A) метод мани; его призвание

В лице валентинианской системы мы познакомились свеличайшим достижением гностического умозрениясирийско-египетского типа. Ее двойником иранского типаявляется система Мани. Возникшая на столетие позже, в связис особенностями этого типа как такового и несмотря на еевысоко продуманную разработанность, она представляет втеоретическом отношении все же более архаический уровеньгностической мысли, поскольку простой и открытый"зороастрийский" дуализм двух извечно противоположныхначал, который Мани принимает за точку отсчета,устраняет теоретическую задачу развития дуализма всобственной истории самого запредельного, породившую всетонкости валентинианского учения. С другой стороны ивозможно по этой причине, манихейство является единственнойгностической системой которая приобрела большуюисторическую силу, и религия, основанная на ней, несмотряна конечный упадок, должна считаться одной из основныхрелигий человечества. Мани был единственным из строителейгностических систем, который намеревался создать новуюуниверсальную религию для всех, а не только для избраннойгруппы посвященных, и потому в его доктрине, в отличие отучений всех других гностиков, за исключением Маркиона, небыло ничего эзотерического. Валентиниане определяли себякак элиту знающих, "пневматиков", отделенных настоящейбездной знания от массы просто верующих христиан; и ихпневматическое толкование Библии подчеркнуло разницу междуявным значением, открытым "психикам", и скрытым значением,доступным им самим. Работа Мани не проникала в тайныестороны данного откровения и не учреждала меньшинствопосвященных в пределах существующей церкви, но предполагаласоздать новое откровение как таковое, новую структуруСвященного Писания, заложить фундамент новой церкви, чтоозначало замену любой существующей церкви, и оназамышлялась как вселенская, наподобие католической церкви.Действительно, манихейство было реальным и в то время оченьсерьезным соперником католической церкви в новой попыткеорганизовать массовую религию, интересующуюся спасениемчеловечества и систематической миссионерской деятельностью,способствующей этой цели. Короче говоря, оно было церковьюпо зарождающейся католической модели.

В одном отношении "католицизм" Мани вышел за рамкихристианской модели: во благо ли вселенского призыва илииз-за его собственных многосторонних свойств, он сделалдогматическую основу своего учения одновременно исинкретичной, и совместимой с единством центральнойгностической идеи. В теории он признавал истинность иусловную обоснованность ранних великих откровений; напрактике, что является первой попыткой такого рода вписьменной истории, он обдуманно объединил буддийские,зороастрийские и христианские элементы со своим собственнымучением, так что он не только смог провозгласить себячетвертым и последним пророком в историческом ряду, а своеучение -- сущностью и завершением учения своихпредшественников, но и его миссионеры смогли в каждом изтрех регионов проповеди манихейства, в которых преобладализороастризм, буддизм или христианство, подчеркнуть тусторону манихейского синтеза, которая была знакома умамслушателей. По-видимому, вначале этот эклектический подходпринес успех. Манихейство распространилось отАтлантического до Индийского океана и глубоко проникло вЦентральную Азию. На Востоке его проповедники странствовалидалеко за пределами тех областей, в которые прониклохристианство, и там некоторые ответвления манихейскойцеркви продержались еще столетия после того, как западныеего ветви были подавлены победоносной христианской церковью.

Не следует предполагать, что если метод Мани былсинкретическим, то и сама его система была синкретической.Напротив, она представляла собой наиболее монументальноевоплощение гностического религиозного принципа, в которомбыло сознательно разработано догматическое и религиозноепредставление элементов древних религий. Это не отрицаеттого, что на мысль Мани действительно повлияли три религии,чьих основателей -- Будду, Зороастра, Иисуса -- онпризнавал как своих предшественников. Если мы попытаемсяразделить это влияние, то мы можем сказать, чтохристианская религия оказала воздействие на егоэсхатологию, а буддизм -- на моральный и аскетическийидеал человеческой жизни. Сердцем манихейства, однако, былапринадлежащая Мани умозрительная версия гностического мифао космическом существовании и спасении, и эта версиядемонстрирует поразительную живучесть: как абстрактныйпринцип, лишенный большинства мифологических деталей,которыми Мани приукрасил его, она вновь и вновь возникает всектантской истории средневекового христианства, где часто"еретическое" было тождественно "нео-манихейскому". Такимобразом, хотя глубина и утонченность мысли Мани определенноуступает лучшим творениям сирийско-египетского гносиса,относящимся благодаря своей изощренности к избраннымтруппам, с точки зрения истории религии манихействоявляется наиболее значимым продуктом гностицизма.

Мани родился, возможно, от персидских родителей, около216 г. н.э. в Вавилонии, тогда принадлежавшей Парфянскомуцарству. Его отец, по-видимому, был связан с сектой"баптистов", в которой мы можем достаточно легко угадатьмандеев (более, вероятно, близко связанных с элкесаитами исабианами), и, действительно, в манихейской гимновой поэзииобнаруживается отдаленное влияние мандейской модели. На егодетство пришлась реформа Персидского царства при новойдинастии Сасанидов. Его главная деятельность как учителя иорганизатора новой религии происходила при Шапуре I(241-272), и он был замучен его наследником Бахрамом Iоколо 275 г. н.э. Он получил свой "зов" в царствованиеАрдашира I, основателя сасанидской династии, который умер в241 г. Сам Мани описал это событие своей жизни следующимисловами:

"В годы Ардашира, царя Персии, я вырос и достигзрелости. В тот особенный год, когда Ардашир... ЖивойЗаступник пришел ко мне и говорил со мной. Он открыл мнетаинство, мистерию, скрытую в мирах и поколениях: мистериюГлубины и Высоты: он открыл мне мистерию Света и Тьмы,мистерию столкновения и великой войны, в которую ступилаТьма. Он открыл мне, как Свет [прогнал? преодолел?] Тьмублагодаря их смешению и как [в результате] образовался этотмир... Он просветил меня о мистерии формирования Адама,первого человека. Он научил меня мистерии Древа Познания,от которого вкусил Адам, благодаря чему его глаза смогливидеть; мистерии Апостолов, которые были посланы в мирвыбрать церкви [т.е. основать религии]... Так было открытомне Заступником все, что было и будет, и все, что видятглаза, слышат уши и мыслит разум. Благодаря ему я смогпознать каждую вещь, я увидел через него Все, и я сталединым телом и единым духом".

(Keph. Ch. 1, 14:29 -- 15:24)

Уже этот автобиографический рассказ о его зове (неполностью приведенный здесь) содержит в сокращении всеосновные темы и догматы развитого учения Мани. Это учениепытается объяснить "начало, середину и конец" всеобщейдрамы бытия, где данная триада обозначает три основныхподраздела учения: "Основу учения Мани составляетбесконечность первоначал, срединная частьинтересуется их смешением; и конец -- отделением Светаот Тьмы".

B) СИСТЕМА

Последующая подробная реконструкция системы следует восновном сирийскому отчету Феодора бар Конаи и дополняетсяфрагментами из параллельных текстов, подходящими копределенному отрывку и способствующими дальнейшемупредставлению трактуемой идеи. Эти параллельные версииберутся из "Acta Archelai" (цитируемые как "Гегемонии"),Александра Ликополийского, Тита Бострийского, СевераАнтиохского, Феодорита, св. Августина и мусульманинаЭн-Надима. Поскольку это не исследование источниковманихейского материала, адресованное ученым, мы избавляемчитателя от ссылок на отдельные отрывки в структуре нашегопроизведения, так как это только внесло бы путаницу.Разработанный мозаичный метод предназначен не дляреконструкции гипотетического оригинала, но применяется дляудобства читателя-неспециалиста просто как обзорразнородных и разбросанных по разным текстам деталей.

Первоначала

"До существования неба и земли и всего иного было двеприроды, одна благая, а другая -- злая. И ониотделились друг от друга. Благое начало обитает в местеСвета называется "Отцом Величия". За его пределами обитаютпять его Ш'кин: Ум, Знание, Мысль, Осторожность,Решительность. Злое начало называется "Царем Тьмы" иобитает в своей земле Тьмы, окруженный пятью Эонами (или"Мирами"): Эонами Дыма, Огня, Ветра, Воды и Тьмы. Мир Светаграничит с миром Тьмы без разделяющей стены между ними"

(Феодор бар Конаи).

Это -- "основа" учения, и с противопоставления двухпервоначал начинаются все рассказы об учении Мани.Персидские манихеи, следуя зороастрийской традиции,называют олицетворенную Тьму Ахриманом, арабские источники -- Архи-Дьяволом или Иблисом (искаженное греческоеdiabolos). Греческие источники почти единогласноупотребляют по отношению к ней термина, nule т.е. Материя;и греческое слово используется даже в сирийских и латинскихпереводах учения, не говоря уже о его использовании вкоптских и манихейских текстах. Не вызывает сомнения, чтосам Мани в своих трудах (особенно сирийских) используетэтот греческий термин для обозначения злого начала; но вравной степени "Материя" всегда функционирует здесь какмифологическая фигура, а не философский концепт. Она нетолько персонифицирована, но обладает активной духовнойприродой, без которой она не была бы "злом": и ее сущность -- позитивное зло, а не пассивная материальность,которая "плоха" только из-за своей недостаточности, т.е.отсутствия в ней Бога. Мы, следовательно, понимаемкажущееся противоречие, что Тьма называется и дыханиемматерии", и "нематериальным и разумным" (Север); и об этойматерии говорится, что она "однажды получила дар мысли"(Ифраим). Наиболее четко сформулированное отличие hyle Маниот hyle у Платона и Аристотеля встречается в отчетесведущего в философии Александра, который указывает, чтоМани приписывает ее силам, движениям и стараниям, которыеотличаются от тех же у Бога только тем, что они злы: еедвижения есть "беспорядочные движения", ее старания -- "злые вожделения", и ее силы символизирует "тьма,пожирающая огонь". Материя здесь происходит из того жепассивного субстрата философов, что и Тьма, которой онаподобна, и изначально является единственно активным из двухпротивоположных начал, а Свет в его спокойствиипобуждает к действию лишь изначальное нападение Тьмы.

Две эти сферы извечны в том, что касается прошлого: уних нет истока, но они сами -- истоки, хотя иногдаговорится, что Сатана как личностное воплощение Тьмы былпорожден из ее предсуществующих элементов. Во всякомслучае, две сферы как таковые существуют бок о боксовершенно не связанные, и Свет, принимая во вниманиесуществование Тьмы как вызов, не хотел ничего, кромеотделения, и не имел ни благожелательного, ни честолюбивогостремления пролить свет на свою противоположность. Чтокасается Тьмы, ей предназначено существовать и покинутьсебя, когда она наиболее полно выразит свою природу, какСвет выразил свою. Эта самодостаточность Света, которыйжелает светить для себя, только чтобы не лишиться своейприроды, и который, по его намерениям, не может бытьсоблазнен вовеки, демонстрирует глубокую разницу не толькомежду манихейским и христианским отношением к этимпроблемам, но также и сирийским гносисом, который позволяетдвижению вниз начаться из Света, и таким образом Светстановится ответственным за всякий дуализм. В вере Мани вовнутреннюю неизменность Света, существует аристократическийэлемент, сохранивший что-то от изначального духа иранскойрелигии, который в своем самодовольстве не предоставляетмотива становления и может восприниматься как естественноеположение глубокого духа бытия сосуществующего с Тьмой,бушующей внутри себя так долго, что только ярость осталасьв ней. Также и манера, в которой трактуется Свет,последовательно намечает необходимость битвы и принимаетперспективу защиты и жертвы, -- отважный дух древнегоиранского дуализма выжил в гностической, т.е.антикосмической, трансформации.

Итак, если дуалистическое разделение является нормальными удовлетворительным состоянием для Света, тогда вместонаправления сверху вниз подъем снизу должен привести судьбув движение. Начала, таким образом, лежат в глубине, а не ввысоте. Это представление об изначальной инициативеглубины, принуждающей высоту оставить ее спокойствие, сноваотделяет иранский гносис от сирийского. Тем не менее, этидве различные модели причинности существуют, чтобыобъяснить одинаковый гностически достоверный эффект -- завлечение Света во Тьму -- и таким образом путь Светав глубину, т.е. нисходящее движение, вызванное вначале,является в обоих случаях космогонической темой.

Нападение Тьмы

Что побудило Тьму набраться сил и бороться против Света?С точки зрения внешнего толчка -- восприятие Света,который до этого был неизвестен ей. Чтобы получить такойопыт, Тьма первой достигла своих внешних пределов, и из нихона была вытолкнута в ходе внутреннего столкновения, вкотором ее члены непрерывно поглощались разрушительнойстрастью. Так как по своей природе Тьма есть ненависть иборьба, то она должна направлять свою природу против себя,пока столкновение со Светом не предоставит внешний и лучшийобъект. Мы приводим эту часть учения в следующей компиляциииз Севера, Феодорита и Тита.

"Тьма была настроена против себя -- древо против егоплодов и плоды против древа. Борьба и ожесточенностьсвойственны природе ее частей; нежное спокойствие чуждотем, кто наполнен злобностью, и каждый разрушает то, чтоскрыто от него.

И был настоящий мятеж, который дал им возможностьподнять миры Света. Верно, что эти товарищи древа смерти незнали друг друга, чтобы начать. Каждый имел все, кромесобственного разума, каждый не знал ничего, кроме своегоголоса, и видел все, кроме того, что перед его глазами. Итолько когда один из них пронзительно закричал, ониуслышали его и стремительно повернулись на звук.

Так восставшие и взаимно побуждаемые, они сражаются ипожирают друг друга, и они не перестанут нападать друг надруга, пока наконец они не поймают вид Света. В ходе этойвойны они перешли преследующие и преследуемые границыСвета, и когда они увидели Свет -- вид удивительный ивеликолепный, намного превосходящий их собственный, онпоразил их, и они восхищались им; и они собрались -- все Материи Тьмы -- и обсудили, как они могут смешатьсясо Светом.

Но из-за расстройства в их умах они утратили восприятиесильного и кроткого Бога, обитающего там. И они постаралисьподняться в высоту, потому что никогда знание Бога иБожества само не придет к ним. Так, без понимания, онибросили на него безумный взгляд из страсти к зрелищублаженных миров, и они думали, что они будут принадлежатьим. И унесенные страстью в них, они теперь возжелали совсей их мощью бороться против него, чтобы обладать им исмешать со Светом свою собственную Тьму. Они объединилисвою темную пагубную Hyle и со своими бесчисленными силамиподнялись все вместе, и в желании лучшего начали нападение.Они напали в одном теле, не зная своего врага, они никогдане слышали о Божестве.

Эта убедительная фантазия не была полностью собственнымизобретением Мани. Изначальную модель предоставилортодоксальный зороастризм, и уже по меньшей мере черезстолетие после Мани иранская модель приспособилась к целямгностицизма. Но эта братоубийственная борьба Тьмы,неизбежно повлекшая за собой первое созерцание Света,которую это созерцание, в свою очередь, привело к ужасномусоюзу разделенных сил, представляется оригинальным иискусным вкладом Мани в учение. Кроме того, в общемиранском образце осознание Света возбуждает во Тьмезависть, жадность и ненависть и провоцирует ее агрессию. Еепервая атака неистова и хаотична, но по мере развития войныона становится дьявольски разумной, и позднее, вформировании человека и затее полового размножения онаприобретает черты мефистофелевской изобретательности: и всеэто с целью овладения Светом, удержания его и ухода отомерзительности собственной компании. Ненавистьпарадоксально смешивается с осознанием вызывающего завистьпревосходства и страстью к нему, и таким образомодновременно является ненавистью к себе Тьмы при виделучшего. Фраза "страсть к лучшему", которая постоянноповторяется в этой связи, допускает явную конфронтациюиранской и греческой концепций. В Пире" Платона это именно"эрос" недостаточности лучшего направляет усилия всех вещейк участию в бессмертии и в случае человека являетсявыдающимся толчком к восхождению к знанию и совершенству.Естественность, с которой в манихейском контексте "страстьк лучшему" части Тьмы принимается за неправильноеустремление и греховное желание, указывает на пропасть,которая отделяет этот мир мысли от мира Эллады не меньше,чем от христианства.

"Страсть" -- не для бытия, но для обладания лучшим;и ее осознание есть осознание не любви, но негодования.

Грозное нападение Тьмы вывело сферу Света из ееспокойствия и побудило ее к тому, что иначе никогда бы неслучилось, а именно к "творению".

Миролюбие мира Света

"Поскольку Царь Тьмы собирался подняться к месту Света,страх распространился среди пяти Ш'кин. Потом Отец Величияподумал и сказал:

Из своих Эонов, пятерых Ш'кин,

Я не пошлю ни одного на битву,

Ибо я сотворил их для мира и блаженства.

Я сам пойду вместо них

И буду вести войну против врага".

(Феодор бар Конаи)

О неспособности мира Света вести войну, т.е. сделатьчто-то несправедливое, мы читаем далее: "У Бога не былоничего злого, чтобы подвергнуть наказанию Материю, и в домеБога не было ничего злого. Его никогда не пожирал огонь,который метает громы и молнии, не душила вода, котораяпослала потоп, не резало ни железо, ни любое другое оружие;но все с ним есть Свет и прекрасная субстанция [букв,"мир"], и он не может быть несправедливым к Злому". Этакоренная концепция миролюбия сферы Света приводит иногда ктой версии, что новая божественная ипостась, порожденнаяБогом для встречи с силами Тьмы, с самого начала сотворенане для битвы, но для спасительной жертвы, и в этом случаеона называется скорее Душа, чем Изначальный Человек,который является сражающейся фигурой. Поскольку по массесвидетельств, как и по общей конструкции системы,докосмическая битва Изначального Человека с архи-врагомявляется широко распространенной концепцией, наше описаниебудет следовать главным образом источникам, ссылающимся наэту версию. Иногда мы находим противоположную убежденность:"Его воинство достаточно сильно, чтобы преодолеть врага, ноон желает завершить это благодаря своей собственной мощи"(Эн-Надим). Это означает для развития мифа явление, общеедля версий: божество, чтобы встретить противника,производит специальное "творение", представляющее егосамого, что значит: "Я сам пойду дальше"; в этой фразезаключается и ответ на последующую судьбу божественнойипостаси -- дальнейшее умножение божественных фигур извысшего источника. Это -- общий гностический принципэманации, здесь сочетающийся с идеей скорее внешней, нежеливнутренний необходимости, провоцирующей ее.