К. Маркс с дочерью Женни. 1869 г

Вильгельм Либкнехт.

По вечерам Поль Лафарг сопровождал Маркса во время его прогулок в Хемстед-хис и в это-то именно время получил от него свое экономическое воспитание. Опираясь на крепкую палку, Карл бодро шел по пригородным холмам и, сам того не замечая, как бы проверяя на слух самого себя, излагал шаг за шагом содержание всего первого тома «Капитала», который тогда дорабатывал. Всякий раз возвратившись домой, Поль, живший в доме Маркса с того дня, как был помолвлен с Лаурой, торопился в свою маленькую, отдаленную комнату и записывал в тетрадь то, что услышал и уяснил в этот день. Однажды Маркс изложил ему свою теорию развития человеческого общества и привел в доказательство многие соображения, которые обдумал за долгие годы. Молодой человек, потрясенный тем, как просто и ясно оказалось то, что он считал вечной, неразрешимой загадкой, сказал:

– Теперь мне открылась логика всемирной истории. Отныне я могу свести столь противоречивые по видимости явления развития общества и идей к их общим материальным причинам.

Действительно, все в словах Маркса было стройно, неопровержимо и просто, как сама величавая природа.

Лафарг с присущими ему горячностью, нетерпением, быстротой принялся читать все то, что написал когда бы то ни было Маркс. Его захватила глубина и новизна узнанного. И, однако, приглядываясь и прислушиваясь ко всему, что делал и говорил Маркс, Поль пришел к выводу, который часто повторял:

– В жизни, в действии, в живом слове Маркс еще более велик. Никакое из его произведений не воспроизводит во всей полноте его необозримых знаний и гения. Он воистину гораздо выше своих произведений.

Подле Маркса нельзя было оставаться умственно бездеятельным и равнодушным. В Модена-Вилла стекались мысли, интересы, вопросы, которые волновали весь мир. Слово «скука» забывалось здесь навсегда.

В немногие свободные часы Маркс наслаждался беллетристикой. Превыше всех романистов любил он Сервантеса и Бальзака. Особенно поразил его мудро- проникновенный, глубокий и иронический «Неведомый шедевр» Бальзака. Было нечто схожее и близкое в сложной и вечно ищущей душе Маркса с героем повести, гениальным живописцем, которого преследовало желание до мельчайших штрихов воспроизвести то, что жило в его мозгу; он из-за этого без конца дорисовывал, подчищал свою картину, покуда на полотне ничего не осталось.

– Бедняга художник! В поисках совершенства он погубил свое творение. Когда следует остановиться и поставить точку? Лучшее – враг хорошего. Я понимаю душу героя Бальзака, никогда не довольствующегося тем, что написал.

Действительно, Маркс постоянно вносил в рукописи все новые и новые изменения, дополнял или перечеркивал написанное и горестно утверждал, что изложение его не до конца выражает задуманное, не доносит его мыслей. Самым беспощадным и суровым критиком Маркса был он сам. Энгельс часто осуждал друга за его чрезмерную придирчивость к своему творчеству.

Чтобы написать около двадцати страниц об английском рабочем законодательстве, он изучил целую библиотеку синих книг, в которых были опубликованы доклады следственных комиссий и фабричных инспекторов Англии и Шотландии. Поля этих книг от начала до конца властно исчерканы пометками его карандаша. Не раз Маркс с глубоким почтением говорил о добросовестности людей, писавших отчеты.

– Вряд ли возможно в других странах Европы найти таких же компетентных, беспристрастных и решительных людей, как английские фабричные инспектора. – В знак признательности он воздал дань их заслугам в предисловии к «Капиталу».

В ноябре 1866 года первая часть рукописи была отправлена в Гамбург Отто Мейснеру, издателю демократической литературы, который до этого напечатал брошюру Энгельса «Военный вопрос в Пруссии и немецкая рабочая партия», направленную против лассальянцев.

Дела Международного Товарищества требовали у Маркса много времени и сил. Он часто выступал перед рабочими по самым разнообразным вопросам. На празднестве, устроенном поляками-изгнанниками вместе с деятелями Интернационала, Маркс произнес |речь, в которой заявил, что без независимости Польши не может быть свободной Европы. Споря с теми, кто недооценивал значение Польши, Маркс указал, что отмена крепостного права в России еще более укрепила царизм и царская Россия, как и прежде, остается оплотом всей европейской реакции, всех привилегированных классов против социалистической революции. Независимая Польша послужит предварительным условием «социального возрождения» всей Европы.

Весной 1867 года Маркс решил сам отвезти остальную часть книги в Гамбург к издателю Мейснеру и в ожидании первых корректурных листов посетить в Ганновере своего преданного последователя и многолетнего корреспондента врача Людвига Кугельмана.

Как только весть о предполагаемом приезде Маркса на континент дошла до Германии, одна из ганноверских газет сообщила, что глава Интернационала собирается уехать с острова, чтобы подготовить восстание в Польше. Через Кугельмана Маркс вынужден был опровергнуть эту ложь там же, где ее распространили. Заявление Маркса было напечатано в «Газете для Северной Германии» в конце февраля.

Накануне отъезда Маркс выкупил из ломбарда свое пальто и часы. Помог и Энгельс, прислав необходимую сумму на поездку и для семьи.

Карл уезжал в особо приподнятом, отличном настроении. В эти весенние дни Интернационал торжествовал большую победу. Бастующим парижским рабочим бронзового производства с помощью вмешательства Международного Товарищества удалось получить существенную денежную поддержку от английских тред-юнионов. Узнав об этом, хозяева предприятий тотчас пошли на уступки. История эта, столь необычная, наделала много шуму во французской прессе и значительно подняла престиж Интернационала.

Морской переезд из Англии на континент оказался очень трудным, так как пароход попал в шторм. Маркс, однако, хорошо переносил качку и чувствовал себя превосходно среди немногих пассажиров, избежавших морской болезни. Добравшись до Гамбурга, он послал Энгельсу веселое шуточное письмо о своем путешествии.

«…Вид заболевших и слабеющих спутников отравил бы мне дальнейшее путешествие, если бы некоторое ядро не держалось стойко. То было «ядро» очень «смешанного» состава: немецкий капитан, очень похожий на тебя лицом, но малого роста; в нем было так же много твоего юмора и то же добродушно- фривольное подмигиванье глазами; лондонский скотопромышленник, настоящий Джон Буль;…немец из Техаса и – это главная персона – немец, который уже 15 лет разъезжает по восточной части Перу, в местности, лишь недавно зарегистрированной в географии, где, между прочим, еще исправно едят человеческое мясо. Это – сумасбродный, энергичный и веселый парень. Он имел при себе ценную коллекцию каменных топоров и т. п., которые заслуживали того, чтобы быть найденными в «пещерах». И – в виде приложения – одна дамская особа (все остальные дамы, больные морской болезнью, лежали в дамской каюте), старая кляча с беззубым ртом, великолепно, по-ганноверски, говорящая, дочь какого-то допотопного ганноверского министра, по фамилии фон Бер или что-то в этом роде; теперь она уже давно исправительница рода человеческого, пиэтистка, филантропка – друг рабочих;…В четверг вечером, когда буря наиболее неистовствовала, и все столы и стулья танцевали, мы кутили en petit comite^[17], в то время, как старая кляча лежала на диване, откуда толчки парохода время от времени сбрасывали ее на пол, в середину каюты, очевидно, чтобы ее немного развлечь… Наш немецкий дикарь со смехом рассказывал о… свинствах дикарей… Образчик: его принимают в качестве гостя в индейской хижине, где как раз в этот день женщина разрешилась от бремени. Послед приготовляется в виде жаркого, и ему – это высшее выражение гостеприимства – дают его отведать!»

Энгельс немало хохотал, перечитывая письмо друга.

Повидав своего издателя и договорившись с ним о выпуске книги, Маркс отправился в Ганновер к Людвигу Кугельману.

Гинеколог Кугельман пользовался хорошей репутацией в Ганновере, имел изрядную практику и жил вполне зажиточно. Будучи студентом, Людвиг Кугельман, прочитав книги Маркса, написал ему восторженное письмо и получил ответ. Гордости и радости молодого человека не было предела. Между ним и лондонским изгнанником началась переписка, длившаяся несколько лет до их очного знакомства. Кугельман писал Марксу по условному адресу «А. Вильямсу», чтобы письма избегли цензуры. Он неоднократно приглашал Маркса к себе, но только в 1867 году желание его, наконец, сбылось.

Известие о приезде дорогого гостя вызвало в семье врача великое смятение и удовольствие. Молодая, миловидная жена Кугельмана, Гертруда, уроженка, как и Маркс, Рейнландии, страшилась показаться невежественной столь выдающемуся человеку. Ее восьмилетняя дочь Франциска, развитая не по летам, наблюдательная девочка, слышала, как Кугельман, успокаивая оробевшую мать, предсказывал, что никогда ни с одним человеком не будет она чувствовать себя так непринужденно и приятно, как в обществе Маркса. Так оно и случилось. Вместо ожидаемого чопорного и важного господина в гостиную вошел элегантно одетый, приветливо улыбающийся человек, который в течение нескольких минут показался всем, впервые его увидевшим, давно знакомым. Для каждого нашел он доброе слово. Госпоже Кугельман особенно понравился мягкий рейнский говор и раскатистый смех Маркса, улыбаясь, он щурил заметно близорукие глаза.

Маркс не мог не оценить сердечности и стремления всех членов семьи Кутельмана сделать его пребывание в их доме предельно приятным. Здоровье его улучшалось с каждым днем. Он позабыл на время о болезнях и радовался тому, что был на родной земле.

В свободные, обычно ранние часы, за чашкой кофе, приготовленным с особой старательностью и завидным уменьем госпожой Кугельман, которую за благовоспитанность и изящные манеры Маркс в шутку прозвал графиней, шли нескончаемые разговоры. Беседа всегда бывала очень занимательна. Маркс говорил совсем просто, никогда не впадая в поучительный тон. Беспощаден он был, лишь когда высмеивал всякую преувеличенную чувствительность и слащавость в ком бы то ни было. У него был подлинно абсолютный слух на каждую душевную фальшивую ноту, наигранность в поведении или словах. Тогда, саркастически улыбаясь, цитировал он стихи Гейне:

Раз барышня стояла

Над морем в поздний час

И горестно вздыхала,

Что солнца луч погас.

Гертруда Кугельман интересовалась философией, и Маркс терпеливо, в самой доступной форме, объяснял ей, в чем особенности и различия взглядов Фихте и Шопенгауэра. Нередко приводил он примеры из Гегеля.

– Увы, – заметила как-то Гертруда, вздохнув, – я никак не могу понять учения этого великого немецкого философа.

Желая ее ободрить, Маркс, улыбнувшись, сказал полушутя:

– Пусть это вас не смущает. По словам самого

Гегеля, ни один из его учеников не понял его, кроме Розенкранца, да и тот понял неправильно.

С Людвигом Кугельманом Маркс очень скоро стал да короткую приятельскую ногу. Он прозвал преданного и открыто восхищавшегося им врача в шутку Венцелем и затем всегда так к нему и обращался. Прозвище это произошло вследствие смешного рассказа самого Кугельмана о его путешествии в Прагу. Там какой-то гид крайне наскучил врачу, повествуя о добром и злом Венцелях – двух чешских правителях. Один царь Венцель творил множество злодеяний» другой, с тем же именем, – немало добра. С тех лор, в зависимости от высказываний Кугельмана, Маркс называл его либо хорошим, либо нехорошим Веицелем.

Обычно до обеда Маркс оставался один в предоставленной ему в доме друзей комнате. Он правил корректуру первого тома «Капитала», писал письма, читал газеты.

В спокойные и радостные дни пребывания в Ганновере Маркс ответил на письмо своего единомышленника, горного инженера, немца Зигфрида Мейера, поселившегося в Соединенных Штатах, в Нью-Йорке.

Письма нередко отражают душу того, кто их пишет, тайное тайных сердца. Маркс писал:

«Итак, почему я Вам не отвечал? Потому что я все время находился на краю могилы. Я должен был поэтому использовать каждый момент, когда я бывал в состоянии работать, чтобы закончить свое сочинение, которому я принес в жертву здоровье, счастье жизни и семью. Надеюсь, что этого объяснения достаточно. Я смеюсь над так называемыми «практичными» людьми и их премудростью. Если хочешь быть скотом, можно, конечно, повернуться спиной к мукам человечества и заботиться о своей собственной шкуре. Но я считал бы себя поистине непрактичным, если бы подох, не закончив своей книги, хотя бы только в рукописи.

Первый том работы появится через несколько недель в издании Отто Мейснера в Гамбурге. Заглавие: «Капитал. Критика политической экономии»…

В гостеприимном доме Кугельмана, в кабинете, где обычно писал и читал Маркс, на письменном столе возвышался чернильный прибор, украшенный статуэткой Минервы. Богиня держала в руке сову – символ мудрости. Совушкой прозвал Маркс маленькую дочь Кугельмана, Френцхен, которая пришлась ему особенно по душе благодаря пытливому, быстро схватывающему, не по-детски глубокому уму.

Обычно, осторожно постучавшись в дверь и сделав церемонный книксен, девочка подходила к его большому креслу, немного стесняясь. Карл подхватывал ее и усаживал на колени, и скоро из кабинета доносились детский смех и веселый говор. Дети находили в Марксе неиссякаемый кладезь забавных историй, сказок и шуток. Восьмилетняя Франциска горячо привязалась к грозному, по мнению врагов, и сердечнейшему для друзей вождю крепнувшего из месяца в месяц Интернационала.

В это же время Бисмарк снова прислал к Марксу одного из своих приближенных, адвоката Варнебольда. Глава прусского правительства хотел бы использовать доктора Карла Маркса и его большие таланты на благо немецкого народа. Карл тотчас же сообщил об этом Энгельсу и вскоре получил ответ.

«Я так и думал, – писал ему друг, – что Бисмарк постучится к тебе, хотя и не ожидал, что он так поспешит. Характерно для образа мыслей и кругозора этого субъекта, что он мерит всех людей на свой аршин. Конечно, буржуазия должна восхищаться современными великими людьми, в них она видит свое отражение. Качества, при которых Бонапарт и Бисмарк достигли успеха, это качества купца: преследование своей цели путем выжидания и экспериментирования, пока не угадаешь благоприятного момента, дипломатия всегда открытой задней двери, уменье торговаться и выторговывать, проглатывать пощечины, когда это требуется в интересах дела, клясться что ne soyons pas larrons^[18], словом, быть купцом во всем… Бисмарк думает: ничего, попытаюсь установить связь с Марксом, в конце концов я все-таки улучу благоприятный момент, и тогда мы вместе обделаем дельце».

Карл Маркс без малейших колебаний отверг предложение Варнебольда, несшее ему, быть может, богатство и положение в среде правящей буржуазии и помещиков, а главное – возвращение с семьей на родину.

И снова Маркс пошел, не оглядываясь, своим тернистым, особым путем революционера, вождя рабочих.

Однажды в гостиной Людвига Кугельмана произошла тяжелая сцена. Кто-то неуважительно отозвался об Энгельсе и намекнул, что тот, будучи столь состоятельным человеком, мог бы помогать Марксу больше. Карл вспылил, так как не терпел, если кто- либо осмеливался обидеть столь дорогого ему человека. Дружба была в его глазах самым священным и великим из чувств, соединявших людей. Побледнев, он произнес, четче, чем всегда, выговаривая каждый слог:

– Между Энгельсом и мной существуют такие близкие и задушевные отношения, что никто не вправе вмешиваться в них.

Но обычно мир, согласие, веселье царили в доме Кугельмана.

Карл был полон надежд на будущее. Отчитываясь в письмах во всем происходящем, он писал как-то Фридриху:

«Я надеюсь и глубоко уверен, что через год я уже настолько завоюю себе положение, что смогу в корне реформировать свое экономическое положение и стать, наконец, на собственные ноги. Без тебя я никогда не мог бы довести до конца этого сочинения и – уверяю тебя – мою совесть постоянно, точно кошмар, давила мысль, что ты тратишь свои исключительные способности на торговлю и даешь им ржаветь главным образом из-за меня… С другой стороны, не могу скрыть от себя, что мне предстоит еще один год of trial^[19]… Но чего я боюсь больше всего… так это возвращения в Лондон… Долги там значительны, и манихейцы с «нетерпением» ожидают моего возвращения. А затем снова неприятности… вместо того, чтобы со свежими силами и беспрепятственно приняться за работу.

Д-р Кугельман и его жена относятся ко мне самым любезным образом и исполняют малейшее мое желание. Они превосходные люди. Они, действительно, не оставляют мне времени для того, чтобы углубиться в «мрачные пути своего собственного я».

Маркс, как всегда и везде, жадно вглядывался во все происходящее вокруг него. Очень скоро у него утвердилось мнение, что прусские правительственные чиновники хозяйничали и тиранили народ с чисто персидской средневековой жестокостью. Не имея, однако, достаточной власти, чтобы по своему расчету и произволу переселить население в прусские провинции, они делали это с мелкими служащими. Даже местных почтальонов они под угрозой увольнения отправляли в дальние местности. Множество гессенцев, ганноверцев эмигрировали в Соединенные Штаты. Они бежали кто от налогов, кто от тягот воинской повинности и невозможных политических условий, и все вместе от режима сабли и постоянно угрожающей военной бури.

Маркс интересовался и немецкой промышленностью. Вместе со знакомым директором акционерного литейного завода Маркс обошел как-то все цехи этого производства и нашел там немало современных машин. Но зато при изготовлении деталей применялась еще ручная обточка, чего не было уже давно на заводах англичан и шотландцев.

Вскоре, сердечно простившись с добрым и злым Венцелем, «графиней» и Френцхен, он вернулся в Лондон.

В Лейпциге, в типографии О. Виганда, в это время заканчивалось печатание I тома «Капитала».

16 августа 1867 года, в 2 часа ночи Маркс написал Энгельсу:

«Только что закончил корректуру последнего (49-го) листа книги. Приложение форм стоимости, напечатанное мелким шрифтом, занимает 1¼ листа.

Предисловие тоже прокорректировал и вчера отослал. Итак, этот том готов. Только тебеобязан я тем, что это стало возможным! Без твоего самопожертвования ради меня я ни за что не мог бы проделать всю огромную работу по трем томам. Обнимаю тебя, полный благодарности!»

На титульном листе бессмертного, монументального творения Маркса написано:

Посвящается

моему незабвенному другу,

смелому, верному, благородному, передовому борцу

пролетариата

ВИЛЬГЕЛЬМУ ВОЛЬФУ.

Родился в Тарнау 21 июня 1809 года. Умер в изгнании в Манчестере 9 мая 1864 года.

Подобно герою мифа Прометею, предрекшему гибель всемогущему Зевсу, Маркс в главном труде жизни своей – «Капитале» предсказал неизбежность гибели буржуазного общества. Он открыл закон движения капитализма и первый указал на пролетариат как силу, могущую привести в исполнение приговор истории.

Учение Маркса, изложенное в «Капитале», о прибавочном труде, прибавочном продукте, прибавочной стоимости как единственных источниках капиталистической прибыли стало краеугольным камнем экономической теории марксизма. Буржуазное общество было разоблачено Марксом как огромное учреждение, в котором громадное большинство народа эксплуатируется незначительным меньшинством.

«Капитал» монументален и неисчерпаем. Он как бы высечен из одной гигантской глыбы мрамора рукой великого ваятеля. Все в этом гениальном, в полном смысле слова энциклопедическом труде, цельном, логичном, строгом и сложном, неоспоримо. Учение Маркса принадлежит векам и будет сиять, как путеводная звезда, все новым и новым поколениям, С каждым грядущим веком то, что прежде казалось трудным для понимания в «Капитале», становится яснее, проще и доступнее. Этим и проверяется гений, предвосхищающий будущее.

В «Капитале» Маркс дал глубокое и всестороннее обоснование своих великих революционных открытий, из которых главное значение имеют материалистическое понимание истории и учение о прибавочной стоимости.

Вывод Маркса, что в обществе, так же как в природе, все вновь зародившееся диалектически развивается, крепнет, набирается сил, расцветает, чтобы затем постепенно увянуть и, оставив семена, погибнуть, произвел полный переворот в понимании всемирной истории.

Каждый новый общественно-экономический строй, возникнув и достигнув своего предела, обречен на умирание и на замену его иным, более совершенным видом. Первобытно-общинный строй сменился рабовладельческим, на смену феодализму пришел капитализм, и все это происходит из-за условий, связанных с изменением и развитием способа производства.

Никакое общество не может существовать, не производя материальных благ. С помощью орудий труда человек воздействует на природу и добывает необходимые для жизни продукты и вещества. Прогресс общества зависит от развития материального производства. История человечества начинается с того времени, когда люди возвысились до употребления и изготовления орудий труда.

Господство человека над природой находится в прямой зависимости от развития производительных сил общества. В свою очередь, производительные силы, развиваясь, изменяют взаимоотношения между людьми. Утверждение новых производственных отношений происходит обычно путем революционного свержения старых.