Российские самозванцы XVII века
XVII век в истории России занимает особое место. Социальные потрясения, войны, интенсивная законодательная деятельность, религиозные искания, расширение внешних контактов, экономический подъём — вот далеко не полный перечень характерных черт, составляющих портрет эпохи. Но главное, что это время исторического выбора дальнейших путей развития, активного переосмысления государственной идеологии, напряжённой деятельности государственной мысли. В тоже время народ постоянно искал защиты и покровительства со стороны государства, которое персонифицировалось для него в фигуре «подлинного» государя. В значительной степени причиной такого всплеска стало Смутное время. Однако и после избрания Михаила Федоровича вплоть до 50-х годов появлялись новоявленные Дмитрии и каждый раз находились верящие в них люди, ибо Дмитрий прямой потомок Рюриковичей, т.е. царь природный и законный. Самозванчество — это народная оболочка бунта. Практически каждый бунт XVII-гo «бунташного» века имел своего самозванца. Только в Смуте их участвовало до полутора десятков: кроме Гришки Отрепьева «второлживый» Тушинский вор, «царевичи» Петр, Иван-Август, Клементий, Савелий, Василий, Ерофей, Гаврила, Мартын, Лаврентий и др., выдававшие себя за сыновей и внуков Ивана IV Грозного, царевича Ивана Ивановича и царя Федора, царевичей из рода Шуйских (Т. Акиндинов). Поражает не только количество самозванцев, но и обилие имен, которыми они пользовались.
Всего же в России с 1601 по 1700 г. известны 29 лжемонархов, значит самозванцы XVII в. составляют 20% от общего их числа в XVII – XVIII вв. При этом среди последних не было женщин (в XVIII в. – 8), не было повторных «проявлений» с новым именем или статусом (в XVIII в. – 8) и отмечен лишь один случай двойного – монархическо-религиозного самозванства (в XVIII в. – 18). Зато один лжемонарх подчинил на время всю страну и ещё один – значительную часть её (в XVIII в. имел место второй вариант – 1 раз). 16 лжемонархов (55%) – дети Смутного времени. В правление Михаила Романова «проявились» 2 самозванца, Алексея – 6, Фёдора – 1, Ивана V и Петра I – 4. Хотя бы минимальная поддержка в обществе была у 21 лжемонарха (72%), но только 5 из них действовали после 1613 г. С движениями социального протеста были связаны 19 чел. (66%), но лишь трое – после 1613 г. Осветим судьбы самых известных из них.
В 1601 г. в Москве стали распространяться слухи о том, что на западных рубежах Русского государства, в Речи Посполитой, появился человек, который называет себя сыном Ивана IV царевичем Дмитрием. Подлинную личность человека, который первым начал выдавать себя за сына Ивана Грозного от Марии Нагой, по известным сегодня источникам достоверно установить непросто. Вполне вероятно, что им был беглый монах Чудова монастыря Григорий (в миру – Юрий Богданов сын Отрепьев), происходивший из семьи небогатого галицкого феодала, однако этот факт нельзя считать полностью доказанным. Как образно выразился В. О. Ключевский, Лжедмитрий I «был только испечен в польской печке, а заквашен в Москве»[34].
Летом 1602 г. Лжедмитрий I нашел пристанище при дворе влиятельного польского магната князя Адама Вишневецкого, который оказал всемерную поддержку молодому авантюристу. В последующие два года шла активная подготовка к походу в Россию. Самозванец бывал в замках многих польских магнатов и шляхтичей и посвящал их в свои планы занять московский престол, заручился поддержкой польского короля Сигизмунда III и римского папы. С этого момента политические акции самозванца стали быстро расти. Лжедмитрий I в обмен на поддержку его деньгами и военными силами обещал после своего воцарения отдать Польше Северскую и Смоленскую земли. Это обязательство было скреплено в заключенном с королем тайном соглашении. Вскоре самозванец принял католичество. Всеми приготовлениями Лжедмитрия I к походу на Москву руководил воевода г. Сандомира Юрий Мнишек. Лжедмитрий I просил руки его дочери Марины. В соответствии с брачным контрактом он должен был выплатить ее отцу 1 млн. злотых на покрытие долгов, а жене отдать в удел Псков и Новгород. В конце октября 1604 г. Лжедмитрий I с армией, насчитывавшей около 20 тыс. человек, переправился через Днепр и вторгся в пределы Русского государства. Его быстрому продвижению содействовала развернувшаяся в стране социальная борьба; к «царевичу» присоединялись крестьяне, холопы, посадские люди. Поддерживали самозванца также мелкие и даже средней руки помещики, отдельные бояре и князья южных районов Русского государства. Многие города сдавались без боя, а некоторые воеводы оказали самозванцу поддержку. После скоропостижной смерти царя Бориса Годунова (13 апреля 1605 г.) царские войска, осаждавшие отряды самозванца в Кромах, перешли на сторону Лжедмитрия I. 1 июня 1605 г. в Москве вспыхнуло народное восстание, молодого царя Федора Годунова свергли и умертвили. 20 июня Лжедмитрий I вступил в Москву.
Лжедмитрий I оказался ловким политическим авантюристом и к тому же неплохим актером. Самозванец быстро понял, что осуществление его честолюбивых планов во многом будет зависеть от того, признает ли его население «подлинным» Дмитрием. Еще находясь в Польше, Лжедмитрий I в 1604 г. тайно переправлял в Россию с верными ему людьми грамоты, в которых рассказывал о своем чудесном спасении. Такие же грамоты самозванец рассылал и во время похода на Москву. Для завоевания популярности он, по словам современника, принимал делегации жителей разных городов, «вел продолжительные беседы с именитыми людьми, рассказывая им о своих приключениях так, чтобы утвердить их в лучшем мнении о себе и стать любезным народу»[35]. Удаление останков Бориса Годунова из Успенского собора, уничтожение его дома в Москве, возвращение из ссылки своей «родни» Нагих, торжественное венчание на царство в Успенском соборе, поклонение праху Ивана IV и своего «брата» Федора Ивановича - все эти действия самозванца преследовали лишь одну цель - убедить народ в том, что налицо подлинный «царевич Дмитрий». С целью приобретения популярности он велел объявить о необходимости решать все дела без волокиты и взяток. Однако подобные демагогические жесты не принесли самозванцу народного признания. Современники единодушно отмечали властолюбие Лжедмитрия I, его надменность, тщеславие, жажду роскоши, пренебрежение к русским людям и их обычаям.
Лжедмитрий I ввел многие новшества в царский быт. Он отменил некоторые старые «обычаи и церемонии за столом, также и то, что царь беспрестанно должен был осенять себя крестом и его должны были опрыскивать святой водой». Явное нарушение традиций «старины» давало пищу для толков среди разных слоев населения Москвы относительно «подлинности» нового царя и играло на руку некоторым кругам дворцовой знати во главе с В. И. Шуйским в их борьбе против Лжедмитрия I.
Чтобы воздействовать на сомневавшихся, Лжедмитрий I прибегал и к угрозам. Когда в январе 1606 г. среди московских стрельцов усилились слухи, что царь - самозванец, то по приказу Лжедмитрия I семь человек были схвачены и доставлены в царский дворец. Здесь Лжедмитрий I в присутствии бояр и толпы стрельцов произнес речь, в которой доказывал свои «царские права», и призвал к расправе с «бунтовщиками», что и было сделано. «Статочное ли дело, - говорил он, - чтоб кто-нибудь мог, почти не имея войска, овладеть могущественным царством, когда у него не было на то права?»[36].
Однако самозванец недолго удержался у власти. Проведение крепостнической политики правительством Лжедмитрия I, рост налогов, недовольство части бояр и дворян его действиями ослабили позиции самозванца. Жители столицы все больше возмущались поведением пришедших с самозванцем польских панов. Во время праздничных торжеств в Москве по случаю свадьбы Лжедмитрия I и Марины Мнишек группа бояр во главе с В. И. Шуйским организовала заговор и 17 мая 1606 г. подняла восстание, которое поддержали горожане. Самозванец был убит заговорщиками. Позже его труп выкопали и сожгли, а пеплом зарядили пушку и выстрелили из нее. Царский трон занял боярин В. И. Шуйский, который энергично доказывал, что настоящий царевич Дмитрий погиб в 1591 г. в Угличе. Прах царевича перенесли в Москву, а его самого причислили к лику святых. Марфа Нагая заявила в Кремле, что Лжедмитрий I не был ее сыном, а братья бывшей царицы утверждали, что истинный царевич был убит по приказу Годунова. В. И. Шуйский распорядился арестовать в Галиче родственников Григория Отрепьева. Разные группировки бояр, писал В. О. Ключевский, «видели в самозванце свою ряженую куклу, которую, подержав до времени на престоле, потом выбросили на задворки»[37]. Спустя несколько дней после убийства Лжедмитрия I по Москве стали распространяться слухи, что вместо «царевича Дмитрия» будто бы убили похожего на него человека, а сам он бежал с несметными богатствами не то в Литву, не то в Англию[38].
Прошло немногим более месяца после убийства Лжедмитрия I и воцарения В. И. Шуйского, как в июне 1606 г. на юге России началось мощное крестьянское восстание, которое возглавил беглый холоп князя Телятевского И. И. Болотников. Политическим лозунгом восстания было свержение боярского царя Василия Шуйского и передача власти «хорошему царю Дмитрию». Предводитель крестьянской войны как «воевода царя Дмитрия» рассылал населению «листы» с призывом к восстанию и расправе с боярами и дворянами. Болотникову и другим руководителям восстания на время удалось тогда создать впечатление, что «царь Дмитрий» находится с ними. Вера многих участников восстания в реальность существования «царевича» была велика. Многие восставшие, попав в плен к Шуйскому, говорили, что Дмитрий жив и они видели его своими глазами. Но были и сомневавшиеся. Так, под Москвой к Болотникову приходила делегация москвичей и просила показать «царя». Болотников им ответил, что «царь Дмитрий» скоро придет «из Литвы со многими людьми»[39].
В конце 1605 - начале 1606 г. на Тереке появился среди местных казаков «царевич Петр», якобы сын умершего в 1598 г. царя Федора Ивановича, «чудесно спасшийся» от убийц, подосланных Борисом Годуновым. В действительности это был сын бедного посадского человека из г. Мурома Илейка Муромец, прижитый матерью «без венца» и не познавший радости ни в детстве, ни в юности. Он много скитался по России: был «сидельцем» в лавках нижегородского купца, плавал по Волге «кормовым казаком для стряпни», сменил много профессий, а затем стал терским казаком. Оказавшись в Астрахани, участвовал в 1603 - 1604 гг. в военных походах казаков на Терек и в Тарки. Илейка был, несомненно, незаурядной личностью и храбрым человеком, обнаружившим способности к ратным делам. В 1605 г. казаки избрали его атаманом и объявили «царевичем Петром». Сначала казаки собирались идти в поход за добычей на Каспий. Однако разгоравшаяся в стране мощная антифеодальная война оказала воздействие и на них, частично вчерашних крестьян и холопов. Возглавляемый Илейкой отряд решил выступить против «лихих бояр», на помощь «царю Дмитрию», направлявшемуся к Москве. Отряд Лжепетра, послав гонца к Лжедмитрию I, двинулся вверх по Волге, чтобы соединиться с его войском. К «Петру» примкнули крестьяне, холопы, казаки. Когда отряд Лжепетра, дойдя до г. Свияжска, узнал о гибели «царевича Дмитрия», он повернул вниз и пошел на Северский Донец. Осенью 1606 г. Лжепетр откликнулся на призыв «воеводы царя Дмитрия» И. И. Болотникова и вместе со своим отрядом присоединился к основной армии повстанцев. В ходе борьбы с В. И. Шуйским «царевич Петр» не раз громил царские войска. После поражения повстанцев под Тулой 10 октября 1607 г. он был повешен на Серпуховской дороге, у Данилова монастыря.
Однако и после поражения крестьянской войны под предводительством Болотникова в народе продолжали циркулировать слухи о том, что «царевич Дмитрий» не погиб, что ему удалось спастись, что скоро он снова придет с большой армией и освободит крестьян от власти помещиков. Такие настроения создали благоприятную обстановку для появления нового самозванца - Лжедмитрия II, выдававшего себя за Лжедмитрия I, которому будто бы удалось спастись во время восстания в Москве в мае 1606 года. Происхождение этого новоявленного авантюриста неясно. Существует предположение, что он был выходцем из г. Шклова, где у местного попа «детей грамоте учил, школу держал». Как и Лжедмитрий I, он был ставленником агрессивных кругов Речи Посполитой. В июле 1607 г. Лжедмитрий II из Стародуба-Северского предпринял поход на Брянск, затем направился к Туле, где находился Болотников, но дойти не успел: город пал. Выступление Лжедмитрия II против В. И. Шуйского поддержала часть крестьян и посадских людей, видевших в нем «законного царя», а также отдельные группы мелких и средних помещиков и казачьи отряды во главе с атаманом И. И. Заруцким. Летом 1608 г. Лжедмитрий II осадил Москву, но взять город не смог и обосновался в селе Тушино. В Тушинском лагере было сформировано правительство из части русских феодалов и приказных дельцов, возглавляли же лагерь фактически руководители польских отрядов. Самозванец не играл никакой роли, а был просто игрушкой в руках польской шляхты и русских бояр, недовольных Шуйским. Как писал современник этих событий, поляки «царем же играху яко детищем». В дальнейшем Лжедмитрия II прозвали «Тушинским вором». В августе 1608 г. в Тушино прибыли поляки во главе с Ю. Мнишеком, а затем и Марина Мнишек, которая тайно обвенчалась с Лжедмитрием II. Самозванец обещал ее отцу за «признание» его царем и спасшимся мужем Марины 14 русских городов. Открытые связи Лжедмитрия II с Польшей, грабежи населения тушинцами, обострение противоречий внутри Тушинского лагеря вызвали отход от самозванца части населения. А вскоре, в результате начала открытой интервенции Польши против России, исчезла необходимость в Лжедмитрии II, что сузило базу его движения, так как поляки, находившиеся в его войске, были отозваны в армию Сигизмунда III под Смоленск. Начались массовые выступления населения Русского государства против тушинцев. Лжедмитрий II, опасаясь, что его выдадут польскому королю, которому уже не был нужен «царь Дмитрий», переодевшись в крестьянское платье, 28 декабря 1609 г. бежал в Калугу. В июне 1610 г. он, собрав силы, снова подступил к Москве. Однако в августе Лжедмитрий II был вынужден вторично бежать в Калугу, где 11 декабря 1610 г. был убит.
Если Илейка Муромец был объявлен «царевичем Петром» и в дальнейшем стал активным вожаком антифеодальной крестьянской войны, то оба Лжедмитрия, как видно, являлись политическими авантюристами, ставленниками агрессивных кругов польско-литовских магнатов. Их поддерживали и некоторые слои русских бояр и дворян, надеявшиеся использовать имя Дмитрия в борьбе со своими политическими противниками.
Летом 1607 г. в Астрахани действовало сразу трое «родственников» угасшей династии Рюриковичей: «един назвался Август, царя Ивана сын», другой - Осиновик, «сын царевича Ивана», а третий – «Лавер, царя Федора Ивановича сын». Сохранились глухие сведения о том, что «Август» был, вероятно, «боярским человеком» (холопом) или «мужиком пашенным» (крестьянином). Эти «царевичи» являлись выходцами из народа, что отражало его наивную мечту о хорошем мужицком царе. Во главе казачьих отрядов «самозваные царевичи» пошли под Москву, на соединение с войском своего «родственника» Лжедмитрия II. По дороге казаки за что-то повесили одного «царевича», а двух других Лжедмитрий II приказал казнить, видимо; опасаясь, что приход восставших казаков, крестьян и холопов в его лагерь, и без того весьма разнородный и раздираемый внутренними противоречиями, может повредить его планам. В начале XVII в. в разных районах России появились и другие многочисленные самозваные «царевичи»: Василий, Гаврилка, Ерошка, Клементий, Мартынка, Савелий, Симеон, Федор. Из-за отсутствия источников трудно сказать, кем были эти самозванцы: то ли политическими авантюристами, пытавшимися соперничать с Лжедмйтрием II, то ли предводителями крестьянских отрядов, выступавших против феодального гнета.
После поражения первой в России крестьянской войны и изгнания польско-шведских интервентов правительство царя Михаила Романова (1613 - 1645 гг.) настойчиво добивалось укрепления позиций новой династии, внимательно следя за политическими настроениями разных слоев населения и боясь появления каких-либо самозванцев. В течение первой половины XVII в. у Романовых было достаточно оснований для подобных опасений. Среди населения постоянно ходили слухи о «спасении» Дмитрия и о новых царевичах. Правда, с этого времени в самозванском движении отчетливо прослеживаются два течения: одно, связанное с появлением самозванцев, возглавлявших антикрепостническую борьбу народных масс, и другое, представленное политическими авантюристами, преследовавшими узкокорыстные цели. В 1622 г. правительство получило известие, что крестьянин Зарайского уезда Ларион Стрига, находясь в Коломенском уезде, говорил во время праздника крестьянам, что «Тушинский вор, который называется царевичем Дмитрием, жив». В августе 1625 г. был получен донос на «пушкаря Андрюшку» из Новосильского уезда, что он на пиру в доме у другого пушкаря «говорил про Тушинского вора, что-де был здоров Тушинский вор». Священник села Ильинского, Козельского уезда, в том же году в разговоре с казаками выразил свою мысль более определенно: скоро «опять на Украине царь проявится с вашим воровством»[40]. И позже в народе сохранялась память о Лжедмитрии I, которого темные, забитые крестьяне идеализировали и наивно считали «своим» царем. Так, в 1637 г. один чумак в Переяславль-Рязанском уезде утверждал: «Ныне-де государь царь на Москве, а и он-де бывал нам брат мужичий сын»[41]. Крестьяне мечтали о новом «мужичьем царе» и связывали с его приходом надежды на освобождение от крепостного гнета. К середине XVII в. эти настроения отчетливо прослеживаются. Так, крестьяне Шацкого уезда сговаривались между собой: «Сойдемся-де вместе и выберем себе царя». В других районах страны крестьяне пытались перейти от слов к делу. В Тверском уезде, например, в двух селах «крестьяне с красными фатами и пищалями носили на носилках человека, у которого на голове была корона, и называли его царем»[42]. Царские чиновники, донося о таких фактах, пытались опорочить крестьян, заявляя, что все это произносилось «на пиру», «в кабаке» или когда те были пьяны.
Наивный монархизм крестьянства нашел свое проявление и во время крестьянской войны 1670 - 1671 гг. под предводительством С. Т. Разина. Восставшие писали «прелестные письма» от имени С. Т. Разина, а также от имени сына царя Алексея Михайловича, незадолго умершего до этого царевича Алексея. С. Т. Разин и его войско хотели возвести царевича на престол. По свидетельству иностранцев, во время похода войск Разина вверх по Волге за ним следовали два судна. На первом судне, покрытом алым бархатом, якобы плыл «царевич Алексей»; на втором, затянутом в черный бархат, - «патриарх Никон». За «царевича Алексея» восставшие выдавали шестнадцатилетнего сына кабардинского мурзы, князя Андрея Черкасского, захваченного ими при взятии Астрахани. И в этой крестьянской войне лозунг «хорошего царя» до некоторой степени способствовал мобилизации сил восставших, придавал видимость законности их выступлениям против царского правительства.
Далее остановимся кратко на некоторых случаях появления самозванцев из-за рубежа. В 1639. г. в Москве стало известно, что в Польше скрываются два самозванца. Одному из них было около 30 лет, он жил в Бресте и называл себя сыном Лжедмитрия I и Марины Мнишек («Расстригин сын»). Позже выяснилось, что это был сын польского шляхтича Иван Дмитриевич Луба (по другой версии - Иван Фаустин Луба), которого после смерти его отца в России воспитал шляхтич Белинский и называл «царевичем Московским для всякой причины». Другой самозванец именовался Сыном царя Василия Шуйского Семеном.
В 1646 г. русские послы в Турции узнали, что в Крыму скрывается еще один самозванец, «а называют его московским царевичем». Он якобы просил у крымского хана войско для похода на Москву, но тот отослал его к турецкому султану. Послы установили, что в роли самозванца подвизается беглый украинский казак Иван Вергун. Одновременно послы узнали о существовании в Константинополе еще двух самозванцев. Один из них, 25 лет, убеждал, что он сын царя В. И. Шуйского Семен. Другим Лжешуйским был беглый подьячий Тимошка Акиндинов. Его авантюра продолжалась около 10 лет. В итоге пойманного лжецаревича пытали в присутствии многих бояр, устроили очную ставку с матерью и вынудили признаться в самозванстве, после чего он был казнен.
Таким образом, нижние слои служилых и податных людей стали питательной средой для широкого распространения самозванчества в России начала XVII в. Попадая в холопы, люди сильные духом искали спасение в вольных казачьих станицах, а после появления Лжедмитрия I прониклись идеями восстановления попранной справедливости, восстановления и улучшения утраченных социальных позиций на «воровской» службе. Самозванцы нужны были им как символ, именем которого можно было решать свои проблемы.