Таким образом, уголовное законодательство страны состоит из суммы обобщенных постановлений, характеризующих типы преступных деяний, воспрещенных под страхом наказания. 2 страница

Взаимное отношение способов формулировки карательных норм крайне различно: в первичную эпоху жизни каждого народа исключительно гос­подствуют нормы обычного права; в эпоху организации государств, в эпоху переходную, во-первых, совершается превращение норм обычного права в закон и, во-вторых, нормы обычного права составляют сущест­венное и обширное по объему дополнение карательного закона; и нако­нец, в большинстве современных государств, а в том числе и у нас, кара­тельные нормы почти исключительно создаются законодателем, являются в виде карательного закона, а карательные нормы обычного права имеют только крайне ограниченное дополнительное значение.

Поэтому необходимо более подробно заняться рассмотрением кара­тельного, или, применяясь к терминологии действующего права, уголов­ного закона.

§ 2. Уголовный закон и его элементы

33. Уголовный закон есть повеление, в установленном порядке от верховной власти исходящее, которым определяется уголовная ответ­ственность за посягательство на нормы права.

Таким образом, логическим предположением каждого уголовного закона является бытие нормы, но отсюда еще не вытекает, чтобы всякая норма, охраняемая уголовным законом, имела безусловно независимое от него самостоятельное внешнее существование, так сказать, исторически ему предшествовавшее.

Представим себе тот момент из жизни государства, когда в нем по­является новый уголовный кодекс. Несомненно, что наибольшую группу велений, исполнение которых должен обложить наказанием законодатель, будут составлять издавна существующие нормы обычного права или нормы закона; но несомненно также, что рядом с этой основной частью нового кодекса в нем будет известный придаток, продукт творческой деятельности законодателя. Данные науки, опыт иностранных государств, указания судебной практики, изучение прежнего заменяемого права - все это дает очень часто материал, заставляющий законодателя вводить новые карательные нормы, по его мнению, жизнепригодные, надлежаще содействующие охране юридических интересов, развитию государствен­ного благосостояния, порядка и спокойствия, так что воспрещение или требование чего-либо, веление авторитетной воли, входит в юридический оборот одновременно с карательным законом, устанавливающим ответ-

ственность за неисполнение этого постановления. А если мы припомним, что нормы права, неисполнение которых облагается наказанием, иногда только и распознаются из уголовного закона, заключаются в нем как бы в скрытом виде, то понятно, что законодатель, создавая новый уголовный кодекс или перерабатывая старый, не только отыскивает и берет уже существующие нормы, но и нередко создает новые. А то, что с несом­ненностью проявляется при всякой обширной законодательной реформе, вполне возможно и при издании каждого отдельного закона.

Итак, норма есть всегда логическое, но не всегда фактическое пред­положение уголовного закона; она может существовать независимо от за­кона уголовного в виде нормы неписаного права или в виде закона, но она может быть и неразрывно слита с уголовным, распознаваема только из него; в этом последнем случае вполне возможно, что норма возникает одновременно с уголовным законом, живет и видоизменяется вместе с ним и вымирает с его отменой.

34.Какое же юридическое значение имеет создание уголовного закона, устанавливающего ответственность за посягательство на норму?

Норма права заключает в себе двойственную природу: воспрещая или повелевая что-либо, она, с одной стороны, как положение, определяющее взаимоотношения людей, учит должному, указывает и наставляет в том, что признается правом и обязанностью при тех или других действиях и столкновениях; с другой - как выражение правополагающей воли она, обращаясь к членам общежития, совершающим или имеющим совершать что-либо, требует подчинения воле, творящей право (создает КесЬ1 аи{ Воипазй^кеп¹, по выражению Биндинга), создает обязанность подчинения: каждый обязан воздержаться от известного действия или выполнить известное действие, как скоро наступят условия, при наличности которых оно воспрещается или требуется нормой.

Оба эти момента всегда и безусловно присущи каждой норме, но практически второй получает действительное бытие лишь тогда, когда норма сделалась руководящим началом жизни, путем ее более или менее продолжительного и постоянного соблюдения в праве обыч­ном или посредством воплощения в закон, хотя бы это был и 1ех ипрегтесШ².

Но законодатель иногда идет дальше: он не только определяет последствия неподчинения его воле, выраженной в норме, но придает этим последствиям карательный характер, делает норму содержанием уголовного закона. Чего же достигает государство этим преобразованием нормы?

Норма права обращается исключительно к тому, на кого она налагает обязанность подчинения; уголовный закон, создавая особое отношение государства к посягающему на норму, имеет многоразличное отношение: во-первых, к лицам, обязанным воздерживаться от нарушений, к возмож­ному виновнику, во-вторых, к органам власти, устанавливающим преступ-

ность и наказуемость, и, наконец, в-третьих, к самому государству, во имя и ради интересов которого налагается наказание.

Так как по отношению к отдельным лицам обязанность подчинения возникает из самой нормы, то закон уголовный не создает для них никаких новых обязанностей; он только своей определительной частью устанав­ливает с большей точностью признаки того, что предписывается или воспрещается нормами, а в санкции, указывая на последствия неисполне­ния данной нормы, создает иногда, да и то только возможный, противовес тем чувственным побуждениям, которые могут вызвать неисполнение требований нормь*. Таким образом, по отношению к нарушителю велений нормы закон уголовный имеет значение наставительно-предупреди­тельное: преступник подлежит наказанию потому, что он не исполнил веления нормы, за неисполнение которой закон грозит наказанием, а не потому, что на него не воздействовала угроза закона; всякий не должен убивать не потому, что за убийство положена каторга, а потому, что этим нарушается признанная подлежащей карательной охране норма - "не убей".

По отношению к органам власти, определяющим виновность и нака­зуемость лиц, посягающих на нормы права, закон уголовный является только основой их деятельности, главной посылкой того силлогизма, в построении которого, по выражению Наказа Екатерины II¹ и заключается вся судейская деятельность: часть описательная указывает те признаки, которые должны заключаться в известном деянии для того, чтобы учи­нивший оное мог быть признан виновным в наказуемом нарушении нормы, а санкция указывает те юридические последствия, которые должны быть назначены приговором суда лицу, виновному в таком посягательстве. Постановления же о том, как именно должен действовать суд или его органы, констатируя преступное событие, устанавливая виновность, определяя меру ответственности, исполняя приговор и т.д., входят в осо­бую область права, в законы процессуальные; но, разумеется, если в законе уголовном находятся постановления процессуального характера, указывающие на условия самого возбуждения преследования, или поло­жения об условиях, устраняющих наказуемость, как, например, о давнос­ти, помиловании, о допустимости известных доказательств, например при клевете в печати, об условиях выдачи и т.д., то в этих своих поста­новлениях уголовный закон является нормой и для судьи, определяя его права и обязанности при разборе дел уголовных.

Вместе с тем закон уголовный устанавливает пределы карательной власти судьи по отношению к отдельным преступным деяниям, и в осо­бенности устанавливает максимум тех стеснений и кар, которым может быть подвергнут преступник за данное деяние, а через это закон создает существенную гарантию для каждого подсудимого: виновный не может подвергнуться иному наказанию, кроме того, которое установлено авто­ритетной властью законодателя, или в размерах, превышающих размер, законом определенный.

1 Наказ императрицы Екатерины II, данный комиссии о сочинении проекта нового уложе­ния//Памятники Русского законодательства 1649-1832 Изд императорской Академии наук, СПб., 1907. - Ред

^Право на подчинение власти (нем.). - Ред 2 Несовершенный закон (лат). - Ред

Но наибольшее значение имеет закон уголовный для самого государст­ва. Устанавливая, какие именно посягательства на охраненные нормами интересы признаются столь существенными условиями общежития, что государство защищает их от неисполнения угрозой наказания, закон уго­ловный определяет содержание, возникновение и прекращение отноше­ний, образующихся между государством и преступником вследствие учине-ния преступного деяния, другими словами, определяет объем и условия осуществления правоохраны. Карательные законы создают для государст­ва, независимо от права требовать повиновения установленным им нор­мам, право применять в числе мер охраны и наказание за ослушание этого требования, а преступника принуждают подчиняться назначенному нака­занию: отсюда устранение юридической возможности обороны против ли­ца, применяющего наказания, далее дисциплинарная, а иногда и уголовная ответственность за побег из мест заключения, с поселения и т.д.

По нашему праву закон уголовный, как и всякий другой закон, должен быть велением верховной власти, т.е. должен, согласно с нашими основными законами, быть или законом за собственноручным Высочайшим подписанием (ст. 53 и 54 зак. основ), последовавшим на мнениях Госу­дарственного совета (ст. 124 учр. Гос. сов.), или же словесным Высо­чайшим повелением в виде указа, объявляемого местами и лицами, от верховной власти к этому уполномоченными, как скоро закон состоит в дополнении и изъяснении закона, коими устанавливается токмо образ его исполнения, или же определяется истинный его разум (ст. 55 зак. основ). Причем по ст. 66 зак. основ для объявляемых Высочайших повелений устанавливается то ограничение, что никакой закон, за собственноручным Высочайшим подписанием изданный, не может быть отменен указом объявляемым и что объявляемый указ не может иметь силы, между про­чим, в делах о лишении жизни, чести или имущества.

Самые нормы права, посягательства на которые уголовный закон об­лагает наказанием, могут быть или законодательными постановлениями, изложенными в своде законов, касающимися вопросов гражданского, го­сударственного, финансового или полицейского права, или законодатель­ными постановлениями, создаваемыми одновременно с самым созданием законов уголовных, или, наконец, нормами права обычного народного или судебного, но признанными законодателем и получившими его утвержде­ние, при назначении ответственности за неисполнение этих норм, при издании закона уголовного. В этом смысле приказания и веления права, неисполнение которых облагается наказанием, могут всегда быть рас­сматриваемы как законодательные нормы.

Но, кроме законов в тесном смысле, власть верховная выражается в повелениях, даваемых в порядке управления государством.

Различие закона и повеления в порядке управления верховного, по-видимому, столь ясное теоретически, но вызвавшее, однако, ряд разно­образных толкований в нашей литературе государственного права, не имеет существенного значения для рассматриваемого мною вопроса, так как все повеления верховной власти, до управления государством отно­сящиеся, в какой бы форме они не состоялись, имеют обязательную силу наравне с законами и должны быть исполняемы всеми и каждым как

законы. Следовательно, повеления в порядке верховного управления и с формальной стороны сравнены с законом. Поэтому не только созданные в этом порядке правовые нормы в случае определения за них законом карательных последствий, но и установление в этом порядке карательных последствий для существующих норм должно иметь для судов уголовных то же значение, как и законы уголовные в тесном смысле.

Но подобно тому как вновь издаваемые законы не должны противоре­чить существующим законам, ими не отменяемым, так тем более пове­ления, в порядке управления состоявшиеся, не могут противоречить зако­нам или отменять таковые вне порядка, для этого установленного. В этом отношении ст. 73 Основных законов постановляет, что отмена законов со­вершается тем же порядком, какой установлен для составления законов.

Другое значение имеют обязательные постановления, издаваемые в порядке управления подчиненного, лицами и учреждениями, на то упол­номоченными.

К таким учреждениям должны быть отнесены: центральные прави­тельственные установления; местные правительственные установления, как-то: генерал-губернаторы, губернаторы и градоначальники и т.д.; об­щественные установления, как-то: губернские и уездные земские собрания и городские думы, если их постановления утверждены подлежащей властью. По природе своей все эти постановления должны заключать только развитие общих начал закона в применении к потребностям или отдельных местностей, или отдельных групп случаев; но в последнее время не только расширился круг учреждений, имеющих такое право, но значительно раздвинулись пределы этого права, так как им предо­ставляется издавать постановления и в видах восполнения закона, и даже некоторые части администрации в виде опыта управляются на основании циркуляров и распоряжений министров.

Но так как органы управления подчиненного могут действовать не иначе, как по уполномочию верховной власти, выраженному в законе, указе или особом уполномочии, то поэтому постановления и распоряжения этих властей имеют обязательную силу не сами по себе, а только на ос­новании и в пределах данных им полномочий; оттого и отношение су­дебной власти к этим постановлениям в случае рассмотрения дел по обвинению частных лиц в неисполнении требований, предъявляемых к ним на основаниях этих постановлений и распоряжений власти, совершенно иное, чем к неисполнению указов, последовавших в порядке управления верховного. Так как последние имеют силу закона, то и судебная власть только удостоверяется в их существовании и обнародовании в установ­ленном порядке; по отношению же к постановлениям и распоряжениям властей подчиненных она не только может, но и обязана независимо от этого проверить соответствие таковых пределам власти, этим установ­лениям предоставленной; проверить, конечно, не целесообразность поста­новлений и распоряжений, но их законность.

35. Обращаясь к рассмотрению конструкции законоположений уголов­ных в том виде, как мы их застаем в кодексах современных, мы должны разделить эти законы на две группы: 1) определяющие условия преступ-

ности и наказуемости и притом или общие (постановления о пространстве действия закона, условия вменения и преступности, виды виновности и т.д.), или специальные, относящиеся только к отдельным преступным деяниям (постановления о безнаказанности взаимных обид, о безнаказан­ности участников подделки денежных знаков, донесших о других соучаст­никах, о безответственности участников скопища, оставивших таковое по первому требованию власти, и т.д.); 2) определяющие признаки наказуе­мых деяний и назначаемую за них ответственность - уголовные законы в тесном смысле.

Уголовные законы в тесном смысле содержат в себе всегда две части: описание того посягательства, которое запрещается под страхом нака­зания, - часть определительная, или диспозитивная, и указание на самую ответственность - часть карательная, или санкция. Наличность обоих этих условий есть необходимая принадлежность всякого уголовного закона.

Так, например, ст. 454 говорит: "виновный в убийстве матери или за­конного отца" (диспозиция) наказывается "каторгой без срока" (санкция).

36.Часть определительная должна указывать признаки, характери­зующие преступное деяние, так называемый состав преступного деяния, причем отношение закона к норме, за посягательство на которую он угрожает наказанием, может быть троякое: 1) отдельной норме права соответствует отдельная статья закона; 2) одна норма соответствует це­лому ряду статей: так, норма "не убей" дает содержание ст. 453-466 Угол, улож., или же 3) нарушение нескольких норм образует одно преступное деяние: так, предусмотренное п. 23 ст. 455 убийство для облегчения совершения, например, поджога будет нарушением норм "не убей" и "не поджигай чужого имущества".

При этом объединение норм должно быть органическое, или внут­реннее, тЪк что посягательство имеет один общий состав, образующий или самостоятельный род преступных деяний, или же вид и притом квалифицированный по отношению к посягательствам на каждую из соединяющихся норм в отдельности, например разбой как квалифициро­ванный вид открытого похищения, с одной, и телесного повреждения, с другой стороны. От такого сложного преступного деяния нужно отличать механическое, или формальное, соединение в одной статье уложения не­скольких, более или менее однородных и равнонаказуемых, но не объ­единяющихся посягательств на нормы; в этих случаях каждый пункт статьи (например, ст. 455, 443, 380, 379, 325 и т.д. Угол, улож.) или каждая ее часть (например, ст. 437, 369, 362 и т.д. Угол, улож.) образует отдельное по составу преступное деяние, и самое их соединение имеет только технико-законодательное значение.

Далее, нарушение известной нормы может определять состав преступ­ного деяния безусловно или только при наличности известного условия или предположения, и притом или фактического, каково, например, сущест­вование в местности чумы, повальной болезни, призыв военной силы, скопление значительной массы народа и т.п., или же юридического - на­личность договора или взаимности, нахождение имения под секвестром

или запрещением, объем полномочия, незаконность рождения, причем эти последние предположения могут быть иногда и предположениями про­цессуальными, т.е. предрешаемыми или преюдициальными, в смысле ст. 27 Уст. угол. суд.

Самая обрисовка определительной части в законе уголовном может также представляться различной¹. 1. Закон определяет все существенные признаки состава, относя сюда как признаки посягательства на норму, так и признаки, в силу которых^это посягательство становится наказуемым, предполагая, конечно, что не всякое посягательство на норму наказуемо; притом это определение дается или совместно с уголовной санкцией, или же даже в форме отдельно постановленной статьи (например, в Уложении о наказ, изд. 1885 г., ст. 1627, 1637, 1644). Эта форма диспозиции преоб­ладает в современных кодексах, и вся задача законодательной техники состоит в том, чтобы при таком определении состава не опустить действительно существенных его элементов или, наоборот, не ввести в закон случайные казуистические подробности, а равно чтобы выразить эти существенные условия состава словами и понятиями, которые дейст­вительно соответствовали бы целям и представлениям законодателя. Не надо забывать, что если излишне обобщенный закон дает слишком много простора судейскому усмотрению, то излишняя его казуистичность также всегда является причиной неполноты закона и крайней сбивчивости практики. 2. Закон дает только одно наименование преступного деяния, не указывая на его признаки; так, Угол. улож. не дает определения убийства, поединка, опозорения и т.п.; конечно, такой прием возможен только в том случае, когда состав известных деяний с точки зрения прак­тики является совершенно простым, не возбуждающим юридических недо­разумений; употребление подобного приема относительно деяний, состав которых представляется спорным в теории, ведет к серьезным практи­ческим затруднениям. 3. Закон, говоря о каком-либо посягательстве, довольствуется в диспозитивной части только ссылкой на другие статьи уголовного закона, говоря, например: "виновный в учинении насильствен­ного действия, ст. 475 предусмотренного" (ст. 478). Иногда такая ссылка представляется подразумеваемой, без прямого указания на статьи; тако­во, например, употребляемое в некоторых статьях Уголовного уложения выражение "наказуемая угроза" в смысле деяния, предусмотренного ст. 510; "насилие над личностью" в смысле деяния, указанного в ст. 475, и т.д. Конечно, без такого ссылочного приема редакции не может обойтись ни один кодекс; но с другой стороны, злоупотребление этим приемом представляет также значительные невыгоды, не только затрудняя прак­тическое применение статей, но и давая иногда неверную обрисовку самих юридических понятий. 4. Закон делает простую ссылку, но не на статьи того же уголовного закона, а на другие юридические постановления свода, и притом или также с прямым указанием статей, к которым относится устанавливаемая им санкция, или же ограничиваясь только указанием общих признаков тех норм, к которым относится его санкция, допуская в

¹ Этим различием приемов объясняется главным образом различие объема кодексов; наибо­лее казуистичную форму представляют статуты английского права, в которых дефиниции отдельных деяний, например кражи, занимают целые страницы.

этом случае иногда не только охрану норм, уже существующих, но и норм будущих, которые могут быть в законном порядке постановлены по данному предмету. В этом случае закон имеет вид бланка, в котором санкция соответствует подписи, а диспозиция - тому пробелу, в котором компетентная власть должна вписать соответственный приказ или запрет; поэтому в новой немецкой литературе многими, по примеру Биндинга, принято называть их бланковыми законами (В1апке($(гаС§е8е(ге); такая форма законов неизбежна и имеет действительное значение в области маловажных полицейских нарушений.

37. Карательная часть, или санкция уголовного закона, представляет различие как по объему прав, которые она дает применителю закона от­носительно выбора меры ответственности, так и по форме ее выражения.

В первом отношении различают три основных типа санкций.

Во-первых, санкцию определенную, когда наказание, которым угрожа­ет закон, ни в каком случае не может быть изменено судьей, а приме­няется буквально, когда, следовательно, законодатель полагает возмож­ным не только заранее оценить объективное значение каждого преступ­ного деяния, но и определить а рпоп значение различных оттенков винов­ности, осуществляя слова Цицерона: ёапгпапо ешт е&1 ]иё!сит, роепа №§18'. Эта форма санкции господствовала в уголовных законах древней­шей формации по весьма понятным причинам: всего прежде выдвигается в преступлении причиняемый им вред; этот вред определяет свойство и меру уголовной реакции. Позднее, спустя много столетий, в конце XVIII в., в доктрине и законодательстве возрождается то же стремление сделать абсолютно-определенную санкцию единственно нормальной фор­мой закона, хотя уже и по иным основаниям. Вольтер и Монтескье -во Франции, Филанджиери и Беккариа в Италии, Фейербах (в первых своих трудах) в Германии были его сторонниками; практически пытались применить его: Учредительное собрание, Фридрих II, Екатерина Великая. Наказ, повторяя положение Беккариа, говорит: "Право давать законы о наказаниях имеет только законодавец, всю власть в руках своих держа­щий, а судьи и правительство, будучи сами только частью общества, не могут по справедливости, неже ради общего блага, ни другого какого-нибудь члена общества, наложить наказания, точно законами не опре­деленного" (X, 148).

Основанием возрождения такого направления была, с одной стороны, реакция против страшного судейского произвола, господствовавшего во всей Европе XVII и XVIII вв., а с другой, высокое значение, придаваемое идее личности в праве, стремление гарантировать ее права от прави­тельственного произвола. Но проведение этого принципа на практике, построение уголовного кодекса по этому образцу ставило законодателю невыполнимую задачу, а в жизни должно было привести к полной не­справедливости, к несоответственности наказаний с действительной ви­ной, так как законодатель не в состоянии предвидеть и заранее регламен­тировать все неуловимые и неисчислимые оттенки жизни, отражающиеся

¹ Виновность определяется судом, а наказание - законом (лат.). - Ред.

в преступном деянии и в особенности в виновности лица, его учинив­шего.

Поэтому современные кодексы и отказались от такой формы санкции за немногими изъятиями. Так, в действующем нашем праве все общие наказания, падающие на личность виновного, не назначаются абсолютно, ибо даже назначение в законе смертной казни или бессрочной каторги не лишает судью права в случае признания подсудимого заслуживающим снисхождения, в случае покушения и т.д. воспользоваться правом, предо­ставленным ему (ст. 53 Угол^улож.). Другую группу изъятий составляют так называемые исключительные наказания, назначаемые за некоторые специальные преступные деяния, которых особенно много было в Уло­жении 1845. г. и которые исключали возможность их изменения по самому их свойству - лишение христианского погребения, лишение права наследовать в имуществе и т.п.

По действующему уложению к таким абсолютным угрозам можно отнести разве только некоторые дополнительные наказания и поражения известных прав, удаление от должности и т.п.

Противоположную форму составляет санкция безусловно-неопределен­ная, когда законодатель, воспрещая известное деяние под страхом наказа­ния, не определяет ни рода, ни размеров ответственности, предоставляя установление таковых усмотрению судьи. Очевидно, что такая форма лишает закон уголовный его существенных и необходимых условий: закон не определяет предела прав, принадлежащих суду по отношению к нака­зуемости, он не может быть возможным предостережением граждан, заключая в себе одно-голое требование подчинения; вместе с тем эта форма представляется крайне неудобной и для судьи, лишая его всяких твердых основ в выборе ответственности. Поэтому и эта форма санкции исчезла из. современных кодексов. В нашем праве эта форма санкции нередко употреблялась еще сводом законов, когда закон, налагая нака­зание, назначал оное общими выражениями, как-то: "наказать яко пре­ступника указов", "наказать по всей строгости законов", "на основании за­конов", не определяя существа этого наказания. Составители уложения 1845 г., справедливо относя эту неопределенность санкции к существен­нейшим недостаткам свода, предположили не употреблять таковой в Уложении 1845 г. В действующем уложении такая форма санкции больше не встречается.

Таким образом, господствующей в современных кодексах формой санк­ции является относительно-определенная, когда законодатель назначает только пределы наказания, наивысшую и наименьшую его величину, максимум и минимум.

По форме обрисовки санкции законы уголовные представляются также или в виде как бы исторической справки, указания на существование запрета или приказа, подвергающего учинившего известному наказанию, тогда внешний вид закона будет таков: "за убийство, за кражу со взломом и т.п. назначается каторга, поселение"; или же законы излагаются в виде повеления, заявления авторитетной воли: кто совершит убийство, кражу, тот наказывается, или, как в действующем нашем уложении, - виновный в убийстве наказывается. Конечно, наиболее правильной представляется

повелительная форма редакции, так как только тогда уголовный закон получает характер юридического положения, которое может служить основанием для возникновения прав или обязанностей государства, орга­нов судебной власти или отдельных граждан.

Самое отношение наказания к наказуемому деянию, связь диспозиции с санкцией могут быть выражены в законе также различно; так, Уложение 1845 г. безразлично употребляло выражения "приговаривается", "подвер­гается", "наказывается" или даже говорило иногда еще более конкретно -"отрешается от должности, извергается из духовного звания", хотя очевидно, что употребление того или другого из этих выражений пред­ставляется юридически далеко не безразличным, так как каждое из них относится к различным фазисам, которые проходит уголовное дело: к моменту постановления приговора, приведению приговора в исполнение и т.п. Уложение, действующее в особенной части, последовательно держит­ся одной и той же формулы: "виновный... наказывается", следовательно, указывает своей санкцией преимущественно на объект карательного права, возникающего для государства иЗ закона уголовного.

Объем ответственности, назначаемой за преступное деяние, может быть или определяем под каждой статьей самостоятельно, или делаем в виде ссылки на наказание, установленное за какое-либо иное преступное деяние. Эта ссылочная форма санкции неизбежна во всяком законодатель­стве, в особенности когда в одной статье закона, но в разных его частях заключаются постановления о нескольких преступных деяниях, относя­щихся друг к другу не как род к виду и не как квалифицированное и простое деяния, а как два деяния не тождественные, но сходные по составу и равные по наказуемости, как выражается действующее уло­жение - сему же наказанию, или сим же наказаниям и на сих же осно­ваниях или же когда одна статья закона ссылается на наказание, на­значенное в другой, рядом стоящей ст. 559. Но, конечно, излишнее употребление этой формы, какое допускало, например, Уложение о наказаниях 1845 г., представляет практически весьма большие невыгоды, не доставляя в то же время никаких технических удобств¹, так как эта форма: во-первых, затрудняет приискание наказания в момент применения закона, особенно когда ссылка делается не на ближайшие статьи, а на статьи другого раздела; во-вторых, затрудняет выбор наказания там, где ссылка делается, например, на статью, содержащую не одно, а несколько карательных постановлений или несколько наказаний; в-третьих, весьма затрудняет законодателя при частичных реформах кодекса, так как изменение размера ответственности по одной статье изменяет, иногда вопреки воле законодателя, наказуемость по другим статьям.