Пережитки буржуазных добродетелей

Однако достижению сексуальной зрелости в той же мере препятствуют и пережитки эпохи городской общины — периода, который по большей части уже остался позади. В области сексуальной морали эта эпоха дает о себе знать в унаследованных нами традиционных пуританских и викторианских представле­ниях. В ситуации сегодняшнего дня это приводит к тому, что наша сексуальная мораль полна противоречий и лишена опреде­лености. Это можно убедительно показать на примере традиционного идеала добрачной девственности.

Я выбрал этот пример вовсе не потому что считаю эту проблему наиболее важной. Однако несомненно, что сегодня многим молодым людям действительно представляется, что «спать или не спать⁹» и есть самый главный вопрос. И я полагаю, что причины, заставляющие их столь упорно на этом настаивать, заслуживают серьезного изучения. Особенно важны три аспекта проблемы: 1. Почему вопрос о том, как относиться к сохранению добрачной девственности, сегодня волнует молодежь больше, чем прежде? 2. Почему наши ответы на этот вопрос либо остаются без внимания, либо оказываются бесполезными? 3. И если уж мы вообще об этом говорим, что нам следует сказать?

Сразу же откажемся от вывода Кинзи* «То что реально де­лается, должно определять то, что делать следует». И все же не­обходимо честно признать что наша культура пережила гранди­озные перемены. И хотя пуританский стиль жизни исчез полно­стью, пуританская сексуальная мораль сохранилась, по крайней мере на бумаге. На смену длинным платьям пришли бикини, невинной игре в фанты мы предпочитаем бурные вечеринки в полумраке. И тем не менее людям, живущим в период великих перемен, по прежнему — пусть даже с оговорками и не столь прямолинейно — преподносят все ту же идею полного добрачного воздержания, которую некогда внушали Присцилле Олден**

Итак, для неженатых и незамужних молодых людей мы создали крайне неблагоприятный эмоциональный климат. Стиль одежды, реклама развлечения и принятые способы ухаживания постоянно обрушивают на них невиданный поток изощренно по­добранных эротических стимулов. Специалисты по мотивации поведения изучают их сексуальные страхи и фантазии которые потом безжалостно эксплуатируют создатели телерекламы. Рос­кошная грудь Элизабет Тейлор украшает афиши, а из транзисторов звучит призывное воркование хриплоголосых певиц.

И при этом мы передаем молодежи в неизменном виде набор поведенческих табу, который в обществе, наэлектризованном эротической пропагандой, кажется дьявольским изобретением, цель которого — усилить двуличие и отчаяние.

Почему же мы умышленно создали такую противоречивую нравственно-психологическую атмосферу? Видимо, потому, что нам хочется и невинность соблюсти и капитал приобрести. В самом деле мы хотим наслаждаться благами преуспевающего общества, чье процветание как нам говорят, требует постоян­ного расширения рынка. А секс помогает продать что угодно. Но в то же время наша национальная гордость требует, чтобы мы чтили память первых английских переселенцев в Америку, а также их благочестие, которое включает кодекс сексуальной морали Массачусетсской колонии. Неизбежно возникающее при этом противоречие смущает и без того измученные души моло­дых людей.

По мнению марксистов, главные противоречия общества сосредоточены в его пролетариате. В обществе сексуальной экс­плуатации пролетариатом оказывается молодежь. Она расплачивается за наше лицемерие. Неженатые и незамужние молодые

*Альфред Чарлз Кинзи (1894-1956) — американский зоолог и врач. При университете Индианы основал институт по изучению сексуальности и сексуального поведении человека.

** Прнсцилла Олден — героини поэмы Г.У. Лонгфелло «Сватовство Майлза Стендиша.

люди подвергаются тем же воздействиям и испытывают те же желания, что и семейные, но общество отказывает им в соци­ально приемлемых формах их удовлетворения. Это проявляется и в нормах сексуальной морали, и в культурных табу вообще. Однако эти запреты применяются несистематически, а так как культурные сигналы разного рода друг другу противоречат, мо­лодежь подозревает, что все это — сплошное лицемерие.

Неудивительно поэтому, что многие молодые люди втайне восхищаются битником, который не признает ни эротическую пропаганду масс-медиа, ни установленные обществом нормы сексуальной морали.

Чтобы еще больше запутать ситуацию, мы заботливо создали юношам и девушкам прежде неслыханные условия для уединен­ных любовных свиданий. И это отнюдь не ограничивается сту­денческими общежитиями Гарварда. Вряд ли Генри Форд пред­полагал, что его изобретение станет для многих не столько сред­ством передвижения, сколько современной заменой воспетого Китсом грота эльфов.

Причем следует иметь в виду, что любовные свидания, а с ними и то, что называется петтингом (т.е. разнообразные сексуальные ласки, все, за исключением собственно полового акта), начинаются уже в шестом классе. Таким образом, подро­стки располагают огромными возможностями и большим време­нем для изучения эрогенных зон партнера, что и составляет американский способ ухаживания. При этом подростки слышат единственный совет: «Не заходите слишком далеко». И обычно предполагается, что черту дозволенного устанавливает де­вушка.

К моменту, когда занимавшаяся этим с тринадцати лет де­вушка достигает брачного возраста, она успевает провести огромное множество таких черт. Если она особенно серьезно относится к своему религиозному долгу не допустить полового акта, то к двадцати одному году обычно успевает овладеть все­возможными методами, позволяющими достигать оргазма, не переступая при этом священной черты.

Сейчас психологи и брачные консультанты изучают вопрос о том, в какой мере эта «пограничная» тактика в дальнейшем ме­шает женщине успешно приспособиться к супружеской жизни. Один психолог — специалист по сексуальному поведению не­давно заметил, что если бы американцы сознательно задались целью создать для обоих полов максимальные трудности в до­брачный и брачный период, нам вряд ли удалось бы изобрести что-либо более вредоносное, нежели принятая у нас система ухаживания. Возможно, это преувеличение, однако полагаю, что порождающее культурные табу ханжество и формируемые им модели поведения с неизбежностью должны отрицательно ска­зываться на браке.

Если прибавить к этому что пенициллин и противозачаточ­ные таблетки скоро устранят последние естественные препятствия для добрачной половой жизни, то станет еще понятнее нынешнее недовольство традиционными нормами. Нельзя ска­зать, чтобы сама молодежь была тут вовсе не виновата. Она ответственна за то что тоже способствует сохранению подобных ценностей. Однако молодые люди чувствуют себя жертвами своего рода культурной игры. Им показывают одно, а говорят дру­гое, и они никогда не знают то ли общество закроет глаза на их поведение, то ли неожиданно накажет. Они подозревают, что за их спиной совершен какой-то тайный сговор и потому все энергичнее настаивают на прояснении этого вопроса.

Теперь мы можем обратиться к вопросу о том, почему в этом шизофреническом маскараде похоти и притворной стыдли­вости христианское Евангелие, как кажется, не может предло­жить реальной помощи. Думаю, дело в том, что большинство молодых людей не воспринимают христианскую сексуальную мораль как «евангельскую», те не видят в ней радостную весть.Они не слышат Евангелие как радостную весть и, значит, вообще слышат не Евангелие, а что-то другое.

Немецкий теолог Фридрих Гогзртен утверждает, что Еванге­лию угрожают две очень серьезные опасности, от которых его следует оберегать оно может а) раствориться в мифе или б) окаменеть и стать религией Закона⁷. В обоих случаях оно перестанет быть Евангелием. Обращаясь к тому, что произошло с Евангелием там, где оно соприкасается со сферой секса, мы замечаем, что оно уже подверглось обоим этим искажениям.

Когда молодые люди оказываются в трудной ситуации запу­танной сексуальной морали, Евангелие приходит к большинству из них не как освобождающее «да» и не как Радостная Весть Бога, открывающая им путь и к собственной личности, и к общению с другими людьми Они воспринимают его как пере­житок христианской цивилизации или набор нелепых условностей. Чтобы его снова услышали как Радостную Весть, Еванге­лие нуждается в демифологизации и в освобождении от легализма.

Для начала попытаемся отделить Евангелие от нелепых мотивов сексуального фольклора с которым его часто путают. Я хочу рассмотреть лишь два из многочисленных мифологических представлений, затемняющих отношение Евангелия к сексуальному поведению. Первое из этих представлений — идеал роман­тической любви, который Дени де Ружман возводит к язычеству и который почти всегда окрашивает понимание секса молодыми американцами. Вторая тема — это непоколебимая уверенность западного общества в том, что сексуальные сношения сводятся к половому акту, а отсюда вытекает вполне определенное понимание невинности и девственности. Подобное отождествление дало

основание Теодору Адорно заметить, что слово «сношения» стало синонимом «полового акта»⁹.

И романтический идеал любви, и сведение сексуальных отношений к половому акту представляют собой культурное наслоение, сросшееся с требованием добрачной девственности. Это запутанное представление настолько заслонило освобождающую весть Евангелия, что она едва слышна и часто понимается в противоположном смысле.

Идея романтической любви — один из самых очевидных мифологических мотивов. Часто, особенно у девушек, он порож­дает уверенность в том, что определенные формы близости вполне допустимы, если они «любят» юношу. Опасности этого странного соединения «американской мечты» и св.Терезы очень разнообразны. Для подростков всех возрастов «любовь» стала означать просто смутное душевное волнение. Это «древняя черная магия... это огненный холод в груди».

Очень многие девицы уверены в том, что настоящим основанием для секса может быть только любовь. И потому они горячо пытаются оправдать в собственных глазах бесконечную смену партнеров, убеждая себя, что сначала влюбились в них, а затем разлюбили. Понятно, что возможности самообмана безграничны, а результат всего этого — горький цинизм и уверенность в невозможности полюбить кого-нибудь по-настоящему.

Кроме того, установление обязательной связи между романтической любовью и сексом неизбежно создает почву для психологических конфликтов. Они обусловлены тем, что девушки склонны «переступать последнюю черту» с юношами, которых, по их мнению они «любят». В то же время многие юноши — согласно исследованию социолога Уинстона Эрмана «Модели добрачного ухаживания»¹⁰ — обычно избегают заходить слишком далеко с девушкой, которую они «любят» или «уважают», притом что со всякой другой стремятся добиться как можно большего. Иначе говоря, девушки связывают секс с романтической любовью гораздо чаще, чем юноши, и вызванные этим имманентным противоречием душевные травмы нередко еще долго оказывают воздействие на супружескую жизнь.

Поскольку девушки уверены, что для подлинной сексуальной близости они должны быть захвачены порывом чувства, которое «сильнее нас с тобой», то они часто не принимают мер предосторожности против беременности, о чем, вероятно, позаботились бы в ином случае. Им кажется не слишком романтич­ным идти на свидание, заранее приготовившись к порыву страсти. Поэтому половой акт часто оказывается «незапланированным» и происходит более или менее спонтанно в конце вечера, проведенного в жарких ласках. А в результате — нежелательные беременности, аборты, семейные драмы и сломанные карьеры.

Одно из возможных решений проблемы — предостерегать молодежь против всяких физических контактов, которые могут привести к половому акту. Вопрос, однако, в том, насколько это разумный и добрый совет в обществе, где петтинг — единственная социально допустимая форма снятия напряжения, которое подогревается сексуально ориентированной культурой. Объятия и поцелуи действительно нередко ведут к половому акту, однако не всегда и даже чаще всего нет. Попытаться запретить их, при этом по-прежнему поддерживая про­цветание общества, где царит апеллирующая к сексуальности реклама, было бы еще бесчестнее, чем сохранять сегодняшнее лицемерие.

Другое решение — деромантизация секса. Необходимо убедить молодых людей, которые в любом случае придут к поло­вому акту (и которые в глубине души, вопреки самообману, это понимают), относиться к своим действиям с полной ответственностью и заботиться о предотвращении беременности.

Конечно, подобный путь, хоть он и гораздо реалистичнее, имеет столь же мало шансов на успех. Ведь он означает отказ от романтических иллюзий и предполагает, что молодые люди будут трезво продумывать истинный смысл своих поступков. Кроме того, это потребовало бы от общества, чтобы оно честно посмотрело на то ханжество и мошенничество, которые присущи его сексуальным нравам, а этого делать никому не хочется. Так что «черная магия», петтинг и нежелательные беременности, по всей вероятности, будут продолжаться

Еще более устойчивое и ложное представление, которое тесно связано с требованием добрачной девственности, редко обсуждается публично я имею в виду странную уверенность в том, что человек, не испытавший полового акта, сохраняет невинность независимо от всех своих прочих действий. Это весьма популярное заблуждение отчасти объясняет результаты, полученные Кинзи в то время как число женщин, совершающих половой акт до брака, растет равномерно, разнообразные формы добрачного петтинга распространяются все более стремительно.

В справедливости выводов Кинзи может убедиться любой случайный наблюдатель жизни американских колледжей. Число студентов, вообще не занимающихся петтингом, ничтожно. И все больше молодых людей доводит сексуальную игру до настоящего оргазма. Самоуверенная выпускница одного из конфесси­ональных колледжей недавно убеждала меня, что, хотя каждый уик-энд в течение двух лет она достигала оргазма, занимаясь петтингом, тем не менее «последнюю черту» она ни разу не переступила. Так она сохранила добрачную девственность.

Или все-таки нет⁹. Хорошо, согласен, что сохранила, но лишь при самом узком, сугубо техническом определении дев-

ственности. Правда, некоторые авторы всерьез доказывают пре­имущества этого способа достижения оргазма как «самого безопасного» для не состоящих в браке молодых людей. Сколь бы неприятно это ни звучало, чрезвычайно важно понять, что традиционное учение Церкви, в самом деле, значительно способствует поддержанию такого взгляда.

Идея добрачной девственности обычно понимается в том смысле, что — несмотря на всю сомнительность петтинга — хрупкое сокровище считается неповрежденным, если не было совокупления. Этот миф открывает широкую дорогу разврату, не доходящему «до конца».

Здесь демифологизации может помочь обращение к посланию Павла, утверждающего в 1 Кор 6:15-16, что любые связи, пусть совершенно случайные, например с проститутками, неиз­бежно вовлекают нас в гораздо более глубокие отношения, чем те, на которые мы рассчитывали. Мы становимся с ними «одним телом». Д.С.Бейли назвал это «психологическим прозрением... совершенно исключительным по меркам первого столетия»¹¹.

Павел обращает внимание на то поразительное обстоятель­ство, что в своем качестве людей мы имеем тела и одновременно являемся телами. Эту проблему подробно исследовали такие современные философы, как Габриэль Марсель и Морис Мерло-Понти. Павел заметил, что секс — в отличие, например, от процесса испражнения — не просто физиологическое, но также и «телесное» (соматическое) действие. Оно затрагивает самые глубинные слои нашего Я.

Но верно ли относить слова Павла к одному лишь совокуплению, притом только с проститутками? Даже те, кому удается избежать собственно совокупления, могут стать «одним телом» с другим человеком. И это должны понимать распутные «девственницы». Ведь речь идет не только о борделях.

Павел знал, что никакие сексуальные отношения не могут оставаться в сфере чистой физиологии: в противном случае они перестанут быть истинно сексуальными в полном смысле этого слова. Вот почему обречено на неудачу «приручение» секса в духе «Плейбоя» и попытки превратить его просто в приятное времяпрепровождение. Павел понимал, что такое секс, лучше, чем Хью Хефнер. Он ожидал от секса большего. Конечно, секс — удовольствие, но превращать его только в удовольствие — значит, совершенно лишать его подлинного смысла и содержания, приуменьшать его роль. Тогда он перестанет быть даже удовольствием.

В результате демифологизации евангельская сексуальная мораль оказывается приглашением к совместной жизни в общине таких же, как мы, самостоятельных личностей. Евангелие освобождает нас от необходимости цепляться за романтический самообман и от потребности в самооправдании, которые

позволяют нам рядить разврат в одежды девственности. Освобождая нас от мифологии для истории Иисус Христос позволяет нам увидеть что мы несем ответственность за то замечательное переплетение трудных задач и радостей которое составляет человеческую жизнь. Но как мы осуществляем эту ответствен ность?

Здесь наше продвижение становится труднее. Любая попытка противодействовать перерождению Евангелия в разновидность Закона воспринимается многими как антиномизм т.е. как представление о том что предписания Закона не имеют для христиан обязывающего характера. Однако мораль Евангелия требует от человека большей зрелости и дисциплинированности нежели мораль Закона. Евангельская мораль по самой своей природе сопряжена с большим риском. Этот риск неизбежен ввиду того что согласно Новому Завету спасает не Закон а Евангелие. С чего же начать «делегализацию» Евангелия в связи с сексуальным поведением?

Евангелие обращено к людям, Закон же рассматривает действия. Одна из слабых сторон традиционного требования добрачной девственности заключается в его чрезвычайно широкой формулировке не допускающей никакого различения. Будучи сведенным к предписанию это требование не видит различии между сексуальными отношениями помолвленной пары и бесстыдным использованием школьниц на студенческой вечеринке. И то и другое — нарушение Закона и не существует середины между девственностью и не девственностью.

Отсюда рядом с девственницей в техническом смысле возникает ее отрицательная противоположность, падшая женщина в том же техническом смысле. Иначе говоря, девушка, однажды согласившаяся на совокупление, теперь постоянно ощущает себя грешницей. Она перешла Стикс сексуальной морали, и путь назад отрезан. А раз она уже не сможет в брачную ночь предстать перед супругом в девственной чистоте, терять ей как она считает больше нечего.

Ее самоосуждение отчасти объясняется тем, что она не слышала радостную весть. Она восприняла традиционное учение как закон. Закон без Евангелия произволен и абстрактен. Он не может делать различии между разными случаями. И он не может помочь нарушителю. Поэтому все большего числа молодых людей уже совершивших половой акт требование добрачной девственности больше не касается. А так как сохранение девственности — единственная пластинка которую многие из них слышали на эту тему в церквах, то они заключили что теперь Церкви уже нечего им сказать. Однако проповедь Евангелия подразумевает и проповедь Закона разоблачение ложных абсолютов от власти которых человек освобождается. С одной стороны эта проповедь раскрывает

те искаженные образы секса, от которых нас освобождает Еван­гелие. С другой стороны, она защищает секс как вполне челове­ческое дело от всех «архонтов и сил», пытающихся его дегуманизировать. В наше время это внешние и внутренние силы, стремящиеся извратить секс, чтобы использовать его в коммер­ческих целях, сделать средством самоутверждения, приемом противодействия родителям, развлечением, способом продвиже­ния в обществе или (пусть задумается об этом читатель) куль­товым действием, наделенным неким религиозным смыслом.

Быть свободным от «рабства Закону» — значит освободиться от этих дегуманизирующих сил. Кроме того, это подразумевает свободу от дьявольского воздействия группового конформизма, из-за которого столько подростков готовы кидаться куда угодно, лишь бы быть «в струе». Сексуальная свобода во Христе означает, например, что раздраженная приставаниями студентка может сказать «нет» пресыщенному Дон Жуану и не чувствовать себя при этом безнадежно отсталой. Евангельская мораль перестает быть Законом и опять становится Евангелием, когда Слово освобождает людей от принуждения культурных и социальных условностей, когда люди открывают свою сексуальность как прекрасный дар Бога, соединяющий их в сво­боде и любви с другими людьми. Но как сделать, чтобы молодые люди, живущие в сегодняшнем сексуально одичавшем обществе, услышали это Евангелие?

Прежде чем ответить на этот вопрос, следует признать, что мы создали такие культурные условия, в которых связанная с сексом ответственность стала крайне трудным делом. В нашем американском Занаду* призывать людей к воздержанию столь же бессмысленно, как уговаривать торговцев не заботиться о прибыли.

Как это ни странно, даже люди, хорошо понимающие, что преступность, наркомания и нищета — прежде всего социальные проблемы, видят в растущем числе добрачных половых связей упадок личной нравственности.

Однако ясно, что прежний подход к делу больше не годится. Наши лихорадочные попытки навязать викторианскую сексу­альную мораль обществу, где секс и стремление к более высо­кому социальному статусу переплелись и стали важнейшими двигателями жизни, обречены на неудачу. И нашей критики за­служивают не столько отдельные злополучные нарушители спо­койствия, сколько «мистика женского взора» и циничное использование секса средствами массовой информации.

При этом может быть поставлен вопрос о необходимости ограничить откровенное использование сексуальных стимулов в рекламе и более того — о достоинствах экономической системы,

*Занаду — райская долина, описанная в поэме С. Кольриджа «Кубла Хан»

которой для выживании, по-видимому, постоянно требуется чье-то сексуальное неблагополучие. И сегодня одну из худших форм проституции мы находим именно в коммерческой эксплуатации этого неблагополучия, а вовсе не в публичных домах.

Когда же от общества мы переходим к индивидам — и в осо­бенности к не состоящим в браке молодым людям, — надо избе­гать однозначных ответов на вопрос о допустимости добрачной половой жизни. Конечно, это может показаться попыткой во­обще уклониться от ответа, но ведь всякий прямолинейный ответ идет навстречу стремлению чрезмерно упростить ситу­ацию, свести все проблемы добрачной сексуальности к единому решению. И христиане допустившие, чтобы Евангелие превра­тилось в фольклор и пошлость, содействовали этому пагубному упрощению.

Я думаю, что, не исказив и не обеднив евангельское отноше­ние к сексуальной морали, его невозможно свести к плоскому ответу на трудный вопрос. Евангелие не дает готового ответа, а вместо этого задает собственный вопрос, как это часто делал сам Иисус. Евангелие предлагает нам вопрос как помочь обрести зрелость тем, с кем мы делим невзгоды и радости человеческой жизни?

Евангелие освобождает людей от древних табу и жестких предписаний с вполне определенной целью чтобы человек использовал ничем не ограниченные возможности своего вооб­ражения для ответственного служения другим — как в публичной, так и в частной жизни. В евангельской свободе мы находим решения опираясь на нормы которые сами всегда должны быть открыты для критики и изменений и, следовательно, не могут быть окончательными. И традиционные нормы христианской сексуальной Морали исключения не составляют. Они тоже имеют исторический характер. Они формировались по мере того, как христиане старались вести праведную жизнь в рамках постоянно изменявшихся социальных систем. Как и все челове­ческие кодексы, эти нормы нуждаются в постоянном пересмотре, иначе они будут не помогать, а препятствовать людям обретать зрелость, которой ожидает от них Бог.

Христиане верят в то, что Бог действует в истории побуждая человека к взрослению и ответственности. В перспективе такого понимания нормы, исходя из которых мы принимаем решения, формируются и отвергаются в постоянном диалоге с Библией и культурой, и этот диалог никогда не может быть завершен. Христианин знает, что он свободен лишь как партнер в этом диалоге и как член этого сообщества. Отсюда, в частности следует, что его решения, касающиеся сексуального поведения, часто затрагивают гораздо большее число людей, чем ему бы хотелось. Секс никогда не бывает исключительно частным делом человека.

Отказ предлагать готовый ответ всякий раз, когда возникает вопрос о добрачной половой жизни, должен благотворно повли­ять на непрекращающийся диалог, в ходе которого складывается христианская этика. Такой отказ делает бесплодным обсуждение примитивных стереотипов, позволяющих упрощать сложные че­ловеческие проблемы. Он помогает нам уйти от безнадежных споров о девственности и невинности и заставляет задуматься о человеческой верности. Он разоблачает развратность ханжей и изощренную эксплуатацию секса, отравляющую даже самые чи­стые отношения.

«Добрачное», по определению, касается тех, кто собирается со временем вступить в брак. Поэтому желательно, чтобы доб­рачное сексуальное поведение создавало условия для благопо­лучных сексуальных отношений в браке и для взаимной верно­сти супругов. При этом вовсе не очевидно, что воздержание от половой жизни — всегда лучшая подготовка к браку.

В связи с этим возникает вопрос об уместной степени сексу­альной близости во время все удлиняющегося у нас периода между помолвкой и свадьбой. Однако дать однозначный ответ на этот вопрос невозможно, так как не бывает двух одинаковых пар. Давая рекомендации, следует иметь в виду не общеприня­тые условности, а особенности конкретных людей.

Разумеется, такой подход требует больших интеллектуаль­ных усилий и находчивости, нежели ориентация на универсаль­ные традиционные правила. Принципы полезны, возможно, даже необходимы для выработки этики, однако слишком часто «принципиальность» мешает видеть живых людей. Она может свидетельствовать об отходе от Евангелия и возвращении к За­кону.

Возможно, когда-нибудь мы, американцы, оставим «младен­ческое» и будем взрослыми людьми, способными формировать свою идентичность без помощи телебогов и богинь. Возможно, когда-нибудь мы перерастем свое нелепое помешательство на сексе, оборотной стороной которого стала наша одержимость девственностью и невинностью. А пока нам надо радоваться тому, что во Христе мы свободны от власти мира и Закона. Мы находимся в сообществе людей, свободных в той мере, в какой мы живем друг для друга, свободных выбирать любой стиль жизни, который содействует взрослению человека в обществе, где часто не замечают человека: ведь мы очень торопимся полу­чить выгоду и одновременно сохранить благочестие.

Примечания

¹ Лукреций Кар Тит. О природе вещей М, 1958, II, 606, 608—609, 618—620, 624—628, с 76

² Beauvior S. TheSecond Sex NY. 1953 с 41

³ Erikson E Identity and the Life Cycle NY. 1959

⁴ Rtesman D. The Lonely Crowd New Haven. 1950

⁵ Это соединение секса с автомобильной символикой в современных средствах массовой информации блестяще проанализировано в книге Mc Cluhan M The Mechanical Bride NY. 1957

⁶BarthK Church Dogmatics Edinburg 1957 11/2

⁷ Gogarten F Der Mensth zwischen Gott und Well Stuttgart 1956 с 34

⁸ Rougement D de Love in the Western World N Y 1956

⁹ AdornoTh Neun kritische Modelle Frankfurt 1963 с 99 и ел

¹⁰ Ehrmann W Premarital Dating Behaviour NY. 1959

¹¹ Bailey DS Sexual Relations In Christian Thought NY 1959

Глава 10