Истоки политической психологии

Политическая психология — одна из новейших политических на­ук. Она возникла на стыке политологии с рядом «поведенческих» дис­циплин, среди которых особую роль сыграли психология и социология. Правда, парадокс заключался в том, что до самого последнего времени психологи и социологи не очень-то интересовались самой политикой как объектом изучения и у нас в стране, и за рубежом. Точно так же отечественные историки не слышали до последнего времени о таком разделе политической психологии, как психоистория^[132]. Причиной тако­го дистанцирования от политики в нашей стране была... сама политика, а точнее страх перед официальной политической машиной.

Ситуация в политологии складывалась несколько иначе. Полити­ческая психология признана как перспективная область исследования в мировой политической науке достаточно давно. Да и в отечественной литературе, несмотря на идеологические табу, первые разработки поя­вились еще в годы хрущевской оттепели, хотя лишь в годы перестройки произошло ее официальное признание в качестве составной части по­литической науки.

Возникновение и развитие политической психологии имело свои особенности в разных политических системах. Попробуем проследить наиболее важные вехи этого процесса за рубежом и в нашей стране.

Пока еще не написана подробная история политической психоло­гии от Платона до наших дней: эта история пока довольно коротка. Но очевидно, что предыстория этой науки богата выдающимися именами политических мыслителей. Наиболее значительные идеи о соотноше­нии личности и власти, о природе человека в политике, о воспитании гражданина, о том, каким надлежит быть правителю, — все эти раз­мышления Аристотеля, Сенеки, Макиавелли, Руссо, Гоббса, Сми­та, Гегеля и множества других великих, легли в основание новой дисциплины.

Однако эти мыслители работали в иных теоретических рамках, которые не нуждались в специальном психологическом подходе к по­литике. Впрочем, психологии как науки в современном смысле слова тоже не было во времена Руссо или Гоббса. Только во второй половине XIX века стали появляться концепции, которые можно было бы назвать непосредственными предшественницами современной политической психологии.

Историки и философы, социологи и политологи обратили внимание на то, что в самой политике появилось совершенно новое явление. Помимо вождей, королей, президентов и прочих представителей поли­тической элиты в политике заметное место стали играть массы. Одним из первых уделил внимание массовой психологии француз Г.Лебон, написавший «Психологию народов и масс», «Психологию толпы» и «Психологию социализма». В этот же период появились «Преступная толпа» итальянца С.Сигеле, «Социальная логика» француза Г.Тарда и ряд других работ, среди которых и «Герои и толпа» русского социолога Н.К. Михайловского^[133].

Появление на политической авансцене массы как нового субъекта было связано с развитием промышленности, ростом городов и сопровож­далось серьезными социальными и политическими потрясениями, ре­волюциями, забастовками. По резко негативной оценке первых прояв­лений массовой политической активности можно представить себе, как были напуганы современники этих событий. И Лебон, и Михайловский увидели в массе угрозу индивидуальности, силу, нивелирующую лич­ность. Среди различных видов массы они в первую очередь исследовали толпу как наиболее спонтанное проявление неорганизованной активно­сти. Вполне справедливы и сегодня те психологические характеристи­ки, которые они обнаружили у толпы: агрессивность, истеричность, безответственность, анархичность.

Однако если в работах конца прошлого — начала этого века была отмечена лишь негативная сторона массового поведения, те опасности, которые оно несет с собой, то исследователи XX века, напротив, уделяли внимание позитивным аспектам массовых форм политического участия в развитии демократии. Так, современные политические психологи много внимания уделяют массовым движениям (от движения за права женщин до экологических движений).

Другой темой вызывавшей интерес у ранних политических психо­логов, была психология народов и рас, национальный характер. Опи­раясь на идеи антропологической школы Ф.Боаса и Б.Малиновского, психологи искали подходы к соединению знаний о личности с анализом более широких социальных и культурных феноменов, в частности по­литики. При этом сама культура трактовалась как «спроецированная крупным планом на экран психология индивида, имеющая гигантское измерение и длительно существующая»^[134]. Таким экраном, на который отбрасывается слепок с психологии индивида, является, прежде всего, национальный характер.

Еще одним источником формирования современной политической психологии стали идеи психоанализа. Знаменитая книга Г.Лассвела «Психопатология и политика» открывается справедливым утверждени­ем автора: «Политология без биографии подобна таксидермии — науке

0 набивании чучел» . Действительно, описание политического процесса без его творцов — скучно, да и неверно. Жанр политического портрета использовали авторы самых разных ориентаций. Например, в России начала века большой популярностью пользовалась книга психиатра П.И. Ковалевского «Психиатрические эскизы из истории»^[135], где пред­ставлена целая галерея портретов политических деятелей от Царя Да­вида до Петра I, от Суворова до пророка Мохаммеда, от Жанны д'Арк до Наполеона.

Однако именно психоаналитическое движение придало политиче­скому портретированию широкую известность. Одно из первых иссле­дований, принадлежащее перу З.Фрейда и У.Буллита было посвящено Вудро Вильсону. Большой вклад в создание таких портретов внес после­дователь Фрейда, чикагский политический психолог Г.Лассвел. Так, в качестве материала для анализа личностей американских политиков он использовал их медицинские карты. При этом он исходил не из того, что политики, как и другие люди, могут иметь те или иные отклонения, которые и представляют интерес для биографа. Лассвел искал, прежде всего, скрытые бессознательные мотивы поступков политических дея­телей и находил их в особенностях детского развития, в тех конфлик­тах, которые оставили в душе будущего политика шрамы психологиче­ских травм. Власть же является тем средством, которое компенсирует указанные травмы, что и объясняет ее притягательность.