Вероисповедные реформы Николая II (нач. XX в.)
В нач. XX в. в правительственных кругах в связи с резким ослаблением влияния Победоносцева на государственную политику при новом императоре Николае II возобладала точка зрения о необходимости модификации государственно-вероисповедных отношений с учетом изменявшегося социально-экономического и политического климата в стране. Особому совещанию Комитета министров во главе с его председателем С. Витте было предписано пересмотреть узаконение о правах раскольников и неправославных исповеданий. Результатом этой работы явился императорский указ от 17 апреля 1905 г. «Об укреплении начал веротерпимости», отменивший запрет на выход из православия и иные гонения за веру. Всем лицам, причисленным к официальной Церкви, но реально исповедующим иную религию, официально разрешалось (вместе с детьми до 14 лет) переходить в то вероисповедание, которого они придерживаются сами или которому следовали их предки.
В 1905-1907 гг. в католичество перешли свыше 170 тыс. человек из числа бывших униатов, воссоединенных при Николае I с православной Церковью, 36 тыс. насильственно крещенных башкир и татар вернулись в ислам, около 10 тыс. человек перешли в протестантство. Участились переходы в старообрядчество и сектантство.
Религиозным объединениям при наличии руководителей предоставлялось право регистрации; верующим разрешалось объединяться в религиозные братства, строить молитвенные дома, издавать религиозную литературу. Инославное (христианских неправославных конфессий) духовенство освобождалось от воинской повинности. Свобода вероисповедания была подтверждена изданными 23 апреля 1906 г. «Основными законами Российской империи» (ст. 39).
Специальные пункты указа касались старообрядцев и сектантов, получивших право совершения общественных богослужений и строительства храмов по правилам, принятым для «иностранных исповеданий». Был признан статус старообрядческих духовных лиц, названных «настоятелями» и «наставниками», а «всем последователям толков и согласий, которые приемлют основные догматы Церкви Православной, но не признают некоторых принятых ею обрядов и отправляют свое богослужение по старопечатным книгам», взамен «раскольников» присваивалось наименование «старообрядцев». В последующем был определен порядок учреждения старообрядческих общин. Они получили право юридического лица, благодаря которому последнее предреволюционное десятилетие стало временем расцвета культурно-религиозной и общественной жизни русских старообрядцев.
Манифест не решал, однако, главной задачи реформирования синодальной модели государственно-вероисповедных отношений — освобождения православной Церкви от опеки и контроля со стороны государства и предоставления ей полной свободы в решении собственных дел. Дискуссия по ключевому вопросу государственной вероисповедной политики развернулась между Витте и Санкт-Цетербургским митрополитом Антонием, с одной стороны, и Победоносцевым — с другой. Реформаторы критиковали петровские преобразования за нарушение равновесия церковной и государственной жизнедеятельности, в результате которого Церковь «подпала под мертвящее веяние сухого бюрократизма». «Церкви необходим союз с государством,— писал Витте императору в записке «О современном положении православной Церкви» в феврале 1905 г., - но условия союза между тою и другою стороною должны быть составлены так, чтобы не ослаблять самодеятельности ни церковного, ни государственного организма». Подчеркивая что несвобода делает Церковь бездейственной, Витте предлагал обратиться к прежним каноническим формам церковного управления возвратив в церковную жизнь прежде всего принцип соборности. Витте также считал необходимым в первую очередь обновить приходскую жизнь, материально обеспечить духовенство, децентрализовать управление и преобразовать духовные школы.
Не сумев предложить реальную консервативную альтернативу обновлению вероисповедной политики, 78-летний К. Победоносцев после выхода в 1905 г. знаменитого Манифеста 17 октября, провозгласившего гражданские свободы и создание Государственной Думы, ушел в отставку, что открыло путь дальнейшим преобразованиям. На его место был назначен князь А.Д.Оболенский, личный друг Витте и поклонник философии Вл.С.Соловьева, сосредоточившийся на подготовке Поместного Собора. В январе 1906 г. для этого было учреждено Особое (Предсоборное) присутствие под председательством упомянутого митрополита Антония, один из отделов которого занимался рассмотрением прерогатив государственной власти в церковном управлении. С 1912 г. работу продолжило Предсоборное совещание, однако к 1917 г. подготовка к Собору так и не была завершена: сказались, с одной стороны, нерешительность власти в условиях нарастания революционного кризиса, а с другой — отсутствие общей концепции законодательства в вероисповедной области.
Попытку сформулировать такую концепцию предпринял премьер-министр П.Столыпин в связи с законодательной деятельностью Государственной Думы. В своем выступлении во Второй Думе в марте 1907 г. премьер выдвинул основные задачи развития вероисповедного законодательства, вытекавшие из положений указа о веротерпимости от 17 апреля 1905 г. В частности, он отметил необходимость законодательного закрепления исторической связи Российского государства и православной Церкви, так как государство «не может отойти от заветов истории, напоминающих нам, что и во все времена и во всех делах своих русский народ одушевлялся именем Православия», хотя преимущества православной Церкви «не должны нарушать прав других исповеданий и вероучений».
Эти положения были конкретизированы в речи Столыпина о вероисповедных законопроектах в мае 1909 г. в Третьей Думе. По его словам, государство, не вмешиваясь в канонические и догматические вопросы, «оставляет за собою и право, и обязанность определять политические, имущественные, гражданские и общеуголовные нормы, вытекающие из вероисповедного состояния граждан», а также «согласовывать интересы вероисповедной свободы и общегосударственные интересы с интересами господствующей первенствующей Церкви и с этой целью должно входить с нею по этим вопросам в предварительные соглашения». Государство, на взгляд Столыпина, не может вводить карательные нормы за отпадение от господствующей Церкви, ибо это не соответствовало бы «духу начал вероисповедной свободы». Вместе с тем в России невозможно официальное признание вневероисповедного состояния, ибо тогда «отпадет один из главнейших признаков государства христианского», а потому «задача состоит не в том, чтобы приспособить православие к отвлеченной теории свободы совести, а в том, чтобы зажечь светоч вероисповедной свободы совести в пределах нашего русского православного государства».
Таким образом, Столыпин предлагал законодательно закрепить и защитить правовыми механизмами гармоничное сочетание сохранения православных основ российской цивилизации с эволюционным расширением границ религиозной свободы. Однако эта концепция не нашла поддержки у думских депутатов и была подвергнута ожесточенным нападкам как справа, так и слева. В 1912 г., уже после гибели реформатора, пакет из семи вероисповедных законов был отозван правительством из Государственной Думы, в результате чего возможность оптимального решения проблемы вероисповедного законодательства была упущена.<…>
Источник: Логинов А.В. Власть и вера: государство и религиозные институты в истории и современности. – М.: Большая Российская энциклопедия, 2005. – с.408-412.
12. Конфессиональная политика эпохи Советской России и СССР (1917 – 1991)
Первые мероприятия революционной власти
<…> Политика большевистской власти сразу же приобрела антирелигиозный характер, поскольку коммунистическая идеология была пронизана научным aтеизмом. Лежащая в ее основе марксистская доктрина рассматривала религию как форму общественного сознания, которая закономерно отомрет в бесклассовом коммунистическом обществе. Тем самым построение коммунизма становилось главным условием преодоления религии. Данное положение было развито Лениным, указавшим на необходимость подчинения отношения к религии общим задачам революционной борьбы и подчеркнувшим, что различия в мировоззренческих представлениях не должны препятствовать вовлечению трудящихся в революционное движение. Поэтому большевики активно стремились привлечь на свою сторону представителей религиозных течений, находящихся в оппозиции господствующей Церкви. Выдвижение лозунгов ликвидации всех видов вероисповедной дискриминации явилось программным требованием РСДРП на II съезде в 1903 г., но после октября 1917 г. возобладало толкование марксистского положения о неизбежном отмирании религии при коммунизме. Преодоление религиозной идеологии стало рассматриваться уже не как закономерный исторический процесс, а как необходимое условие для утверждения нового строя. Соответственно ликвидацию религиозных институтов большевики посчитали важнейшей предпосылкой построения коммунизма.
Декрет 1918 г. проводился в жизнь восьмым (с 1922 г. - пятым) отделом Народного комиссариата юстиции с привлечением карательных органов советской власти. Закрывались духовные школы и церкви при государственных учреждениях, конфисковывалось принадлежавшее Церкви недвижимое имущество, включая земельные участки, дома причта и благотворительные учреждения. Восьмым отделом была поставлена задача «полного уничтожения монастырей как рассадников паразитизма», в результате чего к 1921 г. было закрыто 673 монастыря — около половины действовавших в России перед революцией. Физически уничтожались представители духовенства, по тем или иным причинам вызывавшие подозрение властей.
В годы гражданской войны по стране прокатилась первая волна экспроприации церковных ценностей, затронувшая крупные центры православия — Троице-Сергиеву лавру, московские храмы, Соловецкий монастырь. Одновременно в рамках атеистической пропаганды проводились варварские акции вскрытия мощей святых угодников, хранившихся в соборах и монастырях. Эти действия санкционировало июльское 1920 г. постановление СНК «О ликвидации мощей во всероссийском масштабе».
Всего было произведено 63 вскрытия, документально зафиксированные на кинопленке, в том числе мощей святых Александра Свирского, Артемия Веркольского, Тихона Задонского, Митрофана Воронежского, Саввы Сторожевского. В апреле 1920 г. вскрывались мощи преподобного Сергия Радонежского, в декабре того же года — преподобного Серафима Саровского.
Феномен политической борьбы с религией нельзя объяснить лишь обстановкой гражданской войны, во время которой духовенство было преимущественно на стороне противников советской власти. Главное заключалось в том, что коммунистическая идеология выступала не просто против религии. Она являла собой некую эрзац-религию, подражающую христианству, где все основные элементы христианского религиозного комплекса имели свои аналоги: эсхатология и дихотомия добра и зла, пророки и апостолы, святые и мученики, святыни и обряды, церковная иерархия и еретики. Причина особой ожесточенности антирелигиозной борьбы, следовательно, заключалась в том, что речь здесь шла не о столкновении безбожия с религией, а о противоборстве господствующей псевдорелигии со всеми остальными религиозными учениями. В итоге, как писал о.Сергий Булгаков, «советская государственность, хотя и провозгласила де-юре отделение (Церкви от государства.— Авт.), однако де-факто она является единственным в мире конфессиональным государством, в котором господствующей религией является воинствующий атеизм коммунистической секты».
На качественное отличие европейского свободомыслия от советского «научного атеизма» впоследствии указал известный немецкий мыслитель Вальтер Шубарт: «В первом случае на место веры ставят научное знание, во втором — сакральный пафос соединяется с материалистическим мировоззрением, отрицающим абсолют... Недостаток религиозности даже внутри религиозной системы — отличительный признак современной Европы. Религиозность даже в атеистической системе — отличительная черта Советской России. У русских религиозно все, даже атеизм».
Благодаря своему квазирелигиозному характеру коммунистическая идеология в России приобрела массовую поддержку. <…>
Источник: Логинов А.В. Власть и вера: государство и религиозные институты в истории и современности. – М.: Большая Российская энциклопедия, 2005. – с.416-418.