размере одного рубля. Она взималась за убийство, побои, оскорбление в присутствии суда, проникновение в судебную горницу (посторонних лиц без разрешения суда или нанесение ударов судебному привратнику.

Далее шла продажа или штраф за разбой, грабеж и наход. За эти преступления взималась продажа в размере 9 гривен в пользу города, в пользу князя — 19 денег и в пользу князя и посадника — 4 деньги.

Продажа в размере 9 денег взыскивалась за простую кражу. За кражу мелкого скота и домашней птицы взыскивалась следующая продажа: за кражу барана, овцы, гусака и гусыни — 3 деньги и за кражу утки, селезня, петуха и курицы — 2 деньги.

Кроме продажи, поступавшей в пользу князя, виновный должен был платить денежное вознаграждение потерпевшему или его родственникам.

По Русской Правде денежное вознаграждение в пользу родственников убитого называлось головничеством, а денежное вознаграждение в пользу потерпевшего по другим преступлениям называлось уроком.

В Русской Правде указывался размер виры и продажи, идущих в пользу князя, но размер головничества и урока Русская Правда не определяла. Нужно полагать, что размер головничества и урока был таков же, что вира и продажа.

То же самое можно сказать и в отношении денежного вознаграждения в эпоху Судной Грамоты. Несомненно, что это денежное вознаграждение по своему размеру было равно княжеской продаже.

Виновный, который не мог уплатить причитающееся с него денежное вознаграждение в пользу потерпевшего, выдавался ему с головой, т.е. до отработки долга. Но отработать крупную сумму было не легко. Поэтому вследствие, такого долга человек со своей семьей должен был всю жизнь работать на своего кредитора.

Судная Грамота не знала ни членовредительных, ни болезненных наказаний, ни тюрьмы и ссылки.

Различного рода телесные наказания, в том числе и пытки, не применялись лишь к свободному населению. Чего нельзя сказать в отношении холопов. Всякий владелец мог наказывать своих холопов за малейшие провинности и упущения любым способом, вплоть до убийства. Закон не защищал холопа, ибо он считался вещью, принадлежащей владельцу, который мог поступить с ней, как ему вздумается.

Содержание обвиняемого в крепости от задержания до суда или от суда до приведения приговора в исполнение и наложение оков на преступника также применялось в Новгороде и Пскове. Однако заключение в крепость и наложение оков не может рассматриваться как один из видов наказания. Это было лишь мерой, предупреждающей уклонение подозреваемого от следствия и суда.