Бостон и соединенные штаты

Теперь мы делаем последнюю посадку — в международном аэропорту Бостона, хотя Бостон — не политическая или торго­вая столица США. Дело в том, что на побережье Массачусетского залива контраст между культурными эпохами проявляется гораздо ярче, чем где-либо еще в нашей стране. Бостон одно­временно и самый старый, и самый молодой из американских городов. Это и историческое место появления первых колони­стов-пуритан, и стартовая площадка новой, электронной циви­лизации. Ни в одном другом американском метрополисе вы не найдете такого сочетания изящества Старого Света и стреми­тельности космического века, которое делает Бостон наиболее показательным образцом формирующегося мирского града.

Мартин Мейерсон и Эдуард К.Бэнфилд — авторитетные со­циологи, специалисты по проблеме урбанизации — назвали Бо­стон «одним из немногих красивых городов США». Эту особен­ность Бостона они объясняют тем, что он строился в основном в доиндустриальный период, и потому для многих его зданий ха­рактерна «благородная простота эпохи, не допускавшей ничего иного». К этому надо добавить, что Бостоном долгое время управляла аристократия, имевшая не только деньги, но и вкус. Справедливости ради следует заметить, что большинство краси­вейших городов мира было заложено именно такими людьми, а не в результате решений народных собраний. Их планировали «монархи, придворные и прелаты, обладавшие всей полнотой

власти и ничуть не заботившиеся об удобствах или благоден­ствии простых граждан»

Но добрый старый Бостон, прежде чем пережить порази­тельное второе рождение, которое мы наблюдаем сегодня, сна­чала сильно «опустился». Живописные улицы стали грязными и дымными от появившихся автомобилей. Открытые столкновения между янки и ирландцами вынудили многих состоятельные и добропорядочных граждан переехать в пригороды. Как сообщает судья Брэкдайз, в начале нашего столетия богатые обитатели Бостона советовали сыновьям: «В Бостоне вас не ждет ничего, кроме больших налогов и политических неурядиц. Когда жени­тесь, выберите хорошее предместье и стройте свои дом там. Вступайте в «Загородный клуб», и пусть в центре вашей жизни будут клуб, дом и дети»⁶. Этому совету следовали не только дети богатых горожан, но и все, кто мог скопить денег на переезд в Ньютон или Бальмонт".

Однако бурный рост городского строительства, ставший фак­том политической жизни Америки в 60-е годы, принял в Бо­стоне особенно широкий размах. Под руководством одного из самых активных мэров в своей истории и с помощью самых энергичных градостроителей Бостон сделал огромный скачок в развитии и peконструкции. Но сначала было допущено не­сколько серьезных ошибок. Старый Уэст-Энд был буквально сметен, а его малоимущие обитатели оказались на улице. И все это ради того, чтобы на освободившемся месте на берегу реки Чарлз построить район в футуристическом духе, где неизвестно, что выше — новые дома или плата за квартиры в этих домах⁷. Другой серьезнейшей ошибкой считается теперь идея строительства жилых домов на мысе Колумбия, на отнятом у залива участке земли, куда добраться можно только по узкому пере­шейку. Зато в нескольких других районах ответственные за мо­дернизацию городские власти весьма успешно пытаются компен­сировать плохое начало. Эскиз здания нового муниципалитета Бостона, выбранный специальным жюри из 256 предложений, многие архитекторы оценивают как один из самых смелых и изобретательных проектов гражданского здания, когда-либо со-

зданных в США. А в так называемых «серых» районах про­грамма «консервации кварталов» заменила бульдозер в деле со­здания нового метрополиса. Но особенно значительным пред­ставляется то обстоятельство, что генеральный план развития Бостона предусматривает сохранение индивидуальных черт та­ких районов, как Бикон-Хилл, Бэк-Бей и Норт-Энд. Под­держание местного колорита разных частей одного города не менее важно, чем сохранение индивидуального облика разных городов.

Не следует, однако, думать, что все эти новшества возникли в Бостоне по воле энергичных градостроителей в готовом виде. Экономической основой обновления стало, прежде всего, мощное развитие огромного индустриально-технического комплекса внутри и вокруг Бостона. Журнал «Нью-Йоркс» назвал Бостон с пригородами «центром нового мира». Это новый мир электро­ники и сопутствующей ей специальной индустрии, где исследо­вательские группы высококвалифицированных специалистов в производственных лабораториях работают над проектами, меня­ющимися быстрее моделей автомобилей. Кембридж, располо­женный напротив Бостона на другом берегу реки Чарлз, — мозговой центр этого возрождения, но его «щупальца» тянутся на многие мили во всех направлениях, особенно вдоль 128-го шоссе — кольцевой дороги вокруг Бостона, ставшей сим­волом электронной промышленности.

Однако Бостон еще далеко не стал технополисом. Отноше­ния между новым и старым нервные и напряженные. Богатые жители Бостона, вняв советам родителей, не только покинули Бэк-Бей, но и воспротивились всяким попыткам присоединить обжитые ими пригороды к Бостону. Самая нелепая ситуация возникла в связи с Бруклайном. Этот городок, почти со всех сторон окруженный Большим Бостоном, упорно цепляется за свою независимость, демонстративно отвергая всякую связь с разложившимся и коррумпированным Пупом. Большой Бо­стон более чем какой-либо другой метрополис обнаруживает диспропорцию между размерами собственно города и смыка­ющихся с ним пригородов. Жители предместий охотно пользу­ются городским портом, больницами и автострадами, не говоря уже о концертных залах, кино и театрах, но, когда дело доходит

до решения насущных проблем собственно Бостона, они легко уклоняются от ответственности, пользуясь законами о районировании и разными экономическими прикрытиями. И в результате жители Бостона стонут под бременем огромных нало­гов, которых тем не менее явно недостаточно, чтобы поддержи­вать на должном уровне школьное образование, платить полицейским и обеспечивать уборку улиц.

Поэтому в Бостоне мы видим не просто резкий контраст между старым и новым, но также сталкиваемся здесь с пробле­мой, типичной сегодня для каждого метрополиса Америки: сред­ние классы уклоняются от всякой гражданской ответственности, предпочитая паразитическое существование в предместьях. Как и все американские города, но только в более явном виде, Бо­стон словно бы застрял на дефисе технополиса. Социально и технически это настоящий метрополис, все части которого тесно взаимосвязаны во всех отношениях. А политически это скопле­ние феодов, которые занимаются узаконенным грабежом города-центра, одновременно безуспешно пытаясь разрешить колос­сальные проблемы, порождаемые жизнью метрополиса.

Отчасти эта анархия возникает из-за нежелания значитель­ной части населения принять реальность мирского града. Многие по-прежнему стремятся сохранить образ жизни городской общины или даже племени. Пока в городе кипит настоящая фе­одальная война между итальянцами, ирландцами и янки, в при­городах нервные беглецы от тревог центральных районов укра­шают свои современные дома тележными колесами или мебелью в стиле времен колонизации Америки. Они по-прежнему строят свою жизнь вокруг старой приходской церкви, пытаясь убедить себя в том, что и вправду живут в простой самостоятельной общине, основанной здесь колонистами еще триста лет назад.

Но все это чудовищный самообман. В конце концов, станет очевидно, что любые попытки жить по законам городской общины XVIII века или сохранить изолированность и систему власти племени — не более чем игра. Со временем реально су­ществующая взаимозависимость и технически обусловленное единство частей метрополиса неизбежно потребуют политичес­кого оформления.

Бостон не только исключительно ярко демонстрирует типич­ный для метрополиса кризис, но также весьма наглядно иллю­стрирует различие между секуляризацией и секуляризмом в его специфически американском варианте. Какой другой город мог бы служить более выразительным символом страны, пережива­ющей смерть своей почтенной, квазисакральной протестантской культуры? И хотя некоторые романтики и мечтатели оплакивают ее конец, многие протестанты восприняли его с тем же облегчением, с каким европейские христиане отнеслись к закату западноевропейской христианской культуры. Видимо, лишь те­перь протестанты впервые настолько освободились от своей культуры, что могут сознательно принять ее или отвергнуть, в соответствии с учением Евангелия. К сожалению, однако, именно теперь, когда появилась эта многообещающая возмож­ность, возникло коварное искушение новой сакрализации обще­ства. Это опасность того, что известный современный теолог Мартин Марти назвал «американским синтоизмом»⁸. Он имеет в виду формирование так называемой «американской религии имеющей три деноминации: протестантизм, католицизм и иуда­изм. Эту «религию» очень выразительно описал, в частности Уилл Херберг. В ней заключена скрытая опасность для нынешнего экуменического движения, о которой необходимо напо­мнить. Подобно лозунгам «Недели братства», эта идеология внушает нам, что в конце концов мы все американцы и у всех нас общие религиозные истоки.

В своей книге «От государственной Церкви к плюрализму»⁹ Фрэнклин Литтелл убедительно показал, что это «религиозное прошлое» — в действительности миф и потому нуждается в ре­шительной демифологизации. Многообразные причины привели в Америку людей разных религий (а также и неверующих), и, конечно, не все они были набожными. Сакральная протестантская культура была им навязана. Поэтому секуляризация американского общества сыграла оздоравливающую роль. Она ре­шила давно назревшую проблему: освободила католиков, евреев и других от давления протестантской культуры. При этом секу­ляризация освободила и самих протестантов от тех элементов культуры, которые их сковывали. И было бы очень грустно, если бы католики и евреи, справедливо боровшиеся за депротестантизацию общества и в конечном счете победившие, теперь вместе с протестантами стали создавать новую, тройственную

религию, в числе почитаемых основоположников которой сосед­ствовали бы Моисей, Лютер и Фома Аквинский в американской редакции. Сейчас христианам следует поддерживать дальней­шую секуляризацию американского общества, причем они дол­жны понять, что секуляристы, атеисты и агностики не могут быть для них людьми второго сорта.

Нам еще только предстоит оценить тот огромный вклад, ко­торый внес в дело секуляризации Америки Джон Ф.Кеннеди за короткий период своего президентства. Сама его предвыборная кампания ознаменовала конец протестантской культурной геге­монии. И присущий Кеннеди стиль руководства, и его спокой­ный отказ выступать в роли верховного жреца американской ре­лигии чрезвычайно способствовали подлинной и здоровой секуляризации нашего общества. Он был в высшей степени политическим лидером. И хотя многие его решения, особенно касавшиеся проблемы расовой дискриминации, несомненно, были продиктованы его христианским миропониманием. Кен­неди решительно отвергал всякие попытки придать его правле­нию полурелигиозный смысл, который американцы — лишенные монарха gratia Dei — столь часто стремятся придать президент­ской власти. Отрицая всякий религиозный смысл политической власти, Кеннеди, таким образом, делал то же, что и восточноев­ропейские христиане, которые стремятся отделить политические требования коммунистических режимов от их идеологических притязаний.

Возможно, американские секуляристы посланы нам Богом в качестве предупреждения: эпоха сакральных обществ прошла. И может быть, христиане содействовали ее окончанию больше, чем мы думаем. Разделив власть папы и императора и предоста­вив тем самым некоторую предварительную автономию светской сфере, западное христианство положило начало тому процессу, в результате которого возникло современное, открытое и рели­гиозно нейтральное, т.е. секулярное, государство. Но как мы видели, корни секуляризации уходят гораздо глубже. Мы нахо­дим ее предпосылки в библейском рассказе о Сотворении мира, где на человека возлагается забота об этом мире; в" разделении функций царей и пророков в древнем Израиле; в новозаветных предписаниях уважать власти, если они не предъявляют религи­озных требований.

Обязанность американских христиан по отношению к их не­религиозным согражданам состоит не в устрашении, а в том, чтобы обеспечить им возможность оставаться нерелигиозными. Надо помочь им сохранить верность собственным убеждениям, с тем, чтобы их не вовлекли в новый фидеизм — в нетерпимую религию секуляризма. В этой связи представляется очень разум­ным решение Комитета по народному образованию штата Ка­лифорния о том, что школы могут безбоязненно проводить заня-

тия о религии. Комитет заранее выразил доверие учителям, утверждая, что они сами «в состоянии отличить занятия о рели­гии от обязательных богослужений». Знаменательно и дополни­тельное заключение Комитета: «преподавать мировоззрение, отрицающее бытие Бога», столь же противозаконно, как и «пропагандировать какое-либо религиозное учение».

Комитет в своем решении исходит из зрелости американ­ского общества. Он признает, что публичная школа — не место для молитв и религиозных гимнов. Но в отличие от многочис­ленных секуляристов он признает также и то, что агностики и атеисты тоже не имеют права использовать школу для пропа­ганды своих взглядов

Примечания

¹ Harrison SH India The Most Dangerous Decades Princeton, N3, I960 с 333 и cл.

² Zabel MD (ed) The Portable Henry James NY,1963, с 499

³ Abbe Michonneau Revolution in a City Parish Westminster, 1949

⁴ Cox H A Theological Travel Diary — Andover Newton Quarterly November 1963, с 27—28

⁵ См Gottwitzer H Die marxisnsche Religionskritik und chnslhcher Glaube — Marx Ism ussludieii, Vierte Foige, № 7 Iubingen, 1962

⁶ Цит по Mumford L The Dry in History NY 1961, с 495

⁷ О печальной судьбе бостонского Уэст-Энда см Cans И The Urban Villagers NY 1962

⁸ MartyM Sci-ond Chance for American Protestants NY, 1963.с 72

⁹ Little From Stale Church to Pluralism Garden City, NY, 1962

Ч А С ТЬ II

ЦЕРКОВЬ В МИРСКОМ ГРАДЕ

Глава 5