Питу-географ

В то время как Питу пережевывал сладости и пил воду, размышляя о своем, тетушка Коломба опередила его и зашла на почту.

Но Питу нимало не обеспокоился. Почта находилась напротив Новой улицы, небольшой улочки, выходившей в ту часть парка, где проходила аллея Влюбленных, связанная с нежными для Питу воспоминаниями; он мог бы в несколько прыжков нагнать тетушку Коломбу.

Он поднялся на крыльцо в тот самый момент, как тетушка Коломба выходила с почты с пачкой писем в руке.

Среди всех этих писем было одно в изящном конверте, кокетливо запечатанное воском.

Письмо это было адресовано Катрин Бийо. Очевидно, именно этого письма и ждала Катрин. Как и было условленно, г-жа Коломба вручила письмо покупателю леденцов, и он в ту же минуту поспешил в Писле, обрадованный и в то же время опечаленный: он был рад оттого, что осчастливит Катрин, а печален потому, что источник счастья девушки на его вкус был слишком горек.

Но Питу был удивительный человек: несмотря на испытываемую им горечь, он так торопился доставить это проклятое письмо, что с шага постепенно перешел на рысь, а с рыси — в галоп.

В пятидесяти шагах от фермы он внезапно остановился, разумно полагая, что если он прибежит вот так, запыхавшись и в поту, папаша Бийо может заподозрить неладное, а он и так уже, казалось, вступил на скользкий и тернистый путь недоверчивости.

Итак, молодой человек решил пожертвовать несколькими минутами ради того, чтобы остаток пути пройти не спеша. Он важно зашагал к дому.

Вдруг, проходя мимо комнаты юной больной, он заметил, что сиделка, желая, по-видимому, проветрить комнату, приотворила окно.

Питу сначала просунул в щель нос, потом заглянул… Это все, что он мог сделать: ему мешала оконная задвижка.

Однако он мог заметить, что Катрин проснулась и ожидала его возвращения, а Катрин увидела Питу, подававшего ей таинственные знаки.

— Письмо!.. — пролепетала девушка. — Письмо!

— Тише!.. — предостерег Питу.

Оглянувшись, будто браконьер, вознамерившийся сбить со следа всех смотрителей королевского охотничьего округа, он, убедившись в том, что его никто не видит, бросил письмо в щель, да так ловко, что оно угодило как раз в ямку, приготовленную девушкой под подушкой.

Не дожидаясь благодарности, которая не замедлила бы последовать за его жестом, он отступил от окна и пошел к двери. На пороге он увидел Бийо.

Если бы не выступ в стене, фермер увидел бы, что произошло, и одному Богу известно, что из этого вышло бы, принимая во внимание расположение духа; в котором он в это время находился.

Питу не ожидал, что нос к носу столкнется с фермером, и почувствовал, как заливается краской до ушей.

— Ох, господин Бийо, — пробормотал он, — признаться, вы меня здорово напугали!..

— Испугал тебя, Питу? Капитана Национальной гвардии!.. Того, кто взял Бастилию!.. Испугал?!.

— Что же в этом удивительного? — отвечал Питу. — Бывает и такое, особенно когда не ожидаешь…

— Ну да… — кивнул Бийо, — когда ждешь, что встретишься с девицей, и вдруг видишь перед собой ее отца, верно?..

— Нет, господин Бийо, вот тут вы не правы! — возразил Питу. — Я не ожидал встретить мадмуазель Катрин. Нет! Несмотря на то, что она пошла на поправку, чему я от всей души рад, она еще слишком слаба, чтобы подняться на ноги.

— И тебе нечего ей сказать?

— Кому?

— Катрин…

— Ну почему же нечего… Я должен передать ей от доктора Рейналя, что все идет хорошо и что он зайдет днем; впрочем, передать ей это может кто угодно, не обязательно делать это мне.

— Ты, должно быть, проголодался, да?

— Проголодался?.. — переспросил Питу. — Да нет…

— Как!? Ты не голоден? — вскричал фермер. Питу понял, что совершил оплошность. Чтобы Питу в восемь часов утра не хотел есть?! Это противоречило закону природы.

— Конечно, я голоден! — спохватился он.

— Ну так ступай поешь. Работники как раз сели завтракать; они, должно быть, оставили тебе место.

Питу вошел в дом, Бийо провожал его взглядом, хотя его добродушие почти одержало верх над подозрительностью. Он увидел, как Питу сел во главе стола и набросился на хлеб с салом, словно не ел до этого ни пряников, ни леденцов, словно не пил воды.

Правда, желудок Питу к тому времени был уже, по всей вероятности, снова пуст.

Питу не умел делать несколько дел разом, но уж если за что-нибудь брался, то действовал основательно. Выполняя поручение Катрин, он сделал все, что от него зависело. Получив от Бийо приглашение позавтракать, он от души взялся и за это дело.

Бийо продолжал за ним наблюдать; видя, что Питу не поднимает глаз от тарелки, что он занялся стоявшей перед ним бутылкой сидра, что ни разу он не взглянул на дверь в комнату Катрин, фермер в конце концов поверил, что единственной целью предпринятого Питу похода в Виллер-Котре была та, о которой он объявил.

Когда завтрак Питу подходил к концу, дверь в комнату Катрин отворилась и на пороге появилась г-жа Клеман со смиренной улыбкой на устах, свойственной всем сиделкам: она вышла, чтобы выпить чашку кофе.

Само собой разумеется, это был не первый ее выход: в шесть часов утра, то есть спустя четверть часа после ухода Питу, она появилась на кухне и попросила стаканчик водки — единственное, как она говорила, средство, способное поддержать ее после бессонной ночи.

При виде сиделки г-жа Бийо поспешила ей навстречу, а Бийо зашел в дом. Оба они стали ее расспрашивать о здоровье Катрин.

— Все хорошо, — отвечала г-жа Клеман, — правда, мне показалось, что сейчас мадмуазель Катрин опять стала бредить.

— Как бредить?.. — удивился папаша Бийо. — Неужели опять начинается?..

— Боже правый! Бедная моя девочка! — прошептала г-жа Бийо.

Питу поднял голову и прислушался.

— Да, — продолжала г-жа Клеман, — она говорит о каком-то Турине, о какой-то Сардинии и зовет Питу, чтобы он ей объяснил, где они находятся.

— Я готов!.. — воскликнул Питу, допив сидр и вытирая рукавом рот.

Папаша Бийо остановил его взглядом.

–..Если, конечно, господин Бийо ничего не имеет против того, чтобы я давал мадмуазель Катрин объяснения… — поторопился прибавить Питу.

— Почему же нет? — вмешалась тетушка Бийо. — Раз бедняжка тебя зовет, ступай к ней, мой мальчик. К тому же доктор Рейналь сказал, что из тебя выйдет толковый врач.

— Ну еще бы! — наивно проговорил Питу. — Спросите у госпожи Клеман, как мы нынче ночью ухаживали за мадмуазель Катрин… Госпожа Клеман ни на минуту не сомкнула глаз, да и я тоже.

Это был ловкий ход по отношению к сиделке. Она недурно вздремнула с двенадцати часов ночи до шести утра, и утверждать, что она не сомкнула глаз, значило приобрести в ее лице друга и даже возможную сообщницу.

— Ладно, — кивнул папаша Бийо. — Раз Катрин тебя зовет, ступай к ней. Может, и мы с матерью дождемся такого времени, когда она нас позовет.

Питу инстинктивно чувствовал приближение бури. Подобно пастуху, он был готов встретить непогоду, если она застанет его в поле, но если удастся, был не прочь спрятаться от нее в укрытии.

Для Питу таким укрытием был Арамон.

В Арамоне он был королем. Да что там королем!.. Более чем королем: он командовал Национальной гвардией! В Арамоне он был Лафайетом!

И его обязанности уже давно призывали его в Арамон.

Он дал себе слово, что как только он сделает все необходимое для Катрин, он немедленно вернется в Арамон.

Приняв такое решение, а также получив разрешение г-на Бийо и мысленное благословение г-жи Бийо, он вошел в комнату больной.

Катрин ожидала его с нетерпением; судя по лихорадочному блеску ее глаз и яркому румянцу, можно было подумать, что, как и предупреждала г-жа Клеман, она была не в себе.

Едва Питу притворил за собой дверь, как Катрин, узнав его походку, — что было нетрудно, ведь она ожидала его прихода уже около полутора часов, — торопливо повернула в его сторону голову и протянула ему обе руки.

— А-а, вот и ты, Питу! — вымолвила девушка. — Как ты долго!..

— Это не моя вина, мадмуазель, — заметил Питу. — Меня задержал ваш отец.

— Отец?

— Да… Верно, он о чем-то догадывается. Да и я сам не стал торопиться, — со вздохом прибавил Питу, — я знал, что у вас есть то, о чем вы мечтали.

— Да, Питу… да, — опустив глаза долу, пролепетала девушка, — да… спасибо.

Потом еще тише она проговорила:

— Какой ты хороший, Питу! Я тебя очень люблю!

— Вы так добры, мадмуазель Катрин, — отвечал готовый расплакаться Питу, чувствуя, что ее дружеское расположение к нему — лишь отзвук ее любви к другому; как бы наивен ни был славный малый, он чувствовал в глубине души унижение оттого, что был лишь бледным отражением Шарни.

Он поторопился прибавить:

— Я вас побеспокоил, мадмуазель Катрин, потому что мне сказали, что вы хотите что-то узнать…

Катрин прижала руку к груди: она искала письмо Изидора, чтобы собраться с мужеством и задать Питу мучивший ее вопрос.

— Питу! Ты все знаешь… Ты можешь мне сказать, что такое Сардиния? — сделав над собой усилие, спросила она.

Питу призвал на помощь свои географические познания:

— Погодите, погодите-ка, мадмуазель… Я должен это знать. Среди многочисленных предметов, которыми пичкал нас аббат Фортье, была и география. Сейчас, сейчас… Сардиния… Сейчас вспомню… Ах, мне бы какую-нибудь подсказку, и я сразу бы все вспомнил!

— Вспоминай, Питу… Ну вспомни, — проговорила Катрин, умоляюще сложив руки.

— Черт подери! — не удержался Питу. — Это самое я и пытаюсь сделать! Сардиния… Сардиния… А-а, вспомнил! Катрин облегченно вздохнула.

— Сардиния, — продолжал Питу, — это один из трех больших островов в Средиземном море, он находится южнее Корсики, их разделяет пролив Бонифачо; он входит в состав Сардинского государства, отсюда и его название; его еще называют Сардинским королевством. Это — остров протяженностью в шестьдесят миль с севера на юг и шестнадцать — с востока на запад. Население Сардинии составляют пятьдесят четыре тысячи человек; столица — Кальяри… Вот что такое Сардиния, мадмуазель Катрин.

— Ах, Боже мой! Какое же это, наверное, счастье — так много знать, господин Питу!

— Просто у меня хорошая память. — отвечал Питу; пусть была оскорблена его любовь, зато его самолюбие было удовлетворено.

— А теперь, — осмелев, продолжала Катрин, — после того, что вы рассказали мне о Сардинии, не скажете ли вы, что такое Турин?..

— Турин?.. — повторил Питу. — Разумеется, мадмуазель, с удовольствием… если, конечно, я вспомню.

— Постарайтесь вспомнить: это самое важное, господин Питу.

— Ах, вот как? Ну, если это самое важное, — заметил Питу, — придется постараться… Но если мне не удастся вспомнить, я разузнаю…

— Я… я… Я бы хотела знать теперь же… — продолжала настаивать Катрин. — Попытайтесь вспомнить, дорогой Питу, ну пожалуйста!

Катрин вложила в свою просьбу столько нежности, что Питу охватила дрожь.

— Да, мадмуазель, я стараюсь… — прошептал он, — я стараюсь изо всех сил…

Катрин не сводила с него глаз.

Питу запрокинул голову, словно искал ответа на потолке.

— Турин… — проговорил ой. — Турин… Ну, мадмуазель, это потруднее, чем Сардиния… Сардиния — это большой остров в Средиземном море, а в Средиземном море всего три больших острова: Сардиния, принадлежащая королю Пьемонта; Корсика, принадлежащая французскому королю, и Сицилия, принадлежащая неаполитанскому королю. А Турин — это же всего-навсего столица…

— Что вы сказали о Сардинии, дорогой Питу?

— Я сказал, что она принадлежит пьемонтскому королю; думаю, я не ошибаюсь, мадмуазель.

— Все так, именно так, дорогой Питу: Изидор сообщает в письме, что отправляется в Турин, в Пьемонт…

— А-а, теперь понимаю… — молвил Питу. — Прекрасно, вот, вот!.. Король послал господина Изидора в Турин, и именно поэтому вы меня спрашиваете…

— Зачем же еще я стала бы тебя спрашивать, если не ради него? — удивилась девушка. — Какое мне дело до Сардинии, Пьемонта, Турина?.. Пока его там не было, я не знала, что это за остров и что это за столица, и меня это нисколько не интересовало. Но ведь он уехал в Турин!.. Понимаешь ли, дорогой Питу? Вот я и хочу знать, что такое Турин…

Питу тяжко вздохнул, покачал головой, но от этого его желание помочь Катрин ничуть не уменьшилось.

— Турин… — пробормотал он, — погодите… столица Пьемонта… Турин… Турин… Вспомнил! — Турин — Bodincemagus, Taurasia, Colonia Julia, Augusta Maurinorum, как его называют древние авторы; в наши дни — это столица Пьемонта и Сардинского государства, расположенная на берегах По и Дуары; это один из красивейших городов Европы с населением в сто двадцать пять тысяч человек; там находится резиденция короля Карла-Эммануила… Вот что такое Турин, мадмуазель.

— А как далеко от Турина до Писле, господин Питу? Вы же все знаете, значит, и это тоже должны знать…

— Еще бы! — воскликнул Питу. — Я, конечно же, скажу вам, на каком расстоянии находится Турин от Парижа, а вот от Писле — это уже сложнее…

— Ну, скажите сначала, как далеко Турин от Парижа, а потом, Питу, мы прибавим восемнадцать миль, разделяющие Париж и Писле.

— Ах, черт побери, это верно, — согласился Питу. И он продолжал:

— Расстояние от Парижа — двести шесть миль, от Рима — сто сорок, от Константинополя…

— Меня интересует только Париж, дорогой Питу. Двести шесть миль… и еще восемнадцать… итого — двести двадцать четыре. Значит, он в двухстах двадцати четырех милях отсюда… Еще третьего дня он был здесь, в трех четвертях мили от меня… совсем рядом… а сегодня… сегодня, — продолжала Катрин, заливаясь слезами и ломая руки, — сегодня он от меня в двухстах двадцати четырех милях…

— Нет еще, — робко возразил Питу, — он уехал всего два дня тому назад… он едва ли проделал половину пути…

— Где же он?

— Этого я не знаю, — отвечал Питу. — Аббат Фортье объяснял нам, что такое королевства и их столицы, но ничего не говорил о соединяющих их дорогах.

— Значит, это все, что тебе известно, дорогой Питу?

— Ну да. Бог мой! — вскричал географ, чувствуя себя униженным оттого, что так быстро исчерпал свои познания. — Если не считать того, что Турин — логово аристократов!

— Что это значит?

— Это значит, мадмуазель, что в Турине собрались все принцы, все принцессы, все эмигранты: граф д'Артуа, принц де Конде, госпожа де Полиньяк, одним словом — шайка разбойников, злоумышляющих против народа; надо надеяться, что всем им когда-нибудь отрубят головы при помощи гениальной машины, которую сейчас изобретает господин Гильотен.

— Ой, господин Питу!..

— Что, мадмуазель?

— Вы опять говорите такие же ужасные вещи, как после вашего первого возвращения из Парижа.

— Ужасные?! Я говорю ужасные вещи? — переспросил Питу. — Да, верно… Да, да, да!.. Господин Изидор — один из этих аристократов! И вы за него боитесь…

Еще раз тяжко вздохнув, он продолжал:

— Не будем об этом больше говорить… Давайте поговорим о вас, мадмуазель Катрин, а также о том, чем еще я могу быть вам полезен.

— Дорогой Питу! — отвечала Катрин. — Письмо, которое я получила нынче утром, будет, вероятно, не единственным…

— И вы хотите, чтобы я опять сходил за ними?..

— Питу… раз уж ты был так добр…

–..То не действовать ли мне и дальше таким же образом?

— Да…

— С удовольствием!

— Ты же Понимаешь, что пока за мной следит отец, я не смогу выйти в город…

— Должен вам сказать, что за мной папаша Бийо тоже поглядывает; я понял это по его глазам.

— Да, Питу; но он же не может выслеживать вас до самого Арамона, а мы можем условиться о каком-нибудь местечке, где вы оставляли бы письма.

— Прекрасно! — ответил Питу. — Можно, например, прятать их у большой ивы недалеко от того места, где я вас нашел без чувств.

— Вот именно, — подхватила Катрин. — Это недалеко от фермы и в то же время это место не видно из окон. Так договорились: вы будете оставлять их там?..

— Да, мадмуазель Катрин.

— Только постарайтесь, чтобы вас никто не видел!

— Спросите у лесников из Лонпре, Тай-Фонтен и Монтегю, видели ли они меня хоть раз, а ведь я утащил у них из-под носа не одну дюжину зайцев!.. А вот как вы, мадмуазель Катрин, собираетесь ходить за этими письмами?

— Я?.. — переспросила она. — Я постараюсь поскорее поправиться! — уверенно закончила Катрин.

Питу не смог подавить вздоха.

В эту минуту дверь распахнулась, и на пороге появился доктор Рейналь.