Правовой режим континентального шельфа

Понятие, установление границ. Правовое понятие континентального шельфа не совпадает с его геоморфологической характеристикой. По своему строению (рельефу) морское дно имеет такие части, как подводная окраина материка и ложе океана. Подводная окраина материка, в свою очередь, включает материковую отмель (шельф), материковый склон и материковое подножие. Таким образом, шельф — это окаймляющая материк отмель до резкого изменения рельефа морского дна, то. е. до склона. Глубины внешней границы шельфа обычно составляют 100—200 м, но в отдельных районах могут быть и значительно больше — до 1500—2000 м.

Правовое определение континентального шельфа и характеристика его правового режима содержатся в Конвенции о континентальном шельфе 1958-г. и в ч. VI Конвенции ООН по морскому праву 1982 г. В Конвенции 1958 г. внешняя граница континентального шельфа была не четко установлена. Ее пределы ставились в зависимость от технических возможностей каждого государства.

На III конференции по морскому праву государства прпытались устранить неопределенность в установлении, внешней границы континентального шельфа. В Конвенции ООН по морскому праву 1982 г. континентальный шельф определяется с учетом конфигурации морского дна. В основу установления его внешней границы положен внешний предел подводной окраины материка.

Этот же принцип зафиксирован в Федеральном законе "О континентальном шельфе Российской Федерации".

Согласно ст. 76 Конвенции, "континентальный шельф прибрежного государства включает в себя морское дно и недра подводных районов, простирающихся за пределы его территориального моря на всем протяжении естественного продолжения его сухопутной территории до внешней границы подводной окраины материка...".

Это, по существу, первый и основной вариант установления внешнего предела континентального шельфа. Другие зависят от того, насколько удалена внешняя граница подводной окраины материка.

Согласно второму варианту, государство вправе установить континентальный шельф протяженностью в 200 морских миль от исходных линий, от которых отмеряется ширина территориального моря, если внешняя граница подводной окраины материка не простирается на такое расстояние.

Третий вариант используется, когда подводная окраина материка простирается более чем на 200 морских миль от исходных линий, от которых отсчитывается ширина территориального моря. В этом случае у государства есть выбор: внешняя граница континентального шельфа должна находиться либо не далее 350 миль от исходных линий, от которых отмеряется ширина территориального моря, либо не далее 100 морских миль от 2500-метровой изобаты (линии, соединяющей глубины в 2500 м).

Если континентальный шельф примыкает к территориям двух государств и более, граница континентального шельфа, принадлежащего каждому государству, определяется на основе соглашения между ними. При отсутствии соглашения и особых обстоятельств (конфигурации морского побережья, исторических традиций и т. д.), оправдывающих иную линию, граница проходит по срединной линии, когда шельф примыкает к территориям государств, берега которых расположены один против другого, или по линии равного отстояния, когда шельф примыкает к территориям смежных государств. Срединная линия и линия равного отстояния находятся на одинаковом расстоянии от ближайших точек тех исходных линий, которые приняты для отсчета ширины территориального моря. Соглашения являются основным способом определения границы континентального шельфа. Так, были заключены соглашения: в 1965 и 1967 гг. между СССР и Финляндией о разграничении континентального шельфа в Финском заливе и в северо-восточной части Балтийского моря; в 1969 г. между СССР и Польшей — в Гданьском заливе; в 1968 г. между Югославией и Италией — в Адриатическом море; в 1970 г. между ФРГ, Данией и Нидерландами — в Северном море.

Данные о границах континентального шельфа государства направляют в Комиссию по границам континентального шельфа, созданную в соответствии с Конвенцией ООН по морскому праву.

Постановлением Правительства РФ "О порядке утверждения перечней географических координат точек, определяющих линии внешних границ континентального шельфа Российской Федерации" от 16 июня 1997 г. предусматривается необходимость проведения работ для обоснования географических координат точек, определяющих линии внешних границ континентального шельфа РФ. Утвержденные Правительством перечни координат публикуются в Извещениях мореплавателям. На их основе издаются карты с указанием внешних границ континентального шельфа РФ. Копии перечней координат и копий карт направляются в соответствии с Конвенцией ООН по морскому праву на хранение Генеральному секретарю ООН.

Проблема разграничения континентального шельфа нередко вызывает споры между государствами. Они должны решаться путем переговоров или с применением иных мирных средств, в том числе путем обращения в Международный Суд ООН, который принимает к рассмотрению и решает такого рода споры.

Правовой режим. Он определяется Конвенцией о континентальном шельфе 1958 г. и Конвенцией по морскому праву 1982 г.: "Прибрежное государство осуществляет над континентальным шельфом суверенные права в целях разведки и разработки его естественных богатств" (соответственно ст. 2 и ст. 77). Права признаются исключительными в том смысле, что если прибрежное государство не ведет разведки и не разрабатывает богатств континентального шельфа, то никто другой не может этого делать без его определенно выраженного согласия.

Естественные богатства включают минеральные и иные неживые ресурсы поверхности и недр морского дна, а также живые организмы "сидячих видов", т. е. те организмы, которые в надлежащий с промысловой точки зрения период своего развития либо прикреплены к морскому дну, либо могут передвигаться только по морскому дну или в его недрах.

Таким образом, для прав прибрежного государства в отношении континентального шельфа характерны два основных признака: 1) целевой характер — разведка и разработка естественных богатств; 2) исключительность, т. е. бесспорная принадлежность данному прибрежному государству.

В соответствии с ч. 2 ст. 67 Конституции Российская Федерация на континентальном шельфе, как и в исключительной экономической зоне, обладает суверенными правами и осуществляет юрисдикцию в порядке, определяемом федеральным законом и нормами международного права.

Согласно Федеральному закону "О континентальном шельфе Российской Федерации" от 30 ноября 1995 г. РФ осуществляет:

1) суверенные права в целях разведки континентального шельфа и разработки его минеральных и живых ресурсов;

2) исключительное право разрешать и регулировать буровые работы на континентальном шельфе для любых целей;

3) исключительное право сооружать, а также разрешать и регулировать создание, эксплуатацию и использование искусственных островов, установок и сооружений;

4) юрисдикцию в отношении морских научных исследований, защиты и сохранения морской среды, прокладки и эксплуатации подводных кабелей и трубопроводов Российской Федерации (ст. 5).

Компетентные органы РФ в установленном законом порядке выдают разрешение на использование ресурсов континентального шельфа юридическим и физическим лицам.

Охрана биологических ресурсов континентального шельфа возложена на Федеральную пограничную службу РФ.

Российская Федерация, осуществляя суверенные права и юрисдикцию на континентальном шельфе, не препятствует осуществлению судоходства, иных прав и свобод других государств, предусмотренных Конвенцией ООН по морскому праву 1982 г. и другими нормами международного права.

В целях разведки и разработки государство вправе возводить на континентальном шельфе сооружения и иные установки. Оно может создавать вокруг них зоны безопасности радиусом в 500 м. Сооружения и установки находятся под юрисдикцией прибрежного государства. Ни сооружения, ни зоны безопасности вокруг них не должны быть помехой на обычных морских путях, имеющих существенное значение для международного судоходства.

Права прибрежного государства не затрагивают ни статуса покрывающих вод как исключительной экономической зоны или открытого моря, ни статуса воздушного пространства над ними. Разведка и разработка континентального шельфа не должны создавать помех для использования этих территорий в целях судоходства, промысла, океанографических и иных исследований, охраны живых ресурсов, осуществления воздушных сообщений.

Исследования на континентальном шельфе могут осуществляться с согласия прибрежного государства. Однако прибрежное государство, как правило, не должно отказывать в своем согласии, если просьба исходит от обладающего надлежащей квалификацией учреждения для проведения чисто научного исследования физических или биологических свойств континентального шельфа.

Конвенция ООН по морскому праву 1982 г. закрепляет более широкий, чем прежде, круг прав и обязанностей прибрежного государства в отношении континентального шельфа. Например согласно ст. 82, при разработке неживых ресурсов континентального шельфа за пределами 200 миль государства обязаны производить отчисления или взносы натурой. Взносы и отчисления вносятся ежегодно, начиная с шестого года (т. е. в первые 5 лет разработки государства от отчислений освобождаются). Размер отчислений или взноса за шестой год составляет 1% стоимости или объема продукции на участке; он уве-личивается на 1% каждый год до двенадцатого года, а затем, в последующие годы составляет 7%. Отчисления производятся через Международный орган по морскому дну, который распределяет их между государствами — участниками Конвенции на основе принципа справедливости.

10. Правовое содержание принципа невмешательства во внутренние дела.

Суверенность государства является политико-правовой предпосылкой для его полноправного и равноправного участия в международном общении и в принципе – независимой деятельности на мировой арене,); Это свойство государства обусловливает и самостоятельность во всем, что касается его внутренней жизни: от установления и поддержания подходящего для него экономического и политического строя, создания и функционирования органов власти, управления и правосудия до различных проявлений общественной жизни, равно как и осуществления всякого рода преобразований. Все это многообразие внутренней жизни государства не может являться предметом каких-либо повелений, указаний, непрошеных советов и т.п. действий любого другого государства или международной структуры либо их действий, направленных на оказание влияния или давления на то, что происходит внутри страны.

Свое концентрированное концептуальное выражение эта сторона межгосударственного общения на определенном историческом этапе получила в формировании доктрины невмешательства, а затем, по мере развития многосторонних процессов, обрела характер международно-правового принципа невмешательства.

Французский народ, говорилось в Конституции Франции 1793 года, «не вмешивается в управление другими нациями; он не потерпит, чтобы другие нации вмешивались в его собственное». В Декларации международного права, спроектированной Робеспьером, отредактированной Грегуаром и рассмотренной Конвентом в 1795 году, также подчеркивалось, что «ни один народ не имеет права вмешиваться в правление других». Спустя три десятилетия в послании президента США Д. Монро конгрессу (1823 г.) было заявлено, что вмешательство европейских держав в дела Американского континента недопустимо, что США будут отражать такое вмешательство всеми силами и не будут, со своей стороны, вмешиваться в дела Европы, кроме случаев, затрагивающих их непосредственные интересы. Эта доктрина Монро оставляла, однако, открытым вопрос о невмешательстве внутри межамериканской системы.

Прежде чем провозглашенный доктринально принцип невмешательства начал обретать свое нормативное воплощение притом в возрастающем международном масштабе, ему пришлось выдерживать противоборство с принципом легитимности и интервенционизма со стороны монархической Европы в лице Священного союза, а также сопротивление крупных держав, не желавших расставаться с возможностью давления на другие страны путем вмешательства в их внутренние дела.

После Первой мировой войны в Статуте Лиги Наций была предпринята попытка встроить принцип невмешательства в институционные рамки путем ссылки на то, что пакт не затрагивает законность доктрины Монро в «региональном понимании»; что же касается придания международного измерения принципу невмешательства, то дело ограничилось наделением государства, вовлеченного в спор, правом ссылаться на то, что спор касается вопроса, который, «согласно международному праву, находится во внутренней компетенции этого государства». Такое положение представляло внутреннюю компетенцию государства, по существу в ущерб и самому принципу невмешательства, как нечто производное от международно-правового регулирования.

Демократизация международных отношений в итоге разгрома агрессивных государств во Второй мировой войне и глубокая институционализация международного общения путем учреждения Организации Объединенных Наций и сети межправительственных организаций ее системы создали возможность для того, чтобы принцип невмешательства получал все более развернутое воплощение на международном и региональном уровнях.

Это нашло свое выражение в Уставе ООН, где невмешательство трактуется как один из принципов деятельности Организации и поведения государств – ее членов: «Настоящий Устав, – сказано в этом документе, – ни в коей мере не дает Организации Объединенных Наций права на вмешательство в дела, по существу входящие во внутреннюю компетенцию любого государства», и не требует от членов ООН «представлять такие дела на разрешение в порядке настоящего Устава»; этот принцип не затрагивает, однако, применения, принудительных мер, предусмотренных Уставом.

За десятилетия своего функционирования принцип невмешательства, как и его концепция, обрел глубокое и разностороннее развитие в таких актах ООН, как Декларация принципов международного права 1970 года, Декларация о недопустимости интервенции и вмешательства во внутренние дела государства, одобренная Генеральной Ассамблеей ООН в 1982 году, и ряде других решений.

Принцип невмешательства закреплен в Декларации принципов Заключительного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе 1975 года.

В разработку и международно-правовое закрепление принципа невмешательства существенный вклад внесли государства межамериканской системы. В этой связи следует особо сказать о ст. 18 Устава ОАГ, согласно которой «никакое государство или группа государств ни под каким предлогом не имеют права на прямое или косвенное вмешательство во внутренние или внешние дела любого государства». Это относится не только к вооруженному вмешательству, но и к любой другой форме вмешательства или тенденции, имеющей целью посягательство на личность государства или его политические, экономические и культурные органы: «никакое государство не может применять или стимулировать принудительные меры экономического или политического характера в целях повлиять на суверенную волю другого государства и извлечь из этого какие-либо выгоды» (ст. 19).

Принцип невмешательства закреплен в Уставе ОАЕ, а также Уставе СНГ. Последний в числе принципов, на которых государства Содружества должны строить свои отношения, предусматривает «невмешательство во внутренние и внешние дела друг друга», но вместе с тем говорит и о сотрудничестве в целях поддержания «гражданского мира и межнационального согласия».

Изложенные выше формулы принципа невмешательства воплощают наиболее важные элементы его содержания. Другими его элементами являются обязательства государства:

− не организовывать, не разжигать, не финансировать, не подстрекать или не допускать подрывную, террористическую или вооруженную деятельность, направленную на насильственное свержение строя другого государства, не способствовать ей, а также не вмешиваться во внутреннюю борьбу в другом государстве;

− воздерживаться от оказания содействия, поощрения или поддержки, прямо или косвенно, мятежной или сепаратистской деятельности в других государствах под каким бы то ни было предлогом или от каких-либо действий, направленных на нарушение единства либо подрыв стабильности другого государства или любого из его институтов;

− воздерживаться от организации, обучения, финансирования или вооружения политических и этнических групп на своей территории или территории другого государства с целью осуществления подрывной деятельности, создания беспорядков или волнений в других странах.

Не является вмешательством во внутренние дела осуществление мер контроля, проверки и инспекции на месте, предусмотренных международными соглашениями, в частности по вопросам разоружения, хотя бы эти меры носили далеко идущий интрузивный, то есть вторгающийся во внутреннюю сферу государства, характер, как это предусмотрено, в частности, в Конвенции 1993 года о запрещении химического оружия и в Договоре 1996 года о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний. Оба соглашения предусматривают, однако, и пределы интрузивности контроля. В частности, в Договоре 1996 года сказано, что деятельность по контролю осуществляется «на основе полного уважения суверенитета государств-участников» и «как можно менее проникающим образом», совместимым с эффективным и своевременным достижением ее целей. В Конвенции о химическом оружии также оговаривается, что и инспекционная группа «руководствуется принципом проведения инспекции по запросу как можно менее интрузивным образом».

С расширением международного регулирования вопросов обеспечения прав и основных свобод человека эта сфера также перестала рассматриваться как сфера исключительно внутренних дел государства. В документе Московского совещания Конференции по человеческому измерению СБСЕ 1991 года участниками совещания было подчеркнуто, что обязательства, принятые ими в этой области, «являются вопросами, представляющими непосредственный и законный интерес для всех государств-участников, и не относятся к числу исключительно внутренних дел соответствующего государства».

Практически таким же образом действуют различные механизмы ООН, занимающиеся вопросами прав человека, а также механизмы, функционирующие на основе международных соглашений в этой области.

Взаимозависимость государств, расширение и углубление сфер их общения, особенно на многосторонней основе, закономерно приводят к сужению и ограничению той сферы, которая может считаться сферой исключительно внутренних дел государства. Все большее число конкретных вопросов охватывается международным регулированием.

Это, однако, не значит, что возникает некое право на вмешательство, как считают некоторые представители зарубежной науки международного права, в частности право на «гуманитарную интервенцию». Международный Суд ООН в своем решении от 9 апреля 1949 г. высказался в том смысле, что «якобы существующее право вмешательства Суд может рассматривать только как проявление политики силы, такое, которое в прошлом вело к наиболее серьезным злоупотреблениям и которое не может, каковы бы ни были дефекты организации международного общения, найти место в международном праве».

Интервенция не может быть легализована существованием договора, допускающего ее в случае гражданской войны или с формального согласия правительства, против которого началась революция, в силу императивности принципа невмешательства. Именно так ставил вопрос еще Ф. Козентини в своем Международном кодексе войны и мира. Комиссия международного права ООН отнесла наиболее серьезные акты интервенции, такие как разжигание гражданской войны в другом государстве, к числу преступлений против мира и безопасности человечества; В проекте Кодекса преступлений против мира и безопасности человечества, подготовленном Комиссией международного права, вмешательство во внутренние или внешние дела государства как такового указывается в числе такого рода преступлений. Любое лицо, которое как руководитель или организатор совершает или отдает приказ о совершении акта вмешательства, в случае признания его виновным подлежит уголовному наказанию. Однако Статут Международного уголовного суда, принятый в 1998 году, не содержит состава преступлений вмешательства в перечне преступлений, подпадающих под юрисдикцию Суда, ограничиваясь оговоркой в Преамбуле, в силу которой ничто в Статуте «не должно восприниматься как дающее какому-либо государству право вмешиваться в вооруженный конфликт, входящий в сферу внутренних дел любого государства».