Января 1878 года. Покушение В.И. Засулич на петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова. Начало политического терроризма в России.

Вместе с тем, реформаторский курс Александра II не был до конца последовательным. Он как бы включал в себя два противоположных начала. С одной стороны, император признавал проведение прогрессивных реформ, а с другой, находился под постоянным страхом от сопутствовавшего этим реформам революционного движения и был преисполнен сознания борьбы с этим злом. Поэтому в «Великих реформах» Александра II нельзя увидеть единой поступательной линии. Его прогрессивные начинания сопровождались мерами консервативно-охранительного характера. Наблюдались подъёмы и откаты реформаторской волны, а иногда даже настоящие, хоть и «ползучие» контрреформы.

Александр II и его окружение не понимали, что своим нежеланием поступиться незыблемостью самодержавной власти они толкают в оппозицию либеральные слои общества, которые при других условиях стали бы прочной опорой правительству в решении задач по индустриальной модернизации страны. С другой стороны, отсутствие обратной связи власти и общества, непоследовательность в проведении реформ вело к активизации революционеров, для которых наилучшим средством решения всех проблем России представлялся социальный переворот. Наблюдалось не вполне типичное явление, когда либеральная интеллигенция стала сочувствовать революционерам, даже не одобряя их экстремистских действий. Настолько далеко зашла у них неприязнь к действиям правительства. Тревожным сигналом, свидетельствующим об утрате правительством своих позиций в обществе, стало демонстративное оправдание судом присяжных террористки Веры Засулич. Не жертва покушения вызвала жалость у либеральной общественности, а террористка предстала жертвой жестоких действий правительственной администрации. Лучшей иллюстрацией подобных настроений служит стихотворение Яна Полонского (далеко не революционера и даже не сторонника левых взглядов), написанное им ещё до оправдания судом присяжных Веры Засулич.

Что мне она! – не жена, не любовница

И не родная мне дочь!

Так отчего ж её доля проклятая

Спать не даёт мне всю ночь!

Спать не даёт оттого, что мне грезится

Молодость в душной тюрьме,

Вижу я своды…окно за решёткою,

Койку в сырой полутьме…

С койки глядят лихорадочно-знойные

Очи без мысли и слёз,

С койки висят, чуть не до полу, тёмные

Космы тяжёлых волос.

Не шевелятся ни губы, ни бледные

Руки на бледной груди,

Слабо прижатые к сердцу без трепета

И без надежд впереди…

Что мне она! – не жена, не любовница

И не родная мне дочь!

Так отчего ж её образ страдальческий

Спать не даёт мне всю ночь!»

(Я.П. Полонский. Узница // Вольная русская поэзия XVIII – XIX веков в 2-х т. – Л. : Советский писатель, 1988. – Т. 2. – С. 529 – 530.)

Как это ни странно прозвучит, но царь стал жертвой созданной им же ситуации. Необходимость подготовки кадров специалистов разного профиля, соответствующих задачам индустриальной эпохи, вместе с проснувшейся в народе жаждой образования – всё это привело к формированию в обществе значительного слоя разночинцев. Это получившие образование люди, не приписанные ни к какому сословию, находящиеся в положении маргиналов и оттого неприязненно относящиеся к современному им обществу. Они считали себя обязанными перед народом, за счёт которого получили образование, и свой долг перед ним видели в создании лучших условий его существования. Не вписавшись в чуждую для них сословную среду, студенческая молодежь только в революции могла реализовать свою социальную энергию, страсть к самоутверждению и всех «дум высокое стремленье». Типичный жизненный путь революционера-разночинца 70 − 80-х годов XIX века описывает нам следующее стихотворение.

«Он родился в бедной доле,

Он учился в бедной школе,

Но в живом труде науки

Юных лет он вынес муки.

В жизни стала год от году

Крепче преданность народу,

Жарче жажда общей воли,

Жажда общей, лучшей доли.

И, гонимый местью царской

И боязнию боярской,

Он пустился на скитанье,

На народное воззванье,

Кликнуть клич по всем крестьянам –

От Востока до Заката:

«Собирайтесь дружным станом,

Станьте смело брат за брата –

Отстоять всему народу

Свою землю и свободу».

Жизнь он кончил в этом мире –

В снежных каторгах Сибири.

Но, весь век нелицемерен,

Он борьбе остался верен.

До последнего дыханья

Говорил среди изгнанья:

«Отстоять всему народу

свою землю и свободу».

(Вольная русская поэзия XVIII – XIX веков в 2-х т. – Л. : Советский писатель, 1988. – Т. 2. – С. 133 – 134.)

(И. Е. Репин. Арест пропагандиста. 1892)

В приведённой по этому поводу картине центральное место занимает образ главного героя. Мгновение назад пропагандист был схвачен. Его волосы взлохмачены, рубаха расстегнута на груди, взор полон гнева и лютой ненависти. Он пытается высвободиться, но его руки скручены, и его крепко держит понятой. Внутренняя сила словно ищет выхода - неспроста урядник с красным лицом и толстым носом держится чуть в стороне, словно опасается дотронуться до смутьяна. Рядом суетится сотский. Другие персонажи на полотне – несколько мужиков, пристав, сыщик, канцелярист – помогают до конца понять сюжет. С абсолютно равнодушными лицами взирают они на все происходящее. И только девушка в дверях, кажется, сочувствует арестованному.

Следует признать, что, вопреки мнению историков советской школы, деятельность революционеров-народовольцев была отнюдь не бесплодной. Именно страх перед неоднократными террористическими акциями заставил Александра II в начале 80-х годов прислушаться к предложению Михаила Лорис-Меликова о созыве представителей земств и крупных городов для участия в предварительной разработке правительственных законопроектов. По мнению ряда авторитетных историков, это, при определённых условиях, могло стать шагом к конституции. Однако данная благоприятная для России перспектива было резко оборвана самими революционерами, которым, наконец-то, удалась их охота на «коронованного зверя». Причём убийство Александра II свершилось через несколько часов после того, как император подписал подготовленный Михаилом Лорис-Меликовым законопроект о созыве «Всероссийского земства». Осталось только опубликовать этот документ в «Правительственном вестнике», и путь к реформированию политического строя России был бы открыт. Только реформирование государственного строя страны оказалось отстроченным на добрую четверть века, то есть до 1906 года, ибо при новом императоре Александре III началась настоящая полоса контрреформ, имевших свою причину и свою внутреннюю логику развития. Как сказал по этому поводу поэт-сатирик Дмитрий Минаев:

«Празднословие пустое

Нестерпимо стало нам.

«Наступили дни застоя!» −

Если верить болтунам.

Ах, к чему опроверженье?

На Руси и стар и млад

Видят общее движенье:

Шаг вперёд и два назад.

(Д. Минаев. Из глубины веков // Литературная газета. – 1989. – 5 июля.)

Однако вся противоречивость эпохи «Великих реформ» не может заслонить главного – Россия вышла из неё обновлённой. Миллионы крестьянских душ обрели долгожданную свободу. Они стали полноправными личностями. Теперь они сами могли решать: добывать ли им своим трудом свой хлеб насущный или искать своё счастье в сфере предпринимательской деятельности. А бывшим владельцам поместий пришлось либо приспосабливаться к новой капиталистической эпохи, либо разоряться и жить воспоминаниями о прежней беззаботной жизни за счёт крепостных крестьян.

(В. Максимов. Всё в прошлом.)