Территориальные и этнические нации

Поскольку эти три революции происходили с большими разры­вами и их последствия проявились в разное время в разных мес­тах, в очень различной социальной и культурной среде, "нации", которые постепенно "складывались", различались по форме и по содержанию. <...> Появились две четко отличные формы "нации" — территориальная и этническая.

Территориальная нация, как можно понять по термину, основы­вается на осознании территории и последствиях взаимодействия в пределах четких географических границ. Государство — это тер­риториальная целостность с юрисдикцией, которая суверенна, но одновременно строго ограничена территорией страны. Чувство ог­раниченности, включения и исключения имеет первостепенное значение для общности граждан. <...> Другую черту этой концеп­ции нации составляет ее легальный аспект. Нация — это общ­ность законов, и правовых институтов. Ее члены объединяются общим кодексом и имеют одинаковые права и обязанности. В принципе нет исключений, связанных с "расой, цветом кожи или верой", возрастом, полом или религией. Законы исходят из одного источника — территориального государства как выражения нации, и их единство и стандартизация отражают суверенитет нации-госу­дарства. <...>

Вскоре, однако, выяснилось, что западная территориальная мо­дель имела не только территориальные черты. Первой было граж­данство. <...> По существу, оно предполагало чувство солидарно­сти и братства, формирующееся в результате активного социаль­ного и политического участия. <...> Однако чувство братства мог­ло быть лишь среди тех, чьи родители (и возможно, деды и даже предки?) были полноценными гражданами. <...>

Вторая черта — общая культура. Обнаружилось, что маршрут от государства к нации действовал только в контексте имплицитно разделяемых значений и ценностей, общих мифов и символов. Там, где они не вызывали ответного резонанса — возможно, ввиду соперничества других значений, мифов и символов, — возникали культурные границы нации. <...> На практике это означало, что территориальные нации одновременно должны быть культурными общностями. Гражданская солидарность требовала общей "граж­данской религии" — общих мифов, воспоминаний и символов, — передаваемой стандартным языком через образовательные учреж­дения. Таким образом, территориальная нация становится массо­вым образовательным мероприятием. Его цель — культурная гомо­генность. Мужчины и женщины должны быть приобщены к стан­дартному образу жизни и системе верований, отличающих их от чу­жаков, не разделяющих национальных символов и мифов. <...>

Для Востока более характерен второй маршрут и концепции национальности — "от государства к нации. На этом пути нации постепенно или скачкообразно возникали на основе существовав­ших этний или этнических связей, соответственно речь шла о "преобразовании" этнических связей и чувств в национальные по­средством мобилизации, территориализации и политизации. В ито­ге возобладала иная концепция нации, в которой подчеркивались такие элементы, как родословная, популизм, обычаи и диалекты, а также нативизм. <...> Этнические концепции нации замещают ле­гальные кодексы и институты, цементирующие территориальные нации, обычаями и диалектами. Естественно, это не означает, что на практике у этнических наций нет стандартизованных кодексов и институтов — просто они не столь приметны и менее сущест­венны для обеспечения идеологического единства нации. Вместо этого этнические националисты обращаются к существующим обычаям и языковым связям, которые затем они начинают стан­дартизировать и разрабатывать, возведя обычаи в правила и зако­ны и превращая некоторые диалекты в языки. В раннем национа­лизме интеллектуалов Балкан и Восточной Европы преобладали филологические, лексикографические и этнографические исследо­вания существовавших культур избранного ими "народа", чьи раз­говорные языки начали восприниматься теперь как хранилища на­циональной уникальности, условия определения и формирования будущей нации. <...>

В Восточной Европе и в некоторых районах Ближнего Востока этнические концепции нации играют ключевую роль, хотя можно обнаружить и территориальные представления, основанные на воспоминаниях о средневековой государственности. Это особенно верно в отношении Польши и Венгрии и в меньшей степени — Хорватии, Болгарии и Румынии. <...>

Общий вывод нашего краткого обзора формирования наций в современном мире состоит в том, что для всех наций характерен отпечаток как территориальных, так и этнических принципов и компонентов, и все они представляют не вполне гармоничный сплав более поздней "гражданской" и более древней "генеало­гической" моделей социальной и культурной организации. Ни одна "будущая нация" не может выжить без территориального отечест­ва или мифа об общности происхождения. И наоборот, "этния, стремящаяся стать нацией", не может достичь своих целей, минуя общее разделение труда и территориальную мобильность или ле­гальное равенство общих прав и обязанностей всех членов, т.е. гражданство. Исходные западные нации могли воспринимать свои этнические элементы как само собой разумеющееся, и поэтому их национализм делал упор на территориальные модели. Тем не ме­нее позже внутренние деления и внешнее давление заставили и Англию, и Францию пересмотреть свои этнические основы. В осо­бенности во Франции к концу .XIX в. сложился сильный "интег­ральный национализм", противопоставлявший культурное и исто­рическое единство Франции меньшинствам и идеологиям, кото­рые воспринимались как подрывные для национального единст­ва. Не случайно Хлодвиг, Людовик IX и Жанна д'Арк вновь ста­ли популярными культовыми образами после длительного периода относительного забвения. <...>

И наоборот, демотические, этнические движения в восточной половине Европы и на Ближнем Востоке приблизились к "территориальным" концепциям "гражданской" модели. Как мы ви­дели, Ататюрк и его партия отвернулись от этнического пантюр­кизма с его авантюрами и попытались построить территориальную нацию — с компактной территорией, гражданскими правами, еди­ным гражданским кодексом и светской политической культурой или гражданской религией по образцу западных стран.<..,>

Этот дуализм концепции нации неизбежно порождает глубокую двусмысленность в теперешних отношениях между этниями и го­сударствами, в которые они включены. Концепции нации присуща имманентная нечеткость, приводящая к колебаниям между двумя полюсами -~ этими и государства, которые она стремится соеди­нить и преодолеть. Очень немногим сегодняшним нациям удалось одолеть эту полярность и достичь полного совпадения этнии и го­сударства. <„.>

Дуализм и неустойчивость становятся эндемическими и разде­лительными, когда речь идет о многочисленных полиэтничных государствах, претендующих на то, что они являются нациями. Обычно в полиэтничных государствах доминирует одна, занимаю­щая ключевое положение этния, которая стремится в большей или меньшей степени инкорпорировать или оказывать влияние на соседние более слабые этнии. Даже в иммигрантских обществах вроде Аргентины, Австралии или Соединенных Штатов одна этни­ческая общность предшествовала остальным и своими нормативным стилем и экономической позицией оказала влияние на последовавшие волны иммигрантов. <...> Как правило, членам вновь включенных этний или этническим иммигрантам предлагались гражданство и мо­бильность в рамках общей системы разделения труда в обмен на ас­симиляцию доминирующей политической культурой и отказ от старых привязанностей и разговорных языков.