Глава 17: разгром королевской армии
Пожарский с главными силами выступил из Ярославля в Москву, не зная о бегстве Заруцкого в Коломну. Он едва только завершил сложные переговоры с новгородскими послами и теперь был вполне уверен, что его тылам не угрожает удар со стороны шведов.
Наличие громоздкого обоза и пушек задержало движение земской рати. Дороги находились в ужасающем состоянии, и пушки то застревали в глубоких рытвинах, то рушили непрочные мостки на переправах. Первый ночлег войска провели в семи верстах от Ярославля. Пройдя еще двадцать верст, ополчение устроило второй привал. Пока полки медленно продвигались к Москве, Пожарский передал командование двум своим помощникам - Кузьме Минину и князю Ивану Хованскому, а сам с небольшой свитой поскакал в Суздаль, чтобы помолиться о победе у родительских могил в Спасо-Ефимьевском монастыре.
Из Суздаля князь Дмитрий Пожарский выехал в Ростов, куда к тому времени прибыли Минин и Хованский с полками.
В Ростове в шатер главнокомандующего явился из-под Москвы атаман Кручина Внуков с товарищами. Казацкий круг прислал их, чтобы уведомить князя Дмитрия о бегстве Заруцкого и разузнать, не замышляют ли ярославские воеводы каких гонений против казацкого войска. Минин и Пожарский наградили Внукова жалованьем и отпустили в таборы с добрыми словами. В Ростов съехалось много дворян из окрестных поместий. Воеводы разослали повсюду сборщиков с приказом «збивати» в полки уездных служилых людей. На пути к Переславлю к Пожарскому прибыл гонец, привезший неприятные вести. Он сообщил, что «черкасы» и литовские люди неожиданно напали на Бело-озеро и 30 июля захватили город. Пожарский тотчас отрядил на выручку белозерцам четырех казачьих атаманов с их станицами, сотню стрельцов и роту служилых иноземцев.
В середине августа земская рать разбила свои станы у стен Троицы. Тут Пожарский задержался на четыре дня. Как человек бывалый, князь Дмитрий понимал, сколь важно добиться от таборов согласия на создание объединенного командования до подхода к Москве. Армия не могла иметь сразу двух главнокомандующих. Рознь бояр грозила погубить дело. Однако попытка достигнуть соглашения с Трубецким не удалась.
Передовые воеводы дали знать Пожарскому, что в столице со дня на день ждут подхода войска Ходкевича. Посовещавшись с Кузьмой, князь Дмитрий выслал вперед князя Василия Туренина и велел ему занять позиции у Чертольских ворот, с тем чтобы полностью блокировать вражеский гарнизон во внутренних крепостях.
18 августа Пожарский снялся с лагеря в Троице. Провожало его все окрестное население. Толпа напутствовала воинов призывами постоять за родную землю. С утра погода выдалась ветреная. Первыми прошли по дороге и скрылись в туче пыли конные дворянские отряды. Исчезла за поворотом стрелецкая пехота и казаки. Следом нестройной толпой двинулись даточные люди. Сотни повозок следовали за полками.
Ратники шли, преодолевая порывы ветра, глотая дорожную пыль. Когда последние сотни покидали монастырский посад, ветер внезапно переменился. Теперь яростные порывы ветра толкали уходивших в спину, так что обозная стража едва держалась в седлах.
Перемену ветра истолковали как благое предзнаменование. Идти ратникам стало легче, и они невольно ускорили шаг. В пяти верстах от столицы, на Яузе, рать остановилась на ночлег. Высланные вперед дозорные, миновав бивуаки Лопаты Пожарского, провели рекогносцировку в районе Арбатских ворот. Воеводы предполагали преодолеть путь до столицы за два дня. К концу второго дня полки прибыли на Яузу. До города оставалось пять верст, но надвигался вечер, и Пожарский отдал приказ готовиться к ночлегу. Солдаты кто раскладывал костры, кто чистил оружие. Подле воеводского шатра наблюдалось необычное оживление. Из таборов Трубецкой что ни час слал к Пожарскому вестовых, призывая его в свой лагерь. Казаки провели под Москвой более года и успели укрепить Яузский острог высокими валами. Внутри их лагеря было много брошенных землянок, шалашей и изб. Ярославские ратные люди могли удобно расположиться в них. Сколь бы заманчивым ни казалось предложение Трубецкого, Минин и Пожарский решительно отклонили его. План сосредоточения всех сил в восточных предместьях за Яузой казался им неприемлемым. Ходкевич приближался к столице с запада, и князь Дмитрий решил расположить свои полки в западных кварталах города, за Арбатом, чтобы затворить неприятелю пути в Кремль. Совет земли поддержал решение Пожарского, следуя политическим соображениям. В таборах продолжали действовать органы первого земского правительства. Тамошние бояре вершили дела в воеводской избе, дьяки заседали в приказах. На Яузе членам ярославского правительства пришлось бы довольствоваться второстепенной ролью. Идти со своим уставом в чужой монастырь было делом рискованным.
Полтора года прошло с тех пор, как Пожарский покинул горящую Москву. Мертвые руины были немым свидетелем бед, выпавших на долю москвичей. И все же врагам не удалось ни покорить, ни уничтожить город. Жители цепко держались за родные места. Жизнь брала свое. Едва занималась заря, как в разных концах посада начинали стучать топоры. Казалось, Москву населила дружная стая дятлов. Жители спешили потрудиться в последние летние дни, чтобы заменить времянки теплыми рублеными избами. Многие кузнецы открыли свои мастерские. На рынках снова была толчея. Подле лоточника и крестьянина, торговавшего с воза, тотчас возникал людской водоворот. По праздникам над столицей нестройно звонили колокола. Картина мирной жизни, однако, была обманчивой. Неприятель удерживал в своих руках не более одной десятой территории города, но освобожденные кварталы легко простреливались с кремлевских высот. Белое облачко то и дело взвивалось над кремлевской стеной, и гул выстрела прокатывался над городом. По временам к Москве подходили вражеские отряды, и тогда городские руины становились полем боя.
Испытания закалили москвичей. В городе не заметно было ни уныния, ни чувства обреченности. Малодушным и слабым не осталось места в столице. Собрав котомки, они давно разошлись по деревням. Остались те, кого не страшила борьба, кто привык жить под ядрами. Иностранцев поражала неприхотливость и великое терпение этих людей. На их глазах русский человек извлекал из мешочка горсть муки, заливал ее водой и довольствовался таким рационом. На досуге, отведав похлебки у костра, кто брал в руки рожок, кто пускался в пляс, а кто затягивал песню.
Когда рать Пожарского подошла к Москве, Трубецкой выехал навстречу в сопровождении своих дворян. Свидание воевод закончилось безрезультатно. Боярин Трубецкой, старший по чину и знатности, принял было начальственный тон, но быстро осекся. Он вовсе утратил самообладание, когда Пожарский по обыкновению стал совещаться с Кузьмой. Гнев аристократа нашел отзвук в словах хотя и легендарных, но точно отражавших характер действующих лиц: «Уже мужик нашу честь хощет взять на себя, а наша служба и радение ни во что будет». Воеводы разъехались в разные стороны, приостановившееся движение полков возобновилось. В Белом городе ратные люди, не теряя времени, взялись строить укрепления подле ворот на Арбате. До глубокой ночи они сооружали деревянный острожек и рыли кругом него ров. Множество москвичей с лопатами и прочим инструментом помогали воинам в их работе.
Русские ждали удара со стороны Дорогомиловской ямской слободы, где начиналась Большая Смоленская дорога. На самом опасном направлении Пожарский и расположил свой полк. Справа от него стояли отряды князя Лопаты и воеводы Дмитриева. Слева, в Чертолье, занял позиции отряд Василия Туренина. Его подкрепил Артемий Измайлов, прибывший в Москву с владимирским ополчением. Близилось решающее столкновение. От исхода его зависело будущее России. Среди населения столицы и в ратных людях зрела решимость бороться до конца.
Гетман Ходкевич учел опыт предыдущих боев и постарался укрепить свою армию пехотой. Король Сигизмунд прислал ему в подкрепление полторы тысячи солдат. В наступлении приняли участие около 8 тысяч запорожских казаков. Ходкевич поддерживал постоянную связь с командирами осажденного гарнизона. В решающий момент они должны были нанести русским удар с тыла.
С Трубецким в таборах осталось не более 3-4 тысяч ратников и казаков. Нет никаких точных данных насчет численности ярославской рати. Судя по тому, что передовые силы Пожарского не превышали тысячи человек, армия в целом насчитывала едва ли более 10 тысяч воинов. Боевое ядро рати составляла дворянская конница, пешие стрельцы и казаки. К ним присоединилось множество кое-как вооруженных людей. Осажденная в Кремле шляхта с насмешкой советовала Пожарскому распустить к сохам своих ратников. В ополчении под Москвой в самом деле было много крестьян и горожан, никогда прежде не державших в руках оружия. По феодальным меркам, им не место было в армии. Но война в России приобрела народный характер. Ополченцев воодушевляло сознание высокой патриотической миссии. Они сражались за родную землю.
Когда наступила ночь, Поклонная гора (Поклонная гора расположена в междуречье Сетуни и Фильки, на западе Москвы, в конце нынешнего Кутузовского проспекта. 2 сентября 1812 г. Наполеон тщетно ждал здесь депутацию «бояр» с ключами от Кремля. В память о событиях 1812 г. близ Поклонной горы открыта панорама «Бородинская битва». На площади Победы в 1968 г. восстановлена Триумфальная арка. В честь подвигов советского народа в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. на Поклонной горе создан парк Победы.) засветилась огнями множества костров. Воинство Ходкевича отдыхало после марша и готовилось к битве. С Поклонной гетман мог нанести удар по кратчайшему направлению на позиции Пожарского либо повернуть к Донскому монастырю и прорваться в Кремль через Замоскворечье.
Полк Трубецкого расположился в районе Крымского двора (Крымский двор (подворье) - место, где останавливались во время приездов в Москву послы крымского хана.), выдвинув дозоры к Донскому монастырю. Пожарский направил свои разъезды к Новодевичьему монастырю. Опасаясь, что казаки не выдержат удара «литвы», он переправил на правый берег Москвы-реки в помощь им пять отборных дворянских сотен.
Поутру 22 августа конница Ходкевича переправилась через реку под Новодевичьим монастырем. Всадники шли ряд за рядом. В лучах восходящего солнца сверкали чешуйчатые доспехи рыцарей, ветер развевал перья на стальных шлемах.
Пожарский атаковал первым. Его конница несколько раз устремлялась на врага. Стычки на поле под Новодевичьим монастырем продолжались долго. Чтобы помочь коннице, гетман ввел в дело пехоту. Не выдержав натиска, дворянские сотни отступили к острожку. Сожженные городские кварталы мало подходили для действий конных масс, и Пожарский приказал дворянам сойти с коней и биться в пешем строю.
После полудня Ходкевич ввел в бой все свои силы, пытаясь прорвать русскую оборону в районе Тверских ворот и на Арбате. Стрельцы, засевшие во рву и на стенах каменного города, вели убийственный огонь по наступавшим. Те понесли тяжелые потери и прекратили атаки.
Бой вступил в критическую фазу, когда Струсь предпринял вылазку и ударил в тыл ополчению у Алексеевской башни и Чертольских ворот. Пожарский давно ждал этого удара и для отражения его держал большое число стрельцов на внутреннем кольце обороны. Они не участвовали в бою с солдатами Ходкевича и, зная, как трудно приходится их товарищам, давно проявляли нетерпение. Деморализованные осадой и голодом, гарнизонные роты дрались вяло и бежали в крепость под ударами русских. Неудачной для поляков оказалась вылазка из Водяных ворот вдоль берега Москвы-реки. С утра артиллерия из Кремля принялась бомбардировать позиции Пожарского с тыла. Когда началась рукопашная схватка, польские пушкари прекратили обстрел, опасаясь поразить своих. Во время вылазки гарнизон понес неслыханные потери. «В то время,- писал полковник Будила,- несчастные осажденные понесли такой урон, как никогда». В бою воины Пожарского захватили несколько вражеских знамен.
Почти семь часов продолжалось сражение у самых стен Кремля. Тем временем Трубецкой стоял на отведенных ему позициях в полном бездействии. С бегством Заруцкого таборы лишились способного военного руководителя. В решающий момент обнаружилось полное ничтожество тушинских бояр, сидевших в таборах. Треск ружейных выстрелов усиливался, пока не слился в сплошной гул. От выстрелов тяжелых орудий с кремлевских стен дрожала земля. Клубы дыма окутали место боя за рекой. Ходкевичу удалось прижать к берегу Москвы-реки часть русских ратников. Отрезанные от своих, они пытались спастись, переплыв реку. Те, кому удалось перебраться на другой берег, имели жалкий вид. Многие остались без оружия. Вода стекала с их одежды в три ручья. Появление беглецов вызвало растерянность в ставке Трубецкого.
Командиры сотен, присланных в Замоскворечье Пожарским, настаивали на том, чтобы оказать немедленную помощь изнемогшему в борьбе ополчению. Но Трубецкой отклонил их требования. Не отличаясь храбростью, боярин думал исключительно о том, как бы уберечь от поражения свое войско. Дворянские сотни, однако, отказались подчиниться приказу струсившего воеводы. Они в полном порядке снялись с места и ушли к переправе.
Среди казаков поднялся шум. Некоторые атаманы поддержали решение Трубецкого. Их не очень беспокоила возможность поражения ярославской рати. «Богати пришли из Ярославля,- кричали они,- и сами одни отстоятся от етамана!» Несмотря на их поддержку, Трубецкому не удалось удержать в повиновении казацкую массу. Филат Межаков и трое других атаманов обратились к товарищам с горячим призывом. Из-за нелюбви к Пожарскому, говорили они, боярин причинит пагубу Московскому государству. Не обращая внимания на приказ Трубецкого, четыре казачьих сотни покинули Крымский двор и переправились за Москву-реку вслед за дворянскими сотнями.
Появление свежих сил, численностью не менее тысячи человек, решило исход битвы. Подвергшись внезапному удару с фланга, Ходкевич прекратил атаку и поспешил вывести из боя свои силы.
Пожарский использовал передышку, чтобы подкрепить свои потрепанные отряды. Едва занялась заря, как земские люди принялись расчищать поле боя и хоронить убитых. Во рвах лежали груды кровавых тел, свои вперемешку с чужими. Своих хоронили по обряду. Чужих отвозили в телегах и закапывали в наскоро вырытых ямах. Потери с обеих сторон были огромные.
Потерпев неудачу, Ходкевич отступил за Новодевичий монастырь и разбил там лагерь. В трудную минуту ему на помощь пришла московская семибоярщина и ее приспешники. В ставку к гетману явился дворянин Григорий Орлов.
Прошел год с тех пор, как изменник подал Гонсевскому донос и получил в награду поместье Пожарского. Теперь он не жалел сил, чтобы услужить хозяевам. Орлов взялся провести польский отряд в Кремль. Под покровом ночи пятьсот гайдуков вышли из лагеря и, стараясь не производить шума, двинулись цепочкой вдоль берега Москвы-реки к центру Москвы. Враги благополучно миновали обгоревшие стены Деревянного города и, обойдя казачьи караулы, прошли в глубь Замоскворечья по направлению к «живому мосту» (Издавна на Москве-реке создавались в местах переправ так называемые живые мосты из понтонов и лодок, которые разводились для обеспечения судоходства по Москве-реке.). Перед рассветом гайдуки, получив поддержку из крепости, с нескольких сторон атаковали стоявший на их пути казачий острожек. Застигнутые врасплох казаки не смогли отбиться от неприятеля.
Трубецкой не придал должного значения известию о появлении польской пехоты в его тылу и не пытался вернуть острожек. Беспечность Трубецкого ободрила гетмана. 23 августа он перенес свой лагерь к Донскому монастырю и стал готовиться к тому, чтобы нанести удар по Замоскворечью. После кровопролитной битвы солдаты нуждались в отдыхе, и Ходкевич потерял целый день, приводя свою расстроенную армию в порядок.
В Замоскворечье русские располагали менее укрепленными позициями, чем в западных кварталах столицы. Стены Деревянного города сгорели до основания. Сохранился невысокий вал и ров, которые и составляли главную линию обороны. За Серпуховскими воротами посредине Большой Ордынки стоял укрепленный казачий острожек. Воздвигнутый на пожарище, он занимал обширное пространство от Ордынки до церкви св. Климента на Пятницкой (Климента, папы римского, церковь - памятник архитектуры в Замоскворечье. На основе разрушенной церкви в 1754-1774 гг. построено новое здание.). Укрепления были построены так, что полностью закрывали главную магистраль Замоскворечья, которая вела от Серпуховских ворот к каменному городу. Второй острожек, прикрывавший позиции казаков со стороны Кремля, попал в руки поляков.
Трубецкой отказался помочь ополчению, ссылаясь на то, что его войска обороняют Замоскворечье. Теперь настал его черед. Армия Ходкевича грозила обрушиться всей массой на его позиции. Пожарский не простил боярину трусливого поведения, граничившего с предательством. Но думать приходилось не о прошлом, а о будущем. Он не только пришел на помощь Трубецкому, но и фактически взял на себя руководство обороной Замоскворечья.
Казаки заняли линию обороны от Больших Лужников (Лужники - Москвы, на ее левом берегу, напротив Ленинских гор. До начала XX в. значительная часть территории - заливные луга (отсюда название). В XV в. известно село Лужники. В начале XVI в. в его северной части основан Новодевичий монастырь. В конце XVII в. на Девичьем поле находилась слобода Конюшенного двора. В середине XVIII в. через район прошел Камер-Коллежский вал с Лужнецкой заставой. В XIX в. большая часть земель принадлежала купцам и сдавалась под огороды и застройку. В начале XX в. через Лужники проложена окружная железная дорога, территория занята складами и огородами. К 1956 г. территория благоустроена, завершено сооружение Центрального стадиона им. Ленина. Название сохранилось в наименовании Лужнецкой набережной, путепровода и проезда.) подле Коломенской слободы (Коломенская слобода - по названию местности в южной части Москвы, на правом, высоком берегу реки Москвы. В XVIII в. для обработки царских садов близ Коломенского устроены Штатная и Садовая слободы.) до Крымского двора. Пожарский остался «со своей стороны» Москвы-реки, на Остоженке. Воеводы Лопата Пожарский и Туренин переправились в Замоскворечье. Пехота заняла позиции во рву подле обрушившихся стен Деревянного города.
Накануне решающего сражения Пожарский разделил свои силы. Поступить иначе он не мог. Если бы ярославская рать в полном составе переправилась в Замоскворечье, ничто не помешало бы Ходкевичу захватить Крымский брод и прорваться в Кремль через Остоженку. Оседлав брод, Пожарский имел возможность оказать помощь как своим передовым силам в Замоскворечье, так и своим отрядам в Чертолье, если бы они подверглись атаке из Кремля.
На рассвете 24 августа Пожарский выслал против гетмана конные сотни. Они завязали бой с польской конницей и запорожцами на поле между Донским монастырем и Земляным городом. Трубецкой повел наступление со стороны Коломенской слободы. Но он действовал вяло и нерешительно. Это позволило Ходкевичу бросить против Пожарского большую часть своих войск. Чтобы сдержать натиск польской конницы, запорожцев и ливонской пехоты, Пожарский ввел в дело все свои полки. Русские дрались с остервенением. Даже отступая, они предпринимали отчаянные контратаки. Солнце близилось к зениту, когда русские, оказавшись прижатыми к берегу Москвы-реки, стали в беспорядке отступать на левый берег реки. Гетману, однако, не удалось развить успех и довершить преследование бегущих. На переправе путь ему преградил Пожарский. Полк князя Дмитрия, по словам летописца, едва выстоял против неприятеля. Пожарский ободрял ратников собственным примером. Поляки видели его совсем близко, в первых рядах сражавшихся. В лагере Ходкевича даже распространили слух, что Пожарскому прострелили в бою руку.
Пока на правом фланге земское ополчение вело кровопролитный бой, отряды Трубецкого на левом фланге не выдержали вражеского удара и отошли к Большим Лужникам. Венгерская пехота Граевского и польская пехота Неверовского приступила к штурму центральной позиции русских подле Серпуховских ворот. Казаки и стрельцы установили на валу два орудия и вели огонь по наступавшей пехоте. После ряда безуспешных атак Граевский запросил подкреплений у Ходкевича. Гетман принужден был прекратить бой в районе Крымского брода и направил силы в центр, к Серпуховским воротам. Кавалеристы спешились и подкрепили пехоту. Не получив своевременно помощи от своих, русские стали покидать вал.
Гетман спешил использовать успех. Он приказал Граевскому развить наступление в глубь Замоскворечья и пробиться к Кремлю по Большой Ордынке.
Казаки из таборов много месяцев укрепляли Климентовский острожек на Ордынке и даже снабдили его артиллерией. Они мужественно отбивали атаки венгров и запорожцев и успели нанести им немалые потери. Криками подбадривая друг друга, ратники скопились подле южной стены острожка и не заметили, как неприятель подобрался к стенам острожка с севера. Начали сказываться последствия рокового просчета, допущенного Трубецким. Гайдуки, накануне занявшие острожек близ Замоскворецкого моста, теперь нанесли казакам удар с тыла. Защитники острожка бросились наутек. Поляки захватили несколько пушек и в знак победы водрузили свои знамена на звоннице церкви св. Климента.
В Замоскворечье Ходкевич добился больших успехов, нежели в западных кварталах двумя днями ранее. Русские современники отдали дань уважения его действиям. «Скачет по полкам всюду,- писал о Ходкевиче один из летописцев,- аки лев рыкая на своих, приказывает крепче напрягать оружие свое». После упорного пятичасового боя гетман открыл себе путь в Кремль. Не теряя ни минуты, он решил использовать свой успех и ввел в Замоскворечье повозки с продовольствием для осажденного гарнизона. Огромный обоз, включавший более четырехсот повозок, заполнил Серпуховскую площадь и далее всю Ордынку до Климентовского острожка. Вдруг стрельба в окрестностях острожка усилилась, и обоз остановился, образовав затор вдоль всей улицы.
Ходкевич вложил в наступление всю свою энергию. С разных сторон к нему поступали донесения, что русские разбиты и рассеяны на главнейших направлениях. И все же гетман ошибался, полагая, что сражение выиграно. Русские не были сломлены. Выбитые из острожка казаки залегли в бурьяне за печищами и в канавах. Они ждали благоприятного момента, чтобы возобновить бой. Когда литовцы вывесили хоругвь на Климентовской церкви, казаки сообразили, что терять времени больше нельзя.
Климентовский острожек загораживал всю Ордынку. Обоз Ходкевича не мог объехать его стороной. Солдатам пришлось распахнуть острожные ворота, чтобы пропустить повозки и доставить продовольствие в Кремль. Казаки поспешили воспользоваться их оплошностью. Подобравшись поближе, они подняли сильную ружейную пальбу. Испуганные лошади опрокидывали телеги, сбивали с ног людей. Пользуясь общим замешательством, казаки ворвались внутрь укрепления. Они рубили врага, не давая ему опомниться. Наемники повернули вспять и попытались пробиться к ставке гетмана. Но лишь немногим удалось добраться до своих. Кучка солдат заперлась в церкви, на которой продолжала развеваться их хоругвь. Под их выстрелами упал тяжелораненый казак Мишка Константинов, бежавший впереди казаков со знаменем в руках. Но на помощь казакам уже сбегались отовсюду жители Замоскворечья. Сопротивление врага было подавлено.
Заслышав сильную пальбу в восточных кварталах, Пожарский стал готовиться к новой атаке и попытался установить связь с Трубецким. С этой целью он послал в казачьи таборы отряд дворян. Вместе с дворянами к Трубецкому отправился Авраамий Палицын. Троицкого монаха хорошо знали в подмосковных таборах, и он давно пытался играть роль посредника между подмосковными и ярославскими властями.
Дворяне прибыли к Климентовскому острожку и увидели там «литовских людей множество побитых и казаков со оружием стоящих». Уговорившись насчет общего наступления, посланцы Пожарского отправились за Москву-реку. Там у казаков были устроены лавы - настильный мост на плотах. Но Палицыну и дворянам не пришлось идти за реку.
Слух о поражении поляков у Климентовского острожка мгновенно распространился по всему табору, и казаки, не ожидая призывов Палицына, толпой спешили к Ордынке на помощь к своим.
После полудня в боевых действиях наступила длительная пауза. Отрядив в помощь гарнизону пятьсот солдат из полка Неверовского и потеряв почти всю венгерскую пехоту, гетман стал ощущать нехватку в людях. Ужасающие потери подорвали боевой дух солдат. Еще один бой, и Ходкевич рисковал остаться без армии в сердце вражеской страны. Потеряв Климентовский острожек, гетман не решился немедленно ввести в бой уцелевшие роты. Вместо того он дал солдатам роздых и приказал накормить их. Ходкевича не покидала надежда на помощь со стороны крепостного гарнизона. Но гарнизон был деморализован тяжелыми поражениями, понесенными накануне во время вылазки. С высоких крепостных башен солдаты гарнизона видели, как в садах за Москвой-рекой против кремлевских стен собирались русские ратники. В уцелевших церквах на Яузе и в Замоскворечье звонили во все колокола. Удары набата ободряли патриотов. В сердцах запертых в крепости солдат они отозвались похоронным звоном.
Близился вечер, когда Пожарский получил вести от своих посланцев и решил вновь атаковать гетмана в Замоскворечье. Находившиеся в ставке воеводы участвовали в утреннем сражении и казались утомленными. Люди, опытные в военном деле, они понимали, как трудно одолеть противника после прорыва им всей линии русской обороны. В конце концов Пожарский уступил настояниям Минина, без совета с которым он давно не предпринимал никаких шагов. Кузьма вызвался возглавить авангард и завязать бой с противником. Его слова вызвали поначалу общее удивление. Человеку, не имевшему боевого опыта, ратное дело казалось несподручным. Выборный староста был в годах, из-за этого летописец даже назвал его немощным. И все же он подходил для исполнения задуманного плана больше, нежели воеводы. После утренней неудачи ими владело чувство усталости и неуверенности. Зато Минин твердил, что победа близка. Его фанатическая вера заражала других. На просьбу дать людей князь Дмитрий кратко отвечал: «Бери, кого хочешь». После недолгого смотра Минин отобрал три дворянские сотни, менее других потрепанные в утреннем бою, и присоединил к ним ротмистра Хмелевского с его солдатами. С такими небольшими силами он перешел вброд за Москву-реку и атаковал роты противника, стоявшие у Крымского двора. Атака явилась полной неожиданностью для наемников, и они обратились в бегство.
Заметив смятение среди врагов, русские «из ям и из крапив поидоша тиском к таборам». Казаки теснили врага со стороны Лужников и от Климентовского острожка. Стрелецкая пехота, отступившая ранее в глубь Замоскворечья, вела огонь с другой стороны.
Келарь Авраамий Палицын своими глазами видел, с каким мужеством шли в бой казаки, одни босые, другие нагие, крепко сжимая в руках оружие. Они разили врага повсюду. Наемная армия не выдержала столкновения со сражающимся народом.
Солдаты Ходкевича чувствовали страх перед противником, потерявшим едва ли не половину войска, отступившим на всех направлениях и тем не менее продолжавшим яростно атаковать. Отборные роты, некогда разгромившие шведского короля, окончательно утратили волю к победе. Ходкевич не надеялся более одолеть русских. Он лишь предпринимал отчаянные попытки к тому, чтобы спасти с трудом снаряженный обоз. Польская пехота с трудом сдерживала русских, пока возницы заворачивали лошадей и пытались под огнем убрать повозки за Серпуховские ворота в поле. Лошадиное ржание, крики сражавшихся врукопашную солдат, звон сабель заглушали ружейные выстрелы. Приказ гетмана не был выполнен. Казаки атаковали растянувшийся по Ордынке обоз и «разорвали» его во многих местах. В их руки попало большинство повозок, шатры и прочее имущество, брошенное в неприятельском лагере.
Ходкевичу понадобился весь его боевой опыт, чтобы предотвратить гибель армии. Русские ратники, увлеченные боем, рвались в бой, настаивали на преследовании противника. Но воеводы велели им занять позиции во рву. «Не бывает на один день две радости»,- говорили они нетерпеливым. После отхода гетмана перестрелка не затихала еще целый час. Пороховой дым поднимался кверху клубами. Частые вспышки выстрелов озаряли округу. Издали казалось, что руины Замоскворечья вновь охвачены пожаром. Дружные залпы заставляли гетманские войска держаться на приличном расстоянии от русских окопов.
В сумерках Ходкевич отступил к Донскому монастырю. Его кавалерия провела ночь в седле, ожидая новых атак. Позже гетман перенес лагерь на Воробьевы горы, а оттуда ушел по Смоленской дороге на литовский рубеж.
Разгром полевой армии Речи Посполитой в Москве стал поворотным моментом в освободительной борьбе русского народа. Отступление Ходкевича обрекло на гибель гарнизон, оккупировавший русскую столицу.