ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. КИЕВСКАЯ ДЕРЖАВА 6 страница. Вот пример, иллюстрирующий сложность отношений церковных партий, великого князя и его западных друзей

Вот пример, иллюстрирующий сложность отношений церковных партий, великого князя и его западных друзей. В Киево‑Печерском патерике есть рассказ о печерском иноке Евстратии, проданном в Крыму торговцу‑иудею. Тот требовал от инока отречения от Христа, мучил его и, не сломив голодом привыкшего к постам Евстратия, распял монаха. Монах погиб. Слух о случившемся прошел по всему Крыму и достиг Константинополя. Император Византии Алексей Комнин преступлений не прощал, шутить не любил и уничтожил еврейскую общину в Крыму.

Лаврская братия, несомненно, не пребывала в неведении относительно обращения еврейского торговца с монахом их собственного монастыря. И тем не менее это не мешало братии иметь с еврейскими ростовщиками одного покровителя — князя Святополка II. Не случайно в «Повести временных лет», созданной Нестором в лавре, многие недостойные качества Святополка оказались старательно затушеваны летописцем в угоду покровителю монастыря. Свои претензии к Святополку первый историк земли Русской выразил крайне сдержанно, указав лишь, что Святополк отнял у монахов соляные промыслы — одно из выгодных предприятий для XI‑XII вв., хотя монахи не раз страдали из‑за политики Святополка. Тот же Нестор сообщает, что в мае 1095 г. половецкий хан Боняк, союзник черниговских князей и противник Святополка, совершил набег на Киев. Половцы захватили Киево‑Печерскую лавру, грабили и убивали монахов. Взятый на Руси полон степняки, как обычно, отвели в Крым и продали местным купцам‑работорговцам.

Легко понять, что политика, проводимая Святополком II, была далека от стратегических, политических, экономических и культурных интересов Руси. Война с половцами велась из‑за стремления захватить как можно больше пленников и продать их на невольничьих рынках. Естественно, что киевляне были крайне недовольны политикой Святополка, но у него была достаточно сильная дружина, и в ней командовали «уные». Восставать в таких условиях горожанам было слишком рискованно. Но все люди смертны. В 1113 г. Святополк умер, и тогда прорвались народные страсти. Были разграблены дома многих бояр, двор тысяцкого Путяты и лавки евреев‑ростовщиков. Так произошел первый в Киеве еврейский погром. Киевляне расправлялись с еврейскими купцами и их сторонниками, действуя с истинно народным размахом. Не все в городе одобряли стихийно начавшиеся действия киевлян. Богатые бояре понимали, что аппетит приходит во время еды, а значит, это безобразие может коснуться и их. Поэтому они послали депутацию во главе с митрополитом к Владимиру Мономаху, правителю сильному и достаточно популярному в народе.

Владимир явился с небольшим отрядом, киевляне не оказали ему никакого сопротивления, а, наоборот, признали великим киевским князем. Мономах потребовал прекратить истребление евреев, обещав киевлянам, что князья решат вопрос о еврейской общине. И на княжеском съезде в Выдобиче этот вопрос был решен. Владимир Мономах заявил, что конфисковывать еврейское имущество, хотя и нажитое неправедным путем, он не будет. Евреи сохранили право на все, приобретенное ими на Руси. Но им отказали в праве на жительство, а тайно приезжавшие лишались покровительства закона. Всем евреям предлагалось немедленно выехать туда, откуда они явились, для чего им был выделен необходимый конвой. После событий 1113 г. западничество на Руси исчезло до XIII в., и в дальнейшем боролись лишь две партии: провизантийская и русская.

Не менее эффективно решил Мономах и половецкую проблему. Русские рати, проигрывая отдельные стычки, легко выиграли войну со столь немобильным противником. Решающий поход в 1111 г. был общерусским. На Донце кочевники были разбиты, а в 1116 г. сын Владимира Мономаха — Ярополк разгромил половецкие вежи и на Дону. В 1120 г. тот же Ярополк уже не нашел половцев на Дону: кочевники ушли в глубь степей.

В итоге этих походов западные кочевья между Доном и Карпатами были приведены к покорности. Половцы, жившие на этой территории, вошли в состав Руси на началах автономии и, будучи некрещеными, стали называться «свои поганые» (от латинского paganus — «язычник»). В противоположность им половцы, жившие за Доном — на Волге и Кубани, — именовались «дикими». «Дикие» половцы обыкновенно выступали союзниками ростово‑суздальских князей, тогда как их степные враги, жившие на южной границе Волыни, — торки — поддерживали князей волынских и киевских.

Итак, Владимир Мономах за годы своего великого княжения (1113‑1125) решил обе проблемы: половецкую и еврейскую, установив на Руси относительный порядок. Он оставил в наследство своему сыну — Мстиславу Великому, вступившему после него на престол, только проблему Полоцкого княжества. И Мстислав, будучи, подобно своему отцу, талантливым человеком, захватил Полоцк, полоцких князей выслал в Византию, а территорию княжества присоединил к Русской земле. Это был период, когда вся Русь (то есть все восточное славянство) была объединена.

Мстислав Великий, хотя и княживший очень недолго (1125‑1132), пользовался таким уважением, что был канонизирован Русской православной церковью.

После смерти Мстислава Киевская держава стала быстро, спонтанно распадаться. Первым отпал Полоцк, куда в год смерти Мстислава Великого прибыли из Византии полоцкие князья. Они были приняты согражданами, и Полоцк вернулся к самостоятельности. Затем, в 1135 г., отделился Новгород. Новгородская «республика» перестала посылать деньги в Киев.

В Киеве некоторое время (до 1139 г.) правил брат Мстислава Ярополк. Он умер, оставив престол брату Вячеславу. И тут в судьбу киевского великокняжеского стола вмешался Чернигов. Сын Олега Всеволод напал на Киев, выгнал Вячеслава и сел на киевский престол, объявив себя великим князем. Против него выступила ветвь Мономашичей, которых поддерживала Волынь. Изяслав, племянник Вячеслава, пытался вернуть Киев потомству Мономаха, но Всеволод — князь крутой, умный и жестокий — держался на великом княжении вплоть до своей смерти (1146).

Менее удачлив оказался его брат Игорь — человек на редкость неталантливый. Меньше чем за месяц своего правления он сумел настроить против себя киевлян, и, когда Изяслав Мстиславич, внук Мономаха, явился с Волыни с отрядом торков, киевское ополчение покинуло князя Игоря. Потерпев поражение под стенами столицы, он пытался бежать, но его конь увяз в болоте около речки Лыбедь. Игоря схватили и заточили в поруб, где он сидел до тех пор, пока третий брат — Святослав Ольгович — не собрал в Чернигове силы для освобождения свергнутого Игоря, постригшегося в заключении в монахи. Но ненависть киевлян, видевших в Игоре своего врага, была опасна и монаху. Изяслав послал дружину вывести Игоря из поруба и отвести в храм Святой Софии, где бы святость места охраняла его (собор пользовался правом убежища). Но киевляне на соборной площади отбили его у стражников и растоптали ногами, а труп бросили здесь же без погребения (1147).

Началась упорная война между Черниговским и Киевским княжествами. В это время отделилась и стала фактически самостоятельной Ростово‑Суздальская земля, где правил сын Мономаха — Юрий Долгорукий, законный глава старшей линии Мономашичей. Изяслав же, любезный киевлянам, относился к младшей линии Мономашичей. Перечислять все бесконечные столкновения, пожалуй, не имеет смысла. Достаточно отметить то, что Долгорукий умер от яда (1157). Его сын Андрей Юрьевич Боголюбский (живший в селе Боголюбове, откуда и прозвище) унаследовал Ростово‑Суздальское княжество отца.

Как видим, дети Мономаха схлестнулись с его внуками не на жизнь, а на смерть. Борьба ростово‑суздальских князей Юрия Долгорукого и Андрея Боголюбского с волынскими князьями: Изяславом Мстиславичем, Мстиславом и Романом за киевский стол, конечно, была борьбой дядьев с племянниками, но рассматривать ее как семейную ссору — неправильно. Действительно, в соответствии с этикетом того времени, летописцы писали: «князь пошел», «князь решил», «князь свершил» — независимо от того, было ли князю шесть лет, тридцать три года или шел восьмой десяток. Очевидно, что так быть не могло. Как уже говорилось, боролись между собой стоявшие за князьями военно‑политические группировки, выражавшие интересы тех или иных земель распадавшегося Русского государства. Процесс этот, начало которому исподволь положили решения Любечского съезда князей (1097), через 70 лет стал необратимым, и Киевская держава к началу XIII в. разделилась на несколько независимых государств.

Окончательно обособились Северо‑Восточная Русь и юго‑западные земли (Волынь, Киевщина и Галиция). Самостоятельным государством стало Черниговское княжество, где правили Ольговичи и Давидовичи. Выделились и Смоленск, и Турово‑Пинская земля. Обрел полную независимость Новгород. А половцам, завоеванным и подчиненным, даже не пришлось нарушать своих обязательств: они сохраняли автономию, на которую русские князья и не думали покушаться.

Государственный распад Руси отражал происходивший распад этнической системы: хотя во всех княжествах жили по‑прежнему русские и все они оставались православными, чувство этнического единства между ними разрушалось.

Ярким примером утраты этнической комплиментарности стал поступок князя Андрея Боголюбского. В 1169 г., захватив Киев, Андрей отдал город на трехдневное разграбление своим ратникам. До того момента на Руси было принято поступать подобным образом лишь с чужеземными городами. На русские города ни при каких междоусобицах подобная практика никогда не распространялась.

Приказ Андрея Боголюбского показывает, что для него и его дружины в 1169 г. Киев был столь же чужим, как какой‑нибудь немецкий или польский замок. Следовательно, в конце XII в. Древняя Русь вступила в новую фазу этногенеза — обскурацию. Пассионарность Руси неуклонно снижалась, и потому разнообразие ландшафтов, традиций и вариаций поведения вело к торжеству центробежных тенденций. В силу этого обстоятельства и оказалась Русь разорванной на отдельные княжества и уделы, которым в этническом смысле соответствовали различные этносы и субэтносы. Последние были крайне разнообразны. Так, в Смоленской земле имелось около десятка уделов, то же самое наблюдалось на территории Ростово‑Суздальского и Черниговского княжеств. В Галицкой земле даже сохранилась область, в которой правили не Рюриковичи, а потомки древних славянских вождей — болоховские князья.

Языческие балтские и угро‑финские племена: ятвяги, литва, жмудь, эсты, мордва, черемисы, зыряне, заволоцкая чудь — по‑прежнему оставались за пределами Руси. Такой она и вступила в тринадцатое столетие — век своей трагической гибели.