Главные черты возможного постсоветского социализма в России

Вернемся к главным призна­кам “возможного у нас” социа­лизма. Повторю, что речь идет не о социализме, вырастающем как революционное отрицание исчерпавшего свой потенциал капитализма, а о социализме как спасении от вторжения ка­питализма, разрушающего на­циональную культуру и страну в целом. Это – “социализм не от хорошей жизни”, это стихийное движение по трудной тропе, ко­торая дает шанс уйти от безжа­лостного врага, грозящего гено­цидом. Возможности такого со­циализма в России, с одной стороны, сильно сократились из-за ликвидации СССР и “ла­геря социализма”, десятилет­него разграбления народного хозяйства и деградации многих фундаментальных условий жизни страны. С другой сто­роны, если полученные за де­сять лет уроки пойдут впрок, то мы выйдем из кризиса как идейно и интеллектуально об­новленное общество, освобо­дившееся от множества идолов и догм. Такое общество будет внутренне стабилизировано же­сткими, испы-танными на собст­венной шкуре дилеммами, бла­годаря чему оно может резко расширить диапазон свобод, и при этом удешевить усилия, на­правляемые на поддержание достаточного уровня лояльно­сти.

Прежде всего скажу о том ядре культурного основания общества, которое в своих глав­ных чертах не изменилось в ходе реформы – об антропологи-ческой модели . В России не произошло, как на­деялись “архитекторы пере­стройки”, нового варианта про­тестантской Реформации и не возникло “свободного инди­вида”. Человек сохранил орга­нический (общинный) тип соли­дарности. Этот вывод трудно строго обосновать эмпирически, я высказываю его как интуитив­ное суждение, подкрепленное многими косвенными призна­ками. Из этого суждения выте­кает много следствий как для устройства политической сис­темы, так и для хозяйства. Ан­тропологическая модель – фак­тор фундаментальный, его дей­ствие носит “молекулярный” ха­рактер, его нельзя преодолеть идеологическими ухищрениями, институциональными рефор­мами и даже репрессиями. Входя одновременно и в базис, и в надстройку общества, пред­ставление о человеке “перева­ривает” элементы идеологии и общественные институты, на­полняет их новым содержанием.

Вопреки распространенному мнению, общество с органиче ской солидарностью (“традици­онное общество”) вовсе не обя­зательно является застойным, оно способно к интенсивным нововведениям в политической и хозяйственной сфере. В нем при благоприятных условиях, как в Японии, даже может быть развит очень динамичный и аг­рессивный капитализм (но не “протестантского” типа). Таким образом, сохранение бытия России как традиционного об­щества, главным критерием от­несения к которому и является антропологическая модель, во­все не служит препятствием к быстрой модернизации и пере­носу (с необходимой адапта­цией) многих западных институ­тов и технологий.

Что же, на мой взгляд, должно будет измениться в российском социализме после “глотка капи­тализма”?

В обозримый период не про­изойдет реставрации советского типа государственной власти соборного и самодержавного типа. За последнюю треть ХХ века в обществе созрел и обрел язык раскол по многим линиям раздела, который делает не­возможным эффективное дей­ствие государства при власти соборного типа, предполагаю­щего принятие крупных реше­ний через консенсус. Если Рос­сия избежит гражданской войны и подавления слабых сторон в конфликте, то государственное устройство должно сдвинуться от соборной демократии к пред­ставительной, не советского, а парламентского типа с разделе­нием властей. Этот сдвиг не яв­ляется идеалом и в существен­ной мере противоречит антро­пологии нашего общества. Он – вынужденный ответ на общест­венный конфликт с примерным паритетом сторон.

Думаю, однако, сдвиг к пар­ламентаризму будет далеко не полным, так что “советский” (или “думский”) характер парла­мента во многом сохранится. Это значит, что не сложится равновесной системы партий, особенно в “правой” (“капитали­стической”) части политического спектра. Если общественное сознание преодолеет, наконец, евроцен­тристские догмы истмата (и ли­берализма) и проникнется по­ниманием культурных норм традиционного общества, то “архаические” соборные черты российского парламента станут не обузой, а источником его эффективности.

Вместе с представительной демократией будет склады­ваться своеобраз­ное гражданское общество . Это – внутренне противоречи­вое предположение, ибо по сути своей гражданское общество – продукт Реформации и буржу­азной революции, его субстра­том является гражданин-инди­вид. Кажется, однако, что воз­можна “пересадка” институцио­нальных структур гражданского общества на культурную почву с общинной антропологией. Для успеха такой сложной операции требуется понимание строения и “физиологии” как современ­ного, так и традиционного об­ществ. Вообще, от такого пони­мания в огромной степени зави­сит успех многих проектов большой программы по восста­новлению способного к разви­тию жизнеустройства в России.

Таким образом, оба эти про­цесса сделают государство бо­лее рациональным и бесстраст­ным, менее патерналистским и идеократическим. Однако оба эти качества не исчезнут, и не возникнет в России технократи­ческого “государства принятия решений”. “Кухарка” потеснится, но не уступит арену государст­венного управления “экспер­там”

На этом пути освоения либе­ральных институтов государство может впасть в соблазн, кото­рый станет фатальным для России – положить в основу но­вой технологии господ­ства манипуляцию обществен­ным сознанием . Высокая эф­фективность и относительная дешевизна этой технологии за­вели Запад на этом пути в такой тупик, что сегодня уже трудно даже представить себе нераз­рушительный выход. Манипуля­ция сознанием – наркотик, дозу которого приходится все время увеличивать. И этот наркотик действует на все общество, в том числе и на манипулирую­щую элиту, а не только на массу, поведение которой надо программировать. Сегодня в России интеллектуальная элита нашего “воровского капита­лизма” вынуждена применять против общества самые жест­кие, на грани преступного, сред­ства манипуляции – чтобы как можно дольше продержать на­род в оцепенении. Этот пере­бор, та духовная пытка, которой подвергло людей телевидение, помогут поставить вопрос реб­ром и в недалеком будущем от­казаться от использования тех­нологий манипуляции созна­тельно и категорически. Впро­чем, для идеократического, даже парламентского, государ­ства манипуляция не требуется и даже вредна. Нормы поведе­ния задаются ценностным кон­сенсусом квази-религиозного типа (не говоря о насилии, кото­рое, в общем, и манипулирую­щее капиталистическое госу­дарство применяет в очень ши­роких масштабах – не сравнить с СССР 70-х годов).

Надо подчеркнуть, что социа­лизм (после родовых мук), бла­годаря отказу от манипуляции и устранению антагонистических социальных противоречий, дает человеку несравненно больше свободы, нежели капитализм, все жизненное пространство ко­торого буквально напичкано ох­раной и запретами. Другое дело, что структура свобод и несвобод при социализме иная, чем при капитализме, а в чужом рту кусок кажется слаще. Но это – часть той же проблемы ин­фантильного сознания. Только ребенок думает, что можно по­лучить лакомый кусок соседа, не потеряв своего.

В обозримом будущем госу­дарство России, видимо, не бу­дет опираться на общепринятую “тотализирующую” идеологию типа советской. Сдвиг к парла­ментской демократии с этим не совместим, культурные и соци­альные различия в обществе резко усилились, Россия пере­живает волну этногенеза с бур­ным всплеском национального мифотворчества – все это ис­ключает возможность возникно­вения морально-политического единства, необходимого для укоренения тотальной идеоло­гии. Кроме того, индустриальная цивилизация в целом пережи­вает кризис своих идеологий, связанный с глубоким измене­нием научной картины мира. Перестройка картины мира оз­начает этап идеологического хаоса и нового большого идео­логического строительства.

Но это – общий фон, на кото­ром мы должны решить наши особые проблемы. Отсутствие общепринятой идеологии вовсе не означает, что общество и го­сударство может существовать без ядра коллективных пред­ставлений о Добре и зле, о че­ловеке и государстве, об их взаимных правах и обязанно­стях и т.д. – без всей той сис­темы идей и “универсума сим­волов”, которые лишь жестче увязываются и прикрываются пленкой идеологии. Вся эта кон­струкция в нашем обществе по­трясена и полуразрушена. Мы должны провести основатель­ную расчистку, чтобы начать ремонт и новое строительство.

Прежде всего, будет разре­шено одно из важнейших внут­ренних противоречий над­стройки советского общества, в которой ядро коллективных представлений было втиснуто в неадекватный им категориаль­ный аппарат исторического ма­териализма. Выросший из меха нистического детерминизма науки XIX века, евроцентрист­ского учения о “правильной” смене формаций и политэконо­мии капитализма, истмат (к тому же сильно вульгаризированный по сравнению с Марксом) не со­ответствовал ни реальности со­ветского общества, его куль­туры и хозяйства, ни сложности общего кризиса индустриа­лизма, который натолкнулся на препятствия, исключенные ист­матом из рассмотрения. Совет­ские люди “не знали общества, в котором живут”, и это было одной из важных причин пора­жения этого общества.

Необходимым условием для восстановления и принятия об­ществом новой программы со­циалистического строительства будет возникновение нового обществознания, методологиче­ские основания которого соот­ветствовали бы реальной слож­ности мира, природе нашего общества и динамике происхо­дящих процессов. В это обще­ствознание вернется очищен­ный от вульгаризаторских на­слоений диалектический метод Маркса, его всечеловечность, гуманистический и освободи­тельный пафос. Но это не будет марксизм Суслова или Ципко.

Советский проект потерпел поражение как выражение кре­стьянского мессианизма в уже городском обществе “среднего класса”. Сконцентрированный на идее “сокращения страда­ний”, в реализации которой со­ветский строй достиг замеча­тельных успехов, он авторитар­ными способами нормировал “структуру потребностей”. Быст­рая смена в ходе урбанизации “универсума символов” и струк­туры потребностей (особенно в среде молодежи) вошла в кон­фликт с идеологически узако­ненными нормами. Узость этих норм при резком увеличении разнообразия потребностей сделала “частично обездолен­ными” едва ли не большинство граждан. Крамольное недоволь­ство общественным строем стало массовым. Хотя это недо­вольство не означало антисоветизма и не приводило к требованию сме­нить его фундаментальные ос­нования, его смогли эффек­тивно использовать те социаль­ные группы, которые были за­интересованы именно в ликви­дации советского строя (прежде всего ради присвоения собст­венности).

Новый социализм, если нам удастся выйти из кризиса без катастрофы, будет строиться уже людьми сложного город­ского общества, с пониманием той роли, которую играет в жизни общества разнообразие. Спектр морально оправданных и экономически обеспеченных потребностей будет не просто расширен, он станет регулиро­ваться гораздо более гибкими нормами. Принципиального конфликта с базисом социа­лизма это не создает, а возни­кающая напряженность в отно­шениях с культурными нормами вполне может быть снята в рам­ках традиционного общества. Жесткость заданного в СССР образа жизни была унаследо­вана от длительной жизни в мо­билизационных условиях (об­щинная деревня, а затем “ка­зарменный социализм”) и не вытекает ни из принципов со­циализма, ни типа культуры. Реформа была травмирующим и разрушительным выходом из мобилизационного состояния, но она хотя бы сняла про­блему через разрыв непрерыв­ности.

Хозяйственная система того социализма, который, как я по­лагаю, при благоприятном сте­чении обстоятельств и доста­точных усилиях общества воз­можен в России, должна резко отличаться от советской сис­темы своим разнообразием . Дилемма “план-рынок” является ложной, в сложном и большом народном хозяйстве ни один тип предприятия и ни один тип кон­троля и управления не обеспе­чивает достаточной устойчиво­сти и способности к адаптации. Избыточное огосударствление советского хозяйства все более затрудняло выполнение хозяй­ством многих важных функций и по ряду причин само станови­лось источником недовольства – не давая возможности само­реализации для значительной части людей с сильно развитым “предприни­мательским инстинк­том”, прида­вая государству слишком па­терналистский ха­рактер и за­вышая претензии к нему всего населения.

К несчастью, в советский мар­ксизм не удалось включить тео­рии некапиталистических сис­тем хозяйства (например, А.В.Чаянова), и в среде совет­ской партийной интеллигенции было создано устойчивое мне­ние о том, что частная собст­венность на средства производ­ства предопределяет тип хозяй­ства как капитализма. Видимо, это глубокое заблуждение, су­ществует обширный класс предприятий (малые предпри­ятия в промышленности и сфере услуг, крестьянский двор на селе), которые при господ­стве капиталистической сис­темы успешно мимикрируют под “клеточки капитализма”, вовсе ими не являясь. В будущем со­циалистическом жизнеустрой­стве России на таких предпри­ятиях будет производиться очень большая часть товаров и услуг – и при этом они могут не генерировать капитализм и не подрывать общественный строй , основанный на солидар­ности.

Главное, чтобы то “твор­ческое меньшинство”, которое выработает проект восстанов­ления целостного и воспроизво­димого жизнеустройства Рос­сии, знало общество, в котором живет, и искало приемлемое со­ответствие своей доктрины ре­альным “анатомии и физиоло­гии” этого общества. Построе­ние нового социализма должно стать “молекулярным” процес­сом и творчеством масс в го­раздо более трудных для руко­водящей элиты условиях, не­жели после 1920 г.

http://www.kara-murza.ru/books/articles/os-soc2.html

-- ------------------------------------------

ТОВАРИЩИ!

БЕЗ ВАШЕЙ РЕГУЛЯРНОЙ ПОДДЕРЖКИ БЮЛЛЕТЕНЬ

«ЗА СТАЛИНА!»

ВЫХОДИТЬ НЕ СМОЖЕТ!

ЖДЕМ ПОМОЩИ!

-------------------------------------

Редакция благодарит

Г. П. Асинкритова из Твери,

В. Н. Скворцову из

Минеральных Вод

и Л. А. Кононегкоиз

Владивостока за поддержку газеты!

------------------------------------------------------