Майкл Хардт, Антонио Негри 1 страница

Майкл Хардт, Антонио Негри

Множество: война и демократия в эпоху империи / Пер. с англ. под ред. В.Л. Иноземцева. - М.: Культурная революция, 2006. - 559 с. ISBN 5-902764-09-2

Michael Hardt, Antonio Negri

MULTITUDE

War and Democracy in the Age of Empire

Центр исследований постиндустриального общества Журнал «Свободная мысль-ХХ1»

Майкл Хардт, Антонио Негри

МНОЖЕСТВО

война и демократия в эпоху империи

The Penguin Press

New York, London

Перевод с английского под редакцией В.Л. Иноземцева

КУЛЬТУРНАЯ Москва • 2006

Майкл Хардт, Антонио Негри

Множество: война и демократия в эпоху империи / Пер. с англ. под ред. В.Л. Иноземцева. - М.: Культурная революция, 2006. - 559 с. ISBN 5-902764-09-2

Предлагаемая книга - яркий образец современной зарубежной леворадикальной мысли. Ее авторы М. Хардт и А. Негри излагают свои неординарные идеи и гипотезы на практически забытом в нашей стране языке «высокого марксизма», используя логически строгую схему ана­лиза обширного фактического материала. Предлагаемый ими «проект множества» нацелен на построение новой социально-политической структуры глобального общества, опирающейся на производственные отношения XXI века. Главная идея книги - обоснование возможности избавления мира от войн и насилия, созидания подлинной демокра­тии для всех людей.

Для политологов, экономистов, социологов, специалистов в облас­ти международных отношений, а также широкой общественности.

ISBN 5-902764-09-2

© Майкл Хардт, Антонио Негри.

Текст, 2004 © Майкл Хардт, Антонио Негри.

Предисловие к русскому

изданию, 2005 © Центр исследований

постиндустриального

общества. Перевод на русский

язык, 2005 © В.Л. Иноземцев. Вступительная

статья, 2005 © Культурная революция, 2006

Содержание

В.Л. Иноземцев. Глашатаи нового мира ................... VII

Предисловие к русскому изданию ........................XLIII

Слова благодарности................................... XLIX

Предисловие. Жить сообща ...............................1

Часть 1. Война

1.1. Симплициссимус.................................... 13

1.2. Подавление мятежей ............................... 55

1.3. Сопротивление ..................................... 87

Часть 2. Множество

2.1. Опасные классы.................................... 133

2.2. De corpore ......................................... 195

2.3. Зачатки множества ................................235

Часть 3. Демократия

3.1. Долгий путь демократии...........................281

3.2. Глобальный запрос на демократию.................326

3.3. Демократия множества ............................395

Примечания ............................................433

Указатель ..............................................485

Глашатаи нового мира

Это десятая - и последняя - книга из серии, с 2001 по 2005 год издававшейся Центром исследований постиндустриаль­ного общества совместно с журналом «Свободная мысль-ХХ1». Эта серия была составлена мною из философских, социологи­ческих, экономических и политологических работ, столь же непохожих друг на друга, как и их авторы. По моему глубоко­му убеждению, к продуктам интеллектуальной деятельности не приложима одна и та же мерка, поэтому я и мои коллеги не усматривали необходимости выдерживать какой-то «общий уровень» всей коллекции, на чем порой настаивают специа­листы-издатели; в этой серии, по нашему замыслу, читатели должны были увидеть многообразие и динамизм современной западной обществоведческой мысли.

До поры до времени мне казалось, что это нам удается. Но именно до поры до времени, а точнее - до того момента, пока в сентябре 2004 года мне в руки не попала новая книга Майкла Хардта и Антонио Негри, написанная ими в продол­жение широко разрекламированной, но отнюдь не впечатлив­шей меня в свое время «Империи»¹. Я машинально купил ее в гарвардском книжном магазине, как всегда покупаю - не от­крывая - книги тех авторов, чьи работы мне уже приходилось читать, а затем, перелистывая ее первые страницы в зале ожи­дания бостонского аэропорта, понял, что именно она должна стать «завершающим аккордом» в нашем издательском про-

¹ См.: Hardt, Michael and Negri, Antonio. Empire, Cambridge (Ma), London: Harvard Univ. Press, 2000 (рус. изд.: Хардт, Майкл и Негри, Антонио. Империя, Москва: Прак-сис, 2004).

VII

В. Иноземцев

екте. Мне показалось, что именно в этой книге сошлись широ­та подходов к проблемам современного обществоведения, научная смелость авторов, глубина их социологического и ис­торического анализа - при очевидном следовании марксистс­кой традиции исследования. Иными словами, в этой книге читатель может увидеть все то, что предполагалось показать ему во всей нашей библиотечке.

Авторы «Множества» - люди не только особенные, но и непохожие друг на друга, насколько это возможно. 45-летний американец Хардт, при нашей первой встрече на вопрос о том, чем он занимается, ответивший: «Всем понемногу», - по­чти полная противоположность 72-летнему итальянцу Негри, убежденному революционеру, который не один год скоротал в тюрьме, идеологу «Красных бригад» и автору более чем двух десятков философских трактатов. Однако это не помешало им еще в начале 1990-х написать первую совместную работу «Тру­ды Дионисия», выпущенную издательством Миннесотского университета, в котором выходили и выходят книги самых интересных и оригинальных западных философов конца XX -начала XXI столетия². Затем последовали «Империя» и «Мно­жество». Майкла Хардта, профессора современной европейс­кой литературы из Университета Дьюка в Северной Кароли­не, я рискнул бы назвать скорее искусным популяризатором идей Негри, чем равным ему соавтором; вместе с тем бесспор­но, что именно Хардту принадлежит немалая заслуга в том, что их совместные работы обрели всемирную известность, покоряя сначала англоязычную аудиторию, а уже потом по­ступая на книжные полки в переводе на множество иностран­ных языков, в том числе на итальянский. В отличие от Хардта, Антонио Негри хорошо известен как в кругу интеллектуалов, так и среди сторонников протестных движений самого разно­го толка, причем отнюдь не только одними своими научными трудами.

7 апреля 1979 года А. Негри и еще 30 его соратников были арестованы в Милане по подозрению в попытке свержения государственного строя. Негри считался в то время руково-

² См.: Hardt, Michael and Negri, Antonia Labor of Dionysus: A Critique of the State-form, Minneapolis (Mn.): Univ. of Minnesota Press, 1994.

VIII

Глашатаи нового мира

дителем ультралевой организации, имевшей политическое крыло в виде союза «За независимость рабочих» и военизиро­ванное - в виде так называемых «Красных бригад». На следу­ющий день ему было предъявлено обвинение в похищении и убийстве в марте-мае 1978 года христианского демократа Аль-до Моро, пять раз занимавшего пост премьер-министра Ита­лии. К концу года к этому обвинению добавились другие, в том числе в 17 убийствах и ряде террористических актов. След­ствие по делу Негри и его сообщников стало одним из самых резонансных событий в Италии начала 80-х годов, но к сере­дине 1982-го обвинение по большинству эпизодов стало раз­валиваться из-за недостаточности улик. Когда 24 февраля 1983 года в Риме открылся судебный процесс, список обвине­ний сократился более чем втрое. Негри к тому времени стал широко известен, в том числе и как автор пяти книг, написан­ных за время заключения; популярность позволила ему выс­тавить свою кандидатуру на парламентских выборах, состо­явшихся в самый разгар слушаний, 25-26 июня 1983 года. Его избрание в парламент одновременно от центральных окру­гов Милана, Рима и Неаполя не стало неожиданностью. 8 июля процесс был прерван, и Антонио Негри покинул римскую тюрьму Ребиббия. Вскоре, однако, органы правосудия иници­ировали процедуру лишения Негри иммунитета; накануне го­лосования в Палате депутатов 20 сентября 1983 года (которая дала согласие на его уголовное преследование минимальным большинством в 300 голосов против 293) он вынужден был уехать во Францию, где провел долгих 14 лет, заседая в Сове­те Международного философского колледжа, а с 1984 года за­нимая кафедру профессора социологии и политологии в Уни­верситете Париж-8 в Сен-Дени.

Тем временем суд первой инстанции в Риме признал А. Негри виновным по некоторым пунктам обвинения, вклю­чая терроризм и попытку свержения конституционного строя, и приговорил его к 30 годам заключения. Апелляции сокра­тили впоследствии этот срок до 13 лет. В 1997 году Негри - к тому времени уже всемирно известный философ - доброволь­но вернулся в Рим в ту же тюрьму Ребиббия, которую покинул за 14 лет до этого. В 2001 году он был переведен под домаш-

IXВ. Иноземцев

ний арест, а в 2003-м освобожден, хотя в Италии ему по сей день запрещено принимать участие в выборах и заниматься преподавательской деятельностью в любых учебных заведе­ниях.

Антонио Негри - автор множества книг, наиболее извес­тны среди которых Politico, di classe: II motore e la forma (1980), II Comunismo e fo Guerra (1980), lAnomalia selvaggia: Saggi su potere e potenza in Baruch Spinoza (1981), Macchina tempo: rompicapi, liberazione, costituzione (1982), Italie: Rouge et noire (1985), Communists Like Us [совместно с Φ. Гваттари] (1986), Fabbriche del soggetto (1987), Des entreprises pas comme les autres (1989), Constituent Power (1991), Le bassin de travail immatwiel [совместно с А. Корсани, M. Лаццарато и И. Мулье-Бутаном] (1996), Empire [совместно с М. Хардтом] (2000) и Time for Revolution (2003). В 1990 году А. Негри с коллегами основали в Париже ежеквартальный об­щественно-политический журнал Le futur antwieur.

О чем же пишут в своей новой книге мэтр итальянского марксизма и его молодой заокеанский коллега? Прежде все­го - о том кризисном, а вернее, нестабильном, переходном со­стоянии, в котором оказалась современная цивилизация. О ра­дикальных переменах в экономике, общественной жизни и политической практике, которые произошли в последней чет­верти XX века и сделали современный мир столь мало похо­жим на тот, что пытался изменить радикал Негри в свои мо­лодые годы. О состоянии всеобщей и всепроникающей войны, которая маскируется сегодня риторикой борьбы с террориз­мом и обеспечения безопасности, а на деле представляет со­бой изощренную систему способов подавления жизненной воли широких народных масс. И, разумеется, о том самом ги­потетическом «множестве», которое, приходя на смену «мас­сам», может вывести человечество из исторического тупика и открыть ему дорогу «в светлое будущее». В исторической час­ти, касающейся европейской ли политической экспансии, ми­рового ли «революционного движения», или эволюции фило­софских воззрений, книга М. Хардта и А. Негри в такой мере основана на реальных фактах, что порой кажется не столько теоретическим, сколько историческим исследованием. В то же

χ

Глашатаи нового мира

время она так оптимистична по духу, что авторов нетрудно заподозрить в приверженности утопиям. В общем, эта книга -одна из самых удачных (если не самая удачная) попыток тео­ретического осмысления мира, сформировавшегося столетие спустя после смерти основоположников марксизма.

Теоретический характер своей книги М. Хардт и А. Не­гри подчеркивают на всем ее протяжении (см., напр. ее. 8,180 и 395). И даже на последних страницах, вовсю, казалось бы, предавшись футурологическим мечтаниям, они находят в себе силы остановиться и напомнить: «Наша книга посвящена тео­рии, а потому тут не место прогнозам о том, насколько близко подошло время для принятия революционного политическо­го решения» (с. 431). Вполне теоретическими остаются и ис­ходные посылки их исследования. Начав с анализа радикаль­ных перемен, происшедших на протяжении последних десятилетий как в организации производственного процесса, так и в характере самого труда, они переходят затем к иссле­дованию соответствующих изменений в структуре современ­ных развитых обществ и в глобальном сообществе в целом. Следующий шаг- исследование природы, характера и направ­лений развития существующих ныне властных структур - как национальных, так и способных регулировать глобальные по­литические процессы. Затем авторы возвращаются к пробле­ме «войны всех против всех», с драматического описания ко­торой и начинается их книга. Хотя логика самого исследования и не совпадает с ходом изложения его результатов, я рискнул бы настаивать на том, что она именно такова, как я ее предста­вил в этом абзаце, и потому попытаюсь выстроить основные положения книги М. Хардта и А. Негри вдоль именно этой

линии.

Начну с характера и главных особенностей современного трудового процесса. В соответствии с основными выводами теории «постиндустриального общества», М. Хардт и А. Не­гри констатируют, что «в заключительные десятилетия XX ве­ка индустриальный труд утратил гегемонию, и на смену ему пришел "неовеществленный" труд, то есть - обеспечивающий либо создание нематериальных благ (знаний, информации, свя­зей или отношений), либо эмоциональной реакции» (с. 139).

XIВ. Иноземцев

Важнейшими особенностями нового вида труда они считают, во-первых, то, что ему «свойственно выходить за пределы ог­раниченной сферы сугубо хозяйственных процессов, [напря­мую] вовлекаться в общественное производство и воспроиз­водство» (с. 90); во-вторых, то, что этот вид деятельности несет на себе печать аффективное™ (см. с. 139); и, в-третьих, то, что «нематериальный труд имеет тенденцию приобретать обще­ственную форму сетей, основанных на коммуникации, сотруд­ничестве и эмоциональной привязанности» (с. 91). Главным следствием распространенности нематериального, или неове-ществленного труда в книге представлено появление так на­зываемой неовеществленной собственности, которую можно воспроизводить бесконечно и которая поэтому способна на­ходиться повсеместно в одно и то же время (см. с. 380).

Справедливости ради следует отметить, что до этого мо­мента М. Хардт и А. Негри скорее повторяют известные по­ложения теории «постиндустриального», или «информацион­ного» общества, чем развивают их. Однако если для «постин-дустриалистов» характерно стремление связать эти положения с распространенными представлениями о социальном и эко­номическом развитии, то наши авторы спешат обнаружить в новой деятельности те и такие черты, которые свидетельство­вали бы о принципиальной чуждости ее буржуазным устоям. Они полагают, что деятельность, характеризующаяся посто­янным сотрудничеством между бесчисленными индивидуаль­ными производителями, не создает продукта, который можно обратить в частную собственность; при этом, по их мнению, расширение сферы нематериального производства «способно непосредственно расширить сферу того, чем мы владеем сооб­ща» (с. 147), а отсюда следует вывод о неизбежности расшире­ния сферы общего (коммунитарного) и сокращения сферы ча­стного (буржуазного). В доказательство приводятся как сооб­ражения относительно угрожающей частному владению легкости воспроизведения, от которой зависит ценность ин­формационных продуктов (см. с. 223), так и указания на во­люнтаристский характер присвоения в частную собственность результатов научных исследований, осуществляемого на фоне деклараций о продукте традиционных видов производства

XII

Глашатаи нового мира

знаний как общем наследии всего человечества (см. с. 229). Однако какими бы ни оказывались конкретные аргументы, именно изменение характера труда рассматривается М. Хардтом и А. Негри в качестве главной причины происходящей в совре­менном мире модификации отношений собственности и обмена.

Думаю, что такая причинно-следственная связь возмож­на, но отнюдь не обязательна. Представленный в книге под­ход имеет важное преимущество перед традиционным марк­сизмом, и оно состоит в том, что становление нового вида труда служит предпосылкой обретения производством общественно­го характера, а не его следствием. В то же время известно, что в различные исторические периоды объектом собственности -пусть и не частнокапиталистической - становились как про­дукты коллективной деятельности, так и вообще блага, не яв­лявшиеся продуктом труда (как, например, земля), и даже сами люди. Общение между индивидами во все времена было про­изводственным ресурсом, но оно не было преградой для част­ного присвоения. Поэтому хотя мысль о расширении сферы общего под влиянием перемен в трудовой деятельности в це­лом представляется верной, делать из этого вывод о преодо­лении частной собственности не вполне, на мой взгляд, кор­ректно.

Но М. Хардт и А. Негри идут гораздо дальше, двигаясь к своей центральной идее - к идее «биополитического». По их мнению, изменение характера современной деятельности обус­ловливает стирание границ между рабочим и свободным вре­менем, между деятельностью на производстве и «работой для себя», между отчужденной деятельностью и творчеством (см. с. 90 и др.). Отсюда следует смелый вывод: в новых условиях «среди различных форм труда нет... приоритетных форм: ныне всякий труд задействован в общественном производстве» (с. 137). Он подтверждается также тем, что «производство зна­ний, языковых форм, сетей коммуникаций и отношений соци­ального сотрудничества охватывает все общество, включая его беднейшие слои» (с. 166). «Для общественного производства, -пишут М. Хардт и А. Негри, - принципиально важны креа­тивность и изобретательность, свойственные бедноте, безра­ботным, лицам с частичной занятостью и мигрантам. Точно

XIIIВ. Иноземцев

так же, как общественное производство осуществляется сегод­ня внутри и за пределами фабричных стен, оно в равной мере присутствует в рамках отношений найма и вне таковых. Нет общественной черты, которая разделяла бы производитель­ных и непроизводительных работников. Пора полностью от­казаться от старого... марксистского противопоставления про­изводительного и непроизводительного труда» (с. 173).

Это новое общественное производство - можно сказать, «производство всего усилиями всех» - М. Хардт и А. Негри называют биополитическим производством; «прилагательное биополитический, - подчеркивают они, - указывает на прогрес­сирующее размывание традиционных различий между эконо­мической, политической, социальной и культурной сферами» (с. 140). Идея «биополитического» является одной из централь­ных в книге, но не стоит обманываться относительно глубины ее проработанности. Несмотря на ясно заявленный теорети­ческий характер работы этих современных марксистов, за каж­дой их теоретической выкладкой скрываются недвусмыслен­ные практически-революционные выводы. В данном случае таковых просматривается два. С одной стороны, концепция «биополитического производства» призвана убедить читате­ля в том, что уход с исторической арены традиционного инду­стриального пролетариата и крайняя раздробленность и ра­зобщенность подавленных классов не мешают организации всеобщего сопротивления. Более того, все угнетенные - от вы­сокооплачиваемого наемного программиста до нищего индий­ского крестьянина - едины в своем качестве производителей «общего», а потому могут стать базой революционного движе­ния. С другой стороны, «эксплуатация в условиях гегемонии нематериального труда не есть... присвоение стоимости, из­меренной в единицах индивидуального или коллективного рабочего времени, а, скорее, это захват ценностей, произве­денных кооперативным трудом и, тем самым, обретающих общность в результате циркуляции в общественных сетях (кур­сив мой - В.И.)» (с. 146). Поэтому господствующий класс есте­ственным образом глобализируется, и вечный непримиримый конфликт между угнетенными и угнетателями переносится из

XIV

Глашатаи нового мира

узких пределов национального государства на безграничные пространства всего земного шара.

Подытожим. Вывод М. Хардта и А. Негри о том, что про­исходящие изменения в характере современной трудовой де­ятельности создают основу для преодоления ряда закономер­ностей капиталистического производства и для созидания нового типа общности, вполне убедителен. Можно - пусть от­части - согласиться и с тем, что продукты нематериального производства не могут (или не должны, что не одно и то же) обращаться в частную собственность; ведь «частное владение знаниями и информацией - лишь помеха к контактам и со­трудничеству, лежащим в основании социального и научного творчества, и ничего более» (с. 230). Однако утверждения, со­гласно которым совершенствование форм труда создает осно­ву для такого «биополитического производства», которое уст­раняет все различия между отдельными видами человеческой активности, требуют более серьезной аргументации. В логику авторских построений не вполне укладывается и их желание зачислить представителей глобального доминирующего клас­са в паразитирующую прослойку - ведь и их «деятельность» (пусть даже деструктивную), если быть последовательными, следовало бы относить к биополитическому производству от­ношений, сетей и смыслов.

Но авторы идут своим путем. Охарактеризовав значение нематериального труда в глобальном «биополитическом про­изводстве», они настаивают: этот труд тоже эксплуатируется, причем его эксплуатация становится лишь более изощренной. В этом пункте возникает понятная потребность придать соот­ветствующую концептуальность новому социальному проти­востоянию: определить, что именно приходит на смену тра­диционным общественным классам, а также прояснить вопрос о том, кто является коллективным субъектом биополитичес­кого производства, обретающего глобальный масштаб.

Ответ на каждый из этих вопросов имеет принципиаль­ное значение для судеб марксизма. Как известно, ни осново­положники марксистской теории, ни (тем более) их последо­ватели не смогли уйти от классового подхода и от традицион­ной дихотомии «индивид - общество». Если сегодня можно

XVВ. Иноземцев

Глашатаи нового мира

соглашаться с прогнозом К. Маркса и Ф. Энгельса о становле­нии в будущем бесклассового общества, то их убежденность в том, что путь к такому обществу лежит через победу пролета­риата, оказалась явной ошибкой. Они сумели заглянуть за го­ризонт столетий, когда говорили о новом обществе как своего рода постэкономическом, но ошибались, связывая его начало с преодолением капиталистического, а не экономического строя. Их логика была безупречна, когда они обосновывали идею преодоления частной собственности в коммунистичес­ком обществе, однако давала сбой при доказательствах, будто степень «обобществления» производства, достаточная для ста­новления такого общества, уже была достигнута.

М. Хардт и А. Негри - и в этом состоит их несомненный вклад в марксистскую теорию - предприняли попытку отой­ти от подхода, свойственного марксистам индустриальной эпохи. Выход из «западни», в которую попали ортодоксаль­ные марксисты, они видят в новой парадигме, рассматриваю­щей формирующееся глобальное сообщество как множество (multitude), которое не сводимо ни к массе, ни к классу, ни к народу. Понятие множества занимает центральное место в их книге, и потому на нем следует остановиться подробнее.

Если народ представляет собой общность, сплоченную определенной идентичностью, и потому воспринимает себя как некое естественное единство (см. с. 4); если сущность мас­сы состоит в ее неразличимости, и она способна «двигаться в унисон лишь потому, что составляет расплывчатый, единооб­разный конгломерат» (с. 5); если, наконец, понятие пролета­риата «имеет ограничительный характер - не только для того, чтобы отличать рабочих от собственников, которым не нужно трудиться, чтобы заработать на жизнь, но и чтобы отделить рабочий класс от остальных трудящихся» (там же), то мно­жество «является активным социальным субъектом, действу­ющим на базе того, что связывает личности воедино. Множе­ство - это внутренне разнообразный, сложный социальный субъект, строение и деятельность которого базируются не на идентичности или единстве (и тем более не на отсутствии раз­личий), а на том, что в нем есть общего (курсив мой - В.И.)» (с. 130). Множество невозможно свести к какому-то одному об-

XVI

лику, поскольку оно составлено из представителей отдельных культур, рас, этносов, тендеров, сексуальных ориентации, раз­ных форм труда, образов жизни, мировоззрений и устремле­ний; «множество - это плюральность, не поддающаяся упро­щению; единичные социальные различия, присущие множе­ству, всегда должны находить свое выражение и не должны нивелироваться до состояния одинаковости, единства, общей идентичности или нейтральности» (с. 135). В общем, оно «ха­рактеризуется радикальными различиями составляющих его личностей, которых нельзя синтезировать в единую идентич­ность» (с. 429).

Эти особенности множества проявляются и на политичес­ком уровне. Если признавать за множеством способность к экономической, политической и общественной самоорганиза­ции, то «унитарный суверенитет постепенно становится из­лишним. .. Дело не только в том, что суверенитет более не от­носится исключительно к сфере политического. Множество просто изгоняет суверенитет из политики» (с. 410) - хотя бы потому, что само не является и не может быть источником су­веренитета (подробнее см. с. 397).

Итак, что же такое множество? Можно ли определить его в более позитивном ключе, не прибегая к постоянным проти­вопоставлениям, не вполне проясняющим суть вопроса? Что представляют собой элементы множества? Как они соотно­сятся между собой? Эти и подобные им вопросы немедленно возникают у любого читателя, и на них следовало бы поискать ответы, тем более что здесь имеет место еще одна проблема.

Возможно, внимательный читатель заметил в приведен­ных выше цитатах своего рода неуверенность авторов книги: описывая множество, они говорят то о «личностях», то о «пред­ставителях разных культур», то о «единичных социальных раз­личиях», то еще о чем-либо подобном. В данном случае следу­ет заметить: это не ошибки или непоследовательность авторов; ответственность за эту нестройность несем мы - переводчики и редакторы книги. В оригинале во всех этих отрывках³ М. Хардт и А. Негри говорят о том, что они называют сингу-

^! Этим отрывкам соответствуют: странице 4 русского текста - страница XIV англий­ского оригинала; страницам 135 и 429 - страницы 105 и 355 оригинала.

XVII

JВ. Иноземцев

лярностью, или сингулярием (singularity), применяя понятие, которым пользуются в естествознании и которое образовано от латинского singularis - отдельный, особый. Сингулярий яв­ляется своего рода квантом множества, но в то же время во всем множестве невозможно встретить двух одинаковых син-гуляриев - и именно это отличает авторскую дихотомию «син­гулярий - множество» от традиционного противопоставления индивида и общества. К сожалению, несмотря на все пред­принимавшиеся мною и моими коллегами усилия, воспроиз­ведение терминологического стиля авторов не могло быть обеспечено без предельного усложнения текста; поэтому в большинстве случаев понятие «сингулярий» переводится в книге как «личность». Понимая, что эти два термина не могут считаться идентичными, я все же счел возможным пойти на это - основываясь в том числе и на своем собственном опыте использования термина «личность» вместо понятия «индивид» при описании человека, способного к творческой, и потому несводимой к любой иной, деятельности⁴. Рассуждая о сингу­лярий, М. Хардт и А. Негри имеют в виду «социального субъек­та, чья оригинальность не может быть сведена к чертам сходства и отличает его от других (курсив мой - В.И.)» (с. 129), причем особо подчеркивают, что «компоненты "массы" или "толпы" не проявляют себя как личности (в оригинале более жестко: are not singularities - В.И.) - и это с очевидностью доказывается тем, как легко различия между ними утопают в однообразии целого (курсив мой - В.И.)» (с. 130). Таким образом, здесь и далее под личностью мы понимаем нечто большее, нежели индивида в традиционном смысле слова - а именно человека, который не может и не должен презрительно считаться компонентом без­ликой и серой массы.

Установив, что наиболее значимым взаимодействием в современном мире является взаимодействие между сингуля­рием, или личностью, и множеством, М. Хардт и А. Негри идут дальше, пытаясь выяснить, что именно способно сплотить мно­жество; вопрос этот оказывается особенно актуальным, если

⁴ См., напр.: Иноземцев, Владислав. За пределами экономического общества. Постиндуст­риальные теории и постэкономические тенденции в современном мире, Москва: Aademia, Наука, 1998, ее. 247-285.

XVIII

Глашатаи нового мира

учесть, что истории практически неизвестны широкие соци­альные движения, которые предполагали бы, по сути, отказ от коллективной идентичности их участников. В качестве отве­та на этот вопрос они предлагают версию, которая, с моей точ­ки зрения, больше представляет собой субститут, нежели пол­ноценное решение проблемы. Так как «строение и деятель­ность множества базируются на том, что есть общего» между составляющими его членами, то это общее и называется авто­рами основой сплоченности множества. М. Хардт и А. Негри пишут: «Парадоксальным образом, общее возникает на обоих концах биополитического производства: это и его конечный продукт, и исходное условие. Общее является одновременно и естественным, и искусственным; это наша первая, вторая, третья и так далее натура. Нет такой личности, которая не конституировалась бы во множестве. Нет коммуникации, ко­торая не имела бы всеобщего характера, поддерживающего и приводящего ее в действие. Нет и такого производства, кото­рое не было бы одновременно сотрудничеством, основанным на общности. При таком биополитическом устройстве мно­жества пересекаются с другими множествами, и из тысяч то­чек пересечения, из тысяч корней, соединяющих множествен­ные производства, из тысяч отражений, рождающихся в каж­дой личности, неизбежно восстает жизнь множества. Множество представляет собой разрозненный набор личнос­тей, порождающий общую жизнь; это своего рода социальная плоть, организующая саму себя в качестве нового обществен­ного тела» (ее. 420-421). Множество, добавляют они, консти­туирует само себя, являясь «чем-то вроде языка, способного к самовыражению» (с. 409). Сколь убедительна эта позиция и что она дает для дальнейшего анализа?