Мэри уоллстоункрафт 8 страница
«Одурманенный убаюкивающей обстановкой этого места, я уже почти погрузился в сон, но был разбужен этой изумительной молодостью, появившейся в приоткрытой двери. Его фигура резко выделялась в полумраке комнаты, он стоял в дверях, опираясь поднятым локтем на косяк двери. Казалось, он не знал, входить ему или нет, и я уже начал бояться, что он уйдет, но он улыбнулся знаку, который подал ему Уайльд, и сел на табурет напротив нас... Он достал из кармана своего тунисского балдахина тростниковую флейту и начал играть какую-то милую песенку. Позже Уайльд рассказал мне, что его зовут Мухаммед... Шепотом Уайльд спросил меня: «Вам нравится этот маленький музыкант?»
...Я думал, мое сердце откажет мне; мне стоило невероятных внутренних усилий, задыхаясь, ответить «Да»! Угрызения совести не омрачили мне удовольствия, и никакого раскаяния за ним не последовало. Не знаю, как мне назвать этот восторг, переполнявший меня, когда я обнимал это совершенное молодое тело, такое пылкое, яростное, сладострастное.
После того как мы расстались, я еще долго пребывал в состоянии страстного ликования, и, хотя мы достигали высшего удовольствия 5 раз, я все еще пребывал в экстазе, эхо которого я продлил до самого утра».
Книга «Явства земли» стала одним из результатов алжирских впечатлений Жида. Это произведение после первой публикации в 1897 году не получило должной оценки, однако после первой мировой войны она стала исключительно значимой книгой для нового поколения французских писателей и интеллектуалов.
Тем не менее к тому времени Жид еще до конца не определился со своей сексуальной ориентацией. Шаг, на который он решается в 1895 году, характерен для его жизни, иллюстрируя ее как непрекращающуюся борьбу пуританства и чувственной вседозволенности, — вскоре после смерти матери он женится на своей кузине Мадлен Рондо. Этот брак едва ли можно назвать удачным: скорее духовный нежели плотский, он был полон конфликтов и проблем, что повлекло за собой создание романов «Имморалист» и «Тесные врата». Оба произведения повествуют о конфликте между предрассудками общества и возможностью реализовать себя, не боясь последствий.
В 1908 году Андре Жид становится одним из основателей и редакторов влиятельного журнала «Нувель Ревю Франсез». Во время первой мировой войны Жид работал в отделении Красного Креста в Париже. Кризис в его брачных отношениях с Мадлен возник в 1918 году, когда Андре влюбился в молодого человека по имени Марк Аллегре. Когда об этом узнала Мадлен, она уничтожила все его письма к ней, что сильно повлияло на Жида. Именно в это время он создает «Коридон» — платонические диалоги в защиту гомосексуализма. Публикация этого произведения вместе с автобиографией бросила тень на репутацию ближайших друзей Жида, которые начали его игнорировать. Впоследствии он понял, что предал не столько их, сколько себя, потому что не решился опубликовать «Коридон» на шесть лет раньше. В ответ он продал всю свою собственность и уехал с Аллегре во французскую часть Экваториальной Африки. Год путешествий по Конго и Чаду вдохновил Жида на жестокую критику французской колониальной системы — «Путешествия по Конго» (1925). В 1926 году, во время отсутствия Жида, был опубликован один из его шедевров — «Фальшивомонетчики», который по тем временам считался просто новаторским.
В 30-е годы Жид постепенно приобретает марксистскую политическую ориентацию, а 1932 году восхваляет коммунизм, отчасти потому, что Ленин отменил уголовное Преследование гомосексуализма. Однако поездка в СССР в 1934—1935 годах развеяла его иллюзии. Он яростно боролся с фашизмом во время второй мировой войны в Северной Африке. В 1947 году он был удостоен Нобелевской премии по литературе за «многочисленные, отличающиеся высокими художественными достоинствами авторские произведения, в которых затрагиваются общечеловеческие проблемы». Однако его книги были запрещены как Ватиканом, так и коммунистами. Постоянный поиск себя наиболее ярко отразился в дневниках Жида, которые он вел почти 60 лет — это своего рода рекорд: более 1 млн. слов, написанных одним из наиболее проницательных умов XX столетия.
Жид значителен не только из-за своего творчества, но и из-за самого факта своего существования: он воплощал не столько литературную, сколько жизненную силу. И как и любая сила, Жид был противоречивым созданием: Жан Поль Сартр считал, что он балансирует между «риском и правилами, законами протестантства и никак не вяжущимся с ними гомосексуализмом, яркой индивидуальностью и пуританской скромностью». Как бы в подтверждение этих слов, определяющих темперамент Жида, на заданный незадолго до его смерти вопрос о наибольших удовольствиях, которые были в жизни, он ответил: «Арабские ночи», Библия, плотские удовольствия и Царство Господне...»
Андре Жид скончался в Париже 19 февраля 1951 года в возрасте 82 лет.
Имена Оскара Уайльда [3] и Андре Жида употребляются вместе не только для демонстрации их отличий, но и потому, что у них было много общего. Обычно Жида воспринимают как искателя сущности человеческой сексуальности: иначе говоря, все его работы вращались вокруг истинной сути самого себя. Уайльд же, наоборот, предпочитал маски, актерство и некую таинственность; он выражал собой социально-конструкционистский подход к пониманию человеческой сущности. Согласно этой концепции, человек — скорее каприз культуры, нежели плод природы. Тот факт, что в моей книге Жид стоит намного ниже Уайльда, вовсе не означает, что я тем самым смещаю центр тяжести в сторону тех представлений о гомосексуальной сущности, которые олицетворял Уайльд.
Это было бы по крайней мере неправильным. Дело просто в том, что Уайльд является чрезвычайно заметной и бросающейся в глаза фигурой в истории гомосексуализма, в то время как Жид — это тот самый рядовой солдат раннего этапа борьбы, без которого не было бы победы. Рядом с Жидом я поставил Марселя Пруста [31], который в первых десятилетиях нашего века осмелился назвать имя этой любви и тем самым навсегда изменил правила игры.
31. МАРСЕЛЬ ПРУСТ
[1871 – 1922]
Марсель Пруст родился 10 июля 1871 года в городе Отой во Франции. Его отец был респектабельным врачом, а мать происходила из зажиточной еврейской семьи. С девятилетнего возраста Пруст жестоко страдал от астмы. Счастливые дни, проведенные им в детстве в Йё и в Отое — эти города стали прототипами мифического Комбрэ из его нетленного шедевра, — закончились, и в дальнейшем он проводил каникулы с бабушкой на морских курортах в Нормандии.
В период с 1882 по 1889 год Пруст учился в лицее «Кондорсе» в Париже. Затем двухгодичная служба в армии и учеба в университете в Школе политических наук в Орлеане, где в 1893 году он получил ученую степень по юриспруденции, а в 1895 — по литературе. На него оказали влияние такие философы, как Анри Бергсон и Поль Дежарден, а также историк Альбер Соррель. После окончания университета он стал частым гостем в парижских салонах, совершив восхождение по социальной лестнице от буржуазных салонов мадам Страусе, мадам Обернон и мадам Лемэн до аристократической гостиной сиятельного графа Робера де Монтескье-Фезенака.
Пруст опубликовал свою первую книгу, сборник коротких рассказов под названием «Утехи и дни», в 1896 году. С 1895 по 1899 год он был увлечен написанием «Жана Сореля» и написал почти тысячу страниц этого романа, но через некоторое время окончательно забросил его. Ухудшившееся здоровье и участие в «деле Дрейфуса» стали причиной того, что Пруст разочаровался в ценностях высшего света и порвал с ним. Смерть отца в 1905 году и матери в 1908 году стали для него скорбными событиями, но он наконец получил финансовую независимость и смог сосредоточиться на главном труде своей жизни. В период между 1905 и 1908 годами он прорабатывал разные сюжетные схемы своего грандиозного замысла, но все их отверг. В январе 1909 года, когда он пил чай с черствым бисквитом, в его сознании вдруг мелькнула идея этого знаменитого опыта памяти, символизируемая madeleine cake — аллегорическим образом, легшим в основу романа «В поисках утраченного времени», — или, как это название много лет трактовалось в английском переводе, — «Воспоминания о прошедшем». В июле 1909 года Пруст начал свою усердную работу, и первый черновик был закончен в сентябре 1912 года. Он показал рукопись нескольким редакторам, включая Андре Жида [30], и все они отвергли ее, поэтому ему самому в 1913 году пришлось финансировать издание первого тома — «В сторону Свана». Он планировал выпустить два следующих тома, но началась первая мировая война и к тому же погиб его личный секретарь и водитель, любовник Альфред Агностелли — он разбился на аэроплане, который подарил ему Пруст.
В 1914 году Андре Жид пересмотрел свое решение и предложил Прусту опубликовать его работу. В 1919 году вышел второй том под названием «Под сенью девушек в цвету». Когда в конце того же года эта книга была удостоена престижной Гонкуровской премии, Пруст неожиданно для себя стал знаменитым. В течение следующих трех лет он опубликовал еще три части романа: «По направлению к Германтам» и части 1 и 2 «Содома и Гоморры».
В это же время Пруст активно участвовал в еще одном небезызвестном проекте — он финансировал гомосексуальный публичный дом, в котором была размещена доставшаяся ему по наследству от родителей мебель, а управляющим стал его юный друг Альбер ле Кузье. Пруст был частым гостем этого заведения, которое стало моделью S/M-борделя Жупьена в романе «В поисках утраченного времени». Биограф Пруста Джордж Пэйнтер с гомофобной снисходительностью так пишет об этом: «В этой содомской преисподней Пруст предавался своему пороку, который начался с любви к людям своего круга (Рейналдо [Ханн] и Люсьеи [Дадо]), затем продолжился платоническим влечением к людям, стоявшим на социальной лестнице выше его (Фенелон, Антуан Бибеско и другие), потом Пруст стал испытывать физическое влечение к людям, стоявшим на социальной лестнице ниже (Ульрих и Агостинелли) и, наконец, это выродилось в полное разочарование во всем и в совокупление в чистом виде с мужчинами-проститутками». Пэйнтер считает, что бичевание закованного в цепи барона де Шарлюса в выдуманном Прустом борделе Жюпьена — «это всего лишь простое описание пережитого самим Прустом мазохистского опыта» в заведении Альбера ле Кузье.
18 ноября 1922 года Марсель Пруст скончался от воспаления легких в своей обитой корковым дубом спальне, где он провел последние годы своей жизни, стремясь изолировать себя от парижского шума и грязи. Последние три тома его эпохальной работы в 3500 страниц — «Пленница», «Исчезновение Альбертины» и «Обретенное время» — вышли уже после его смерти.
В этом коротком очерке невозможно даже приблизиться к описанию этого сложного по замыслу и превосходно написанного произведения, в котором тонкие, извилистые нити эпизодов жизни Пруста искусно вплетены в гобелен художественного вымысла. «В поисках утраченного времени» — это, возможно, величайший роман двадцатого века; это размышления о природе времени, памяти, смысле человеческого существования. Вопреки расхожим мнениям, начав читать этот роман, уже невозможно остановиться.
Глубинная суть романа абсолютно неразрывно связана с темой гомосексуальности, которая на его страницах одновременно и воспевается и затеняется. Воспевается, поскольку во Вселенной Пруста большинство персонажей в итоге становятся гомосексуалами. Во второй части книги доминирует незабвенный барон де Шарлюс — этот святой—покровитель гомосексуалистов (образ частично был навеян Прусту его старинным другом Монтескье). Затеняется в той сюжетной ветви, которая стала известна как «стратегия Альбертины», посредством которой взятый из реальной жизни любовник Пруста Альфред в романе преображается в женщину по имени Альбертина для того, чтобы скрыть от окружающих сексуальную ориентацию Марселя, от лица которого ведется повествование (хотя по ходу сюжетных хитросплетений романа Альбертина, к большому несчастью «гетеросексуального» Марселя, становится лесбиянкой). Исключительно важными для разгоревшейся в начале нашего века дискуссии о гомосексуальности являются два фрагмента романа — оба из начала «Содома и Гоморры». Первый — это гротескное описание отношений «насекомое—опыляемый им цветок», рисующее влечение барона де Шарлюса к портному Жупьену. Здесь явно чувствуется сарказм по поводу превалировавшей тогда «научной» модели гомосексуализма. Второй — более революционный — пространный, страстный панегирик гомосексуальной «расе», расе, история которой, согласно Прусту, имеет много общего с историей еврейского народа:
«Раса, над которой повисло проклятие и которая вынуждена жить во лжи и вероломстве, поскольку знает, что ее желание — то, что составляет для нее величайшее наслаждение в жизни, — является наказуемым, позорным, недопустимым... Влюбленные, которые почти отвергали саму возможность своей любви — любви, которая была для них единственной надеждой вынести так много опасностей и столь долгое одиночество... Они постоянно рискуют честью, их свобода временная — существует лишь до тех пор, пока они не будут разоблачены; их положение в обществе нестабильно, как у поэта, вначале обласканного в каждой гостиной и срывающего гром аплодисментов в каждом лондонском театральном представлении, а затем гонимого отовсюду, не могущего найти приют... это общество масонов, но имеющее гораздо более развитую структуру, более эффективно действующее и менее «засвеченное», чем ложи настоящих Свободных Каменщиков, так как опирается это сообщество на схожесть вкусов, потребностей, привычек; им грозят одни и те же опасности, они вынуждены постигать одни и те же жизненные премудрости, они говорят на понятном лишь им языке, и любой член этого сообщества всегда способен сразу же узнать другого, даже не будучи с ним знакомым... это нечестивая часть человеческого рода, но она играет в нем важную роль, то не афишируя свое существование, то выставляя себя напоказ — нагло, дерзко и раскрепощенно, появляясь там, где их меньше всего ожидали увидеть, имея повсеместно своих сторонников: среди простых людей, в армии, в церкви, в тюрьме, на монаршем троне...»
Влиятельность Пруста обусловлена тем, что он стал первым современным писателем, выразившим гомосексуальность в литературной форме. Его сложный анализ гомосексуальных персонажей своих романов дал новый толчок дискуссии о предмете в отрыве от его бывшего в моде медицинского толкования. Будучи геем, пишущим о жизни геев, Пруст создал и представил на суд читателей гораздо более подробный портрет гомосексуальности, чем это мог бы сделать любой психотерапевт или ранние апологеты движения гомосексуалов за свои права. Более того, его обсуждение гомосексуальности привлекло к этому предмету широкую аудиторию и стало гарантией того, что отныне были сняты все табу с темы, которая до этого была покрыта молчанием. Наряду с творчеством Андре Жида работа Пруста утвердила статус гомосексуальной темы в мире современной литературы.
32. МИШЕЛЬ ФУКО
[1926 - 1984]
Мишель Фуко родился 15 октября 1926 года в Пуатье во Франции. Отец его был известным в округе хирургом, которому хотелось, чтобы сын пошел по его стопам. Когда же выяснилось, что юный Фуко — задумчивый, замкнутый ребенок с наклонностями малолетнего преступника, отец направил его на учебу в колледж Святого Станислава. Это была католическая школа, известная своей строгой дисциплиной и порядком. В школе максимально проявились способности Фуко-студента, и после окончания колледжа Святого Станислава юноша поступил в престижный парижский лицей Анри Четвертого. В 1946 году его приняли в Педагогический институт, причем Фуко стал четвертым среди сильнейших абитуриентов. Изучая философию с признанным мэтром Морисом Марло-Понти, юный Фуко продемонстрировал удивительный интеллект. В 1948 году юноше присвоили звание лицензиата кафедры философии, в 1950 году — кафедры психологии, а в 1952 году Фуко получил диплом кафедры психотерапии.
С 1954 по 1958 годы Фуко преподавал французский в университете Упсала в Швеции, затем провел год в университете Варшавы, следующий год — в университете Гамбурга. В 1960 году Фуко вернулся во Францию и стал выполнять обязанности декана факультета философии в университете Клермон-Феррар. В этот же год был опубликован блистательный труд Фуко «Сумасшествие и цивилизация», где утверждались, чти «сумасшествие» в привычном понимании, а также скрупулезные и путаные различия, проводимые между этим понятием и «здравомыслием», представляют собой не более как стереотип века рассудочного и скептического. За эту книгу Фуко присвоили докторскую степень.
В тот же год Фуко встретился со студентом факультета философии Даниэлем Дефером, который был на десять лет моложе его. Политическая активность Дефера оказала серьезное влияние на становление Фуко. Вот как в 1981 году он отзывался об этих взаимоотношениях в своем интервью: «Восемнадцать лет своей жизни я прожил в состоянии страстного влечения к одному человеку. В какой-то момент эта страстность переросла в любовь. Но, по правде говоря, состояние страстной увлеченности мы переживали вместе».
Вторая значительная работа Фуко «Порядок вещей» представляла собой сопоставительный анализ развития экономики, естественных наук и лингвистики в XVIII и XIX веках и вышла в свет в 1966 году. Неожиданно книга .принесла Фуко успех во Франции, и его имя было на слуху, по крайней мере в среде интеллектуалов. Особенно часто цитировали скандальное высказывание в конце книги о том, что «человек», последняя противоречивая формация, которая стала возможна лишь в результате произошедших за последние 150 лет коренных изменений в систематизации знаний, приближается к своему концу: недалек тот день, когда его «сотрут, как портрет, нарисованный на песке у берега моря». Если интеллектуальный предшественник Фуко Фридрих Ницше провозгласил смерть Бога, то Фуко предрек смерть человека.
Когда Даниэль Дефер отправился добровольно на службу в Тунис, Фуко последовал за ним и пробыл в стране с 1966 по 1968 год, где занимался преподавательской деятельностью (и пристрастился к наркотикам). Вдвоем они вернулись в Париж: Фуко — возглавить кафедру философии парижского университета в Винсенне, а Дефер — преподавать социологию. Это произошло вскоре после того, как студенческие волнения в мае 1968 года достигли своего апогея. Беспорядки произвели на Фуко неизгладимое впечатление. В том же году наряду с другими интеллектуалами он принял участие в создании GIP — Группы информации о положении в тюрьмах. Эта организация старалась предоставить заключенным возможность рассказывать о проблемах, с которыми они сталкиваются в тюрьмах.
В 1969 году появилась работа «Археология знаний». В 1970 году Фуко был принят на конкурсной основе в Коллеж де Франс, самый известный в стране институт исследований и обучения, на должность профессора истории систем мышления. В 1975 году публикуется работа «Дисциплина и наказание: как появились тюрьмы», возможно, самая значительная из его книг. Последние десять лет жизни Фуко посвятил работе «История сексуальности» — монументальному, но не завершенному труду. Том I «Введение» вышел в 1976 году, вызвав массу споров, второй и третий тома — «Как получить наслаждение» и «Забота о себе самом» — появились в 1984 году незадолго до его смерти.
Работа в Сан-Франциско в 1975 году, когда Фуко преподавал в университете штата Калифорния в Беркли, стала поворотным пунктом в его становлении. Он был поражен сексуальной раскрепощенностью геев, особенно это проявлялось в банях, чему он был свидетелем. «Я полагаю, — писал он, — что крайне важно, чтобы сексуальные устремления могли реализовываться так же, как это происходит в банях. Вы встречаете там мужчин, которые имеют к вам такое же отношение, как и вы к ним: у вас нет ничего кроме тела, и посредством различных вариаций вы можете достигать наслаждения. Вы раскрепощаетесь внешне, вы не тяготитесь прошлым, вы свободно самовыражаетесь».
«Ограниченный опыт» типа S/M представлял для Фуко особый интерес. По этому поводу он высказывался так: «Я не думаю, что это направление сексуальных отправлений сродни выявлению и изучению наклонностей S/M в недрах нашего подсознания. Я считаю, что S/M выходит за эти узкие рамки; на самом деле это создание новых возможностей получать наслаждение, о которых люди прежде и не догадывались». В течение нескольких последующих лет он снова и снова возвращался в Сан-Франциско, последний раз приехав сюда в 1983 году, когда в банях вовсю бушевал СПИД, а сам он был болен (хотя, вероятно, и не догадывался об этом).
Спустя десять лет со дня смерти Мишеля Фуко его идеи об эволюции западной цивилизации за последние три столетия по-прежнему имеют огромное значение. Вряд ли кому-либо за последнее десятилетие удавалось столь фундаментально и обоснованно изложить научную мысль. Его влияние на сознание геев было велико, особенно после выхода первого тома «Истории сексуальности». Здесь он выразил свои взгляды, известные как теория социальной конструкции: под сексуальностью понимается не «естественное» и непосредственное проявление, а некая культурная модель, содержание которой существенно меняется в зависимости от времени и места. Он утверждал, что современный гомосексуалист и гетеросексуал — изобретение сравнительно недавнего прошлого. До XVIII века не было ни гомосексуалистов (ни соответственно гетеросексуалов). Были только гомосексуальные (или содомические) и гетеросексуальные акты. Лишь в XVIII и XIX веках у этих актов стали появляться отличительные черты. «По определению старинных гражданских или канонических кодексов, — пишет автор в одном известном отрывке, — содомия была отнесена к категории запрещенных актов; виновный в совершении этих актов являлся лишь юридическим субъектом таких актов. Гомосексуалист XIX века — это типаж, прошлое, история болезни и детство, а также вид жизни, форма жизни, язык, бесстыжее тело и, похоже, непостижимая физиология... Прежде содомия считалась временным отклонением; теперь гомосексуалист стал видом». Иными словами, сексуальность, которую нам хотелось бы считать основой нашей самобытности, составляющей нашего существования, истинной сутью нашей природы, — одно из самых дорогих нашему сердцу базовых представлений — оказалась всего-навсего исторической конфигурацией, которую мы даже четко себе не представляем, потому как тщательно обосновались внутри. Изучая силу, которая организует нашу сексуальность с точки зрения медицины, психиатрии, религии и закона, и сдерживающие факторы этой силы, Фуко предложил эту тему к обсуждению таким образом, чтобы в нем смогли участвовать все, будь то начинающий ученый, занимающийся изучением этой проблемы, или работающий на улице активист движения против СПИДа. В последние годы жизни революционная мысль Фуко работала в направлении, которое он называл «утрированная и пессимистичная активность». Едва ли приходится сомневаться в том, что влияние этих идей будет неуклонно возрастать.
Мишель Фуко умер 23 июня 1984 года из-за осложнений, вызванных СПИДом, в Париже.
Неизвестно, знал ли он вообще о том, что у него СПИД, поскольку распространение болезни в то время только начиналось. Последние дни жизни Фуко запечатлены в романе «Другу, не спасшему мне жизнь», который никого не оставляет равнодушным. Книга вышла в 1990 году, автор — молодой приятель Фуко Ерве Гибер — избрал для своего произведения несколько завуалированную форму.
Место Фуко определено в этой книге рядом с Энди Уорхэлом [33] и Джоном Кейджем [34]. Что и говорить, каждый из них сделал революцию в своей области. Представив Фуко первым из этих трех выдающихся деятелей, я лишь продемонстрировал свое понимание того, что его труд в большей степени имеет отношение — на самом деле самое непосредственное отношение — к современным вопросам сексуальной ориентации геев и лесбиянок.
33. ЭНДИ УОРХЭЛ
[1928 - 1987]
Анджей Вархола, а именно так звучит его настоящее имя, родился 6 августа 1928 года в Форест-Сити, штат Пенсильвания. Его родители эмигрировали из Чехословакии, отец работал шахтером на угольной шахте. О жизни юного Энди известно крайне мало. В 1949 году Уорхэл закончил в Питсбурге Технологический институт Карнеги, получив диплом художника-дизайнера. Переехав в Нью-Йорк, Энди изменил свою фамилию на Уорхэл и стал работать художником-оформителем в магазинах модной одежды «Тиффани и Ко.», «Бонвит Теллер», а также в журналах «Воуг» и «Глэмор». К середине 50-х годов работа в рекламе принесла успех, благодаря которому стала возможной покупка дома в центре Манхэттена. Тем не менее удовлетворенности Уорхэл не испытывал, и он начал рисовать. В 1960 году он нарисовал серию картинок на основе комиксов «Супермен» и «Утенок Трейси», однако едва ли это можно назвать успехом. Лишь в 1962 году на выставке рисунков для консервированных супов фирмы «Кэмпбелл», проходившей в Лос-Анджелесе, о работах Энди заговорили как о сенсации. Начало было положено. Уорхэл был в центре движения поп-арт, куда входили такие художники, как Рой Лихтенштейн, Роберт Раушенберг и Джаспер Джонс (эта пара поддерживала любовные отношения в течение шести лет).
В 1962 году краска на консервные банки по-прежнему наносилась мазками. Однако уже к 1963 году Уорхэл стал использовать шелкографию, и с этих пор большинство его работ выполнялось именно в этой манере. Совершенно безликие, приспособленные к массовому производству, шелковые оттиски идеально подходили для данных целей. Искусствовед Роберт Хьюз писал: «Разрисовывать консервную банку само по себе не значит заниматься настоящим искусством. Но подлинным в Уорхэле остается то, что уровень производства супа в консервной банке он поднял до уровня создания картин, придав им характер массового производства, — потребительское искусство имитирует процесс, а также облик потребительской культуры».
Подчеркивая упомянутый аспект массового производства, Уорхэл стал называть свою студию «Фабрикой». В середине шестидесятых годов «Фабрика» превратилась в место встреч всякого рода талантливых и незаурядных личностей, таких, как ди Седжуик, Холли Вудлон, Вива и Ультравайолет. Рисунки выпускались совместно группой единомышленников под руководством Уорхэла.
В этот же период Уорхэл стал снимать фильмы — или вернее было бы назвать их антифильмами — бессодержательные хвалебные гимны скуке и эротике, которые подчас тянулись ни много ни мало по двадцать пять часов. Сюда относятся «Ешь», «Blowjob» («Реактивный самолет»), «My Hustler» («Мой заводной жулик»), «Девушки из Челси», «Blue Movie» («Скучный эротичный фильм»).
5 июня 1968 года агрессивно настроенный ученик Уорхэла по имени Валери Соланас выстрелил в художника, серьезно ранив его. На выздоровление ушел год, но Уорхэл так до конца и не оправился от ран. («После выстрела я как во сне. Ничего не понимаю. Не пойму, жив я или умер».) Оставив своих неуемных приверженцев, в 1970 году Уорхэл стал приобщаться к миру знаменитостей. Начался самый продолжительный период его творчества, когда на шелковых оттисках появились ослепительные портреты Мэрилин Монро, Лайзы Минелли, Джимми Картера и председателя Мао. Уорхэл также сотрудничал с режиссером Полем Моррисеем в фильмах «Дрянь» и «Одинокие ковбои». В главной роли снимался великолепный, сексуально привлекательный Джо Д'Аллесандро. Эти фильмы претендуют на большую утонченность по сравнению с теми, что Уорхэл снял в 1960 году самостоятельно.
В 80-е годы Уорхэл стал брать больше коммерческих заказов и заказов на рекламу. UH также подружился с начинающими художниками Кейтом Харингом и Жаном-Мишелем Баскиа и стал их наставником. Уорхэл был человеком-загадкой. Тихий, скромный, он не скрывал своей сексуальной ориентации, хотя и признавал, что предпочитает участию наблюдение или чтение о сексе: «Любовные фантазии гораздо лучше любви плотской, — утверждал он. — Никогда не заниматься этим — очень увлекательное занятие». Он любил окружать себя толпой шумных почитателей, однако всегда производил впечатление человека одинокого. Терпеть не мог давать интервью, иногда спрашивал у интервьюирующих, что они хотели бы от него услышать, и разрешал опубликовать сказанное. Свой внутренний мир он скрывал за тщательно возведенным фасадом, таким же студийно безликим и демонстративно банальным, как и его искусство. Нередко он отправлял похожего на себя знакомого читать лекции от своего имени.
На следующий день после несложной операции по удалению желчного пузыря, 22 февраля 1987 года, Уорхэл умер во сне от сердечного приступа в Медицинском центре Корнуэлл на Манхэттене. Энди Уорхэл был, без сомнения, видным художником своего поколения. Он был бесконечно влюблен в современную культуру со всей ее банальностью и откровенным потребительством. Он был увлечен идеей искусства и бизнеса, замечая при этом, что «успех в бизнесе — самый интересный вид искусства». Искусствовед Джон Расселл писал об Уорхэле, что он «все переворачивал с ног на голову и выворачивал наизнанку, и это у него получалось. По его картинам не скажешь, что они нарисованы рукой человека, не говоря уж о традиционных приемах. Его скульптура напоминала коробки, которые принес посыльный парнишка. Он снимал кинофильмы, где практически не было движения... Что до художественного своеобразия работ, то он просто не думал об этом... Что до признания, которое, как правило, венчает высокое искусство в случае успеха, то он также не придавал этому значения и говорил, что хотел бы, чтобы минут на пятнадцать каждый человек в мире стал знаменитым».
Во многом достижения Уорхэла в изобразительном искусстве аналогичны успехам Джона Кейджа [34] в музыке: оба они перевернули наши основные представления об искусстве: Уорхэл тем, что довел самые тривиальные образы до уровня «искусства», Кейдж тем, что расширил рамки музыки, используя все виды шума и даже тишину. Но может быть, именно их гомосексуальность, их постоянное положение изгоев как раз и позволили им задаваться столь важными и имеющими столь серьезные последствия вопросами, затрагивающими самую суть искусства?