Городская и сельская жизнь
В дореволюционной России в конце девятнадцатого и начале двадцатого веков жизнь в городах в значительной мере отличалась от жизни в деревне. В то время как европеизированные городские центры представляли современную эпоху со всеми ее удовольствиями, техническими новшествами и интеллектуальными возможностями, крестьяне в психологическом и культурном отношениях все еще жили в условиях московского периода. Правда, дворянские усадьбы, построенные большей частью в стиле «русский ампир», с их библиотеками, собраниями картин и так далее, были подобны многочисленным оазисам европейской культуры, но их потенциальное и реальное влияние, несущее цивилизацию, было более чем уравновешено интеллектуальной и социальной пропастью между помещиками и жителями деревень. Однако сама по себе деревня не осталась неизменной. Быстрый рост образовательных возможностей и менее быстрое проникновение технических достижений в сельские районы постепенно изменяли крестьянскую жизнь, особенно после неудавшейся революции 1905 г., когда мелкие кредитные учереждения и общины внесли большой вклад в материальный прогресс.
С точки зрения социологии существует много сходства между Киевской Русью и царской Россией позднего периода: контраст между городской и сельской жизнью представляет одну из важных параллелей между этими двумя эпохами. Как в древней, так и в современной России города первыми испытывали влияние новых культурных тенденций, в то время как деревни сильно отставали от них. Пропасть между аудиторией Иллариона – людьми, «напоенными благодатью книжного учения» – и жителями отдаленных сельских уголков, которые все еще были неграмотными язычниками, была так же велика, как между городской элитой и «темными людьми» деревень в конце девятнадцатого века. Экономически русские города Киевской Руси жили в эпоху торгового капитализма и высоко развитого гражданского права, в то время как сельские жители в отдаленных районах не знали сложных экономических или финансовых сделок, кроме выплаты наложенной на них дани. Города были великолепны с их пышными соборами и роскошными дворцами, а деревням было нечего показать кроме своих бревенчатых изб. В сельских районах церквей было мало. Хотя количество княжеских и боярских сельских усадеб росло, их владельцы проводили там только часть своего времени, будучи более тесно связаны с городами, нежели со своими поместьями; в результате последние едва ли могли в тот период стать центрами культуры, за исключением того, что в некоторых случаях они имели экономическую значимость. Таким образом, говоря о быте русских в киевский период, необходимо разделять между городами и сельскими районами. Мы знаем лучше городскую жизнь, потому что она оставила больше следов в наших источниках информации. О сельской жизни известно мало, за исключением того, что можно извлечь из фольклора. Кстати сказать, устное народное творчество было одним из связующих звеньев между городами и деревнями, как впрочем и между высшими и низшими классами. Эпические поэмы и волшебные сказки (былины и сказки )высоко ценились как в княжеских и боярских хоромах и в деревнях, и, насколько мы знаем, скоморох был желанным гостем и на городском пиру, и на сельском празднике.
Жилища и мебель
Суровость русской зимы, особенно на севере, заставляла русских людей обращать больше внимания на прочность своих домов, чем это было необходимо жителям южной или западной Европы. Основным назначением дома на Руси было обеспечить человека теплом зимой, а не что-либо иное. И, тем не менее в эпоху Киевской Руси не строили ни каменных, ни кирпичных зданий, за исключением церквей и княжеских дворцов. Двумя основными типами русского жилья являются бревенчатая постройка на севере и каркасный дом на юге, которые соответственно назывались избой и хатой [459]. Поскольку дерево менее долговечный материал, чем камень, до нас не дошло ни одного образца деревянных домов Древней Руси, но мы можем получить о них представление по бревенчатым избам русских крестьян северной части страны, построенным в XVIII и XIX веках. В отличие от жалких хат Белоруссии и Центральной России, северная русская изба обычно представляет собой просторный дом, добротно построенный и теплый, и, чаще всего, украшенный снаружи деревянной резьбой. Именно таким, видимо, был древний новгородский дом, в то время как в Центральной России и Белоруссии уже тогда бревенчатые избы, судя по всему, были меньшего размера. Даже небольшая изба обычно состояла из трех частей: основной комнаты с печью, коридора и неотапливаемой комнаты рядом с коридором, которую использовали как дополнительную комнату летом или как кладовую (клеть )[460].Дом, состоящий из нескольких комнат, назывался хоромы. Рядом с домом строили амбары, хлевы, конюшни, а также бани. Двор огораживали частоколом. Боярская усадьба, по-видимому, отличалась от жилища простолюдина только размерами. Княжеский дворец, разумеется, был намного просторнее и более искусно построен. Его двумя характерными чертами были гридница и терем. В Киевском дворце эти два здания были каменными уже в десятом веке. Гридница служила штаб-квартирой княжеской дружины. В тереме жила женская половина княжеской семьи. Слово «терем» вероятно происходит от греческого room («комната»); сравните с персидским tarem (шатер, галерея)[461].
Теперь спустимся вниз по социальной лестнице. Смерды жили в меньших бревенчатых избах или, на юге, в хатах. Печки изначально делались из обожженной глины, позднее их стали класть из кирпича. Зачастую печь была довольно обширной. В доме она служила для обогрева, кипячения воды, приготовления пищи и других целей. В Центральной России крестьяне использовали ее иногда для мытья, как своего рода маленькую баню.
Вместо стекла в окна вставляли слюду. Для освещения использовали глиняные светильники, в которых горел жир или какое-нибудь растительное масло. Использовали также медные подсвечники с восковыми свечами. В более бедных домах лучина, вероятно, была популярным средством освещения, как это было в крестьянских домах и в царскую эпоху до появления керосина. Мебель состояла из кроватей, столов, скамей и стульев, изготовленных из дерева. В боярских и купеческих домах часть мебели, особенно кресла, была украшена искусной резь6ой. Столы покрывали домотканными или кружевными скатертями ручной работы. К умывальникам прилагались кувшины и разы, сделанные из меди. Именно в таком кувшине епископ новгородский Иоанн поймал однажды дьявола, если верить его «Жизнеописанию».[462]
Одежда
Мужская одежда летом состояла из льняной рубахи и льняных штанов. Именно в таком одеянии появился Великий князь Святослав перед императором Иоанном Цимисхием в 971 г. (см. Гл. II, раздел 5). Святослав был ригористом; уже во времена его правления, тем более позже, в XI и XII веках, князья и бояре предпочитали пышные одежды, сшитые из заморского шелка и парчовых тканей (поволоки и аксамита ).В холодное время года льняные и шелковые одежды служили нижним бельем, поверх которого носили шерстяную одежду. Для обозначения последней использовали несколько терминов, такие как свита, мятелия, коч и т. д. Вероятно, свита была самым распространенным видом одежды, которую носили как князья, так и крестьяне, что-то вроде кафтана. Мятелия – плащ или мантия, упоминается в западно-украинских и новгородских источниках. Коч, вероятнее всего, служил чем-то вроде пальто. Княжеская мантия называлась корзно .[463]Зимой, особенно во время путешествий, надевали овчинные и меховые шубы. Они были двух фасонов: приталенное пальто с рукавами и свободное пальто, тоже чаще всего с рукавами (шуба). Обычный кожух изготовляли из овчины. Для шуб широко использовался мех медведя, волка и куницы.
Княжеская одежда изображена на знаменитой миниатюре «Изборника» Святослава 1073 г., на ней мы видим князя Святослава II, его жену и пять их сыновей.[464]По словам Н. П. Кондакова, вся одежда кроме головного убора и воротников типично византийская.[465]Князь одет в кафтан темно-фиолетово-синего цвета с облегающими рукавами, заканчивающимися золоченой парчой; нижняя кайма красная. Поверх него темно-синяя мантия с широкой золотой каймой, застегнутая рубиновой пряжкой. Его сапоги – из зеленого сафьяна. Княгиня одета в легкое красное платье, с широкими свободными рукавами, что-то вроде долматика, перетянутое широким золотым поясом. На голове у нее большой платок, скорее шаль, один конец которой покоится на правом плече. Головной убор Святослава состоит из соболиной шапки с низкой тульей из золоченой ткани. Его сыновья – в высоких меховых шапках. Интересной деталью одеяния молодых княжичей является низкий воротник, по-видимому своеобразное ожерелье на шее (торк, гривна).
Другую иллюстрацию княжеской одежды одиннадцатого века можно найти в миниатюрах, помещенных в «Кодексе Гертруды», списке Псалтыря, сделанном по заказу архиепископа Эгберта Трирского (977-993 гг.). Миниатюры датируются концом одиннадцатого века и изображают князя Ярополка (сына Изяслава I), его жену и мать. Одежда, в которую они одеты, выполнена в традиционном византийском стиле.[466]По мнению Кондакова эти миниатюры были написаны каким-либо польским или западно-украинским (галицким) иконописцем.
А теперь обратимся к одежде русских женщин.[467]Летом она состояла из льняной рубашки и шерстяной юбки (поневы ).В северной части Руси вместо юбки носили платье без рукавов, наподобие фартука. Это так называемый сарафан, но необходимо отметить, что в древней Руси этим словом называли также и мужскую одежду. Мужской сарафан был легким летним пальто.[468]Это слово иранского происхождения. Богатые женщины, особенно горожанки, предпочитали одеваться в шелка и парчу еще больше, чем мужчины. Зимой сельские женщины носили овчинные полушубки, но достойной одеждой для уважаемой женщины была меховая шуба. Женщины из богатых семей носили соболиные и бобровые меха. В «Слове о полку Игореве» Ярославна, жена несчастного князя Игоря, оплакивая судьбу своего мужа, выражает желание погрузить рукав своей бобровой шубы в воды Дуная, чтобы им обмыть Игоревы раны. Женщины не с такими большими запросами довольствовались шубами из куницы или даже белки. Меха также использовались для зимних шапок как мужских, так и женских. Наиболее подходящими для них считались соболь и бобер. Летом мужчины носили войлочные шляпы с высокой тульей, называемые "греческими шляпами ".Женский головной убор, повязка в форме открытой короны, был известен как кика, или, если он был высоким спереди, как кокошник. Богатая женщина обычно носила кокошник, украшенный драгоценными камнями.
На ногах мужчины носили высокие сапоги (черевы ). Сапоги богатых людей шились из тонкой кожи, они были зелеными, желтыми или красными. Щеголи, такие как легендарный Чурило Пленкович, заказывали себе сапоги с длинными загнутыми носами. Носили также низкие кожаные башмаки (тоже называемые черевы), особенно женщины. В лесной полосе деревенские жители носили лапти, сплетенные из лыка или коры ивы, березы или дуба.
Полное официальное одеяние не считалось завершенным без драгоценных камней и всякого рода украшений, что, разумеется, особенно любили женщины.[469]Однако и мужчины не чурались украшений из золота и серебра. Святослав I носил золотую серьгу. Княжеские дружинники часто носили шейные ожерелья (торки ) и цепи. Однако они были, скорее, символами служебного положения, нежели простыми украшениями. Некоторые аксессуары одежды богатых людей, такие как пряжки и пуговицы, также изготовляли из золота и серебра и, чаще всего, украшали драгоценными камнями или жемчугом. Пояс считался самым лучшим мужским украшением. Золотые и серебряные пояса были по преимуществу атрибутами княжеского гардероба. Шелковые и кожаные пояса обычно украшали серебряными пластинами и пряжками, художественно оформленными.[470]Ассортимент драгоценностей и украшений богатых женщин включал в себя разнообразные, искусно сделанные предметы, такие как золотые и серебряные серьги, височные подвески, ожерелья из жемчуга или золотых или серебряных монет (монисто ),украшенные эмалью золотые короны, браслеты и всевозможные кольца.
Еда
Хлеб и мясо были двумя основными продуктами питания в рационе русских князей Киевской Руси.[471]На юге Руси хлеб пекли из пшеничной муки, на севере был более распространен ржаной хлеб. В голодные годы к муке иногда добавляли сухие листья растения гусиные лапки. В богатых домах, а также в монастырях по праздничным дням в дополнение к обычному хлебу подавался сдобный, выпекаемый с медом и маком. Что касается мяса, то самыми обычными сортами были говядина, свинина и баранина, а также гуси, куры, утки, голуби и журавли. Конину иногда ели воины во время походов и гражданские в голодные годы. Употребляли также мясо диких животных и птиц. Как указывается в современных источниках, это были олени, кабаны, зайцы, даже медведи. В пищу шли куропатки, рябчики и другая дичь. После обращения в Христианство новая церковь, внимательно относящаяся к древним канонам, возражала против того, чтобы люди ели мясо диких животных, таких как медведь и даже заяц, считая их «нечистыми». Более того, следуя Ветхому Завету с его осуждением употребления в пищу мяса с кровью, она возражала против того, чтобы ели птиц, задушенных в силках.[472]Однако очевидно, что в этом отношении увещевания духовенства были напрасными, так как многовековые традиции прихожан преобладали над новыми ритуалами. В эпоху Московской Руси этим церковным предписаниям следовали строже.
Церковь поощряла употребление в пищу рыбы. Среды и пятницы были объявлены постными днями и, кроме того, были установлены три поста, включая Великий Пост. Разумеется, рыба уже была в рационе русских людей до Крещения Владимира, и икра, должно быть, тоже, хотя первое упоминание о ней обнаружено в источниках двенадцатого века[473]. Яйца, молочные продукты и овощи дополняли список съестных припасов. В дополнение к животному маслу иногда употребляли растительное, получаемое из семян конопли или льна, главным образом во время постов. Из-за границы импортировали оливковое масло.
Мало что известно о русской кухне этого времени. Мясо варили или жарили на вертеле, овощи ели вареными или сырыми. Также упоминаются в источниках солонина и тушенка. Пироги, которые позднее стали любимым русским кулинарным изобретением, упоминаются в источниках этого периода только дважды.[474]Пшенная и овсяная каши, судя по всему, были распространенными блюдами. В княжеском хозяйстве главный повар (старейшина поваров ) осуществлял контроль над огромным штатом кухонных работников, и все повара вероятно были хорошо обучены и искусны. А поскольку некоторые из них были иностранного происхождения (упоминаются турецкие и венгерские повара), то их кухня могла включать в себя и иностранные рецепты. Ассортимент кухонной посуды включал в себя медные чайники, таганы и сковородки, а также всевозможные ножи.
Теперь давайте перейдем к напиткам. В те времена, как и в наши, русские люди не избегали выпивки. Согласно «Повести временных лет» основной причиной отказа Владимира от ислама была трезвость, предписываемая той религией. "Питие ",– говорил он, – "это радость русов. Мы не можем без этого удовольствия ".[475]Русская выпивка для современного читателя неизменно ассоциируется с водкой, но в эпоху Киевской Руси не гнали спирта. Употребляли три вида напитков. Квас, безалкогольный или слегка хмельной напиток, изготовляли из ржаного хлеба. Это было нечто напоминающее пиво. Вероятно, он был традиционным напитком славян, так как его упоминают в записях о путешествии византийского посланника к вождю гуннов Аттиле в начале пятого века наряду с медом.[476]Мед был чрезвычайно популярен в Киевской Руси. Его варили и пили как миряне, так и монахи. Согласно летописи князь Владимир Красное Солнышко заказал триста котлов меда по случаю открытия церкви в Василеве.[477]В 1146 г. князь Изяслав II обнаружил в погребах своего соперника Святослава пятьсот бочек меда и восемьдесят бочек вина.[478]Было известно несколько сортов меда: сладкий, сухой, с перцем и так далее. Пили и вино: вина ввозились из Греции, и, кроме князей, церкви и монастыри регулярно импортировали вино для отправления литургии.
Что касается сервировки стола, то в княжеском хозяйстве пользовались золотой и серебряной посудой, особенно в случаях государственной важности. Использовали также золотые и серебряные ложки. «Повесть временных» лет содержит характерную историю о дружинниках Владимира Красное Солнышко, которые жаловались на то, что князь позволяет им есть деревянными ложками вместо серебряных. Владимир сразу же приказал выдать им серебряные ложки.[479]Вилок не было и предполагалось, что все должны пользоваться собственными ножами, чтобы отрезать хлеб или мясо. Для питья вполне подходили золотые или серебряные кубки и чаши. Простолюдины должны были довольствоваться оловянной или деревянной посудой, деревянными ложками, оловянными кубками и чашами.
Здоровье и гигиена
В эпоху Киевской Руси, по сравнению с более поздними временами, дома и пища у русских были лучше. Вне всякого сомнения, в те времена средний русский человек ел больше мяса, нежели крестьянин в царской России. В результате русские люди, кажется, были более здоровыми и крепкими, чём их потомки в девятнадцатом веке. Несмотря на рост городов, они еще не были так перенаселены, как в наше время. С другой стороны, медицина того времени, и не только на Руси, была не в состоянии справиться с эпидемиями, и, когда они возникали, люди были беспомощны и рассматривали их как знак гнева Господня. При обычных заболеваниях люди ожидали помощи или от ученых докторов или, особенно в сельских районах, от знахарей и волхвов. Однако основы гигиены поддерживались больше здравым смыслом и народной традицией, нежели ведовством или наукой. Коснемся одного важного пункта. Элементарная чистота тела достигалась регулярным использованием парных бань, во всяком случае в северной части Руси, где баня была обязательной принадлежностью каждой усадьбы. На юге парная баня была менее популярна. В «Повести временных лет» есть характерная история о легендарном путешествии апостола Андрея в Новгород. "Не поверите ", -говорит он, – "я видел землю словенцев, и пока я был среди них, то наблюдал их деревянные бани. Они топят их до сильной жары, затем раздеваются и, намазав себя квасцами, берут свежие прутья и хлещут ими свое тело. В самом деле, они хлещут себя так неистово, что остаются еле живыми. Затем обливаются холодной водой и так приходят в себя. Они могут делать это каждый день, и, на самом деле, добровольно подвергают себя такой пытке ".[480]Это сатирическое, но совершенно точное описание русской парной бани является одним из ранних проявлений насмешливого отношения киевлян к новгородцам – правдивый эпизод в иронической войне между двумя племенами, где высмеивание великоросса (москаля или кацапа) со стороны украинца и, наоборот, насмешка первого над последним (хохлом) оказываются не чем иным, как историческим продолжением.
В 1090 г. один из русских епископов греческого происхождения, Ефрем Переяславльский, который был,великим строителем, украсил город многими зданиями, а среди прочего "построил каменную баню, такую, какой прежде никогда не было на Руси ".[481]Вероятно, это была римская баня.
Кроме пользования банями существовала еще одна здоровая традиция – русская забота о хранении пищи, в особенности хлеба и воды, в исключительной чистоте, вне досягаемости животных, особенно собак. Есть что-то религиозное в почтительном отношении древних русских к хлебу и воде. Без сомнения его происхождение может быть обнаружено в определенных тенденциях славянского язычества: в праздниках урожая, чтобы выразить уважение к хлебу, и рузалии - к воде. Христианство добавило свое благословение к старинной религиозной почтительности, предлагая специальные службы в день Преображения (день Спасителя, 6 августа), который совпадал со старинным праздником урожая и в день Богоявления (6 января), когда благословлялась вода. Кроме этого, Церковь ввела, или скорее постаралась ввести, понятие нечистоты некоторых видов животной пищи, как это было отмечено выше, что, однако, едва ли имело какое-то гигиеническое значение. Посты, предписанные Церковью, могли изменить рацион русских людей, что в конце концов и случилось (оставим врачам решать, было ли это полезным для здоровья), но в Киевской Руси посты строго не соблюдались. В своих указах относительно пищи и половых отношений Церковь, разумеется, руководствовалась древними канонами, а не соображениями гигиены. Половая распущенность считалась грехом, поэтому священнослужители осуждали ее. Они пошли еще дальше в попытках регулировать половые аспекты брака. Так, запрещалось сожительствовать по субботам и воскресеньям, а тем, кто делал это, не разрешалось в эти дни входить в церковь.
Цикл жизни
Цикл человеческой жизни вечен в том смысле, в каком он предопределен природой. Человек рождается, растет, женится или выходит замуж, рождает детей и умирает. И вполне естественно, что ему хотелось бы должным образом отмечать основные вехи этого цикла. В наши дни урбанизированной и механизированной цивилизации обряды, имеющие отношение к каждому звену жизненного цикла, сведены до минимума. Не так обстояли дела в древности, особенно в эпоху родовой организации общества, когда основные вехи жизни индивидуума считались частью жизни рода. Древние славяне, как и другие племена, вехи жизненного цикла отмечали сложными обрядами, отраженными в фольклоре. Сразу после принятия христианства Церковь присвоила себе организацию некоторых древних обрядов и ввела свои собственные новые ритуалы, как например обряд крещения и празднование именин в честь святого заступника каждого мужчины или женщины.
Одновременно с этим средневековая Церковь, хотя и проникнутая библейскими понятиями, унижала женщину на самом пороге этого цикла. По физиологическим причинам мать считалась нечистой в течение сорока дней после рождения ребенка и ей не разрешалось входить в церковь в этот период.[482]Ей не разрешалось присутствовать при крещении своего ребенка.
В эпоху Киевской Руси в русских княжеских семьях существовал обычай давать ребенку два имени: первое было славянским (или славяно-норвежским), второе – христианским. Первое было известно, преимущественно, как «княжеское имя». Известно, что Владимир получил при крещении христианское имя Василий; его сын Ярослав – имя Юрий (Георгий). Оба эти князя были крещены взрослыми, но обычай давать два имени сохранился и у их потомков, чьи дети были крещены через несколько дней после рождения. В конечном итоге некоторые князья, например Владимир, были канонизированы под их славянскими именами, и, таким образом, древние славянские имена вошли в список христианских личных имен.
В возрасте между двумя и четырьмя годами юному княжичу выбривали тонзуру в знак его высокого ранга, и по этому случаю он получал особое благословение Церкви. Существовал обычай совершать обряд в день имени мальчика. Согласно обряду мальчика сажали верхом на лошадь, что было предвосхищением его воинской карьеры. Оба события отмечались пышными пирами во дворце его отца.[483]Затем мальчика вверяли заботам наставника (кормильца )и примерно в возрасте семи лет его обучали читать, а потом писать. Княжеские дети явно получали образование у своих домашних учителей. По всей видимости так же обстояли дела и с детьми бояр, хотя при Владимире и Ярославе боярам было приказано отсылать своих детей во вновь открывшиеся публичные школы. Детей простолюдинов отправляли в школу тоже, если они вообще получали образование. В сельских районах большинство людей, по-видимому, оставались неграмотными.
Свадебные обычаи в эпоху язычества были различными у разных племен. У радимичей, вятичей и северян жених должен был похитить невесту. У других племен считалось нормальным платить за нее выкуп роду. Этот обычай, вероятно, развился из выкупа за похищение. В конце концов откровенная плата была заменена подарком невесте со стороны жениха или ее родителям (вено ). Среди полян существовал обычай, который требовал, чтобы родители или их представители привозили невесту в дом жениху, а ее приданое должно было быть доставлено на следующее утро.[484]Следы всех этих старинных обрядов можно отчетливо разглядеть в русском фольклоре, особенно в свадебных обрядах даже более позднего времени.
После обращения Руси в христианство помолвка и свадьба санкционировались Церковью. Однако сначала только князь и бояре заботились о церковном благословении. Основная же масса населения, особенно в сельских районах, довольствовалась признанием брака соответствующими родами и общинами. Случаи уклонения от свадьбы в церкви простыми людьми были частыми вплоть до пятнадцатого века.
По византийскому законодательству в соответствии с обычаями народов юга были установлены самые низкие возрастные требования к будущим супружеским парам. Эклога восьмого века позволяет вступать в брак мужчинам в возрасте пятнадцати лет, а женщинам – тринадцати. В Прокеироне девятого века эти требования даже ниже: четырнадцать лет для жениха и двенадцать для невесты.[485]Известно, что Эклога и Прокеирон существовали в славянском переводе и законность обоих руководств признавалась русскими юристами. В средневековой Руси даже самые низкие возрастные требования Прокеирона не всегда соблюдались, особенно в княжеских семьях, где браки, чаще всего, заключались по дипломатическим соображениям. Известен, по крайней мере один, случай, когда княжеский сын женился в возрасте одиннадцати лет, а Всеволод III отдал свою дочь Верхуславу в жены князю Ростиславу, когда ей было только восемь лет. Когда родители невесты провожали ее, "они оба плакали, потому что их возлюбленная дочь была такой юной ".[486]
Развод разрешался византийским законом в случае отсутствия одного из супругов в течение более трех лет без всяких известий о нем (или о ней), а также за прелюбодеяние и по некоторым другим причинам. В средневековой Руси развод можно было получить, если один из супругов или оба имели желание уйти в монастырь.[487]Монах и монахиня считались умершими для света. Князей иногда принуждали уйти в монастырь их соперники. Постепенно у князей складывался обычай принимать схиму (высший монашеский сан), когда они чувствовали приближение смерти.
Погребальные обряды в языческие времена включали в себя поминальные пиры, происходившие на месте захоронения. Над могилой князя или какого-нибудь выдающегося воина насыпали высокий холм (курган ) и нанимали профессиональных плакальщиц, чтобы оплакать его смерть, (см. Гл. IX, раздел 5). Они продолжали выполнять свои обязанности и на христианских похоронах, правда, форма плача менялась соответственно христианским понятиям. Христианские погребальные обряды, подобно другим церковным службам, были, конечно, заимствованы из Византии. Иоанн Дамаскин является автором православной панихиды («погребальной» службы), и славянский перевод достоин оригинала. Христианские кладбища создавались недалеко от церквей. Тела выдающихся князей клали в саркофаги и помещали в соборах княжеской столицы.
Смерть завершает земную жизнь человека, но для христиан земная жизнь является только подготовкой к загробной жизни. И существование души в той будущей жизни должно обеспечиваться молитвами. Чтобы обеспечить себе продолжение молитв, богатый человек обычно завещал часть своей собственности монастырю. Если по каким-то причинам ему не удавалось сделать это, то об этом должны были позаботиться его родственники. Тогда христианское имя покойного будет внесено в синодик - список поминаемых имен в молитвах на каждом богослужении или, по крайней мере, в определенные дни, установленные церковью для поминовения усопших. Княжеская семья обычно хранила свой собственный синодик в монастыре, чьими жертвователями традиционно были князья этого рода.
Ход жизни
Ход повседневной жизни русского человека эпохи Киевской Руси легче воссоздать для князей, нежели для простых людей, поскольку в источниках им уделяется больше внимания. Владимир Мономах советовал своим сыновьям вставать до восхода солнца и начинать день с молитв в церкви (если там шла ранняя служба) или дома. Считалось, что после завтрака правящий князь должен заниматься государственными делами. Это означало, преимущественно, председательствовать на заседают боярской Думы или верховного суда. Обед был около одиннадцати часов. Члены Думы и другие приближенные обычно обедали вместе с князем. Иногда приглашали священников и монахов, во всяком случае во время Великого Поста.[488]
В полдень все отправлялись почивать. По словам Владимира Мономаха: "Это время, установленное для oтдыxa самим Богом ".[489]Во второй половине дня князья должны были заниматься управлением своими дворцами, конюшнями и прочими делами. Ужин подавался примерно в шесть часов. Вечером правитель, если он был любителем книжного учения, мог заниматься чтением. Княжеские сыновья, если они достигли возраста, но не имели собственных жен и уделов, должны были принимать участие в трудах своего отца. Предполагалось, что его жена и дочери должны заниматься, главным образом, рукоделием, однако некоторые из них тоже любили книги.
Распорядок дня боярской семьи, по-видимому, был очень похож на распорядок княжеской. Купцы проводили большую часть своего времени на рынке, а ремесленники – в своих мастерских. В Сельских районах повседневные дела были разнообразными, они зависели от времени года и, соответственно, от сельскохозяйствен ных работ. Зимой, когда на земле не работали, крестьяне, как это было и в более поздние времена, должно быть, занимались ремеслами или работали в городах. Женщины всех социальных слоев, кроме самых высших, занимались приготовлением пищи и другими всевозможными домашними делами, а также шитьем и вязанием.
Повседневная жизнь часто прерывалась праздниками и другими общественными событиями. Древние праздники языческих времен постепенно вытеснялись церковными праздниками, но в том, как отмечались эти праздники, долгое время еще были заметны языческие обычаи, несмотря на все возражения священнослужителей. Каждый большой церковный праздник, такой как Рождество, Пасха, Троица и Преображение Господне отмечался не только специальными церковными службами, но и общественными собраниями, песнями, танцами и особым угощением. По таким случаям князь обычно открывал двери своего дворца городскому люду и устраивал пышные пиры, на которых гостей развлекали музыканты и скоморохи. В дополнение к княжеским пирам устраивались и более узкие встречи различных сообществ и братств, члены которых обычно принадлежали к одной и той же социальной или профессиональной группе. Такие братства играли важную роль в общественной жизни больших городов, особенно Новгорода и Пскова.
В каком-то смысле княжеская охота походила на общественные праздники. В большой охоте принимали участие не только князь, но и его бояре и приближённые, включая женщин.[490]Время от времени два или более князей устраивали совместную охоту. В таких случаях дружба в развлечениях могла способствовать семейному согласию или политическому взаимодействию. Конные состязания упоминаются в источниках той эпохи гораздо реже, нежели охота. Рыцарские турниры были практически неизвестны на Руси, разве что их устраивали иностранцы. Очень сложные конные состязания, которые в конце концов закончились турниром, были организованы венграми в 1150 г.[491]
Национальные бедствия
Не только радостные, но и печальные события нарушали время от времени повседневную жизнь жителей древней Руси. В средние века человечество страдало от четырех бедствий: эпидемий, голода, пожаров и войн. Киевская Русь не была в этом смысле исключением. Эпидемии, охватывающие все население, или носящие местный характер, упоминаются в летописях несколько раз. В 1092 г. Полоцкие и Киевские земли были поражены некой разновидностью чумы. В Полоцке многие люди, сраженные болезнью, падали на землю прямо на улицах. Ходили слухи, что мертвые невидимыми летали по улицам и нападали на живых.[492]В 1158 г. в Новгороде разразилась страшная эпидемия и эпизоотия. Согласно летописи погибло так много людей, лошадей и коров, что их не могли закопать в течение долгого времени, и из-за зловония невозможно было добраться до рыночной площади. В 1187 г. вспышка какой-то эпидемической болезни произошла в Суздальском княжестве. Болезнь отметила каждый дом, а в некоторых домах она поразила всех домочадцев, так что некому было дать глоток воды страдающим людям. В 1203 г. эпизоотия вновь поразила Новгород.[493]
В летописях также упоминаются голодные годы.[494]Неурожай в Ростовских землях упоминается под 1070 г. В 1127 г. ранние морозы погубили урожай в Новгородской земле. Нехватка зерна и непомерно высокие цены на хлеб привели к голоду: люди ели липовые листья, березовую кору, солому и мох. Смертность была высокой, и трупы лежали на улицах и рыночной площади Новгорода. Родители продавали своих детей чужеземцам. В Новгородских летописях отмечается голод в 1137, 1161, 1188, 1215 гг. В 1230 г. голод в Новгороде достиг такого уровня, что в летописях даже зафиксированы случаи каннибализма. В плодородной Южной Руси временами тоже бывали скудные урожаи, например в 1193 г.
Пожары случались еще чаще, чем эпидемии и голод. Тот факт, что кроме церковных все здания в русских городах той эпохи были деревянными, делало их особенно уязвимыми.[495]В 1124 г. город Киев был почти полностью уничтожен пожаром; и, если верить летописцу (а у нас нет причин не верить ему), то во время этого пожара сгорели шестьсот церквей. В Новгороде за период с 1054 по 1228 гг. зафиксировано одиннадцать страшных пожаров. В 1211 г. в огне погибло пятнадцать церквей и 4 300 домов. В Суздальском княжестве Владимир с 1183 по 1198 гг. горел трижды. В 1194 г. частично выгорели Старая Русса, Ладога и Городище. В 1211 г. сгорел Ростов, а в 1221 – Ярославль.
Тогда как эпидемии, голод и, хотя бы частично, пожары возникали по естественным причинам – или, скорее, являлись следствием неспособности человека контролировать силы природы – войны начинали сами люди, а из всех четырех бедствий война была, вероятно, самым ужасным. В Киевской Руси она, безусловно, была самым частым. Вдобавок к постоянным набегам тюрских кочевников на южные русские княжества, венгры, поляки и литовцы разоряли западные приграничные районы Руси, а, когда в конце двенадцатого и начале тринадцатого веков у русских границ появились германцы, они принесли с собой новые способы систематического давления и методического опустошения. Не менее губительными, однако, были и княжеские распри. С 1055 по 1228 гг. отмечается восемьдесят междуусобных столкновений: значит, война происходила практически через год. Большинство из них, правда, затрагивали только часть Руси. В центре княжеских баталий находились земли центральной Украины (Черниговское, Киевское и Волынское княжества). В западной Украине (Галицкое княжество) за это время зафиксировано шесть случаев внутренних войн; в Смоленской земле – шесть; в Рязанском княжестве – семь; в Суздальском – одиннадцать.[496]И народ в целом, и лучшие представители правящего класса хорошо понимали безумие этих войн, в которых гибло достояние нации – «потомков Даждьбога», в формулировке автора «Слова о полку Игореве». Как мы видели раньше (Гл. IV, раздел 5), предпринимались некоторые попытки предотвратить войны посредством соглашения всех князей. Однако, пока существовали могущественные социальные группы, которым война могла принести выгоду (в международном или внутреннем масштабе), остановить ее было мало надежды, в любом случае. Монгольское нашествие положило конец, по крайней мере на время, внутренним войнам, но это было, поистине, горькое лекарство.