Р.никсон: советско-американские отношения в 70-х годах 279

Личное положение Никсона, сказал мне сенатор Фулбрайт, резко ухудшилось после его распоряжения отправить в отставку специального прокурора по „уотергейтскому делу" Кокса и министра юстиции Ричардсона, поскольку многие считали, что президент пытался таким образом скрыть допущенные им серьезные нарушения американских законов. Сенатор заметил, что Никсон в последнее время постоянно находится в крайне нервозном состоянии из-за беспрецедентных нападок на него средств массовой информации. Фулбрайт был убежден, что и недавняя акция Белого дома по объявлению повышенной боевой готовности вооружен­ных сил явилась импульсивной реакцией президента, а не результа­том серьезно обдуманного шага.

Брежнев подбадривает Никсона

На Брежнева (которому свойственны были порывы сентименталь­ности) произвели впечатление откровенные высказывания Никсона в бе­седе со мной по поводу переживаемых им трудностей и доверитель­ный тон этих высказываний. Он послал (10 ноября) личное письмо Ник­сону, которое заканчивалось следующими словами: „Хотелось, как гово­рят, по-человечески пожелать Вам энергии и успеха в преодолении всякого рода сложностей, причины которых на расстоянии не так-то легко уяснить. По понятным причинам наши пожелания успеха относятся, прежде всего, к области развития советско-американских отношений. Наша готовность идти вперед по пути решительного улучшения советско-американских отношений не уменьшилась в результате событий на Ближ­нем Востоке".

Через четыре дня президент, опять же наедине, сказал мне, что он самым внимательным образом ознакомился с последним письмом Брежнева. Он готовит свой ответ, но хотел бы сейчас без каких-либо формальностей поблагодарить Генерального секретаря за то, что он, пожалуй, единствен­ный из руководителей всех других государств, включая и союзные США страны, нашел простые человеческие слова, чтобы подбодрить в связи с теми трудностями, которые ему сейчас приходится преодолевать в собствен­ной стране.

Я прошу передать Генеральному секретарю, сказал он, что такое не скоро забывается и что я полон решимости, несмотря на некоторые наши недавние размолвки и упорную оппозицию определенных внутренних и внешних сил, идти по пути развития и укрепления советско-американских отношений.

В тот день президент был как будто в неплохом настроении, но выглядел он все, же очень усталым: продолжавшаяся шумиха вокруг „уотергейтского дела" давала о себе знать.

Тем временем новым вице-президентом США стал Форд, которого выдвинул на этот пост Никсон вместо ушедшего в отставку Агню. В начале декабря я передал Форду поздравления советского руководства по этому случаю.

Поблагодарив, Форд сказал, что в ближайшее время будет по поручению президента в основном заниматься внутренними делами, он всегда интере­совался внешней политикой и надеется, что сможет внести свой вклад в развитие Советско-американских отношений.

СУГУБО
280 ДОВЕРИТЕЛЬНО

Необычные откровения Никсона

13 декабря Никсон опять пригласил меня в Белый дом для беседы один на один. Встреча носила необычный характер как по содержанию, так и по форме. Высказывания президента на этот раз, особенно по некоторым внутренним аспектам, были порой весьма откровенными.

Вначале он заявил, что придает большое значение дальнейшему развитию событий на „беспокойном" Ближнем Востоке и в этой связи перспективам работы открывающейся вскоре в Женеве мирной конфе­ренции по Ближнему Востоку*. Президент сказал, что в последние дни он много размышлял над складывающейся ситуацией как в международном, так и внутреннем плане, поскольку Израиль и поддерживающие его силы внутри США весьма влиятельны и это сказывается на американской политической жизни.

Затем президент довольно неожиданно для меня весьма критически оце­нил политику Израиля, который, по существу, не хочет прекращения войны. Израиль и произраильские круги в США, сказал он, стремятся не допустить улучшения советско-американских отношений; они видят благо в постоянной конфронтации между СССР и США. Никсон заметил, что пришел к таким выводам совсем недавно, ибо вначале даже не допускал мысли, что у Израиля могут быть такие далеко идущие цели.

Никсон говорил, что весьма влиятельное еврейское лобби в США поощряет „упрямство Израиля" в отношении ближневосточного урегу­лирования и оказывает тем или иным способом влияние на американскую внешнюю политику. В результате как-то незаметно возникла ситуация, когда США из-за Израиля конфликтовали почти со всем миром: с арабами, с СССР, а теперь и почти со всеми своими союзниками - Западной Европой и Японией.

В этом одна из причин моей .решимости добиваться урегулирования на Ближнем Востоке, продолжал президент. Знаю, что немало придется повозиться с Израилем и его сторонниками. Но я готов идти по этому пути; я немало сделал для Израиля, поскольку считал и считаю, что он, как малое государство, находится в большом враждебном окружении и ему нужна помощь. Однако я ничем не обязан американским евреям, они всегда в своем большинстве голосовали против меня. Поэтому я могу позволить себе сейчас занять более уравновешенную позицию на предстоящих переговорах.

Из дальнейших слов Никсона было видно, что его сильно „допекала" рез­ко враждебная кампания, ведущаяся против него лично в связи с „уотергейтом" многими средствами массовой информации, в которых, сказал он, имели сильное влияние те же еврейские круги. „Есть все же нормы поря­дочности и элементарной благодарности, которые нельзя переступать", -подчеркнул Никсон.

Весьма любопытна и реплика президента в отношении Киссинджера. Он воздал должное его уму и заслугам, отметив, что для нынешних ближневос­точных переговоров немаловажным является то, что, в силу своей нацио­нальности, Киссинджер менее подвержен нападкам со стороны еврейской

Эта конференция открылась 17 декабря. Вначале в ее работе приняли участие Громыко, Киссинджер, другие министры иностранных дел. Хотя конференция продолжалась недолго и без видимых результатов, ее значение состояло в том, что впервые удалось свести за одним столом переговоров арабов и израильтян.

Р.НИКСОН:
СОВЕТСКО-АМЕРИКАНСКИЕ ОТНОШЕНИЯ В 70-х ГОДАХ 281

общины в США. Вместе с тем Никсон заметил, что госсекретарь нет-нет да и отдает заметную дань тем или иным националистическим устремлениям Израиля. Приходилось и его нередко подправлять, хотя в целом Киссинджер действовал „в правильном направлении".

Президент сказал, что он подумывает об откровенном обращении к нации, полагая, что это могло бы привести к определенному повороту настроений в основной массе американского народа, с чем вынуждены будут считаться и Израиль, и его лобби здесь (Никсон так и не решился осущест­вить это намерение).

Затронул он и наши двусторонние отношения и вновь пожаловался, что еврейское лобби препятствует усилиям правительства предоставить СССР режим наибольшего благоприятствования в торговле. В заключение он просил передать Брежневу, чтобы тот не верил шумихе в американской прессе о его отставке или импичменте. „Я остаюсь в Белом доме до конца своего срока. Я человек упрямый и на ветер слов не бросаю".

Никсон просил передать также, что в области американо-китайских отношений - после их беседы в Сан-Клементе - ничего сенсационного не произошло. „Я хорошо помню энергичные высказывания тогда Генераль­ного секретаря и могу еще раз заверить его в том, что пока я президент США, в отношениях с Китаем не будет сделано ничего, что могло бы повредить или охладить советско-американские отношения".

О нашем разговоре президент просил информировать только Брежнева.

Надо сказать, что поразившая меня в устах Никсона резкая критика политики Израиля, судя по всему, не была лишь минутным всплеском эмоций президента. Это мнение, видимо, все больше укреплялось в его сознании, хотя по внутриполитическим причинам оно и не находило отражение в его публичных выступлениях.

Весьма показателен в этой связи и такой эпизод. Вечером 6 августа 1974 года, когда Никсон в крайне нервной обстановке уже принял решение о своей отставке, но до официального ухода с поста президента оставались еще полтора дня, в числе последних распоряжений Никсона, как отмечал Киссинджер в своих мемуарах, было неожиданное решение, касавшееся Израиля. Удивительно, что в такое время он вообще вспомнил просьбу израильского правительства о долгосрочной помощи США в виде военных поставок.

Никсон сказал Киссинджеру, что он не одобряет такую просьбу, более того, прекратит все военные поставки Израилю, пока последний не согласится на всесторонний мир. Никсон выразил сожаление, что не сделал это раньше. Однако он сделает это сейчас, и его преемник в Белом доме только будет благодарен ему за это. Никсон предложил Киссинджеру подготовить соответствующий документ. Но в суматохе, которая царила последние два дня в Белом доме, Никсон так и не затребовал этот документ.

26 декабря я вновь посетил президента Никсона. Наши встречи с ним стали почти регулярными. В беседе наедине передал ему от Брежнева устное сообщение в ответ на его высказывания в последней беседе со мной.

Брежнев, прежде всего, благодарил Никсона „за откровенность и прямоту, которые абсолютно необходимы в общении между нами". Он далее подчеркивал, что многое, сказанное президентом о положении на Ближнем Востоке и позиции Израиля, совпадает с мнением советского руководства и что обеим странам надо совместно искать решение проблемы, чтобы не допустить нового военного конфликта.

СУГУБО 282 ДОВЕРИТЕЛЬНО

Брежнев отмечал также, что мысль президента о ключевом значении советско-американских отношений для судеб мира руководством СССР вос­принимается только положительно так же, как и изложенная им позиция в вопросе об отношениях США с Китаем.

Послание заканчивалось следующей фразой: „Несколько слов о Ваших высказываниях, г-н президент, относительно Ваших намерений в связи с некоторыми моментами внутриполитической ситуации в США. Благодарю Вас за сообщение о Вашем твердом намерении оставаться там, где Вы есть".

В ответ Никсон заявил, что, как президент США, в оставшиеся три с половиной года у власти он сделает все, чтобы „курс, выработанный на двух встречах на высшем уровне, остался неизменным".

Верно, продолжал он, сейчас в США много критиков и противников этого курса. Тут и произраильские организации, многие средства массовой информации, так называемые либералы, оппозиция в конгрессе и прочие круги. У всех у них разные цели, но сейчас они действуют как коалиция, организующая наступление на проводимый мною курс. Парадоксальность ситуации в том, что многие из них в свое время выступали против „холодной войны", за улучшение отношений с СССР. То же относится и к нашим западноевропейским союзникам, которые раньше всячески уговаривали США вести дела с Москвой таким образом, чтобы снизить риск советско-американской конфронтации, особенно ядерной. Однако, когда сейчас это в значительной степени достигнуто, они сделали поворот на 180 градусов и начинают критиковать Белый дом „за сговор с русскими", за попытки уста­новить „гегемонию двух сверхдержав".

В заключение президент сказал: „Я знаю истинные настроения американ­ского народа, который, невзирая на шумиху определенных кругов, хочет мирных и дружественных отношений с советским народом. Это придает мне силу и решимость идти избранным курсом в области советско-американских отношений".

О содержании наших двух последних бесед с ним Никсон, насколько я знаю, не информировал никого из своего окружения. Нет об этом упоми­нания и в его мемуарах.

Надо признать, что весь этот конфиденциальный диалог между Никсо­ном и Брежневым был уникальным в советско-американских отношениях.

8. 1974 ГОД:

КРИЗИС ИНСТИТУТА ПРЕЗИДЕНТСКОЙ ВЛАСТИ. НИКСОН УХОДИТ В ОТСТАВКУ

1974 год вошел в американскую историю как период одного из самых глубоких по своим масштабам и последствиям внутриполитических кри­зисов, когда-либо пережитых этой страной, а также, как год важных внешнеполитических событий, заставивших США серьезно заняться ана­лизом перспектив своей внешней политики на предстоящие годы. Усилился