О НАЦИИ И НАЦИОНАЛИЗМЕ. ПОЛЕМИЧЕСКИЕ ЗАМЕТКИ. Валерий Тишков
В рамках общепризнанного подхода различаются две основные формы национализма: гражданский (или государственный) (civic or state nationalism) и культурный (или этнический) (cultural or ethnic nationalism). Первый основывается на понятии нации как политической общности или согражданства; второй рассматривает нацию как этнокультурную категорию, как общность, имеющую глубокие исторически* корни, социально-психологическую или даже генетическую природу. Первый чаще всего отождествляется с патриотизмом, но в своих крайних политических формах может обретать формы государственной агрессивности, шовинизма или изоляционизма. Второй, выходя за рамки культурной деятельности и становясь политической программой, служит для этнических предпринимателей средством обеспечения доступа к власти и ресурсам, подавляет частные стратегии и интересы и порождает попытки реализовать принцип этнической государственности через узурпацию власти представителями одной группы, через подавление меньшинств или через сецессию и создание новой "национальной" (читай: этнической) государственности. <...>
Отечественная академическая традиция в значительной мере способствовала утверждению приоритета этнической взаимоисключающей идентичности, огосударствлению и институционализации этничности, а также политической программатике этнонацио-нализма. Этнографическая наука в огромной степени способствовала установлению культурных различий и категоризации этнических границ, абсолютизируя гомогенность и значимость этнокультурных сообществ и обеспечивая аргументацию политического эт-нонационализма. Например, профессионалы Института этнологии и антропологии РАН, сами по себе представляющие многоэтничное сообщество, объединенное более мощными социальными связями и идентичностями, отказали в аналогичном праве на коалиции тем, кого они категоризировали как "этнофоров". Академический, интеллектуальный этнонационализм обрел причудливые формы как изощренных схоластических конструкций, так и паранаучных построений о "подразделениях этноса", "субэтносах", "суперэтносах", "метаэтносах", которыми питается многообразный и процветающий постсоветский этнонационализм. Весь его язык фактически заимствован из этнографических и исторических текстов, включая такие основополагающие понятия, как "жизнь или вымирание этносов (наций)", "этническая территория", "коренная нация", "своя государственность", "национальное движение (возрождение) народов", "национальная политика", "национальный вопрос", "межнациональные отношения (конфликты)", "национальность", "родной язык" и т.п.
Ни одно из этих понятий в мировой науке не используется в качестве категорий, а если используется, то исключительно в гражданско-политическом контексте: "национальность" как гражданство, "национальная политика" как политика государственных интересов, "межнациональные отношения" как межгосударственные отношения, "родной язык" как материнский или первый выученный язык и т.п.
Большинство этих категорий с научной точки зрения уязвимы или просто бессмысленны, а с общественно-политической точки зрения порождают тупиковые стратегии и дезориентирующее насилие повседневного сознания рядовых граждан. "Этносы", "суперэтносы", "субэтнические группы", "национальные группы" и многие другие неизвестные мировой науке понятия и категории вошли в язык постсоветской политики и официальных текстов, провоцируя конфликтность и делая невозможным принятие даже минимально необходимых законов, обеспечивающих интересы и права граждан, основанные на осознании или принадлежности к той или иной культурной общности. <...>
Проблемы гражданского национализма в отечественных общественно-политических дискуссиях нет вообще из-за отсутствия самого понятия гражданской нации, хотя в реальности она вполне зримо присутствует в риторике о государственном патриотизме. В чем-то с претензиями на общегосударственный патриотизм выступают представители этнического национализма доминирующей общности русских. В данном случае грань между этническим и гражданским (государственным) национализмом в значительной мере стирается. То же самое может происходить и с периферийным типом этнонационализма, формулирующего точно такую же претензию, но не на общегосударственном, а на региональном (этнотерриториальном) уровне. Рождающаяся идеология татарстанской нации, например, в условиях медленного утверждения идеологии русской нации имеет не меньшие шансы на успех, ибо только через замену этнического национализма на гражданский можно обеспечить приемлемую доктрину государственности и общественное согласие. <...>
По моему убеждению, нация — это политический лозунг и средство мобилизации, а вовсе не научная категория. Состоя почти из одних исключений, оговорок и противоречий, это понятие как таковое не имеет права на существование и должно быть исключено из языка науки. В. этнокультурном смысле категориальность понятия "нация" утратила в современном мире всякое значение и стала фактически синонимом этнической группы. <...>
Не представляя собой научную категорию, "нация", однако, сегодня сохраняется в языке политического соперничества. В обозримом будущем большие права на использование этого слова, очевидно, будет иметь та форма социальной группировки, которая обладает большей властью. А таковой в паре "этническая общность — государство" обладает последнее как единственная допускаемая пока самими людьми по общему согласию форма применения легитимного насилия и обладающая для этого соответствующими институтами, ресурсами и правовыми текстами. Государственная общность как более жестко оформленная территориальными границами и фиксированным гражданством коалиция имеет больше оснований называть себя нацией, чем коалиция, основанная на этнической идентификации с ее постоянно конструируемым содержанием, взаимопроникаемыми границами и множественной лояльностью. Понятие гражданской нации более приемлемо для членов многоэтничных политических сообществ и менее конфликтогенно, чем длительно насаждавшееся советскими учеными и поныне широко разделяемое политиками понятие этнонации.
Однако государственными декретами это понятие, конечно, не может и, видимо, не должно быть демонтировано. То же касается и самого явления этнонационализма в обоих его вариантах — гегемонистском и периферийном. К тому же последний вариант в своих неэкстремистских культурных и политических формах играет позитивную роль, содействуя, в частности, в России децентрализации власти и сохранению культурной отличительности и целостности групп. Этнонационализм, будучи антиподом основанного на правах человека гражданского общества, в настоящее время компенсирует недостаток демократии и общегражданских лояльностей. Он может быть ослаблен или устранен только через улучшение социальных условий существования и общественного правления в рамках доктрины культурного плюрализма и принципа "единства в многообразии".
<...> На мой взгляд, в России пришло время устранить лексику этнонационализма хотя бы из языка науки и перейти к общеразделяемым методологиям и терминологии, в том числе к более глубокому и чувствительному пониманию этничности. Последнее есть сложный комплекс характеристик, чувств и индивидуально-коллективистских стратегий, не разобравшись в котором академическое сообщество порождает не только общественную нетерпимость, плохое управление и трагические коллизии, но и ложные формы солидарности и неоправданные антагонизмы в собственной среде. Мне иногда кажется, что призыв "назад в башни из слоновой кости!" (хотя, может быть, отечественные гуманитарии в них никогда и не пребывали) был бы сейчас более полезен, чем с традиционным мессианским задором "инженеров человеческих душ" предписывать обществу плохо осмысленные проекты, особенно в период, когда управленцы заняты его глубоким переустройством.