Допрос бухарина в политбюро

Я посмотрел фильм о Бухарине. Вы там есть, Молотов, Сталин, такие прямолинейные, твердолобые, дальше некуда. А Сталина играет артист — это просто какая-то обезьяна! Узенький лобик, глаза — одни прорези… Показывают, будто проводят сначала один процесс над Бухариным, Рыковым — все они сидят в Октябрьском зале Дома Союзов. Они думают, что это суд, а это инсценировка. Весь зал — чекисты в штатском в виде корреспондентов. Вышинский ведет процесс, они отвечают на вопросы, все идет по сценарию, потом Бухарин вскипает: ‹это все неправда, мы ни в чем не виноваты…

Процесс закрывают. В коридоре сделали деревянный помост, сверху — окошки в зал. Сталин туда залазит и следит за процессом, вызывает то Ежова, то Фриновского: «С Плетневым перестарались. Неужели Плетнев читает по бумажке?» — «У него память плохая». — «Он лечил мою Надю, и у него была хорошая память». Короче, Сталину не понравилась эта инсценировка, и он дает по морде Фриновскому на прощанье. А потом начинается настоящий суд. Их, видимо, мучили, что-то с ними делали, они во всем признаются, говорят, как надо, что организовывали восстания и так Далее.

— А план, стратегия Бухарина там приводится? — спрашивает Каганович.

— Нет. Но показывают его, что был ловкач, вел интриги против Сталина.

— А его «гениальный» план, как вести страну, он показывал вполне реально. У меня выписки есть из стенограммы процесса. Читали?

— Читал. Там заключительная речь: «Стоя коленопреклоненным перед партией…» Как вы считаете, могла быть такая инсценировка?

— Нет. Нет. Нет, — трижды повторяет Каганович. — Это вранье, вранье.

— Я стал спорить после фильма. Нет, говорят, это было — два процесса, один инсценированный, другой — настоящий.

— Вранье.

— Сталин лазил, подсматривал.

— Вранье. Вранье, — повторяет Каганович и снова добавляет уже устало: — Вранье. Это вранье.

— Сидела там в зале жена Бухарина, Ларина и американец Коэн, который написал книжку о Бухарине.

— А кто режиссер?

— Некий Марягин Леонид.

— А в чем смысл?

— Они хотели показать, что все вы были хороши. Яростная борьба за власть. И Сталин любым путем добивался своего.

— А где это было? Просмотр, я хочу сказать…

— В Доме литераторов.

— Большая картина?

— Большая. Один час сорок минут.

— Его показывают с детства?

— С юности. С гимназиста… Сталин спрашивает у него: «Какая у тебя была подпольная кличка?» Он говорит: «Блоха». Сталин наблюдает суд и говорит: «Блоха!» Образ Бухарина дан за счет принижения окарикатуривания других персонажей — своего рода воровство.

Доверять ему нельзя было?

— Нет, конечно. Вел линию на уничтожение Сталина, безусловно.

— Все-таки это точно?

— Это точно. Это безусловно было. Была очная ставка его с Куликовым. Был такой Куликов, москвич. Собрались члены Политбюро, Куликов Бухарину говорит: «А ты помнишь, Николай Иванович, как ты меня под руку взял и пошли мы с тобой по Воздвиженке, а я тебе говорю: «Что вы там чепухой занимаетесь, болтаете, а надо действовать, по-настоящему действовать надо!» Бухарин отвечает: «А где ваши люди? Кто будет действовать?» — «Найдутся люди». — «А ты почему сам не можешь действовать? Террором заниматься?»

— Этого я не говорил! — кричал Бухарин. — Как же не говорил, когда ты у меня спрашивал фамилии людей, чтоб я тебе назвал, кого я представляю. — Это говорит Куликов, член бюро Московского комитета, секретарь райкома, рабочий-кожевник, очень грамотный человек такой.

Серго спрашивает у Бухарина: — Николай, ты это говорил?

— Да, — отвечает, — говорил.

— Как же ты мог?!

Я подумал, что Серго сейчас его ударит.

— Я тогда боролся с ЦК.

— А вы все при этом присутствуете? — спрашиваю Кагановича.

— Да, конечно.

— А какой это был год?

— Это был год тридцать третий или тридцать четвертый. Может тридцать пятый. Серго тогда еще жил. В тридцать восьмом Бухарина арестовали.

— В тридцать восьмом уже суд был.

— Он недолго сидел… Слепкова спрашивали на очной ставке: «Посылал вас Бухарин на Северный Кавказ?» — «Посылал». — «Какие он задания вам давал?» — «Давал задания такие, чтобы мы выявили настроение казаков, кубанских и донских, готовы ли они к чему-нибудь или не готовы?» Опять спрашивают Бухарина: «Говорил ты ему это?» Тот запнулся: «Да, говорил».

Опять Серго вскакивает: «Неужели ты мог такое говорить?» — «Я тогда был противником всей политики ЦК, а сегодня — нет».

— А Сталин присутствовал? — спрашиваю.

— Да, конечно. Все члены Политбюро были. Ворошилов был, Молотов председательствовал.

И Рыкову очную ставку члены Политбюро устраивали с Черновым.

— А этот Куликов не был уже арестован? Ягода мог подстроить. Молотов мне рассказывал, как на Тевосяна наговорили.

— Видите ли, — отвечает Каганович, — очную ставку для того устраивали, чтобы видеть, правду ли говорил Куликов. Мы проверяли. И во многом мы видели, что правду говорит.

— А Куликов тоже погиб?

— Да. Погиб…

— Я думаю, стоило ли их расстреливать? Может быть, их надо было снять со всех постов, отправить куда-нибудь в провинцию…

— Видите, дорогой мой, иметь в условиях нашего окружения капиталистического столько правительств на свободе, ведь они все были членами правительств. Троцкистское правительство было, зиновьевское правительство было, рыковское правительство было, это было очень опасно и невозможно. Три правительства могло возникнуть из противников Сталина.

— Троцкого выслали, могли выслать и Бухарина.

— Это было трудное время. Тогда была другая обстановка. Это показывает только терпение Сталина, то, что Сталин держал до двадцать седьмого года Троцкого, Зиновьева и Каменева. Каменев в то время демонстрацию организовал отдельно — противопоставление нашей демонстрации: «Долой правительство! Долой Сталина!» и так далее. Тогда его исключили из Политбюро. А до двадцать седьмого года он был членом Политбюро. Какое терпение у Сталина было! Было время, когда Сталин защищал — Киров и Каменев предлагали исключить из Политбюро и из ЦК Троцкого еще в двадцать третьем году, а Сталин защищал: нельзя этого делать. Было такое время.

— Вас обвиняют в том, что вы расстреливали за идеи.