Работы Вяч. Вс. Иванова, В.Н. Топорова, Ю.М. Лотмана по семиотике МК. Информационная насыщенность текста как результат внешних сигналов и переживания получателя
В ключе размышлений, высказанных в предыдущей лекции, создает многие свои работы и один из основателей Тартуско-Московской семиотической школы Вяч. Вс. Иванов. Так, в «Разысканиях о поэтике Пастернака. От Бури к Бабочке» он не ограничивается анализом лишь одного стихотворения поэта, название которого вынесено в заглавие. Здесь он высвечивает, раскодируя знаки и символы этой художественной мини-коммуникации, метафорический мир поэта, многообразие его приемов, образов, настроений.
Анализ синхронического коммуникативного процесса «автор-текст-канал-читатель» перемежается с анализом диахронической коммуникации с культурами прошлого – воззрениями Гете, с античными и древнеславянскими мифами, а также с событиями биографии поэта. Такая коммуникация и является, по мысли М.М. Бахтина «диалогическим отношением между текстами и внутри текста. Диалогом и диалектикой» (Бахтин, 1998, с. 228).
Филигранной отделкой мысли отличается статья Вяч. Вс. Иванова «Структура стихотворения Хлебникова “Меня проносят на слоновых...”», которое является попыткой расшифровки древнеиндийской миниатюры «Пронесение Вишну на слоне». Эту миниатюру взял в качестве примера многозначности смонтированного изображения режиссер С. Эйзенштейн в своей работе «Монтаж».
В.Н. Топоров создает свой классический труд по семиотике «Об «эктропическом» пространстве поэзии (поэт и текст в их единстве) в 1993 г. В центре работы – «поэтическое пространство», увиденное как нечто целостное и единое с двух, казалось бы, разных точек зрения.
Первая – это сам поэт, творец. Вторая – это текст, в котором он это свое поэтическое творение осуществляет. Каждая из этих точек зрения отсылает к ситуации ритуала и, следовательно, к ритуальному и поставленному к нему в соответствие мифопоэтическому пространствам.
Основная мысль статьи в том, что внутренняя структура поэзии может рассматриваться как особым образом организованный язык, корневая суть языка. Язык поэтому мыслится не только как строительный материал поэзии. То же самое можно сказать о любой другой коммуникации, направленной на постижение мира и человека в нем. Язык подобной коммуникации (и визуальной и вербальной) – не только строительный материал, он сам по себе должен порождать образы, ассоциации, которые будят воображение читателя, слушателя, зрителя и помогают ему участвовать в со-бытии, переживая со-бытие. В.Н. Топоров пишет, что поэтическая функция неотделима от языка, она неизбежно возникает в нем, как только имеется установка на сообщение (со-общение. – В.Б.), т.е. message в теоретико-информационном смысле, ради самого сообщения (Топоров, 1998, с. 216).
В.Н. Топоров формулирует далее три важных принципа поэзии и творчества поэта. Мы подробно остановимся на первом, так как его можно отнести и к журналистскому творчеству.
Сама задача поэта есть творчество. Творение, делание и орудие этою, творчества – Речь, Слово – есть особая творческая сила, с помощью которой происходит двойное творение: создается мир в слове и происходит пресуществление обычного текста в поэтический. И в этом творении язык, слово образуют то средостение, которое соединяет божественное и небесное с человеческим и земным [1]. Архаичная мифопоэтическая формула Мысль-Слово-Дело наиболее точно описывает эту ситуацию. Слово воплощает мысль людей, которая сама по себе принадлежит к миру богов (божественное слово = человеческая мысль), но оно должно быть оформлено поэтом по вполне известной технологии. И здесь, – пишет В.Н. Топоров, – неслучайно появление вполне «ремесленной» технологии. «Слово (стих, текст и т.п.) делается, вытесывается, выковывается, ткется, прядется, сплетается и т.п. Соответственно и поэт выступает как делатель, плотник, кузнец, ткач и т.п. «Делание» объединяет поэта с жрецом» (Топоров, 1998, с. 220).
Далее этот автор приводит примеры родственных значений слов младописьменных народов «делатель» и «шаман». Оба борются с хаосом и укрепляют космическую организацию, твердое, устойчивое место, на котором пребывают боги. Подобно слову-посреднику, связывающему небо и землю, вдохновение и умение, творец слова также выступает как посредник, преобразующий божественное в человеческое и возводящий человеческое на уровень божественного. «И то и другое как раз и помогает поэту создать образ мира, в слове явленный... И поэт, и жрец воспроизводят, повторяют в своем творчестве то, что некогда... «в первый раз» сделал демиург. Общество насущно нуждается и в том, и в другом, так как с их помощью преодолеваются энтропийные (курсив наш. – В.Б.) тенденции, элементы хаоса изгоняются или перерабатываются, мир космизируется вновь и вновь, обеспечивая процветание, богатство, продолжение в потомстве». (В.Н. Топоров, там же, с. 220).
Ценные для теории массовой коммуникации мысли высказывает Ю.М. Лотман (также относительно создания художественных текстов). Он пишет, что многослойный и семиотически неоднородный текст, способный вступать в сложные отношения как с окружающим культурным контекстом, так и с читательской аудиторией, перестает быть элементарным сообщением, направленным от адресанта к адресату. Обнаруживается способность конденсировать информацию. Текст приобретает память. Одновременно он обнаруживает качество, которое Гераклит определил как «самовозрастающий логос».
На такой стадии структурного усложнения текст обнаруживает свойства интеллектуального устройства: он не только передает вложенную в него извне информацию, но и трансформирует сообщения и вырабатывает новые.
В этих условиях социально-коммуникативная функция текста значительно усложняется. Ее можно свести к следующим процессам:
1. Общение между адресантом и адресатом. Текст выполняет функцию сообщения, направленного от носителя информации к аудитории.
2. Общение между аудиторией и культурной традицией. Текст выполняет функцию культурной памяти. В этом качестве он способен непрерывно обновляться, а также задействовать одни аспекты информации и временно не использовать, или «забывать» другие.
3. Общение читателя с самим собою. В этом случае текст выступает в роли медиатора, помогающего перестройке и воспитанию личности самого адресата.
4. Общение читателя с текстом. Высокоорганизованный текст становится равноправным собеседником адресата (это то, о чем писал М.М. Бахтин. – В.Б.).
5. Общение между текстом и культурным контекстом. Здесь текст выступает не как агент коммуникативного акта, а в качестве его полноправного участника, как источник или получатель информации. В этих процессах текст может «перекодировать» самого себя, актуализировать скрытые аспекты своей кодирующей системы.
«В свете сказанного текст предстает перед нами не как реализация сообщения на каком-либо одном языке, а как сложное устройство, хранящее многообразные коды, способное трансформировать получаемые сообщения и порождать новые (Лотман, 1998, с. 204–205).