Тема I. Политология как самостоятельная научная дисциплина: этапы формирования, предмет, цели и задачи 7 страница

Индивидуализм, основанный на отождествлении личной сво­боды и частной собственности, стал могущественной стимулиру­ющей силой развития производительных сил, общественного развития и формирования политической демократии. И дейст­вительно, как показала история и демократических, и тотали­тарных систем, не может быть свободы личности там, где нет раз­нообразия, многообразия источников жизнеобеспечения и свободы экономического выбора. Такой выбор может быть обеспечен прежде всего ограничением огосударствления средств производ­ства и всей экономической сферы при сохранении в тех или иных масштабах и формах частной собственности, что характерно для всех этапов развития стран с либерально-демократическими ре­жимами. Без свободы выбора ни одно занятие не способно ока­зывать благотворное влияние на человека. То, что человек не выбрал по собственной воле, то, что навязано ему извне, принудитель­но, не может стать частью его внутренней сущности, остается чуж­дым его истинно человеческой природе.

«Политическая свобода служит гарантией личной свободы, но она не может ее заменить»,— подчеркивал Б.Констан. По­этому естественно, что гражданское общество предполагает раз­граничение между правами человека и правами гражданина. Как писал К.Маркс, «droits de I'homme — права человека, как та­ковые, отличаются от droits du citoyen — прав гражданина го­сударства. Кто же этот homme, отличаемый от citoyen? He кто иной, как член гражданского общества. Почему член граж­данского общества называется «человеком», просто человеком, почему его права называются правами человека? Чем объясня­ется этот факт? Только отношением политического госу­дарства к гражданскому обществу, сущностью политичес­кой эмансипации». Другими словами, в рассматриваемом контексте гражданское общество обеспечивает права человека, в то время как государство — права гражданина. В обоих слу­чаях речь идет о правах личности, в первом случае — ее пра­вах как отдельного человеческого существа на жизнь, свободу, стремление к счастью, а во втором случае — о ее политических правах.

Очевидно, что в качестве основополагающего условия суще­ствования как гражданского общества, так и правового государ­ства выступает личность, ее право на самореализацию. Оно ут­верждается на признании права индивидуальной, личной свободы. Особенность гражданского общества состоит в разделении поли­тической и социальной сфер, политических и социальных функ­ций. Здесь правовой статус человека отделен от его социально-экономической роли в гражданском обществе. Он одновременно частное лицо и гражданин общества. Сфера частных интересов, наемного труда и частных прав освобождена от политического контроля.

С этой точки зрения обращает на себя внимание некая расщепленность позиций значительной части людей, с одной сторо­ны, как личностей, членов гражданского общества, с другой стороны, как граждан государства, членов политического сооб­щества. Эта расщепленность, в частности, проявляется в том, что большинство людей в странах Запада, занятые насущными про­блемами жизнеобеспечения и жизнедеятельности, уделяют ма­ло внимания политической сфере, рассматривая ее как далекую от конкретных реалий жизни.

Реалии тоталитаризма и демократии реагируют на такое по­ложение вещей совершенно по-разному. Тоталитаризм стремит­ся к тому, чтобы ликвидировать частное начало и автономию в со­циальной жизни, демократия — защищает их. Гражданское общество и правовое государство возникли и развивались как ре­акция против идеала средневековой теократии. Одна из основ­ных их характеристик — это светское начало, которое столь же существенно, как и правовое начало. Здесь упраздняется гомо­генное единство политики и религии, политики и идеологии, ут­верждается раздвоение общественного и частного, общества и го­сударства, права и морали, политической идеологии и науки, религиозного и светского и т.д.

Религия, мораль, наука, искусство и другие духовные фено­мены начинают существовать в полном своем объеме и в своем истинном качестве с их отказом от политического характера. Это можно наглядно продемонстрировать на примере религии. Как подчеркивал К. Маркс, «так называемое христианское государ­ство нуждается в христианской религии, чтобы восполнить се­бя как государство. Демократическое же государство, дейст­вительное государство, не нуждается в религии для своего политического восполнения. Напротив, оно может абстрагиро­ваться от религии, ибо в нем осуществлена мирским способом человеческая основа религии».

Противопоставив абсолютный авторитет творца авторитету тра­диции и церкви, обосновав идею равного ничтожества всех пе­ред богом и возможности равного постижения божественной истины каждым отдельно взятым верующим независимо от коллек­тивного опыта, М.Лютер, а за ним Ж.Кальвин и другие отцы-основатели протестантизма подвели почву под отрицание сред­невековой иерархичности как в религиозной, так и в мирской сфере. Вера была сделана личным делом самого верующего, который уже сам мог выбрать церковную деноминацию для отправления сво­ей веры.

Процесс дальнейшей дедогматизации, демифологизации и се­куляризации различных течений христианства, довершив дело, способствовал формированию идеи свободы совести как одного из основополагающих прав личности и гражданина. В результа­те отделения религии от государства она уже выражает не общ­ность, а различие. Она оказывается изгнанной из политической общности в сферу частных интересов, перемещенной из государ­ства в гражданское общество, из сферы публичного права в сфе­ру частного права. Аналогичную метаморфозу претерпевают также наука, литература, искусство, все, что составляет социо-культурную и духовную сферы, весь комплекс институтов и ор­ганизаций, призванных осуществить социокультурное и духов­ное воспроизводство общественной жизни, обеспечить социализацию, воспитание и обучение подрастающего поколения. При всей необходимости государственной поддержки и помощи это та сфера, где требуется наивозможно большая степень само­стоятельности, инициативы, самовыражения, поскольку имен­но здесь человеческое начало проявляется в наиболее концент­рированном виде. Это та сфера, где недопустимы какой бы то ни было классовый подход, идеологизация, политизация, государ­ственное вмешательство и тем более огосударствление.

В целом сущностной характеристикой гражданского общест­ва является своеобразный эклектизм — сочетание и учет инте­ресов самых разнообразных социальных и политических сил, что предполагает столкновения, противоречия, конфликты между ни­ми, дополняющиеся противоречиями между частными и государ­ственными интересами. Как говорил И.Кант, «человек стре­мится к гармонии, но природа лучше знает, что хорошо для рода человеческого: она хочет дисгармонии». Это не в меньшей мере верно для общества. Средством полного развития человеческих сил природа избирает противоборство этих сил в обществе. Это противостояние — тоже форма общения и общежития, хотя и «антиобщественная». Человеку по самой своей природе при­суща склонность делать все по-своему. Естественно, что в этом отношении он встречает противодействие со стороны других ин­дивидов, которые также стремятся делать все по-своему.

Но вместе с тем главное предназначение гражданского обще­ства состоит в достижении консенсуса между различными соци­альными силами и интересами. Оно призвано определить нормы и границы, способные блокировать разрушительные потенции борь­бы различных сил и направить ее в созидательное русло. Про­тиворечия и борьба перестали бы выполнять функцию двигате­ля общественно-исторического прогресса, если бы они оставались безысходным и непримиримым антагонизмом между людьми.

Еще И.Кант ввел понятие «моральной автономии» личности, согласно которому о правовом государстве можно говорить лишь там, где признается, что общество само, независимо от государ­ства, располагает средствами и санкциями, с помощью которых оно может заставить отдельного индивида соблюдать общепри­нятые нравственные нормы. Именно институты гражданского об­щества, такие как семья, школа, церковь, соседские или иные общины, разного рода добровольные организации и союзы, спо­собны играть эту роль. Такая функция в сущности чужда госу­дарству, и оно прибегает к ее выполнению лишь в том случае, если институты гражданского общества демонстрируют свою неспособность к этому. Здесь основополагающее значение име­ет встроенный механизм достижения гражданского согласия.

Суть вопроса заключается в том, что именно интегральная со­вокупность, а не арифметическая сумма всех составляющих, их сущностное единство, а не безразличное многообразие, дела­ют гражданское общество тем, что оно есть на самом деле. Осо­бенность любого, более или менее жизнеспособного сообщества людей, в том числе гражданского общества, состоит в его сущностном единстве, в том, что оно есть совокупность не только од­нопорядковых, сходных между собой элементов, составляющих его людей, социальных групп, отношений, установок, но также их различий, многообразия, плюрализма. В то же время этот плюра­лизм нельзя представлять, как это нередко делается, в виде некого хаотического разнообразия, простого множества разнооб­разных изолированных начал, лишенного внутреннего субстан­ционального единства. Совсем наоборот. Как подчеркивал С.Л.Франк, «гражданское общество есть как бы молекулярная общественная связь, изнутри сцепляющая отдельные элемен­ты в свободное и пластически гибкое целое». Иначе говоря, для граж­данского общества характерно сосуществование в его рамках разнородных социальных сил, институтов, организаций, заин­тересованных групп и т.д., объединенных общим.

Из всего изложенного можно сделать вывод, что гражданское общество представляет собой исторический феномен, возник­ший на определенном этапе исторического развития. Оно тесней­шим образом связано с рыночной экономикой, политической де­мократией и правовым государством. Все эти составляющие современной общественно-политической системы обусловливают и дополняют друг друга. Поэтому для нас весьма актуален и ва­жен вопрос о том, существует ли гражданское общество в Рос­сии, и если да, то каковы его особенности.

Чтобы правильно ответить на этот вопрос, необходимо отметить, что в настоящее время Россия еще в полной мере не преодоле­ла переходный период, главное содержание которого состоит в радикальной трансформации прежней советской общественно-политической системы, основанной на фактическом слиянии господствовавшей коммунистической партии, государства и граж­данского общества, в современную политическую демократию и пра­вовое государство. В данной связи важно учесть, что в марксизме, служившем идеологической основой советского режима, была зало­жена возможность полного растворения индивидуально-лично­стного начала в коллективном, будь то гражданское общество или государство. Маркс был убежден в том, что человек может най­ти себя и освободиться лишь тогда, когда он станет действитель­ным родовым существом, что его спасение — в слиянии с родом, обществом.

У основоположников марксизма речь шла о построении ком­мунистического общества без государства. Вот почему в их гла­зах применительно к будущему отношения между государством и гражданским обществом теряли всякий смысл. В царстве сво­боды вы не вправе поднимать вопросы о свободах. Они представ­ляли себе общество не только без господства, но и без власти. Счи­талось, что освобождение человечества придет в результате уничтожения классовых различий и последующей ликвидации разделения между гражданским обществом и государством, а также достижения координации и объединения личного и кол­лективного существования. В итоге в условиях реального соци­ализма государство, которое рассматривалось как выразитель и га­рант всеобщего интереса, по сути дела полностью подчинило, поглотило и подменило гражданское общество.

С исчезновением СССР и переходом России на рельсы эконо­мической модернизации и создания политической демократии на повестку дня со всей остротой встал вопрос о гражданском об­ществе, о его сущности, путях и формах возрождения и укреп­ления его институтов, ценностей, отношений. На этом пути Рос­сия за последние десять лет добилась заметного прогресса. Прежде всего восстановлено в правах частное начало в общест­венной жизни и особенно его краеугольный камень — частная собственность. Постепенно в экономике утверждаются рыночные принципы свободной конкуренции. Восстановлены и более или менее успешно функционируют множество автономных, незави­симых от государства социальных, культурных, профессиональ­ных, образовательных и иных институтов. При всех возникаю­щих на этом пути трудностях формируются разнообразные заинтересованные группы и политические партии, свидетельст­вующие о более или менее успешно протекающем процессе кри­сталлизации и структурирования интересов различных соци­альных сил. Наиболее зримым показателем успеха в этом направлении является формирование и институционализация не­зависимых средств массовой информации. Однако нельзя забы­вать, что Россия прошла лишь незначительный отрезок этого весь­ма сложного и долгого пути.

Контрольные вопросы

1. Назовите основные подсистемы человеческого социума и дайте их общую характеристику.

2. Какова взаимосвязь этих подсистем?

3. Какое место среди этих подсистем занимает гражданское обще­ство?

4. Перечислите основные исторические вехи формирования и эво­люции гражданского общества.

5. Каковы сущностные характеристики гражданского общества?

6. Назовите основные элементы гражданского общества.

7. В чем суть плюрализма и принципа разделения различных сфер общественной жизни?

8. Каковы особенности формирования гражданского общества в России?

Глава 4 ВЛАСТЬ: СУЩНОСТНЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ

Власть и господство — базовые характеристики любого человеческо­го сообщества. С этим мы в той или иной форме встречаемся почти во всех сферах жизни людей. Речь может идти, например, о власти родителей над детьми в семье, руководителя предприятия над работниками, прези­дента ассоциации над ее членами, мэра города над своими подчиненны­ми, папы над прихожанами католической церкви. Часто понятие «власть» используется в качестве метафоры. Говорят, например, о власти традиций, власти предрассудков, власти идей, власти любви. Говорят также о влас­ти человека над самим собой, власти над природой.

При всем том свое наиболее адекватное выражение понятие власти на­ходит в политической сфере. Большинство исследователей совершенно справедливо придерживаются того мнения, что лишь власть, осуществля­емая государством, его институтами и должностными лицами, является политической властью. Она отличается совершенством внутренней орга­низации и степенью подчинения себе управляемых. Государство — главный и единственный носитель политической власти. Специфическая особен­ность государственной власти состоит в том, что она осуществляется единой системой специальных центральных или высших и местных или ни­жестоящих органов, взаимосвязанных между собой по вертикали и гори­зонтали.

Именно понимаемая так власть и является предметом исследования данного раздела. Хотя власть и наделяется некоторыми общими, универ­сальными значениями, в разных социокультурных системах она может пониматься по-разному, иметь особые оттенки, включаться в разные сис­темы координат идеального и т.д. Власть подразумевает людей — субъ­ектов властных отношений, и с этой точки зрения она есть социальный инсти­тут. Поэтому вполне естественно, что ее трактовка связана с субъективными позициями разных социальных групп или выражающих их интересы.

Исторические корни власти

Власть, как и государство, является одним из ключевых элементов мира политического. В течение многих веков мысли­тели, ученые и исследователи различных социально-философских и идейно-политических направлений пытались определить фун­даментальную природу власти, основные ресурсы, обеспечиваю­щие обладание властью и ее реализацию, границы, в которых мо­гут быть использованы эти ресурсы, и соответственно примене­ние самой власти. Немаловажное место в этих поисках занима­ло установление основных источников власти, факторов ее возникновения и последующей эволюции.

Как социально-политический феномен власть составляет ан­титезу состояния безвластия, отсутствия власти. Началу «архэ» (власти) в качестве символа организованного порядка в сообще­стве людей, регулируемого определенным комплексом общеобя­зательных норм и правил, противопоставлялось начало «анархэ» (безвластия) в качестве символа общественного устройства, в котором отсутствуют всякая власть, господство и принуждение. Ксенофан называл «анархией» время без Архона, т.е. без выс­шего правителя государства. Идеал такого общества, получивший позже большую популярность, на рубеже нашей эры изобразил римский поэт Овидий, назвавший его «золотым веком», «когда люди без всяких судей сами, по собственной воле соблюдают че­стность и справедливость».

Греческое слово «анархэ», означающее свободу от господст­ва или состояние свободы, равно как и прилагательное «анархос», сохраняют свое значение в почти неизменном виде со времен Го­мера и Геродота. Анархическими можно считать общину без вож­дя, общество без государства, армию без командующего, коман­ду корабля без капитана, банду разбойников без главаря и др. Причем большей частью с античных времен это слово употреб­лялось с отрицательным оценочным оттенком. Для подавля­ющего большинства античных мыслителей был самоочевидным тот факт, что человеческое общежитие всегда нуждается в «ар-хе», т.е. властном начале, призванном укротить стихийные им­пульсы людей и обеспечить порядок в обществе.

Анализ исторических форм сообществ людей показывает, что разного рода идеи о некогда существовавших свободных об­ществах без принуждения и господства относятся к жанру по­литических утопий, но никак не к реальной истории. То же са­мое верно и применительно к различным вариантам анархизма, которые, в отличие от большинства традиционных утопий, пред­лагавших модели справедливой власти, предлагают (во всяком случае в идеале) идею свободы от любых форм власти. Уже в первобытно-общинных сообществах существовали системы нормирования и регулирования социальных отношений. М. Вебер называл эту систему «регулируемой анархией». Но с такой оценкой можно согласиться лишь с соответствующими оговор­ками, поскольку, хотя в отдельных общинах, возможно, и не бы­ло каких-либо четко фиксированных норм и правил институционализации и функционирования системы власти, вряд ли правомерно говорить о какой бы то ни было анархии в собствен­ном смысле слова или тем более о некоем «безличном господс­тве», «господстве без господ», как это пытаются обосновать не­которые авторы. Уже первобытная община, по-видимому, была немыслима без конкретных обязательных норм, правил и табу, предусматривающих самую широкую гамму наказаний, в том чис­ле насильственных.

Более того, властный императив теснейшим образом связан с первоначалами человеческой истории. Рассматриваемую в ка­честве инструмента контроля поведения людей власть лишь с определенными оговорками можно назвать историческим фе­номеном. Дело в том, что власть коренится в самой природе че­ловека как общественного существа. В данном случае речь идет не только и не столько о природной склонности человека подчи­нить себе других людей, стремиться к более высокому положе­нию в статусной иерархии или ницшеанской воле к власти, сколько о том, что без власти не может быть и самого человека и человеческого общества. Именно властное начало сыграло ес­ли не определяющую, то во всяком случае немаловажную роль в процессе вычленения человека из стада. Дело в том, что само возникновение человека, его выход из животного или стадного состояния теснейшим образом связан с укрощением отдельных природных задатков. Необходимость в таком укрощении была вы­звана потребностями формировавшегося человеческого общест­ва подчинить эгоистически-индивидуалистические и агрессивные устремления отдельно взятого индивида императивам формиро­вавшейся социальной жизни, интересам общины, коллектива в ли­це рода или племени. По-видимому, особенно на первоначальных этапах в основе власти лежало скорее отрицательное, нежели по­ложительное начало. Не случайно табу и по сей день имеет за­претительный смысл.

В этом смысле рудиментарные элементы власти первона­чально возникли в форме отдельных табу, или запретов на те или иные действия или акты, которые считались очевидными в стад­ном состоянии. Или иначе говоря, превоначально власть коре­нилась в табу. Первым властным актом, по-видимому, нужно счи­тать именно первое табу, т.е. запрет делать, или приказ, веление не делать человеку то-то и то-то. «Приказ,— писал Э. Канетти,— старше, чем язык, иначе его не понимали бы собаки. Дрессиров­ка животных заключается как раз в том, чтобы они, не зная языка, научились понимать, что от них хочет человек. В ко­ротких ясных приказах, которые в принципе ничем не отли­чаются от приказов, адресуемых людям, животным объявля­ется воля дрессировщика. Они ее исполняют, соблюдая также запреты. Поэтому с полным основанием корни приказа мож­но искать в древности; по крайней мере ясно, что в каких-то формах он существует и вне человеческих обществ».

По-видимому, первого, кто произнес сакраментальное выра­жение «Ты не должен...», можно считать основателем власти и за­кона. Без таких табу невозможно себе представить переход лю­дей от состояния безвластия и вседозволенности, или анархэ к состоянию архэ, когда человеку под угрозой наказания, в том числе и путем применения физического насилия, не дозволяет­ся делать те или иные вещи.

В основе этого лежит тот факт, что сама сущность человека определяется прежде всего социальным началом. Поскольку становление человека — процесс формирования его сущности, ан­тропогенез представляет собой одновременно социогенез. Иначе говоря, антропогенез и социогенез теснейшим образом связаны друг с другом, составляют две стороны единого процесса антропосоциогенеза. Процесс становления человека и человеческого об­щества представлял собой процесс формирования механизмов обуз­дания, ограничения, подавления зоологических инстинктов, таких, например, как пищевой и половой, постановки их под кон­троль общества, введения в определенные социальные рамки. Дру­гими словами, императивы очеловечивания диктовали необхо­димость формирования внешних механизмов подчинения человека нормам человеческого общежития. Более того, возни­кающие в процессе антропогенеза новые социальные потребно­сти были одновременно потребностями в ограничении биологи­ческих потребностей.

Одним из таких важных механизмов и являлось табу. Оно, как искусственное человеческое образование, лежит у истоков вла­сти и позитивного закона или права. Иначе говоря, власть так же стара, как и сам человеческий вид. В этом смысле процесс табуизации, по сути дела, совпадал с процессом формирования власти. Стало быть, власть возникла не на определенном этапе человеческой истории, а вместе с самим человеком, возникновение власти неотделимо от возникновения человека. Не случай­но древнегреческое слово «архэ» означает одновременно «власть», «главенство», «начало» или «первоначало». Аристотель сообща­ет, что Фалес, считая воду первоначалом всех вещей, именовал это первоначало словом «архэ». [Правда, Гегель утверждал, что «в действительности Анаксимандр был первым, употребившим выражение архэ, так что Фалес еще не обладал этим опреде­лением мысли; он знал архэ как начало во времени, но не как начало, лежащее в основании вещей».] Не случайно и то, что, про­возгласив свою знаменитую максиму panta rei, Гераклит объя­вил сам процесс изменения, беспрерывную смену возникновения и разложения первоначалом — архэ. В более поздние эпохи, на­пример в поздней античности и в наше время, ослабление вла­сти связано с вольным или невольным снятием тех или иных та­бу, с процессом частичной детабуизации. С этим же связаны различные формы анархии, нигилизма, вседозволенности.

Из сказанного можно сделать вывод, что власть возникла с воз­никновением человеческого общества и вместе с ним прошла длитель­ный путь развития. Весь исторический опыт убедительно показы­вает, что она — необходимый элемент общественной организации, без которого невозможны жизнеспособность и функционирова­ние общества, она призвана регулировать взаимоотношения между людьми, между ними, обществом и государственно-поли­тическими институтами. Более того, власть является одиним из главных (если не самым главным) ресурсов любого человеческого сообщества. Притягательность власти с данной точки зрения состоит в том, что властные рычаги дают возможность влиять на производство, распределение и потребление этих ресурсов. Оче­видно, что те, кто занимает подчиненное положение, будут стре­миться свергнуть существующие власти и занять их место. По­этому борьба между теми, кто обладает властными рычагами, и теми, кто стремится их взять, составляет неизменный закон человече­ской жизни.

Ключ к власти лежит в способности ее субъекта контроли­ровать поведение других людей и манипулировать социально-по­литическими процессами. В данном контексте под властью подразумевается способность ее субъекта (отдельной личности, группы людей, организации, партии, государства) навязать свою волю другим людям, распоряжаться и управлять их действия­ми с помощью насильственных или ненасильственных средств и методов. Другими словами, здесь речь идет о способности то­го или иного субъекта навязать свое господство другим людям, группам, классам, обществу в целом.

Власть и монополия на законное насилие

Можно выделить множество первоначальных истоков влас­ти и господства. Самым бесспорным из них является сила, ко­торая, в свою очередь, выступает в разных формах. Следует от­метить, что по данному вопросу существует широкая гамма мнений от буквального отождествления власти с силой и физи­ческим насилием до полного отрицания ее связи с силой. Как счи­тал, например, Э. Фромм, «в психологическом плане жажда власти коренится не в силе, а в слабости». По его мнению, во вла­сти «проявляется неспособность личности выстоять в оди­ночку и жить своей силой». Власть — это не что иное, как от­чаянная попытка приобрести заменитель силы, когда подлинной силы не хватает. Более того, «сила в психологическом смысле не имеет ничего общего с господством; это слово означает обла­дание способностью... "власть" и "сила" — это совершенно раз­ные вещи». Понятия «господство» и «потенция» — отнюдь не сов­падающие, а взаимоисключающие друг друга понятия. «Власть,— утверждал Фромм,— это извращение силы, точно так же как сексуальный садизм — извращение половой любви». Несколько другая точка зрения представлена С.Л.Франком, по мнению которого «насилие и принуждение может быть в по­литике только подсобным средством, но не может заменить собою естественного, органического, почвенного бытия».

Но это только в идеале. В реальной же истории человечест­ва любая властная система так или иначе, в той или иной сте­пени основана на акте или актах насилия. Сила слишком часто выступала в качестве не последнего, а первого и решающего ар­гумента. Необходимость насилия и принуждения в качестве ме­ханизмов регулирования поведения людей в обществе определя­ется недостаточностью одних только средств поощрения и порицания. Неотъемлемым атрибутом власти являются санк­ции, наказания, в том числе физическое принуждение. Подчер­кивая значимость этого факта, в «Законах Ману» отмечалось: «На­казание — царь, оно — мужчина, оно — вождь и оно — каратель... Если бы царь не налагал неустанно Наказание на заслуживающих его, более сильные изжарили бы слабых, как рыбу на вертеле... Весь мир подчиняется (только) посредством На­казания... Все варны испортились бы, все преграды были бы. со­крушены, и произошло бы. возмущение всего народа от колеба­ния в (наложении) Наказания. Где идет черное, красноглазое Наказание, уничтожающее преступников, там подданные не возмущаются, если вождь хорошо наблюдает». Необходимость санкций, наказаний, запретов вытекает из самой противоречи­вой природы человека.

По-видимому, выражение «сильный всегда прав» восходит еще к тем временам, когда спор решался исключительно с помощью физического насилия. В этом смысле власть представляет собой проявление превосходства в сугубо материальном смысле: если я обладаю способностью подавить или убить другого человека, то я «сильнее» его, я способен подчинить его своей власти.

Слишком часто власть являлась результатом военной побе­ды, узурпации, брато- и отцеубийства, государственного перево­рота или какого-либо другого незаконного деяния. Для любого историка это настолько очевидный факт, что здесь вряд ли на­до приводить какие-либо примеры. Поэтому без всякого преуве­личения можно сказать, что с самого зарождения власти на ней, как говорится, лежит каинова печать. Приходится признать и то, что в основе множества самых мирных, считающихся в на­ши дни самыми законными и укладывающимися в рамки пра­ва общественных и политических феноменов лежат насилие и другие формы противозаконных действий. Так, все важнейшие атрибуты современной демократии и правового государства про­шли испытание насилием. Например, национально-государствен­ный суверенитет, торжество права и закона над божественным правом государей на власть, разделение властей первоначально являлись объектами ожесточенной идеологической и политиче­ской (в том числе и вооруженной) борьбы между противоборст­вующими группами, сословиями, классами, государствами.

На пути разработки, учреждения и институционализации этих принципов и институтов каждая страна прошла через ре­волюции, гражданские войны, цареубийства и другие формы на­силия. Великобритания, считающаяся одной из самых совершен­ных демократий современного мира, пережила две революции, причем в первый раз она избавилась от своего короля отрубив ему голову. Еще в большей степени это верно применительно к Фран­ции, которая прежде чем окончательно принять демократичес­кие ценности и институты, прошла через несколько революций и переворотов. В США политическая демократия и рыночно-капиталистические отношения одержали окончательную победу лишь в результате самой жестокой и кровопролитной со времен Ма­рия и Суллы гражданской войны.