Таким образом, уголовное законодательство страны состоит из суммы обобщенных постановлений, характеризующих типы преступных деяний, воспрещенных под страхом наказания. 15 страница

Самое отнесение преступных деяний к той или другой группе сто­ит, конечно, в зависимости от существа правовых велений, а иногда эта классификация обусловливается и обрисовкой, данной преступному деянию в кодексе¹, но во всяком случае это различие не зависит от способов и средств, выбранных виновным для учинения преступного деяния.

Наше действующее уложение не содержит никаких указаний на это деление, так что, как это подтверждает и объяснительная записка, вы­ражение ст. 1 "преступное деяние" объемлет обе группы преступных дея­ний, но тем не менее и по уложению различение этих групп сохраняет практическое значение², определяя не только условия законного состава некоторых преступных деяний, но и разрешая ряд вопросов о применении к отдельным видам преступлений общих положений уголовного права о моменте окончания преступлений, об исчислении течения давности, а в особенности содействуя выяснению места и времени совершения преступных деяний и зависящий от этих вопросов подсудности, так как в тех случаях, где закон воспрещает самую деятельность безотноси­тельно к последствиям, существенное значение имеет место и время этой деятельности, а, наоборот, там, где для полноты состава требуется на­ступление результата, это значение переходит на место и время на­ступления такового; если виновный подмешал отраву перед отъездом вечернего поезда 9 февраля в Петербурге, жертва выпила отравленное питье утром 10 февраля в Твери, а смерть последовала 11-го в Саратове,

' Например, в тех случаях, когда законодатель придает главное значение деятельности, а не ее результату благодаря лишь непониманию юридической сущности деяния, когда, например, состав оконченного преступного деяния характеризуется признаком, относя­щимся к покушению.

² Поэтому нападки, делаемые в новой литературе на различение так называемых материальных и формальных (безрезультатных) преступных деяний, представляются мне лишенными основания

то отравление, как убийство человека введением в организм яда, по­следовало в Саратове 11 февраля, а в Перербурге и даже в Твери было осуществлено только покушение на отравление.

156.Таким последствием преступной деятельности является прежде всего создание определенной опасности для конкретного правоохраненного интереса, т.е. создание таких условий, которые, по общему порядку ве­щей, более или менее непосредственно должны были вызвать вред для такового интереса.

Условие или признак опасности играет значительную роль в праве уголовном, и притом в различном его значении. Опасность известных деяний для правопорядка, для спокойного бытия и развития государства составляет один из существенных признаков, определяющих самое поня­тие уголовно наказуемой неправды; объем и энергия этой опасности являются существенным моментом, служащим основанием для установле­ния относительной уголовной важности деяния и для определения за­конодателем размеров уголовной кары.

Далее, опасность в ее непосредственном отношении к конкретным правоохраненным интересам является известным моментом развиваю­щейся вредоносной деятельности. Злая и субъективно опасная воля, осуществляясь вовне, мало-помалу приобретает и объективную опас­ность, становящуюся все грознее и грознее для этого интереса, на раз­рушение или повреждение коего направляется эта воля. Этот момент опасности для правоохраненного интереса в поступательном движении преступной воли или поглощается действительным свершением желае­мого, наступлением вреда, или же, в случае, например, остановки этой деятельности при так называемом покушении, становится самостоятель­ным основанием ответственности.

Наконец, опасность для правоохраненного интереса сама по себе является самостоятельным воспрещенным законом последствием, не за­висимым от вредоносности деяния, на которое направляется преступная воля или которое создается таковой, составляя особую объективную разновидность преступных деяний — деяния опасные.

Опасность в этом ее значении, как существенный элемент состава преступных деяний, иногда является, так сказать, в скрытой форме, слу­жа только основанием законодательных запретов известной группы дея­ний, но не входя в число прямо выраженных в законе признаков или условий наказуемости этих деяний. Таковы, например, столь много­численные и разнообразные запреты известной деятельности, известных проступков, признаваемых законодателем, по указаниям опыта, опасными для правоохраняемых благ или интересов. В этих случаях для применения наказания не требуется признания судом действительной наличности опас­ности, а необходимо только установление выполнения виновным извест­ной деятельности или воздержания его от исполнения чего-либо, пред­писанного законом.

Или же опасность является прямо выраженным в законе признаком преступности деяния, точное установление наличности коего обязательно для суда в каждом конкретном случае. При этом таковой признак или

составляет условие, определяющее самую преступность деяния, как, например, опасность для жизни при оставлении без помощи, или же выделяет из родового понятия особый тяжкий вид, как, например, опас­ность крушения поезда при повреждении железнодорожных сооружений; опасность для чьей либо жизни при повреждении или поджоге необи­таемых строений и т.п.

Такая опасность может быть последствием содеяния, например, по-ставление лица в известные условия, при коих жизнь его подвергалась опасности, при оставлении без помощи, или же является результатом бездействия, неисполнения какой-либо обязанности, возложенной законом, договором и т.п.

Создание опасности может быть последствием или умышленной ви­новности, или неосторожности, например при неосторожном повреждении железнодорожных сооружений, предостерегающих знаков и т.д., нарушив­шем безопасность плавания или вызвавшем опасность крушения, и т.п.

Опасность может грозить одному определенному благу, например опасность для жизни при оставлении без помощи, или же нескольким однородным или разнородным благам, например опасность крушения судна или поезда, угрожающая, в свою очередь, жизни или здоровью пассажиров, целости самого корабля или находящегося на нем имущества и т.п.

Опасность должна существовать прежде всего объективно, независимо от сознания о наличности такой опасности со стороны причинившего таковую, так как последнее имеет значение лишь для установления условий виновности.

Объективное причинение опасности предполагает наличность таких условий, которые делают возможным наступление известного вреда для правоохраненного интереса, причем самая возможность наступления уста­навливается каждый раз судом, согласно с общими указаниями опыта, в связи с обстоятельствами отдельного случая. При этом, так как закон наказывает самое причинение опасности, то одно ее позднейшее устра­нение какими-либо силами, действующими независимо от виновного или даже им самим, не устраняет бытия опасности и ответственности за ее причинение, влияя лишь иногда на самую меру наказания (ст. 480 уло­жения). Напротив того, характер причин, устранивших создавшийся опас­ный порядок вещей, нередко служит доказательством действительной наличности опасности, как скоро, например, грозивший вред устранен лишь благодаря особым исключительным условиям; с другой стороны, легкое и, так сказать, естественное устранение грозящего вредоносного результата указывает на отсутствие действительной опасности, на лож­ное опасение.

157. Другим последствием преступной деятельности является действи­тельный вред правоохраненному интересу. Но всякое материальное по­следствие, будет ли то опасность вреда или действительный вред, пред­полагает для вменения его учинившему, что оно было им вызвано, пред­полагает наличность причинной связи. Преступное деяние есть вопло­щение воли вовне; только это вовне существующее посягательство

придает субъективной виновности лица значение наказуемого деяния. Там, где виновность воплощается полностью в действии или бездействии лица, для ответственности достаточно только констатирования этой внешней оболочки вины; но там, где для полного состава преступного деяния требуется наличность известных результатов, иногда значительно отдаленных по месту и времени от самого действия, вопрос осложняется, так как для ответственности необходимо доказать, что эти результаты вызваны действием или бездействием лица, что между ними существует причинная связь.

Предположим, что лицо, имеющее умысел лишить другого жизни, осу­ществило его, выстрелило в жертву и жертва вслед за выстрелом умерла; этих данных все-таки недостаточно для признания наличности полного состава убийства, если мы не добавим к приведенным указаниям, что пуля попала в жертву и смерть последовала от нанесенной раны, так как если стрелявший не попал в жертву и она умерла вследствие разрыва сердца или вследствие удара, обрушившегося в то время камня и т.п., то дей­ствие выстрелившего будет только покушением, а не оконченным убий­ством.

Это учение о причинной связи или о причинении играет важную роль не только при установлении состава отдельных преступных деяний, но и при изложении общего учения о преступном деянии, так как за ничтож­ными исключениями достижение преступного результата предполагает присоединение к нашей деятельности целого ряда разнообразных сил физических и притом присоединение, не только одновременное с действи­ем, но и после него, в течение иногда значительного промежутка, отде­ляющего действие или бездействие от момента наступления результата.

В законодательствах вопрос о причинной связи был затронут толькЪ в XIX в. и то в специальном применении к убийству; такое постановление содержало Баварское уложение 1813 г., допускавшее вменение смертель­ного исхода и в том случае, когда смерть последовала только благодаря содействию посторонних сил, вызванных виновным. Подобные же по­становления перешли и в другие.

В нашем праве первые и довольно подробные постановления по этому вопросу появились в Воинском и в Морском уставах Петра Великого; позднее правила о вменении результатов при убийстве и телесных по­вреждениях были преподаны в наставлении врачам 1828г. и вошли в т. XIII Свода законов, кн. 3-ю,

В законах же наших уголовных, как в Своде законов и в Уложении 1845 г., так и в Уголовном уложении, никаких особых постановлений по сему предмету не содержится.

158.Крайне разнообразными представляются и попытки разрешения вопроса о причинной связи в доктрине, причем и в новейших исследова­ниях, устранивших учение о так называемой исключительной причин­ности, намечаются два резко отличных направления, из коих одно, субъ­ективное, отождествляет понятие причинности и виновности, а другое пытается разрешить вопрос о причинной связи на основании объективных условий, не зависимых от виновности.

159. Наконец, третья попытка, представляющаяся мне наиболее удач­ной, исходя из условного понятия причины, пытается решить этот вопрос на основании различия того отношения, в котором стоят действия человека к другим, совпадающим с ними или присоединяющимся к ним силам, совместное действие коих обусловило наступление преступного результата.

Отвлеченное понятие о причине, как сумме предыдущих, и вытекаю­щее из него положение о равнозначительности отдельных условий, в абстрактном представлении о преемственности событий, несмотря на его непререкаемость, не имеет значения по отношению к практическому понятию причинности, с которым имеет дело уголовное право, так как последнее употребляет понятие причины в условном, житейском смысле.

В этом отношении мы, говоря о причине, останавливаемся прежде все­го только на тех условиях, которые представляют интерес для нашего исследования. Представим себе, что кого-либо сбросили в пруд и сбро­шенный утонул; если мы будем определять причину его смерти, то врач, производивший вскрытие трупа, скажет, что такой причиной было пре­граждение доступа в легкие кислорода, необходимого для дыхания, а юрист найдет таковою действие лица, сбросившего утонувшего в пруд, и оба будут правы с их точки зрения; с точки же зрения преемственности явлений, определивших это событие, надо было бы сказать: мускульное движение лица было причиной толчка; притяжение земли было причиной падения в воду; сравнительно больший удельный вес падающего тела был причиной погружения упавшего в воду; непроницаемость среды, в кото­рую попал упавший, была причиной устранения доступа воздуха в легкие, а отсутствие доступа в них воздуха вызвало прекращение обмена веществ в организме и смерть.

Далее, также условно определение причины и с точки зрения события. Преступное деяние по большей части представляет сложное событие: раненый кем-либо умирает, в известное время дня, при известном состоя­нии атмосферы, в известном месте, при известной обстановке и т.д.; но с точки зрения уголовного права, определяя причину деяния, мы берем только известный элемент события, составляющий его юридическую сущ­ность, и более или менее игнорируем остальное; так, в данном примере вся задача судьи сводится тс установлению того, чьи действия могут быть признаны причиной смерти; для судьи, по общему правилу, безразлично, что было причиной того, что раненый умер в этой комнате, а не в другой, что около него были уши не были его родные и т.д.

Когда же человек может быть признан причиной в только что ука­занном ограниченном смысле — причиною вреда или опасности для правоохраненного интереса?

Предшествующий,обзор различных попыток дает нам в этом отно­шении право поставить два положения: 1) человеческое действие может быть названо причиной события, когда оно является одним из его условий, и 2) человеческое действие может быть за малыми исключениями такой причиной только при наличности других условий, при содействии других привходящих сил.

Спорным является, следовательно, только вопрос: сохраняется ли при-

чинная связь действия человека с результатом, каков бы ни был характер и значение этих привходящих сил, или же существуют условия, при которых наличность таких сил устраняет причинную связь?

Прежде всего, говоря о присоединяющихся или привходящих силах, мы имеем в виду действительное присоединение их в конкретном случае, а не одну только возможность такового. Существование силы, которая свое­временным вмешательством могла бы устранить или видоизменить результаты действия лица, само по себе не разрушает причинной связи. Таким образом, нанесение раны, имевшей смертельный исход, сохраняет характер причинной связи между действием лица, нанесшего рану, и смертью, хотя бы и было доказано, что при своевременной и хорошей врачебной помощи смертельный исход мог бы быть предотвращен; равным образом пожар вменяется полностью поджигателю, хотя бы малейшего участия пожарной команды было достаточно, чтобы потушить пожар в самом начале, и т.д.

Привходящие силы могут быть однородны или разнородны и притом они могут быть отличны от первоначально действующей силы и каче­ственно и количественно или сходны с ней. Далее, причинная связь может существовать, как бы незначительна ни была деятельность человека сравнительно с привходящими силами: как ничтожна деятельность"чело-века, поднесшего зажженную спичку к листу бумаги сравнительно с разы­гравшимся от того страшным пожаром, истребившим целое селение, или легкое мускульное движение, нажавшее собачку пистолета, сравнительно с пришедшею от того смертью, а между тем и в том и в другом случае действие человека есть причина пожара и смерти.

Всматриваясь, однако, ближе в эти привходящие силы, мы найдем несколько оттенков в их отношении к деятельности виновного.

Самой простейшей комбинацией будет та, когда действие лица возбудило или вызвало присоединившуюся силу; в этих случаях действую­щий отвечает за последствие безотносительно к тому, наступило ли оно одновременно с действием или по истечении известного промежутка времени; если рана произвела чрезмерное кровотечение, сотрясение мозга и т.п., окончившееся смертью, то ранивший отвечает за причинение смерти, а не за одно только поранение.

Ответственность несомненно остается и в том случае, когда виновный хотя и не возбудил и не вызвал привходящие силы, но дал действующим силам такое направление, благодаря коему они вызвали результат: рана получила смертельный исход благодаря холодной температуре, пожар распространился благодаря бывшей в то время буре и т.п. При этом безразлично, заключалось ли в действии виновного создание условий, содействующих данной силе, или устранение препятствий, сущестовавших для ее деятельности, устранение деятельности силы, ее останавливающей или задерживающей; точно так же безразлично, дано ли было этим силам новое направление или было ускорено достижение результата, к которому стремилась эта сила сама по себе: человек, прорвавший плотину, отве­чает за наводнение, хотя бы можно было доказать,что через день или два плотина была бы прорвана силой воды.

Но вопрос ставится иначе в тех случаях, когда присоединяющаяся сила

не была вызвана или направлена виновным, а возникла, существовала и действовала независимо от его действия; при этих условиях наступивший результат не может быть вменен первоначально действовавшему: винов­ный пытался 'поджечь дом, который вслед за тем сгорел от ударившей в него молнии, раненый умер от чахотки, или был убит упавшим с крыши кирпичом и т.д. При этом безразлично, изменила ли эта самостоятельно прившедшая сила направление, данное действовавшим, или она только ускорила, предвосхитила результат: если раненый умер от чахотки, то ранивший отвечает только за поранение, хотя бы можно было доказать, что рана позднее привела бы к желаемому виновным результату.

Наиболее спорным представляется вопрос об ответственности в тех случаях, когда присоединившаяся сила возникла самостоятельно и не была даже направлена виновным, но первоначальная деятельность виновного облегчила успешность действия привходящей силы, когда, например, раненый остался лежащим в поле и был заеден волками. В этом случае самостоятельный характер привходящей силы дает основание признать прекращение возникавшей причинной связи, а с другой стороны, обуслов­ленность успеха привходящей силы первоначальным действием служит как бы основанием отнесения всего результата к первоначальному дей­ствию, как к причине. Ввиду этих совершенно разнородных свойств этой группы, казалось бы, всего практичнее поставить при этих условиях признание бытия причинной связи в зависимость от преобладания второго условия над первым, облегчения успеха над самостоятельностью, что, в свою очередь, могло бы быть устанавливаемо только по обстоятель­ствам каждого отдельного случая.

Таким образом, причинная связь не прекращается, как скоро при­входящие силы были вызваны или направлены действием виновного; равным образом причинная связь может быть признана неустраненной, как скоро действие виновного настолько облегчило успех присоединив­шихся сил, что их независимость является мнимой, а не действительной; напротив того, причинная связь прекращается, как скоро привходящие силы возникли и действовали самостоятельно.

В тех случаях, где закон довольствуется для признания деяния наказуемым только объективным бытием известного результата, уста­новлением вышеуказанного предела причинения, определяется и предел уголовного вменения; но там, где по закону для ответственности тре­буется наличность субъективной вины, за установлением причинной связи наступает дальнейший анализ соотношения учиненного с сознанием и хотением учинившего, установляется наличность умысла или неосторож­ности; во всех этих случаях, как и было указано выше, для применения наказания недостаточно ни одной виновности, ни одной причинности, а необходима виновная причинность.

Присоединяющимися силами, которые человек, сознательно или даже иногда не сознательно, обращает в орудие своей преступной деятель­ности, могут быть: а) силы природы, зиждущие и оживотворяющие окру­жающий нас мир; а в частности, силы физические и физиологические, творящие, поддерживающие или разрушающие бытие человека; б) дейст­вия животного и, наконец, в) действия человека.

Солнечный луч через зажигательное стекло, умышленно приспособлен­ное кем-либо, зажигает порох и производит взрыв, разрушивший дом, при­чинивший смерть или искалечение десятка лиц; запруженная вода, прорвавшись через отверстие, умышленно или по неосторожности сделан­ное кем-либо, затопляет посевы, сносит мельницу, и лицо, приспособившее зажигательное стекло, проделавшее отверстие в плотине, подлежит от­ветственности за умышленное или неосторожное причинение пожара, взрыва или подтопа.

Равным образом будет виновником лишения жизни натравивший ре­бенка на собаку, его загрызшую; или спустивший с цепи медведя, который заломал запертого в том же помещении человека; отвечает за воровство хозяин собаки, приучивший ее таскать мясо из мясной или булки из булочной, так же, как и похитивший мясо своими руками, посредством крючка или какого-либо иного приспособления; умышленно разобравший изгородь или открывший околицу, через которую прошел скот в засеянное поле, отвечает за повреждение посевов, и т.д.

160. Но наиболее разнообразными и юридически интересными будут случаи присоединения в качестве привходящей силы человеческой деятельности, и притом или деятельности других лиц, или при известных условиях и особой деятельности самого первоначально действовавшего.

При присоединении деятельности других лиц необходимо различать: а) присоединение деятельности, не вменяемой в уголовную вину ее учи­нившему, и б) присоединение деятельности, за которую отвечает ее ви­новник.

В первой группе можно также усмотреть два оттенка: или присоеди­нившееся лицо неспособно к вменению вообще, или же оно, хотя и об­ладает дееспособностью, но проявило свою деятельность при условиях, устраняющих вменение ему совершенного. По отношению к вопросу о причинной связи и та и другая комбинация представляется совершенно сходной с предшествовавшими: для лица, воспользовавшегося действиями невменяемого, таковой субъект является тем же орудием, как и стихийные силы или направленное животное; поэтому присоединяющееся действие, не вменяемое лицу, его учинившему, не прекращает причинную связь, как скоро оно было вызвано или обусловлено деятельностью первоначально действовавшего, и, наоборот, устраивает таковую, как скоро присоединяющееся действие возникло и проявилось самостоятельно. Точно так же и в этих случаях для уголовной ответственности перво­начально действовавшего, независимо от установления причинной связи, необходимо установление его виновности, т.е. вменение учиненного им в умысел или неосторожность.

Но из второй группы случаев — присоединения уголовно наказуемой деятельности других лиц необходимо далее отделить так называемое соучастие, т.е. проявление в учиненном преступном деянии общей винов­ности нескольких совместно действующих лиц, так как учение о соучастии будет рассмотрено далее отдельно, и нужно иметь в виду только случаи стечения виновности многих в одном деянии, не подходящие под тех­ническое понятие соучастия.

1. Таганцев Н С. 1 том

При этой комбинации виновность примыкающего лица может быть, конечно, или умышленная, или неосторожная.

Как скоро привходящее лицо действовало умышленно, т.е. сознательно и волимо направляло свою деятельность на воспроизведение преступного результата, который благодаря этой деятельности и был осуществлен, то такая самопочинная деятельность получает характер самостоятельно привступающей силы и, следовательно, прекращает причинную связь первоначально действовавшего с результатом.

При этом безразлично, действовало ли второе лицо по прямому умыслу или по безразличию, была ли деятельность первоначально действо­вавшего сама по себе умышленная или неосторожная, находилась ли со стороны объективной вторичная деятельность в известном соотношении с первой или между ними не существовало никакого отношения. Если кто-либо умышленно отравил другого, ранил его, но прежде чем наступила смерть, другое лицо, не будучи соучастником первого, сознательно и во­лимо застрелило отравленного или задушило раненого, то первое лицо может быть обвиняемо в покушении, попытке, но не в оконченном убийстве; если кто-либо неосторожно оставил в комнате заряженное ружье, приготовленную для мышей отраву, а другое лицо сознательно и волимо воспользовалось этим средством для убийства или самоотрав­ления, то, конечно, этот результат не может быть поставлен на счет первоначально действовавшего.

Иначе, по моему мнению, разрешаются те случаи, когда лицо привхо­дящее действует неосторожно. Отсутствие сознательного направления деятельности, сознательного почина не дает права признавать эту деятельность самостоятельной силой, а ее значение по отношению к устранению причинной связи определяется по тем же началам, как и влияние деятельности невменяемой. Следовательно, неосторожная деятельность не устраняет причинной связи, как скоро неосторожность была вызвана или обусловлена первоначальной деятельностью, и, на­оборот, связь исчезает, как скоро неосторожное действие имело само­стоятельный источник.

При этом это положение, казалось бы, должно быть применяемо неза­висимо от того, какого рода виновность заключалась в первоначальном действии, т е. было ли оно умышленное или неосторожное.

По отношению к умышленным деяниям такой вывод вполне очевиден. Отравитель не освобождается от ответственности, хотя бы отрава была подана жертве третьим лицом, только по очевидной небрежности не заметившим особого цвета и запаха поднесенного питья; поджигатель отвечает за поджог, хотя бы зажженное им разгорелось только благодаря неосторожности другого лица, вылившего впопыхах на загоревшееся вместо воды керосин Но если, например, отравленный, прежде чем подействовал яд, был задавлен неосторожно ехавшим кучером, то отра­витель отвечает только за покушение.

Но вопрос становится спорным, когда неосторожная деятельность второго, присоединилась к неосторожным же действиям первого, когда, например, как при железнодорожных крушениях, вред является продук­том небрежности и начальника станции, и стрелочника, и машиниста.

Некоторые немецкие криминалисты, как например Бар, Ортман, пола­гают правильным применение в этих случаях если не общепринятого, то весьма распространенного между цивилистами учения о так называемой компенсации или зачете неосторожности, благодаря коему ответствен­ность падает всегда на последнего неосторожно действовавшего. Но доводы защитников этого взгляда не представляются особенно вескими. Во-первых, указание на то, что такая система применяется относительно умышленной привходящей деятельности, не убедительно, так как между привходящей деятельностью — умышленной и неосторожной существует различие не только количественное, но и качественное, а потому от свойств одной нельзя заключать о свойствах другой. Во-вторых, указание на то, что излишнее 5§величение числа лиц, отвечающих за неосторож­ность, может быть делаемо только в интересах пострадавшего, но что оно крайне вредно для общества, ограничивая дух предприимчивости, за­ставляя каждого ежеминутно опасаться быть привлеченным к ответствен­ности, также не основательно. При какой-либо железнодорожной ката­строфе для гарантии общественной безопасности несомненно важно, чтобы к ответственности можно было привлечь не только, например, пьяного машиниста, не убавившего хода поезда там, где это следовало, но и начальника станции, отпустившего поезд с заведомо пьяным маши­нистом; не только сторожа, не доглядевшего порчу пути, но и начальника дистанции; если кто-нибудь из переезжавших через реку в лодке из шалости закричал ^тонем", другие, сидевшие в лодке, бросились к одному борту и лодка действительно перевернулась, то, разумеется, неосторож­ность бросившихся не уничтожает ответственности кричавшего; если при встрече двух пароходов оба капитана по небрежности не подали установ­ленных сигналов, произошло столкновение и один из пароходов пошел ко дну, то неосторожность одного капитана не исключает ответственности другого.

Далее, присоединяющейся силой могут быть действия самого винов­ного. Случаи, сюда относящиеся, представляются весьма разнообразны­ми, а некоторые из них весьма спорными в доктрине, но, по моему мне­нию, их разрешение должно быть установлено по основаниям, ана­логичным с теми, какие были указаны выше, относительно присоеди­няющейся деятельности других лиц.

Эта последующая деятельность лица, сама по себе взятая, может быть или не вменяема действующему, или вменяема ему. В первом случае, конечно, присоединяющаяся деятельность должна уподобляться действию сил природы и не может устранять причинной связи, как скоро она была вызвана или обусловлена первоначальной деятельностью лица.

Далее, если эта позднейшая деятельность сама вменяется В вину и притом в вину умышленную, то и тут могут быть два оттенка: она может являться только дальнейшим развитием первоначальной деятель­ности — человек вошел на двор, влез в окно, взломал замок у сундука, взял находящиеся там вещи — все эти действия составляют одну общую деятельность, образующую состав кражи; или же новая деятельность является совершенно самостоятельной, хотя бы и предпринятой ради той же цели; в этом случае новая умышленная деятельность послужит осно-

11* 287

ванием для прекращения причинной связи; таким образом, лицо, давшее кому-либо отраву, а затем, когда отрава не подействовала, задушившее жертву, будет обвиняться в оконченном простом убийсте, а не в отрав­лении; лицо, по неосторожности давшее отраву, а потом умышленно зарезавшее отравленного, будет обвиняться в умышленном убийстве и т.д.