Ярослав мудрый и ярославичи
К началу XI века государство Киевская Русь насчитывало уже два столетия
своего существования. Оно прошло путь от одного из союзов славянских племен
к большой феодальной державе с разноплеменным населением, в котором
преобладали восточнославянские племена (вошедшие в эту державу полностью),
но находились также и летто-литовские прибалтийские племена и племена
финно-угорские.
Летописец Нестор в своем знаменитом введении к истории Руси перечислил
все славянские союзы племен, вошедшие в Русь, а затем дал перечень
иноязычных народов. Каждая единица в этом перечне, очевидно, тоже обозначает
устойчивый союз нескольких племен.
"А се суть инии языци, иже дань дають Руси:
Чудь [эстонцы и коми-зыряне]
Меря [финно-угорские племена по Клязьме
и Волге]
Весь [вепсы]
Мурома [финно-угорские племена на Нижней Оке]
Черемись [марийцы]
Мърдва
Пьрмь [коми-пермяки]
Печера [угорские племена северного Приуралья]
Ямь [часть финнов-суоми]
Литьва Зимегола [часть латышских племен]
Кърсь
Норома
Либь"
Общая территория всей державы была огромная. Ее периметр составлял
примерно 7 тысяч километров. Она простиралась от бассейна Вислы на западе до
Камы и Печоры на востоке; от Черного моря (устье Днепра) до Белого моря и
"Студеного моря" (Ледовитого океана). Половина этого необъятного
пространства представляла собой редкозаселенные леса Севера с их охотничьими
угодьями, но и освоенная земледельцами часть была достаточно обширна, и
управление всем государством было крайне затруднено. Если, например, на
Белоозере происходило какое-либо событие и киевскому князю нужно было
послать туда своих людей, то они прибывали на место не ранее чем через
три-четыре месяца после события. Дороги с гатями, мостами, разведанными
бродами еще только-только налаживались. Проехать из Киева в землю вятичей
"дорогой прямоезжею" считалось богатырским подвигом.
Государственное начало могло утверждаться только при условии опоры на
местную племенную знать, которая постепенно из "Соловьев-Разбойников"
превращалась частично в великокняжескую администрацию, не теряя своих,
идущих из первобытности прерогатив по отношению к соплеменникам.
Обширность территории порождала целый ряд обстоятельств, влиявших на
историческое развитие: во-первых, долгое время существовали значительные
резервы расширения земледельческого хозяйства; во-вторых, существовала
возможность широкой стихийной колонизации и ухода из феодальной зоны.
В-третьих, дальность расстояний облегчала независимую политику и
бесконтрольность местной власти.
Правительство князя Владимира, как мы видели, делало многое для
внедрения государственного начала: прокладывало дороги, боролось с
разбойниками, переселяло "лучших мужей" в стратегически опасную пограничную
зону. Одной из мер внедрения государственного начала (в характерной для
средневековья форме, когда государственное нередко сливалось с личным) было
размещение сыновей великого князя в крупных периферийных городах, бывших
племенных Центрах. Однако эта мера не помогла избавиться от местного
сепаратизма. Почти весь XI век -- время острых конфликтов, братоубийственных
усобиц, осложненных и внешними нашествиями, и крайней напряженностью
социальных отношений. Сразу же после смерти Владимира Святославича началась
десятилетняя усобица между его сыновьями, главным героем которой стал
Ярослав, старший сын великого князя.
Ярослав родился около 978 года или несколько позже. Его матерью была
гордая полоцкая княжна Рогнеда, отказавшая, по словам летописца, "робичичу"
Владимиру в своей руке и взятая им затем как военный трофей при разгроме
Полоцка. Ярослав еще в детстве охромел, и его потом поддразнивали "хромцом".
Повествование летописи о Ярославе (враждебное ему) начинается с 1014
года, последнего года княжения Владимира.
Ярослав жил в Новгороде и ежегодно собирал здесь дань -- 3 тысячи
гривен; тысячу гривен он оставлял на содержание своей дружины в Новгороде, а
две трети собранного посылал в столицу Руси. Таков был "урок", годовая
норма. Но, прожив много лет в отдаленном торговом городе с широкими
заморскими связями, Ярослав решил отказаться от выплаты этого "урока", чем
вызвал гнев отца, строго следившего за единством всех частей Руси и
заставлявшего в свое время новгородцев строить крепости для защиты от
печенегов далеко на юге. Владимир приказал мостить мосты, расчищать лесные
дороги на Новгород, но разболелся.
Ярослав же, оказывается, собирался вступить в настоящую войну с родным
отцом и нанял в Швеции большие отряды варягов. Женатый на дочери короля
Олафа, он имел прямые связи с варягами. Скандинавские саги, повествующие о
"конунге Ярислейфе" (Ярославе), называют имена варяжских предводителей --
Эймунда и Рагнара, приглашенных им в Новгород, и сообщают любопытные
подробности о договоре найма, о жадности и вероломстве варягов.
Наемники буйно и разгульно вели себя в русском городе: "И начаша варязи
насилие деяти на мужатых женах". Однажды августовской ночью 1015 года
новгородцы собрались и изрубили варягов-обидчиков во дворе Поромона. Князь
Ярослав "разгневася на гражаны", но не сразу обнаружил свой гнев. Он
заманил, "обольстил" тысячу славных воинов (возможно, бояр и воевод
новгородской тысячи) и изрубил их в отместку за варягов; часть горожан
бежала. К концу трагической ночи в Новгород прискакал гонец из Киева с
письмом к Ярославу от его сестры Предславы, извещавшей о том, что 15 июля
старый князь скончался, а между братьями уже возникла кровавая борьба за
престол.
Утро началось примирением Ярослава с новгородцами. Он собрал уцелевших
горожан на поле, открыл вече и обратился к нему с необычной речью: "О моя
любимая и честная дружина, которую я вчера в безумии своем изрубил! Смерть
их теперь никаким золотом нельзя искупить... Братья! Отец мой Владимир умер;
в Киеве княжит Святополк. Я хочу идти на него войной -- поддержите меня!"
Новгородцы выставили 3 тысячи воинов и двинулись с Ярославом к Клеву. Три
месяца простоял новгородский князь у Любеча на Днепре, где встретил его
Святополк, и уже поздней осенью решился напасть на брата. Битва под Любечем
была выиграна новгородским войском. Святополк бежал к печенегам, а Ярослав
торжественно вошел в Киев.
Войско его получило награды: смерды по одной гривне, старосты по десять
гривен, а новгородцы все получили по десять гривен серебра.
"И отпусти их всех домой, и дав им Правду, и Устав списав, тако рекшим
им: по сей грамоте ходите, якоже списах вам, такоже держите... А се есть
Правда Русская..."
Далее в летописи помещен текст "Русской Правды" XI века, первые статьи
которой, по всей вероятности, действительно связаны с обязательствами
Ярослава по отношению к новгородцам. На всех статьях первой части так
называемой "Русской Правды" лежит явный отпечаток описанных выше
новгородских событий в июле -- августе 1015 года. Юридический документ,
определяющий штрафы за различные преступления против личности, не менее
красочно, чем летопись, рисует нам город в условиях заполнения его праздными
наемниками, буянящими на улицах и в домах.
Город населен рыцарями и холопами; рыцари ездят верхом на конях,
вооружены мечами, копьями, щитами; холопы и челядинцы иногда вступают в
городскую драку, помогая своему господину, бьют жердями и батогами свободных
людей, а когда приходится туго, то ищут защиты в господских хоромах. А
иногда иной челядин, воспользовавшись случаем, скроется от господина во
дворе чужеземца.
В числе рыцарей, ради которых написан охраняющий их закон, есть и
прибывшие из Киевской земли "русины", и княжеские гриди, на которых шла
тысяча гривен новгородских даней, и купчины, по обычаю того времени,
очевидно, тоже перепоясанные мечами, и важные княжеские чиновники --
"ябедники" и мечники, следившие за сбором доходов и вершившие княжеский суд.
Закон заодно защищал и более широкие круги новгородского населения: тут
упомянуты и изгои, выходцы из общин, порвавшие связи с прошлым и еще не
нашедшие своего места в жизни, и просто "словене", жители обширной
Новгородской земли. Эти категории простого люда напоминают нам о покаянных
словах Ярослава на вече, когда результатом его призывов к братьям
новгородцам (и, очевидно, соответственных обещаний) была мобилизация
большого по тем временам трехтысячного войска, в составе которого оказались
даже простые смерды (может быть, "словены" "Русской Правды").
"Древнейшая Русская Правда", как и летопись под 1015--1016 годами,
рисует нам Новгород расколотым на две части, на два лагеря: к одному из них
принадлежит население Новгорода от боярина до изгоя, а к другому --
чужеземцы варяги и колбяги (жители Балтики). В городе происходят драки,
здесь угрожают обнаженными мечами, хватают чужих коней и ездят на них по
городу, берут чужое оружие, укрывают чужую челядь, выдирают усы и бороды,
рубят руки и ноги, убивают. Даже на пирах дерутся чашами и турьими рогами.
Все это очень хорошо дополняет рассказ летописца о варяжских насилиях в
городе.
Варяги и колбяги поставлены законом Ярослава в неполноправное
положение. Так, если обидчиком был новгородец, обиженный должен представить
двоих свидетелей, если же грубияном, толкнувшим новгородца, оказывался варяг
или колбяг, достаточно было одной клятвы обиженного новгородца.
Эти ограничения особенно явственны при сопоставлении "Краткой Правды"
XI века с "Пространной Правдой" XII века, где варяги уже уравнены с
остальными людьми. Только в отношении варягов и колбягов закон
предусматривает штраф за укрывательство чужого челядина. Особенно важно
отметить, что в подробном списке лиц, жизнь которых охраняется древним
обычаем кровной мести или высоким штрафом в 40 гривен, есть все слои
городского населения, указаны даже приезжие киевляне, но нет ни варягов, ни
колбягов, хотя эти чужеземцы и владели домами в Новгороде.
Самое начало "Ярославовой Правды" как бы возвращает нас к той
злополучной ночи, когда возмущенные горожане мстили варягам на "Поромони
дворе". "Русская Правда" узаконивает право на кровную месть:
"Убьеть муж мужа -- то мьстить брату (за) брата, или сынови (за) отца,
любо отцю (за) сына, или братучаду, любо сестрину сынови (племянникам.--
Б.Р.). Аще не будеть кто мьстя, то 40 гривен за голову; аще будеть русин,
любо гридин, любо купчина, любо ябетник, любо мечник, аще изгой будеть, любо
Словении, то 40 гривен положити за нь".
Предполагая обороняться в Новгороде от киевских отцовских дружин,
Ярослав заигрывал с наемными отрядами варягов, и не только не унимал их, но
даже зверски наказал новгородцев, творивших самовольный суд. Письмо княжны
Предславы изменило все -- перед Ярославом открылась возможность вмешаться в
начавшиеся усобицы: менялась роль варягов и отношение к ним Ярослава. Теперь
наемники должны были сами стремиться идти в поход на Киев, где они надеялись
на богатую добычу. Но Ярослав не мог отважиться на борьбу с коварным
полувизантийцем Святополком всего лишь с одной тысячей воинов, и к тому же
наемных, которые в решительный момент могли продать себя дороже другому
князю или, достаточно награбив, уйти домой, "за море".
В этих условиях Ярославу следовало опереться на какое-то более надежное
войско. Единственной возможностью был союз с Новгородом, с его боярством и
даже простыми людьми, а для этого нужно было дать какие-то гарантии,
оградить статьями княжего закона всех новгородцев от бесчинства варяжских
дружин Эймунда или иного конунга, которого судьба занесет в Новгород. Так
появился "Устав Ярослава" -- "Древнейшая Русская Правда", восемнадцать
статей которой защищали жизнь, честь и имущество новгородских мужей и
простых словен от бесцеремонных посягательств варягов, нанятых для участия в
усобицах.
Частная инструкция о разборе драк и столкновений в Новгороде не
ставила, разумеется, своей задачей всеобъемлющий охват всех сторон
социальной жизни города и всей Русской земли. Она по самому своему замыслу
была очень ограниченной тематически и совершенно не входила (да и не должна
была входить) во взаимоотношения господина и холопов, господина и крестьян и
т. д. Лишь случайно в связи с основной темой об уличных столкновениях
упомянут подравшийся холоп, прячущийся в хоромах своего господина.
Поэтому глубоко не правы те буржуазные историки, которые рассматривали
эту "Древнейшую Русскую Правду" 1015 года как первый свод законов, будто бы
отражавший всю полноту тогдашней жизни. Из того факта, что этот юридический
документ ничего не говорит о сельском хозяйстве, о формах феодальной
зависимости крестьян, о смердах и закупах, делался совершенно нелогичный
вывод: раз закон обо всем этом молчит, то, значит, и в реальной жизни таких
явлений не было.
"Устав Ярослава" не был первым законодательным актом. Уже в договорах с
Византией 911 и 914 годов есть ссылки на "Закон Русский", и вполне возможно,
что статьи "Русской Правды" о челядине восходят к этому не дошедшему до нас
древнему закону, где применялась та же терминология. Многое в "Русской
Правде" опиралось на обычное неписаное право. Созданный в конкретных
исторических условиях 1015 года, "Устав Ярослава" оказался вполне применим
ко всем вообще случаям уличных побоищ, столь обычных в средневековых
городах, и просуществовал несколько веков, входя в сборники других княжеских
законов XI--XII веков.
"Русская Правда" является драгоценнейшим источником по истории
феодальных отношений Киевской Руси. Под этим названием скрывается целый
комплекс юридических документов XI--XII веков, отразивший сложность русской
социальной жизни и ее эволюцию. "Русская Правда" была объектом самого
пристального внимания историков, начиная с В. Н. Татищева (1730-е годы) и
кончая такими крупными советскими историками, как Б. Д. Греков, С. В. Юшков,
М. Н. Тихомиров и Л. В. Черепнин.
Сложный комплекс законов, объединяемый названием "Русская Правда",
расчленяется благодаря усилиям ученых следующим образом:
1. "Древнейшая Правда", или "Правда Ярослава", 1015-1016 годы.
2. Дополнения к "Правде Ярослава": "Устав мостником", "Покон вирный"
(Положение о сборщиках судебных штрафов).
3. "Правда Ярославичей" ("Правда Русской земли"). Утверждена сыновьями
Ярослава Мудрого -- Изяславом, Святославом и Всеволодом около 1072 года.
4. "Устав Владимира Мономаха", 1113 год.
5. "Пространная Русская Правда". Примерно 1120--1130-е годы. Нередко ее
датируют началом XIII века.
Отдельные разделы этих основных юридических документов могли возникать
в связи с теми или иными социальными конфликтами и включаться в уже
существующий текст. "Русская Правда" не всеобъемлющий и не застывший свод
законов, а целая серия разновременных юридических установлений, постепенно
расширявших круг вопросов, охватываемых ими. Основная тенденция этой
эволюции заключалась в том, что от княжеского домениального закона "Правда"
постепенно разрасталась как сборник норм феодального права вообще, права,
охранявшего не только владения князя, но и любого "господина".
Помимо светского законодательства, в Древней Руси существовало и
обособленное от него законодательство церковное, обязательное, во-первых,
для церковных людей (духовенство, монахи, убогие, призреваемые люди, врачи),
а во-вторых, для всего населения по преступлениям и спорным делам
нефеодального порядка: умыкание невесты, развод, ссоры в семье, колдовство,
языческие моления, еретичество и др. Это законодательство XI--XIII веков
оформлено под названием "уставов", приписанных Владимиру I и Ярославу
Мудрому. Уставы дают богатый материал по русскому семейному праву.
Появление "Древнейшей Правды" как первой главы будущего кодекса
объясняется не тем, что драки рыцарей являлись самым существенным в жизни
государства, а тем, что в тот исторический момент, в разгар острых событий
1015--1016 годов, в Новгороде князь Ярослав вынужден был дать новгородцам
гарантию безопасности.
Захват Киева Ярославом еще не принес успокоения. Святополк был связан с
печенегами и польским королем Болеславом; вот эти-то две силы он и
использовал для отвоевания киевского престола.
В 1017 году Киев подвергся нападению большого печенежского войска.
Эймундова сага говорит, что, готовясь к осаде, горожане выкопали вокруг
города ров, пустили в него воду и прикрыли сверху бревнами; на крепостных
стенах укрепили много нарубленных зеленых ветвей, чтобы помешать печенежским
стрелам залетать внутрь города. Двое ворот Киева оставлены открытыми, и в
них расположились отряды для вылазки. Штурм печенегов был отбит.
Но вскоре с запада на Русь двинулся Болеслав Храбрый, и Ярослав,
разбитый в пограничной битве на Буге, ускакал в Новгород, откуда попытался
бежать в Швецию. Здесь снова решительно выступили новгородцы во главе с
посадником Константином Добрыничем и рассекли корабли, приготовленные для
бегства. Новгородцы собрали деньги для найма нового варяжского отряда,
обложив свободное население: от мужа по 4 куна, от старост по 10 гривен, а
от бояр по 18 гривен.
В это время Святополк выгнал из Киева Болеслава Храброго. Поляки,
побывавшие в столице Руси, оставили интересное описание Киева, сохраненное
средневековым историком Титмаром: "В большом городе, который был столицей
этого государства (Киеве.-- Б. Р.), находилось более 400 церквей, 8 торговых
площадей и необычайное скопление народа, который, как и вся эта область,
состоит из беглых рабов, стекавшихся сюда отовсюду, и весьма проворных
данов. °н (Киев) оказывал до сих пор постоянное сопротивление печенегам,
приносящим много вреда, и подчинял себе других".
"Беглые рабы" в этом описании -- очевидно, те изгои, которые со всех
концов Руси стекались в города и попадали здесь то в дружину, то в дворцовые
слуги феодалов. Под "проворными данами" следует понимать разных варягов,
служивших тому или иному князю. Это описание Киева важно для нас указанием
на его огромные размеры.
Как только Святополк лишился польской поддержки, он уже не смог
удержать Киев в своих руках. Ярослав снова овладел городом, но в 1019 году
Святополк с огромным печенежским войском сделал последнюю попытку захватить
великое княжение. В битве на реке Альте Ярослав разбил Святополка.
Однако усобицы не затихли. В 1021 году Брячислав, внук Владимира,
захватил Новгород, а в 1024 году, когда Ярослав усмирял восстание в
Суздальской земле, на Русь из Тмутаракани во главе русско-кавказских войск
пришел Мстислав Владимирович. Битва под Лиственом (близ Чернигова) кончилась
победой Мстислава: Ярослав и его варяги бежали.
Но Мстислав не претендовал на Киев. Он предложил брату такой раздел
древней Русской земли: "Сяди в своемь Кыеве... а мне буди си сторона". В
1026 году, съехавшись для мира, братья "разделиста по Днепр Русьскую землю:
Ярослав прия сю сторону, а Мстислав ону". Мстислав овладел всем Левобережьем
Днепра с Черниговом и Переяславлем, а Ярославу остались Киев и правобережные
земли. Десятилетняя усобица утихла.
Из 12 сыновей Владимира I многих постигла трагическая судьба: князь
Глеб Муромский был убит на корабле под Смоленском. Его зарезал собственный
повар, подкупленный Святополком, только что вокняжившимся в Киеве и
стремившимся устранить братьев-соперников.
Князь Борис, любимец старшей отцовской дружины и поэтому наиболее
опасный соперник для других братьев, был убит во время возвращения из похода
на печенегов. По летописи, убийство было совершено двумя варягами,
посланными Святополком, а по скандинавским сагам, его убили уже знакомые нам
по Новгороду союзники Ярослава, варяги Эймунд и Рагнар. Эймунд ночью
ворвался в княжеский шатер и убил Бориса (Бурислейфа). Отрубленную голову
молодого князя он преподнес Ярославу.
Святослав Древлянский бежал из Киевской Руси в Чехию, землю своей
матери, но убийцы, посланные Святополком, настигли его в Карпатах и убили.
Всеволод Волынский погиб не в усобице, но тоже трагически. Согласно
саге, он сватался к вдове шведского короля Эрика -- Сигриде-Убийце -- и был
сожжен ею вместе с другими женихами на пиру во дворце королевы. Этот эпизод
саги напоминает рассказ летописи о княгине Ольге, сжегшей посольство своего
жениха Мала Древлянского.
Князь Святополк, прозванный Окаянным, приводивший на Русь то поляков,
то печенегов, проиграв третью решительную битву за Киев, заболел тяжелым
психическим недугом: "И бежащю ему, нападе на нь бес, и раслабеша кости его,
не можаще седети на кони, и несяхунь и на носилех". Князя-убийцу мучила
мания преследования, и он, проехав Брест, быстро проскакал через всю Польшу
и где-то вдали от Русской земли умер в неизвестном летописцу месте в 1019
году.
Судислав Псковский, один из самых незаметных князей, по клеветническому
доносу был засажен своим братом Ярославом в "поруб", просидел там 24 года, и
лишь спустя четыре года после смерти Ярослава племянники выпустили его из
тюрьмы, чтобы немедленно постричь в монахи. В одном из монастырей он и умер
в 1063 году, пережив всех своих братьев. Как видим, значительная часть
сыновей Владимира стала жертвой братоубийственных войн, заговоров, тайных
убийств.
В 1036 году, разболевшись на охоте в черниговских лесах, скончался
князь-богатырь Мстислав, победивший в свое время в единоборстве
северокавказского князя Редедю. После Мстислава не осталось наследников, и
все левобережные земли снова соединились под властью Киева: "...перея власть
его всю Ярослав, и бысть самовластець Русьстей земли".
"Самовластец" укрепил свою власть в северных форпостах Руси Новгороде и
Пскове, дав Новгороду в князья своего старшего сына и поставив нового
епископа, а в Пскове арестовав Судислава. На юге Ярославу удалось разбить
печенегов и отогнать их от рубежей Руси.
Разбогатев и укрепившись на престоле, князь Ярослав затратил большие
средства на украшение своей столицы, взяв за образец столицу Византии
Царьград. В Киеве, как и в Царьграде, строятся Золотые Ворота, грандиозный
Софийский собор, отделанный мрамором, мозаикой и великолепными фресками
(1037 год). Современный Ярославу западный летописец Адам из Бремена называл
Киев украшением Востока и соперником Константинополя.
Льстивый придворный летописец-киевлянин подробно описывает церковные
постройки Ярослава и его любовь к попам и монахам.
При Ярославе переписывались многие книги, многое переводилось с
греческого языка на русский. Из числа таких переводов мы знаем, например,
греческое историческое сочинение "Хроника Георгия Амартола". Возможно, что в
то время уже были организованы школы для начального обучения грамоте, а
может быть, как предполагают некоторые ученые, производилось обучение и
более серьезное, рассчитанное на взрослых людей, готовящихся в священники.
Впоследствии Ярослава стали называть Мудрым. Самовластец всей Руси,
киевский князь, с которым стремились породниться королевские дома Франции,
Венгрии, Норвегии, не довольствовался уже титулом неликого князя; его
современники употребляют восточный титул "каган", а в конце концов Ярослава
стали называть царем, как самого византийского императора.
Соперничество с Византией сказывалось не только в застройке Киева или
титулатуре, но и в отношении к церкви. В 1051 году Ярослав Мудрый поступил
так, как до сих пор поступал только византийский император: он сам, без
ведома константинопольского патриарха, назначил главу русской церкви --
митрополита, выбрав для этой цели умного киевского писателя Иллариона.
Хорошо понимая идеологическую силу христианства, Ярослав уделял много
внимания организации русской церкви и монашества. При Ярославе Антоний
Любечанин положил начало знаменитому впоследствии Киево-Печерскому
монастырю.
Ярослав умер в 1054 году на 76-м году жизни; в Софийском соборе на
стене была сделана торжественная запись об "успении царя нашего".